Стефани приложилась к стакану.
— Жулики играют на жадности. Это их тайное оружие. Расчет на жадность и легковерность жертвы плюс на самонадеянность экспертов и всеобщую боязнь оказаться в дураках. — Завидев проходившего мимо официанта, она заменила свой пустой стакан на полный. — Когда обман раскрывается, ни владелец, ни галерея, продавшая подделку, ни ученый, удостоверивший ее подлинность, не хотят, чтобы об этом знали, и мошенник полностью полагается на то, что они не станут выставлять себя в дурацком свете, — это мощный стимул к тому, чтобы ничего не предпринимать.
— Но только не для Виктора, — возразила Плам. — Если он узнает, что его обманули, он начнет палить сразу из двух пистолетов, как Джон Уэйн.
Глава 12

Среда, 15 января 1992 года
Собираясь на ленч к леди Бингер, Плам надела абрикосовое льняное платье-рубашку без рукавов, черные перчатки до запястья и черное соломенное гало.
Толстый слой грима она сняла, сегодня съемок больше не предвиделось.
Откинувшись на спинку сиденья, она разглядывала три конверта, которые вручил ей консьерж отеля. Из первого выпали газетные вырезки с откликами на ее выставку. Плам быстро пробежала их глазами: «Плам Рассел — одна из наиболее почитаемых художниц, работающих сегодня в Англии… за последние десять лет быстро и уверенно обрела свой абстрактный стиль, столь же индивидуальный, сколь и всеобъемлющий…
…Она художник художников: наверное, только художники в полной мере могут оценить то, что делает Плам Рассел; она берет цвет и подчиняет его своей воле; цвета танцуют или сражаются друг с другом — по ее усмотрению… Ее картины при всем их лирическом романтизме обладают огромной выразительностью и поражают взор своим неистовством. Они кружат голову, очаровывают, настораживают и завораживают».
Плам с облегчением выдохнула, открыла второй конверт и, прочитав записку Гарри, страшно возмутилась. Он опять перекроил ее график и втиснул в него еще одно интервью.
Много лет назад, когда Плам переехала к Бризу, она удивлялась, как мало у нее свободного времени. Ее больше не преследовала нескончаемая череда домашних дел и забот, но ей стало гораздо труднее организовать свою жизнь. А Бриз считал, что Золушка из Кентиш-таун не должна вылезать из новой студии на верхнем этаже. И если она прерывала свои занятия, он хотел знать почему. Что-то случилось? Она заболела? Устала? А насчет нехватки времени он с улыбкой объяснял, что это преследует каждого, кто думает о своей карьере. Однажды, когда Бриз увидел, что она помогает Тоби собирать модель танка в мастерской, он изложил ей свое кредо:
— Тот, кто хочет добиться успеха в этом мире, должен пахать как проклятый. А когда добьешься чего-то, надо работать еще больше, чтобы удержаться наверху. — Он обнял ее за плечи. — Там за окном тысячи голодных художников, дорогая. Они пойдут на все, чтобы получить то, что имеешь ты, стоит тебе оступиться или оставить свое место, — его тут же займет кто-то другой.
Слушая Бриза, Плам вспомнила свою мать. Миссис Филлипс не выносила того, что она называла «ничегонеделанием», например чтения. «У женщин всегда должны быть заняты руки», — говорила она. Представления Бриза о пороке «ничегонеделания» были более современными и с философской подоплекой. Вследствие этого он заполнял свободное время активной деятельностью, чаще всего соревновательной, такой, как сквош, что, по сути дела, было просто другим видом работы. Его график до предела был забит светскими мероприятиями. Он никогда не оставлял себе ни минуты, чтобы задуматься, а приносят ли ему удовлетворение те дела, которыми он заполняет свое так называемое свободное время.
Размышляя о деятельном Бризе и наблюдая оживленные улицы Сиднея за окнами такси, Плам вспомнила стихотворные строчки, когда-то выученные в школе:
Что ж это за жизнь, если, устав от хлопот,
Нельзя остановиться и поглазеть без забот?
Нельзя стать среди леса красот
И испытать веселый телячий восторг.
С тех пор как она ступила на австралийскую землю, Плам ни на секунду не была предоставлена самой себе, какая уж там поездка к океану! Она решила пораньше уйти от леди Бингер и отыскать какой-нибудь парк, где можно просто посидеть или прогуляться.
Такси въехало в широкие ворота и, оставив позади сочные лужайки, подкатило к приземистому кремовому дому леди Бингер, увитому бугенвиллеей. Плам открыла третий конверт — там была записка портье из отеля, в которой сообщалось, что в течение предыдущего часа ей дважды звонила Лулу.
Плам поежилась. Может быть, ничего и не…
А может быть, и случилось.
Она гадала, зачем Лулу надо было так настойчиво звонить на другой конец света? Но она понимала, что не сможет позвонить ей, пока не вернется в отель.
Войдя в прохладный затененный зал, Плам сразу увидела акварель Дюфи — цветущий сад на Средиземноморском побережье; рядом с ней висела небольшая картина Израэля Исаака, она узнала его маленькую симпатичную корзинку с васильками.
— Мой покойный муж был коллекционером, — пояснила леди Бингер в гостиной. — Вкладывать деньги в живопись оказалось выгоднее, чем в недвижимость. Поэтому я и сейчас, когда вижу картину, которая могла бы понравиться Эрику, покупаю ее.
Со стремительной быстротой, не позволявшей запомнить имена, Плам была представлена двум десяткам знаменитостей, среди которых были известный архитектор, жена известного магната, владелец известной телекомпании, известный политик и его известная жена, В отличие от тех веселых, гостеприимных и добродушных австралийцев, с которыми Плам встречалась в Англии и в Сиднее, эти люди, явно считавшие себя здешней элитой, походили на карикатурные образы старых английских аристократов: старомодные прически, вычурные платья и много драгоценностей. Лица мужчин, словно высеченные из каких-то красновато-серых глыб, демонстрировали одно и то же суровое выражение. Их неподвижные хищные глаза глядели настороженно, а тонкие поджатые губы едва шевелились, когда они что-то произносили. Было ясно, что все знали друг друга и не хотели впускать в свой круг постороннего, если, конечно, это не была всемирная известность.
Потому Плам решила, что веселая седовласая женщина в недорогом хлопчатобумажном платье как раз и относится к таким знаменитостям. Леди Бингер представила ее как Джоан Уиффенн, известного новозеландского специалиста по динозаврам. Она тоже едва успела прийти в себя после интервью с Кэти Перчуэлл.
— Она спрашивала, счастливы ли вы? — поинтересовалась Плам.
— Да, — оживилась специалист по динозаврам. — Сама-то она, бедняжка, выглядит не слишком счастливой. Да еще эти круги под глазами.
— И что вы ответили ей?
— Я сказала: да, я счастлива. Она тут же накинулась: почему? У меня был свой интерес, поэтому я и рассказала ей. Обычная домохозяйка, которой внушили, что семья — ее долг, я всегда была занята, пока подрастали дети. Но считала свой образ жизни страшно скучным. Он учился на вечерних курсах геологов, и я помогала ему в учебе. Так я стала палеонтологом-любителем и, по сути дела, остаюсь любителем, потому что не училась в университете и не имею никаких званий.
— Но это не имеет никакого значения, — сказал загорелый мужчина невысокого роста с белыми короткими волосами, которые топорщились, как щетина на зубной щетке. — За десять лет своей работы Джоан собрала неопровержимые доказательства того, что динозавры обитали в Новой Зеландии.
— Наверное, это дорогое удовольствие — откапывать динозавров? — сказала Плам.
— Нет, тратить много не приходится, и нам вполне хватает нашей пенсии. Правда, я очень люблю читать лекции за границей. У нас, в Новой Зеландии, палеонтология мало кого интересует.
Загорелый мужчина усмехнулся и повернулся к Плам.
— Вы, наверное, не помните меня? Мы встречались десять лет назад на вашей первой выставке в Вест-Энде в 1982 году. Я агент — Отто Талбот. Приехал сюда с Дагги Боуманом. Тогда вы волновались гораздо сильней, чем сегодня.
Накануне той выставки они с Бризом развешивали и перевешивали картины до трех часов ночи, а вечером, собираясь на вернисаж, повздорили из-за Лулу. Бриз, подозревавший, что та не рассталась со своей дурной привычкой, не хотел включать ее в список приглашенных.
— Не говори глупостей! Лулу не смогла бы закончить курсы художественных администраторов и получить работу рекламного агента в Бирмингеме, если бы не избавилась от наркотиков, — чуть ли не кричала Плам. — Все равно я уже пригласила ее, так что заткнись! — Она разошлась так, что пролила духи. — Лулу будет на выставке и не подведет меня… Ох, Бриз, я знаю, что от меня несет, как в борделе, но хоть вид-то у меня не такой?
В последнюю минуту она вдруг усомнилась в своем наряде. С Кристиной — ее консультантом по костюмам — они побывали в модном магазине «Свэнки моудз» в Кэмдене, где купили умопомрачительно розовую майку, ярко-оранжевую юбку-брюки, канареечного цвета колготки и коричневые туфли на платформе.
— Ты выглядишь чудесно.
Решив, что от Бриза ей не услышать правды, Плам бросилась в холл, где их ждали сыновья. Торопливо спускаясь по лестнице, она нетерпеливо прокричала:
— Как я выгляжу, мальчики?
Тоби и Макс уставились на нее. Наконец маленький Макс сказал:
— Ты не похожа на мою маму, ты похожа на атомную войну… так, кажется, ее называют, да, Тоби?.. Ну, мама, ты же сама спросила! Ты учишь нас говорить правду, а потом плачешь, когда мы говорим…
Со слезами на глазах она бросилась наверх, чтобы надеть что-нибудь менее опасное.
Бриз попытался объяснить ребятам, почему мама расстроилась.
— бы оба постарались принарядиться на открытие маминой выставки, не так ли?
Мальчики согласно кивнули. Им нравились их наряды. Десятилетний Тоби был похож на маленького рокера в своем кожаном облачении с многочисленными «молниями». Восьмилетний Макс был в гимнастерке цвета хаки и брюках для верховой езды из магазина военных товаров на Лоуренс-Корнер, где Плам покупала комбинезоны, в которых писала картины.
— Маме хотелось выглядеть необычно, — объяснил Бриз. — Я тоже считаю, что наряд у нее ужасный, но, когда женщина уже собралась и спрашивает: «Как я выгляжу?» — всегда следует говорить: «Чудесно!"
— Ты выглядишь чудесно, — хором заявили братья, когда Плам появилась в коричневой кожаной куртке военного покроя, мини-юбке, черных чулках и в туфлях-лодочках.
Бриз заранее поработал с каждым из ведущих критиков, и картины Плам — полотна от шести футов и более — были встречены с одобрением. Но среди хвалебного гула Плам услышала резкий голос человека, явно глухого, но слишком тщеславного, чтобы носить слуховой аппарат. Он сидел в кресле посреди галереи, ничуть не смущаясь тем, что мешает смотреть другим. Светло-серый костюм отличного покроя не мог скрыть его безобразной толщины. Он ткнул своей палкой в любимое полотно Плам:
— Я куплю ту, которая понравится Отто Талботу. Что ты думаешь об этой, Отто? — Теперь его палка ткнулась в ступню молодого человека, стоявшего рядом с ним и с тревогой глядевшего вокруг. — Чарлз! Дай мне другие очки — от этих у меня текут слезы, черт бы их побрал! И не говори, что ты забыл их! Проверь, чтобы мне сделали обычную скидку, Чарлз! И скажи Стэнли, чтобы через двадцать минут подогнал машину.
— Двадцать пять процентов скидки и по рукам, — прошептал Бриз на ухо Плам. — Это Дуглас Боуман. Подойди к нему и представься.
Плам передернуло. Любезное обращение Дугласа Боумана с окружавшей его толпой заискивающих типов не могло скрыть его злобной натуры. Она видела, как он наклонился и с хулиганской жестокостью ткнул локтем под ребро своего молодого спутника, лихорадочно обшаривавшего свои карманы в поисках его очков.
Плам уставилась на редкие седые пряди, свисавшие с лысого пятнистого черепа, на обвислые серые щеки, влажный красный рот. Так, значит, этот отвратительный тип и есть тот всемирно известный критик, чьи глаза, хоть и похожие на скользких устриц за толстыми линзами очков, считаются одними из самых острых в двадцатом веке.
Как и всем в сфере живописи, Плам было известно, что в начале тридцатых годов, в возрасте двадцати одного года, Дуглас Боуман унаследовал от тетки скромную сумму денег, на которую приобрел в Париже картины знакомых ему художников: Пикассо, Матисса, Брака, Кандинского, Леже. Сегодня с коллекцией Боумана могли тягаться лишь немногие крупнейшие музеи мира. Он прославился еще и своим несдержанным языком и бранными письмами в адрес издателей, писателей и ученых, критиковавших выставки кубизма, которые он устраивал по всему миру.
— Кто этот мальчик? — шепотом спросила Плам у Бриза, глядя на растерянного молодого человека, только что получившего тычок под ребро от своего патрона, потребовавшего, чтобы тот отодвинулся в сторону.
— Это его единственный сын Чарли, — сказал Бриз. — А также его бесплатный помощник. Чарли просто святой и по-настоящему хороший парень, хотя и очень мягкотелый, иначе бы он не дал помыкать собой. Правда, он знает, что будет очень богатым, когда умрет его папаша. Я уведу его, а ты попытайся очаровать Дугласа.
— Познакомь его с Дженни, — предложила Плам, изобразив свою лучшую улыбку и делая шаг вперед.
Мужчина с белой торчащей щетиной на голове поцеловал ее руку. Плам незаметно вытерла руку об юбку. Потом Бриз рассказал ей, что Отто Талбот — любовник Дугласа Боумана.
…Подбор блюд у леди Бингер оказался неожиданным: в такой жаркий день Плам ожидала увидеть обычные сиднейские деликатесы из устриц и местных видов рыб. Вместо этого подали сильно зажаренную говядину с вареными овощами, за которой последовал бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками. Это напомнило Плам традиционное английское жаркое, которое ее мать почти сорок, лет подавала на стол по воскресеньям.
После застолья леди Бингер устроила гостям экскурсию по своему мрачному и перегруженному мебелью дому, давая заученные характеристики картинам, которые были помещены в вычурные рамы и сильно отличались друг от друга как размерами, так и художественной ценностью. Все это были цветочные натюрморты, и многие поражали своей красотой.
Два голландских полотна семнадцатого века висели в кабинете сэра Эрика.
— Хендрик де Фромантио, — объявила леди Бингер. — Обратите внимание на монограмму ХДФ. Страстоцвет, тюльпаны и африканские ноготки.
Плам протиснулась сквозь немногочисленную группу к первой картине, которая отличалась утонченной изысканностью и, несомненно, была подлинной. «Будет жаль, — подумала Плам, — если в этом доме не окажется ни одной фальшивки».
— Эту нашел я, — негромко проговорил Отто Талбот голосом зануды.
Плам не нравился этот человек с его вкрадчивыми интонациями, в которых звучали угрожающие нотки, когда он говорил:
— Каждая из них стоит уйму денег.
— Некоторые из них, — поправила Плам, когда группа двинулась к последней картине — небольшому прямоугольному полотну около пятнадцати дюймов шириной. Из светло-коричневой вазы свешивался большой ярко-желтый тюльпан с оранжево-розовыми кончиками лепестков. Его окружали тюльпаны поменьше и другие цветы; бледно-желтые нарциссы, несколько подснежников, разные виды розмарина и незабудок. В левом нижнем углу, над опавшим лепестком, стояла дата — 1629 и была выведена монограмма — М, заключавшая в себе А и Б — Амбросиус Босхарт-младший. Сразу над монограммой была изображена муха, которая ползла к большой желтой гусенице.
Плам затаила дыхание. Она вся превратилась в зрение. И увидела перед собой еще одну подделку.
…Забыв о прогулке по парку, Плам задержалась после ухода гостей, сказав леди Бингер, что работает с одним искусствоведом над историей голландского натюрморта и что ей бы хотелось показать коллеге фотографии двух картин из коллекции Бингеров.
Леди Бингер была польщена и даже спросила, не хочет ли Плам взглянуть на свидетельства о происхождении этих картин. Плам не ожидала такой удачи. Но затем старая леди чуть не застала ее врасплох, попросив назвать имя ее коллеги, а также имя издателя их совместного труда.
— Я работаю с профессором Инид Соумз из Британского института искусств, — твердо заявила Плам в надежде, что хозяйка не станет ее перепроверять. — А публикует нас издательство «Темза и Гудзон».
Польщенная пуще прежнего, леди Бингер пригласила ее в свой полутемный старомодный кабинет, достала две бежевые папки и оставила ее читать их в одиночестве.
Плам бегло просмотрела документы на Фромантио и раскрыла вторую папку. Амбросиус Босхарт-младший был приобретен в 1988 году у Форрестера на авеню Матиньон, что находится совсем рядом с Фобур Сент-Оноре и является не менее известной парижской галереей, чем аналогичные заведения на Бонд-стрит в Лондоне или на Пятьдесят седьмой и Мэдисон-сквер в Нью-Йорке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48