Для этого дважды в неделю ей надо бывать у Джона Майкла. К каждой выставке мы будем одевать ее в цвета главной ее картины — той, что будет на обложке каталога.
Плам, при том, что ей было несколько не по себе от такого подхода, нашла эту идею неплохой. Хотя и достойной осуждения.
Пока Бриз выстраивал карьеру Плам, их страстный любовный роман набирал силу.
Как-то вечером, насладившись любовью, они сидели перед ярко горевшим камином в спальне Бриза. От блаженства у Плам слегка кружилась голова.
— Бриз, ты мог бы иметь какую угодно девушку в Лондоне. Почему же ты выбрал меня? — тихо спросила она. — Застенчивую провинциалку, ничего из себя не представляющую.
— Как раз такой и была Золушка.
Его спокойная уверенность передавалась Плам. Она прибавляла ей веры в себя, давала ощущение безопасности. Она была бесконечно благодарна Бризу. И принимала это свое чувство за настоящую любовь.
Бриз обеспечивал профессиональный успех Плам по нескольким направлениям. Он следил, чтобы ее работы были выставлены в модной галерее, то есть — в его; чтобы она всегда была представлена в светской, полной сплетен прессе, а также в изданиях, пишущих об искусстве, хотя и здесь сплетен тоже хватало. Он часто устраивал приемы в лучших ресторанах, таких, как «Каприс», и в своем пятиэтажном, эпохи Регентства, доме на Честер-террас, интерьер которого был оформлен архитектором Найджелом Коутсом. В его белоснежных гостиных, где даже полы были покрыты белым лаком, стояли ряды музейных стульев, а лампы-подсветки заставляли всех глядеть на стены, по которым были развешаны красивые и трогательные картины — те, что пока еще можно было купить.
Со своими клиентами Бриз был обаятелен, мил, внимателен, любезен. Хорошему клиенту он мог не задумываясь отдать картину и ждать полгода, пока тот решит, покупать ее или нет. Он любил красивые жесты и умел удивлять клиентуру роскошным завтраком на реке, в прелестном маленьком и уединенном шатре на берегу Серпентайна в Гайд-парке. Он умел из одного хорошего знакомства, случившегося на званом обеде, благотворительном балу или оперной премьере, сделать двадцать.
Иные люди и в мыслях не допускают, что искусство можно смешивать с деньгами. Но есть и такие, для кого эти две вещи неразделимы, — они делают бизнес на искусстве. Бриз относился к последним. Галерея Рассела имела репутацию пристанища для молодых британских художников. Это обеспечивало ей большую известность, но приносило мало доходов. Настоящие доходы давали деньги, помещенные в современные картины, но те, чьи авторы уже почили в бозе. А пока художник не отправился в мир иной, рассчитывать на большие деньги от его работ не приходится.
Свои сделки Бриз часто заключал по телефону, не видя того, что покупает или продает. Ему достаточно было каталога или диапозитива. Он тихо исчезал на полчаса со званого обеда, извиняющимся тоном объяснив хозяйке, что пятичасовая разница во времени между Лондоном и Нью-Йорком означает, что в десять часов вечера он должен сделать свои ставки на торгах, где выставлена редкая картина Олденберга.
В феврале 82-го, когда они возвращались после очередного обеда, во время которого Бриз приобрел небольшой набросок Брака, Плам спросила его, неужели он испытал удовольствие, поставив по телефону полмиллиона долларов на картину, которую никогда не увидит.
Бриз уставился на нее.
— Какое удовольствие? Это всего лишь сделка. Но есть и творческая сторона бизнеса — мне доставляет удовольствие открывать художников следующего поколения, пока другие еще не подозревают о них, обшаривать мастерские и находить безвестных мастеров, которые с моей помощью могут стать известными.
— И что ты делаешь, когда находишь такого?
— То же, что и с тобой. Я решаю, как преподнести такого художника обществу. Устраиваю ему выставку, добиваюсь, чтобы о нем заговорили. Все это очень увлекательно. — Бриз вдруг помрачнел. — Но девяносто процентов моего времени уходит на эту чертову галерею, это все равно что содержать магазин — ужасно скучно и дорого. Помещения на Корк-стрит стоят целое состояние, а потом еще арендная плата, зарплата сотрудников, хранение… И цены стремительно растут. Вот почему мои комиссионные составляют сорок процентов от проданного. Некоторые галереи берут намного больше. — Бриз остановился перед входом в свой дом. — Художники недовольны тем, что им приходится платить комиссионные, но, если бы галереи не продавали их картины, они вообще сидели бы без денег. В наше время художники обязаны своими успехами прежде всего владельцам галерей, которые на свой страх и риск поддерживают тех, кто, по их мнению, заслуживает внимания, платят свои деньги, приобретая их картины, и пускают на это целые состояния. — Он чмокнул ее в нос. — Коль скоро разговор зашел о расходах, я хочу показать тебе что-то.
Когда крошечный лифт поднял их на верхний этаж, Плам увидела, что три располагавшиеся здесь спальни превращены в огромную студию. Свет в нее проникал через застекленную часть крыши на северной стороне.
— Тебе нравится? Не хочешь ли переехать сюда? Теперь, когда мальчики ко мне привыкли… Найджел устроил для них комнаты на первом этаже. Спальни, правда, получились похожими на средневековые шатры, зато там есть небольшая, но вполне современная столярная мастерская. Хочешь взглянуть?
Ребята явно были довольны больше, чем их мать. Они могли запускать своих змеев в Риджентс-парке; находились достаточно близко от Кентиш-таун, чтобы видеться со своими друзьями; у них был свой телевизор, и никто не ворчал на них из-за включенного на полную мощность магнитофона.
Живший у Бриза служитель тут же уволился, а вот приходящая домработница, занимавшаяся его хозяйством уже лет десять, осталась. У Сандры, крупной и сухопарой женщины с тощими ногами, были «железные» нервы. Она заправляла домом так же сноровисто, как и бараками через дорогу на Олбани-стрит. Плам вскоре убедилась, что ей не удастся наладить с Сандрой более или менее сносные отношения, но она не имела ни малейшего представления о том, как содержать такой большой дом, и потому была рада ее присутствию.
Не привыкшая ни к чьей помощи, Плам металась по дому, пытаясь прибрать за своими мужчинами до прихода Сандры. Бриз, как и все его поколение, был воспитан шовинистом.
— Оставь все как есть! Пусть мальчики сами приберут за собой, — говорил он ей. — Где мои чистые носки?
Когда Джим услышал, что Плам с детьми переехала к Бризу, он закатил ей утром по телефону страшный скандал: он не хочет, чтобы его сыновья находились под влиянием этого мещанина, чтобы его сыновья воспитывались на дешевых ценностях и подвергались тлетворному влиянию денег, не хочет, чтобы их портили. Протесты Плам он недослушал, бросив трубку.
Плам, еще не вставшая с постели, раздраженно отодвинула от себя телефон. Бриз пожал плечами.
— А на что ты рассчитывала? Джим ведь прочел все газетные статьи о Золушке из Кентиш-таун, и теперь он всегда будет против всего, что бы ты ни сделала. Ты добилась успеха, о котором мечтал он, поэтому он завидует тебе. Когда-то он был влюблен, а теперь он ненавидит тебя — и с этим ничего не поделаешь.
— Но с чего бы ему ненавидеть меня?
— Он ненавидит тебя за все, что ты теперь олицетворяешь собой: за смелость, решительность, успех, славу, деньги. — Бриз невесело усмехнулся. — Джим надеялся взять штурмом Лондон, затем произвести фурор в Нью-Йорке, но ему пришлось вернуться к тому, с чего он начал. В этом нет ничего страшного, за исключением того, что это не входило в его грандиозные планы. И теперь он сидит на преподавательской зарплате, а ты ездишь в «Альфа-Ромео». Но главное, он не может простить тебе то, что знаменит лишь тем, что был женат на тебе.
— У меня нет никакой «Альфа-Ромео».
— Есть. Посмотри в окно. Тоби настаивал на спортивных машинах. Макс выбрал красную.
Бриз был прав, когда говорил о чувствах Джима. Мальчикам Джим заявил, что их мать скорее всего свернет себе шею на этой нелепой спортивной машине.
…На какое-то мгновение Плам захотелось, чтобы Джим увидел ее сидящей на заднем сиденье темно-бордового «Роллса» с шофером, уверенно колесившего по Нью-Йорку. Но затем подумала с раздражением, что пора бы уже перестать думать о нем и утверждаться в его глазах.
Глава 9
Вернувшись в «Ритц-Карлтон», Плам проверила поступившие сообщения. Звонила Синтия Блай. Плам перезвонила и услышала, что мисс Блай будет рада принять Плам Рассел в любое время. Плам позвонила в «Бритиш Эйруэйз» и сказала, что намерена по пути в Австралию сделать остановку в Лос-Анджелесе.
Затем позвонила в редакцию журнала «Трейс» в Англии, но там ей сказали, что отслеживают подделки только в том случае, если картины украдены, а в последнее время работы ван дер Аста не пропадали. Единственное аналогичное произведение, зафиксированное в их компьютере, — городской пейзаж Яна ван дер Хейдена, похищенный в прошлом месяце из музея в Атертоне в графстве Ланкашир. Плам попытала счастья в Международном исследовательском фонде живописи, но, как и предсказывал Лео, там предпочитали иметь дело с владельцами картин лично.
Когда она положила трубку, послышался стук входной двери и в комнату влетел Бриз, чтобы взять для предстоявшей встречи какие-то бумаги. Пока он запихивал их в портфель, Плам рассказала о своем визите к Артуру Шнайдеру и спросила, не съездит ли он с ней, чтобы еще раз взглянуть на так называемого Якоба ван Хальсдонка.
— Его очень много подделывали, — сказала в заключение Плам. — Помнится, у него было четверо или пятеро учеников, так что подделки нелегко обнаружить.
Бриз замер. Его длинные руки взметнулись в жесте раздраженного отчаяния.
— В следующий раз тебе пригрезятся «красные» под кроватью. Нет, я не поеду с тобой к этому торговцу. Во-первых, потому, что у меня нет для этого времени, и, во-вторых, потому, что это не мое дело, как, впрочем, и не твое. — Тон его накалился. — Ради бога, оставь это! Художнику меньше других следует мутить воду в своей сфере и подрывать к ней доверие публики. Да еще таким идиотским образом! Забудь об этой дурацкой картине! — Тут он спохватился и постарался сбавить тон. — Ну будь же ты благоразумной, дорогая. Сейчас тебе следует все свое драгоценное время уделять карьере! Ее нельзя сделать наполовину. Или — все, или — ничего. И только потенциальные неудачники думают иначе. Посмотри на Лулу! Только героиням бульварных романов удается сделать карьеру в свободное время. Так что перестань играть в детектива!
— Почему ты считаешь, что не нужно разоблачать мошенника, который эксплуатирует людей, обманывает и грабит их?
— Покупатель всегда рискует — таков закон рынка, и пусть у него болит голова! Особенно если он такой богатый, как Виктор. Так что забудь эту чепуху, дорогая. Будь хорошей девочкой и слушайся меня.
— Почему ты никак не поймешь, что я больше не хочу делать или не делать что-то только потому, что ты так считаешь? — выкрикнула Плам. Их спор всколыхнул чувство недовольства, которое накапливалось в ней уже несколько месяцев. — Вначале ты переворачиваешь все с ног на голову, а затем давишь на меня морально, заставляя делать то, что хочется тебе!
— Ты делаешь то, что хочется мне, потому что я знаю, что лучше для тебя, — огрызнулся Бриз.
— Тебе только кажется, что ты знаешь. Но теперь я хочу сама принимать решения, пусть даже не правильные. Я больше не хочу быть твоей пай-девочкой! Я больше не хочу быть послушной и покорной. Я не хочу быть ни идеальной женой, ни идеальным человеком. Я хочу быть сама собой.
Бриз открыл было рот, но, взглянув на часы, быстро пробормотал:
— У меня сейчас нет времени на семейные скандалы. — Он выскочил за дверь, едва не сбив с ног посыльного с письмом для Плам.
Все еще разозленная, она разорвала конверт. Внутри лежал лист дешевой белой бумаги. Слова на нем были составлены из букв, вырезанных из газеты, и приклеены. Плам уставилась на записку, ничего не понимая:
ЗАБУДЬ ГОЛЛАНДСКУЮ КАРТ.
ИЛИ ТЕБЕ КОНЕЦ.
Плам рывком распахнула дверь, но ни Бриза, ни посыльного уже не было. Она подбежала к телефону.
— Дежурная? Мой муж уже вышел из отеля? Миссис Рассел… 105-й номер… Нет, это не важно. Но от вас только что передали мне письмо. Я бы хотела поговорить с тем, кто принимал его.
— Письмо, очевидно, было доставлено лично. Его принес какой-то чумазый подросток, в джинсах и темном бушлате… лет тринадцати. Он просто положил его на стойку и исчез. Что-нибудь не так?
Руки у Плам тряслись, когда она снова взяла конверт. ПЛАМ РАССЕЛ ОТЕЛЬ «РИТЦ-КАРЛТОН» — было нацарапано на конверте детским почерком. И все. Она подумала, уж не проделка ли это какого-нибудь шутника, вроде Тоби или Макса, хотя они уже не были детьми да и не знали ничего о ее поисках. Хотя нет, знали! Они слышали разговор по телефону, когда ее отец говорил, что на изготовителя подделки могут вывести деньги, поступающие в качестве оплаты. Так что это вполне может быть глупой детской шуткой! Но она тут же спросила себя, а зачем, собственно, сыновьям пугать ее?
Она быстро набрала номер телефона в комнате мальчиков, но никто не отвечал.
Через час, успешно закончив встречу, вернулся Бриз и увидел, что жена сидит, уставившись на конверт. Она бросилась к нему на грудь и прерывающимся голосом рассказала о том, что произошло…
— И, Бриз, самое страшное, что его прислал кто-то из тех, кого я знаю!
— Дорогая, это чья-то глупая идиотская шутка! — Он гладил ее по голове и прижимал к себе. — Никто из твоих знакомых не способен на такие дурацкие вещи, и никто не захотел бы пугать тебя, дорогая.
Плам подняла голову и пристально посмотрела на него испуганными глазами.
— Тогда кто прислал его?
— Манхэттен — это деревня, живущая сплетнями. — Бриз старался успокоить ее. — Я удивляюсь, как эта история еще не попала на шестую страницу «Пост». Но ручаюсь, что попадет, они печатают все подряд. Виктор наверняка рассказал кому-то за ленчем о вашем смешном пари. И не забывай, что Сюзанна все время в центре внимания прессы. Она уже давно рассказала друзьям о том, какая ты сучка, а также первому попавшемуся репортеру… И Лео в этом отношении тоже не промах… Сейчас время небогатое на сплетни. Все, кто им интересен, находятся в Аспене или в Палм-Бич, так что иные репортеры пойдут на что угодно ради материала. Вот какой-нибудь шутник или пьяный и прислал тебе это письмо, чтобы иметь материал для статьи.
— А если предположить, что это не шутка и не проделки репортеров? — прошептала Плам. — Не следует ли позвонить в полицию?
— Дорогая, — тоже шепотом пытался успокоить ее Бриз, — нью-йоркской полиции не хватает рук, чтобы разобрать груду трупов, которую они ежедневно находят в этом городе. Ты думаешь, они будут заниматься каким-то анонимным письмом?
Плам постаралась успокоиться и поверить в слова Бриза.
А какой еще реакции она ждала от него? Вызвать гостиничного детектива, который вряд ли сможет рассказать больше, чем знает дежурная? Нанять телохранителей с пистолетами и ротвейлерами? Послать за маленьким «смит-вессоном» с перламутровой рукояткой, чтобы Плам постоянно носила его под резинкой чулка?
— Я не хочу, чтобы полицейские дежурили за дверью всю ночь, — неуверенно проговорила она, — но я бы не стала безусловно считать это глупой шуткой. — Она поежилась.
— Моя дорогая Плам! — Бриз обнял ее. — Я скажу, что тебе надо сделать с этим письмом. — Он сунул конверт в карман пиджака. — Тебе надо забыть о нем! Я поговорю с детективом отеля и попрошу его не спускать глаз с нашей двери сегодня ночью. Завтра ты уезжаешь, и я провожу тебя до самого самолета.
По-прежнему обнимая ее одной рукой, он взял телефон и, заказав в номер бутылку шампанского, нежно поцеловал ее в лоб.
— А теперь давай забудем об этом. Не думай и больше не упоминай о письме — просто выбрось его из головы! Это был отвратительный розыгрыш. Но теперь ты, может быть, согласишься, что надо забыть и об этой подделке. Она уже принесла нам немало неприятностей, не так ли?
Глава 10
Суббота, 4 января 1992 года
Легкий теплый ветерок шевелил ветки пальм на краю аэропорта Лос-Анджелеса и задирал хлопчатобумажные юбки длинноногих девиц. Персонал аэропорта ходил в рубашках с короткими рукавами и в обуви на босу ногу. После непроглядного лондонского тумана и зябкой прохлады Нью-Йорка настроение у Плам сразу же улучшилось, хотя она и чувствовала себя немного виноватой: ведь она не сказала Бризу о своей остановке в Лос-Анджелесе. Впрочем, Дженни она предупредила — на случай, если что-то случится с Тоби или Максом.
Синтия Блай, небольшая стройная блондинка, приблизительно того же возраста, что и Плам, ждала ее у барьера. Она была в кремовых льняных брюках, таком же жакете с плетением спереди, явно надетом на голое тело, и мокасинах из крокодиловой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Плам, при том, что ей было несколько не по себе от такого подхода, нашла эту идею неплохой. Хотя и достойной осуждения.
Пока Бриз выстраивал карьеру Плам, их страстный любовный роман набирал силу.
Как-то вечером, насладившись любовью, они сидели перед ярко горевшим камином в спальне Бриза. От блаженства у Плам слегка кружилась голова.
— Бриз, ты мог бы иметь какую угодно девушку в Лондоне. Почему же ты выбрал меня? — тихо спросила она. — Застенчивую провинциалку, ничего из себя не представляющую.
— Как раз такой и была Золушка.
Его спокойная уверенность передавалась Плам. Она прибавляла ей веры в себя, давала ощущение безопасности. Она была бесконечно благодарна Бризу. И принимала это свое чувство за настоящую любовь.
Бриз обеспечивал профессиональный успех Плам по нескольким направлениям. Он следил, чтобы ее работы были выставлены в модной галерее, то есть — в его; чтобы она всегда была представлена в светской, полной сплетен прессе, а также в изданиях, пишущих об искусстве, хотя и здесь сплетен тоже хватало. Он часто устраивал приемы в лучших ресторанах, таких, как «Каприс», и в своем пятиэтажном, эпохи Регентства, доме на Честер-террас, интерьер которого был оформлен архитектором Найджелом Коутсом. В его белоснежных гостиных, где даже полы были покрыты белым лаком, стояли ряды музейных стульев, а лампы-подсветки заставляли всех глядеть на стены, по которым были развешаны красивые и трогательные картины — те, что пока еще можно было купить.
Со своими клиентами Бриз был обаятелен, мил, внимателен, любезен. Хорошему клиенту он мог не задумываясь отдать картину и ждать полгода, пока тот решит, покупать ее или нет. Он любил красивые жесты и умел удивлять клиентуру роскошным завтраком на реке, в прелестном маленьком и уединенном шатре на берегу Серпентайна в Гайд-парке. Он умел из одного хорошего знакомства, случившегося на званом обеде, благотворительном балу или оперной премьере, сделать двадцать.
Иные люди и в мыслях не допускают, что искусство можно смешивать с деньгами. Но есть и такие, для кого эти две вещи неразделимы, — они делают бизнес на искусстве. Бриз относился к последним. Галерея Рассела имела репутацию пристанища для молодых британских художников. Это обеспечивало ей большую известность, но приносило мало доходов. Настоящие доходы давали деньги, помещенные в современные картины, но те, чьи авторы уже почили в бозе. А пока художник не отправился в мир иной, рассчитывать на большие деньги от его работ не приходится.
Свои сделки Бриз часто заключал по телефону, не видя того, что покупает или продает. Ему достаточно было каталога или диапозитива. Он тихо исчезал на полчаса со званого обеда, извиняющимся тоном объяснив хозяйке, что пятичасовая разница во времени между Лондоном и Нью-Йорком означает, что в десять часов вечера он должен сделать свои ставки на торгах, где выставлена редкая картина Олденберга.
В феврале 82-го, когда они возвращались после очередного обеда, во время которого Бриз приобрел небольшой набросок Брака, Плам спросила его, неужели он испытал удовольствие, поставив по телефону полмиллиона долларов на картину, которую никогда не увидит.
Бриз уставился на нее.
— Какое удовольствие? Это всего лишь сделка. Но есть и творческая сторона бизнеса — мне доставляет удовольствие открывать художников следующего поколения, пока другие еще не подозревают о них, обшаривать мастерские и находить безвестных мастеров, которые с моей помощью могут стать известными.
— И что ты делаешь, когда находишь такого?
— То же, что и с тобой. Я решаю, как преподнести такого художника обществу. Устраиваю ему выставку, добиваюсь, чтобы о нем заговорили. Все это очень увлекательно. — Бриз вдруг помрачнел. — Но девяносто процентов моего времени уходит на эту чертову галерею, это все равно что содержать магазин — ужасно скучно и дорого. Помещения на Корк-стрит стоят целое состояние, а потом еще арендная плата, зарплата сотрудников, хранение… И цены стремительно растут. Вот почему мои комиссионные составляют сорок процентов от проданного. Некоторые галереи берут намного больше. — Бриз остановился перед входом в свой дом. — Художники недовольны тем, что им приходится платить комиссионные, но, если бы галереи не продавали их картины, они вообще сидели бы без денег. В наше время художники обязаны своими успехами прежде всего владельцам галерей, которые на свой страх и риск поддерживают тех, кто, по их мнению, заслуживает внимания, платят свои деньги, приобретая их картины, и пускают на это целые состояния. — Он чмокнул ее в нос. — Коль скоро разговор зашел о расходах, я хочу показать тебе что-то.
Когда крошечный лифт поднял их на верхний этаж, Плам увидела, что три располагавшиеся здесь спальни превращены в огромную студию. Свет в нее проникал через застекленную часть крыши на северной стороне.
— Тебе нравится? Не хочешь ли переехать сюда? Теперь, когда мальчики ко мне привыкли… Найджел устроил для них комнаты на первом этаже. Спальни, правда, получились похожими на средневековые шатры, зато там есть небольшая, но вполне современная столярная мастерская. Хочешь взглянуть?
Ребята явно были довольны больше, чем их мать. Они могли запускать своих змеев в Риджентс-парке; находились достаточно близко от Кентиш-таун, чтобы видеться со своими друзьями; у них был свой телевизор, и никто не ворчал на них из-за включенного на полную мощность магнитофона.
Живший у Бриза служитель тут же уволился, а вот приходящая домработница, занимавшаяся его хозяйством уже лет десять, осталась. У Сандры, крупной и сухопарой женщины с тощими ногами, были «железные» нервы. Она заправляла домом так же сноровисто, как и бараками через дорогу на Олбани-стрит. Плам вскоре убедилась, что ей не удастся наладить с Сандрой более или менее сносные отношения, но она не имела ни малейшего представления о том, как содержать такой большой дом, и потому была рада ее присутствию.
Не привыкшая ни к чьей помощи, Плам металась по дому, пытаясь прибрать за своими мужчинами до прихода Сандры. Бриз, как и все его поколение, был воспитан шовинистом.
— Оставь все как есть! Пусть мальчики сами приберут за собой, — говорил он ей. — Где мои чистые носки?
Когда Джим услышал, что Плам с детьми переехала к Бризу, он закатил ей утром по телефону страшный скандал: он не хочет, чтобы его сыновья находились под влиянием этого мещанина, чтобы его сыновья воспитывались на дешевых ценностях и подвергались тлетворному влиянию денег, не хочет, чтобы их портили. Протесты Плам он недослушал, бросив трубку.
Плам, еще не вставшая с постели, раздраженно отодвинула от себя телефон. Бриз пожал плечами.
— А на что ты рассчитывала? Джим ведь прочел все газетные статьи о Золушке из Кентиш-таун, и теперь он всегда будет против всего, что бы ты ни сделала. Ты добилась успеха, о котором мечтал он, поэтому он завидует тебе. Когда-то он был влюблен, а теперь он ненавидит тебя — и с этим ничего не поделаешь.
— Но с чего бы ему ненавидеть меня?
— Он ненавидит тебя за все, что ты теперь олицетворяешь собой: за смелость, решительность, успех, славу, деньги. — Бриз невесело усмехнулся. — Джим надеялся взять штурмом Лондон, затем произвести фурор в Нью-Йорке, но ему пришлось вернуться к тому, с чего он начал. В этом нет ничего страшного, за исключением того, что это не входило в его грандиозные планы. И теперь он сидит на преподавательской зарплате, а ты ездишь в «Альфа-Ромео». Но главное, он не может простить тебе то, что знаменит лишь тем, что был женат на тебе.
— У меня нет никакой «Альфа-Ромео».
— Есть. Посмотри в окно. Тоби настаивал на спортивных машинах. Макс выбрал красную.
Бриз был прав, когда говорил о чувствах Джима. Мальчикам Джим заявил, что их мать скорее всего свернет себе шею на этой нелепой спортивной машине.
…На какое-то мгновение Плам захотелось, чтобы Джим увидел ее сидящей на заднем сиденье темно-бордового «Роллса» с шофером, уверенно колесившего по Нью-Йорку. Но затем подумала с раздражением, что пора бы уже перестать думать о нем и утверждаться в его глазах.
Глава 9
Вернувшись в «Ритц-Карлтон», Плам проверила поступившие сообщения. Звонила Синтия Блай. Плам перезвонила и услышала, что мисс Блай будет рада принять Плам Рассел в любое время. Плам позвонила в «Бритиш Эйруэйз» и сказала, что намерена по пути в Австралию сделать остановку в Лос-Анджелесе.
Затем позвонила в редакцию журнала «Трейс» в Англии, но там ей сказали, что отслеживают подделки только в том случае, если картины украдены, а в последнее время работы ван дер Аста не пропадали. Единственное аналогичное произведение, зафиксированное в их компьютере, — городской пейзаж Яна ван дер Хейдена, похищенный в прошлом месяце из музея в Атертоне в графстве Ланкашир. Плам попытала счастья в Международном исследовательском фонде живописи, но, как и предсказывал Лео, там предпочитали иметь дело с владельцами картин лично.
Когда она положила трубку, послышался стук входной двери и в комнату влетел Бриз, чтобы взять для предстоявшей встречи какие-то бумаги. Пока он запихивал их в портфель, Плам рассказала о своем визите к Артуру Шнайдеру и спросила, не съездит ли он с ней, чтобы еще раз взглянуть на так называемого Якоба ван Хальсдонка.
— Его очень много подделывали, — сказала в заключение Плам. — Помнится, у него было четверо или пятеро учеников, так что подделки нелегко обнаружить.
Бриз замер. Его длинные руки взметнулись в жесте раздраженного отчаяния.
— В следующий раз тебе пригрезятся «красные» под кроватью. Нет, я не поеду с тобой к этому торговцу. Во-первых, потому, что у меня нет для этого времени, и, во-вторых, потому, что это не мое дело, как, впрочем, и не твое. — Тон его накалился. — Ради бога, оставь это! Художнику меньше других следует мутить воду в своей сфере и подрывать к ней доверие публики. Да еще таким идиотским образом! Забудь об этой дурацкой картине! — Тут он спохватился и постарался сбавить тон. — Ну будь же ты благоразумной, дорогая. Сейчас тебе следует все свое драгоценное время уделять карьере! Ее нельзя сделать наполовину. Или — все, или — ничего. И только потенциальные неудачники думают иначе. Посмотри на Лулу! Только героиням бульварных романов удается сделать карьеру в свободное время. Так что перестань играть в детектива!
— Почему ты считаешь, что не нужно разоблачать мошенника, который эксплуатирует людей, обманывает и грабит их?
— Покупатель всегда рискует — таков закон рынка, и пусть у него болит голова! Особенно если он такой богатый, как Виктор. Так что забудь эту чепуху, дорогая. Будь хорошей девочкой и слушайся меня.
— Почему ты никак не поймешь, что я больше не хочу делать или не делать что-то только потому, что ты так считаешь? — выкрикнула Плам. Их спор всколыхнул чувство недовольства, которое накапливалось в ней уже несколько месяцев. — Вначале ты переворачиваешь все с ног на голову, а затем давишь на меня морально, заставляя делать то, что хочется тебе!
— Ты делаешь то, что хочется мне, потому что я знаю, что лучше для тебя, — огрызнулся Бриз.
— Тебе только кажется, что ты знаешь. Но теперь я хочу сама принимать решения, пусть даже не правильные. Я больше не хочу быть твоей пай-девочкой! Я больше не хочу быть послушной и покорной. Я не хочу быть ни идеальной женой, ни идеальным человеком. Я хочу быть сама собой.
Бриз открыл было рот, но, взглянув на часы, быстро пробормотал:
— У меня сейчас нет времени на семейные скандалы. — Он выскочил за дверь, едва не сбив с ног посыльного с письмом для Плам.
Все еще разозленная, она разорвала конверт. Внутри лежал лист дешевой белой бумаги. Слова на нем были составлены из букв, вырезанных из газеты, и приклеены. Плам уставилась на записку, ничего не понимая:
ЗАБУДЬ ГОЛЛАНДСКУЮ КАРТ.
ИЛИ ТЕБЕ КОНЕЦ.
Плам рывком распахнула дверь, но ни Бриза, ни посыльного уже не было. Она подбежала к телефону.
— Дежурная? Мой муж уже вышел из отеля? Миссис Рассел… 105-й номер… Нет, это не важно. Но от вас только что передали мне письмо. Я бы хотела поговорить с тем, кто принимал его.
— Письмо, очевидно, было доставлено лично. Его принес какой-то чумазый подросток, в джинсах и темном бушлате… лет тринадцати. Он просто положил его на стойку и исчез. Что-нибудь не так?
Руки у Плам тряслись, когда она снова взяла конверт. ПЛАМ РАССЕЛ ОТЕЛЬ «РИТЦ-КАРЛТОН» — было нацарапано на конверте детским почерком. И все. Она подумала, уж не проделка ли это какого-нибудь шутника, вроде Тоби или Макса, хотя они уже не были детьми да и не знали ничего о ее поисках. Хотя нет, знали! Они слышали разговор по телефону, когда ее отец говорил, что на изготовителя подделки могут вывести деньги, поступающие в качестве оплаты. Так что это вполне может быть глупой детской шуткой! Но она тут же спросила себя, а зачем, собственно, сыновьям пугать ее?
Она быстро набрала номер телефона в комнате мальчиков, но никто не отвечал.
Через час, успешно закончив встречу, вернулся Бриз и увидел, что жена сидит, уставившись на конверт. Она бросилась к нему на грудь и прерывающимся голосом рассказала о том, что произошло…
— И, Бриз, самое страшное, что его прислал кто-то из тех, кого я знаю!
— Дорогая, это чья-то глупая идиотская шутка! — Он гладил ее по голове и прижимал к себе. — Никто из твоих знакомых не способен на такие дурацкие вещи, и никто не захотел бы пугать тебя, дорогая.
Плам подняла голову и пристально посмотрела на него испуганными глазами.
— Тогда кто прислал его?
— Манхэттен — это деревня, живущая сплетнями. — Бриз старался успокоить ее. — Я удивляюсь, как эта история еще не попала на шестую страницу «Пост». Но ручаюсь, что попадет, они печатают все подряд. Виктор наверняка рассказал кому-то за ленчем о вашем смешном пари. И не забывай, что Сюзанна все время в центре внимания прессы. Она уже давно рассказала друзьям о том, какая ты сучка, а также первому попавшемуся репортеру… И Лео в этом отношении тоже не промах… Сейчас время небогатое на сплетни. Все, кто им интересен, находятся в Аспене или в Палм-Бич, так что иные репортеры пойдут на что угодно ради материала. Вот какой-нибудь шутник или пьяный и прислал тебе это письмо, чтобы иметь материал для статьи.
— А если предположить, что это не шутка и не проделки репортеров? — прошептала Плам. — Не следует ли позвонить в полицию?
— Дорогая, — тоже шепотом пытался успокоить ее Бриз, — нью-йоркской полиции не хватает рук, чтобы разобрать груду трупов, которую они ежедневно находят в этом городе. Ты думаешь, они будут заниматься каким-то анонимным письмом?
Плам постаралась успокоиться и поверить в слова Бриза.
А какой еще реакции она ждала от него? Вызвать гостиничного детектива, который вряд ли сможет рассказать больше, чем знает дежурная? Нанять телохранителей с пистолетами и ротвейлерами? Послать за маленьким «смит-вессоном» с перламутровой рукояткой, чтобы Плам постоянно носила его под резинкой чулка?
— Я не хочу, чтобы полицейские дежурили за дверью всю ночь, — неуверенно проговорила она, — но я бы не стала безусловно считать это глупой шуткой. — Она поежилась.
— Моя дорогая Плам! — Бриз обнял ее. — Я скажу, что тебе надо сделать с этим письмом. — Он сунул конверт в карман пиджака. — Тебе надо забыть о нем! Я поговорю с детективом отеля и попрошу его не спускать глаз с нашей двери сегодня ночью. Завтра ты уезжаешь, и я провожу тебя до самого самолета.
По-прежнему обнимая ее одной рукой, он взял телефон и, заказав в номер бутылку шампанского, нежно поцеловал ее в лоб.
— А теперь давай забудем об этом. Не думай и больше не упоминай о письме — просто выбрось его из головы! Это был отвратительный розыгрыш. Но теперь ты, может быть, согласишься, что надо забыть и об этой подделке. Она уже принесла нам немало неприятностей, не так ли?
Глава 10
Суббота, 4 января 1992 года
Легкий теплый ветерок шевелил ветки пальм на краю аэропорта Лос-Анджелеса и задирал хлопчатобумажные юбки длинноногих девиц. Персонал аэропорта ходил в рубашках с короткими рукавами и в обуви на босу ногу. После непроглядного лондонского тумана и зябкой прохлады Нью-Йорка настроение у Плам сразу же улучшилось, хотя она и чувствовала себя немного виноватой: ведь она не сказала Бризу о своей остановке в Лос-Анджелесе. Впрочем, Дженни она предупредила — на случай, если что-то случится с Тоби или Максом.
Синтия Блай, небольшая стройная блондинка, приблизительно того же возраста, что и Плам, ждала ее у барьера. Она была в кремовых льняных брюках, таком же жакете с плетением спереди, явно надетом на голое тело, и мокасинах из крокодиловой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48