В ее спальне появилась кровать с четырьмя столбиками и покрывалом из ситца с узором из розовых бутонов, потому что это хорошо будет смотреться летом и особенно уютно зимой. А для своей спальни этажом выше Тоби выбрал такую же кровать, но под покрывалом из ярко-красной тафты.
Сто фунтов улетучились, а дом не был обставлен даже наполовину. Как ни странно, но денег им дал сэр Октавиус. В конце концов, Тоби был теперь его единственным сыном, и следовало соблюдать приличия.
С каким-то злорадством Мими выбрала кухарку и горничную из кандидатур, предлагаемых тем самым агентством, куда направила ее мать много лет назад. Прислуга оказалась из рук вон плоха, и Тоби спокойно взял бразды правления в свои руки. Он считал, что лучше быть несколько более занятым, чем жить в постоянном хаосе.
Мими нравилось общество Тоби, и они виделись чаще, чем она предполагала. Мими не раз ловила на себе его нежный взгляд. Они редко встречались раньше шести вечера, но всегда завтракали вместе в спальне Мими. Через месяц после свадьбы Мими казалось, что она знает его много лет. Бейз был их самым частым гостем. Если они проводили вечер вместе, то Мими первая уходила спать.
* * *
Когда двуколка свернула на усыпанную гравием подъездную дорожку, Мими впервые увидела «Лавры». Родной дом Тоби был обычным особняком в стиле Регентства, стоящий в прелестном месте, окруженном лесами. Мими он показался дворцом. Когда они подъехали ближе, она нервно вцепилась в рукав Тоби.
– Я не буду знать, что сказать! Я не сумею правильно пользоваться ножом и вилкой!
– Если ты не скажешь ни слова, тебя никто не сможет критиковать. За едой бери самые крайние приборы и двигайся по направлению к тарелке. Не подавай вида, что ты нервничаешь. Не позволяй дворецкому запугать тебя, просто не обращай на него внимания. Не говори о сексе, религии и политике, потому что по этим вопросам всегда возникают споры. А больше тебе не о чем волноваться. Нам отведут смежные комнаты, потом мама покажет тебе розарий, а затем папа продемонстрирует семейные портреты. А ты знай улыбайся – вот и все.
Мими фыркнула. Она понимала, что ей никогда не стать светской дамой. Глупо изображать из себя невесь что. Так вернее всего добьешься пренебрежения и смешков за спиной. Поэтому она решила оставаться самой собой. Примут ее или нет, это вопрос, но она будет такой, какой была всегда.
Словно по волшебству, парадные двери открылись, и родители Тоби вышли приветствовать их. Сэр Октавиус поцеловал Мими руку, вскинул голову и провозгласил:
– Добро пожаловать, дорогое дитя!
Мими радовалась, что Тоби похож на отца, а не на мать. Длинноносая, со скошенным подбородком, сухая и седая, леди Фэйн согнулась пополам, словно тополь на ветру. На самом деле она отнюдь не была такой хрупкой, какой казалась. На людях она вела себя скромно, как и подобает жене великого человека, но именно она обладала даром предвидения, необходимыми финансами и амбициями, благодаря которым процветало нынешнее поколение Фэйнов.
Как и предсказывал Тоби, его практичная мать повела себя так, словно ее сын женился на особе королевских кровей.
Леди Фэйн восхитилась розовым костюмом Мими (хотя подумала, что он абсолютно не подходит для путешествия), спрашивала мнение Мими, смеялась робким шуткам невестки и многословно интересовалась, удобно ли ей. В котором часу прислать горничную, чтобы та занялась ее прической? В какое время подать завтрак? Не хотела бы она взглянуть на розарий?
К тому моменту, когда свекор заканчивал показ галереи предков, Мими стала несколько теплее относиться к нему. Старикан был настолько по-театральному добр, что Мими ощутила себя на сцене и, следовательно, в безопасности.
Впрочем, после часа, проведенного в обществе свекра, Мими казалось, что за это время в ее несчастную голову постарались впихнуть годовой курс истории с такой же скоростью, с какой откармливают индеек к Рождеству.
Актерская династия Фэйнов зародилась в шестнадцатом веке.
У жены сэра Октавиуса тоже была не менее внушительная театральная родословная. Она родилась в Нью-Йорке, но была прямым потомком британского актера-управляющего Луи Хэллама. Именно он привез британскую систему гастролей в Америку, когда его труппа высадилась в 1752 году в Вильямсбурге, штат Виргиния.
Шестьдесят два года спустя восемнадцатилетняя Ада Хэллам, очкастая и длинноносая, увидела шекспировскую труппу Фэйна. Молодой Октавиус Фэйн играл удалого Меркуцио, а его отец – Ромео. Ада увидела восемнадцатилетнего грациозного Меркуцио. У него была совершенная внешность. Как только занавес скрыл пузатого Ромео и не менее крупную Джульетту, Ада вытерла очки и со всех ног бросилась за кулисы.
Месяцем позже Октавиус женился на Аде, или она женила его на себе. В любом случае именно она принимала решения, когда пара вернулась в Лондон и устроилась в новом доме в Челси, купленном на деньги из приданого Ады.
В 1901 году королева Виктория произвела Октавиуса в рыцари. Властная, экономная, амбициозная Ада стала леди Фэйн.
Мими знала, что только трое из девятерых детей Ады выжили. Младший, Тоби, стал неожиданным и неприятным сюрпризом на сороковом году жизни Ады. К этому времени у леди Фэйн было достаточно других интересов, так что ее последний ребенок, родившийся очень хрупким, был в буквальном смысле воспитан сначала няней, а потом гувернером.
В десять лет замкнутый, спокойный Тоби заразился туберкулезом, поэтому его отправили в район озер вместе с наставником. По обычаям того времени он должен был либо выздороветь, либо умереть. Через полтора года Тоби, ставший к тому времени настоящим книжным червем, был объявлен здоровым. Он вернулся в Челси. Мать не заметила его возвращения так же, как она не заметила его отсутствия. Орландо, ее старший сын, вот кого она любила. Но он умер от тифа после спектакля, данного специально для королевы в Виндзорском замке. Все знали, насколько там плохая вода.
Ознакомившись с историей семьи Фэйн, Мими поняла, насколько должны были быть разочарованы родители Тоби. Несмотря на их собственную плодовитость, их замужняя дочь Кассандра так и осталась бездетной, хотя ей уже исполнилось сорок пять. Тоби было почти двадцать семь, но династия Фэйнов явно должна была прекратиться вместе с ним.
На выложенной камнем и обсаженной цветами террасе лакеи в темно-зеленых ливреях и жилетах в желтую полоску разливали великолепное сухое шампанское для гостей леди Фэйн. Гостей пригласили после тщательного отбора, чтобы они как можно быстрее разнесли по всему театральному миру, насколько остроумна, насколько хороша собой, насколько восхитительно забавна маленькая ширма Тоби. Мими представили мисс Лилиан Бейлис, даме в очках, чье лицо напоминало пудинг.
– Как поживаете, дорогая? – В голосе Лилиан звучал ярко выраженный акцент кокни. Левый уголок ее рта был чуть перекошен, как после паралича, но это не мешало ей говорить. Несмотря на солнечный июльский день, мисс Бейлис куталась в темно-коричневое платье, которое казалось наброшенным на нее чехлом.
– А как вы сами-то? – Мими вдруг почувствовала себя замечательно легко с этой представительницей церкви, гувернанткой или кем она там была.
– Я слышала, что вы поете, дорогая, – заметила мисс Бейлис, и глаза ее заблестели. – Я сама из музыкальной семьи. Мы ездили по Южной Африке на запряженной быками повозке. Мы назывались «Цыганские гуляки». Нас было девять детей и мама с папой. Потом папа заболел в Йоханнесбурге, и тогда я начала учить танцам шахтеров.
– Вы все еще преподаете? – поинтересовалась Мими.
– Слава богу, нет. Я помогаю своей тетке с благотворительностью.
«Ага, значит, я не ошиблась», – решила Мими, но тут ее собеседница добавила:
– Я театральный менеджер, в деле с 1898 года, у нас свой концертный зал.
«Недурно», – подумала Мими и спустя несколько минут сама не заметила, как согласилась быть попечительницей «Зала королевы Виктории» за гинею в год.
Лилиан Бейлис оказалась волевой и решительной девушкой, кроме того, у нее имелись неплохие связи. Она тут же познакомила Мими со знаменитым импресарио мистером Кохрэном. Коки оказался совсем не такой ослепительной личностью, как ожидала Мими. Он был чем-то похож на Джолли Джо – маленького роста, коренастый, с проницательными глазами на добродушном красном лице под редеющими седыми волосами. Вне всякого сомнения, оптимист, но крутой, неугомонный и властный.
Коки знал, почему Мими не снимает перчаток и носит платья с высоким воротом, несмотря на теплый день. А так как он восхищался храбростью и всегда отдавал должное симпатичным мордашкам, он тут же пробормотал сладким голосом:
– Дайте мне знать, если я смогу вам чем-то помочь. – И у Мими от возбуждения затряслись коленки.
Вдруг Тоби поднял голову.
– Что это за шум? – Все находившиеся на террасе с любопытством повернули головы, глядя туда, где подъездная дорожка выныривала из леса и поворачивала к дому.
Шум становился все сильнее. Казалось, кто-то волочет по гравию сотню пустых железных банок.
– Это автомобиль! – воскликнул Тоби, когда из-за деревьев показалась зеленая машина, несущаяся на большой скорости, оставляя за собой шлейф дыма.
Все восхищенно зашептались. Автомобилисты считались удалыми, смелыми ребятами. Машина подъехала ближе.
– Это новый «Пежо»! – воскликнул Тоби.
– Это Тюдор Перкинс, наконец-то! – пробормотала леди Фэйн, мучившаяся сознанием того, что ленч и без того задержали уже на десять минут.
– Я встречу его, мама. – Тоби побежал вокруг дома к парадной двери. А запыленный зеленый автомобиль уже подъехал к газону, но не собирался останавливаться.
– Не могу остановиться, тормоза отказали! – прокричал автомобилист, когда машина проезжала мимо него. – Мне придется кататься, пока бензин не кончится.
– Поделом этому дураку, зачем было садиться в иностранную машину! – фыркнул сэр Октавиус и повел голодных гостей в столовую.
Как это всегда бывает, когда собираются актеры, разговор медленно, но верно свернул к излюбленной теме. Все заговорили о театре.
Хозяин дома что-то вещал, когда на пороге столовой, чуть покачиваясь, появился Тюдор Перкинс, в кремовых фланелевых брюках и коричневом в полоску блейзере.
– Мне ужасно жаль, леди Фэйн, никак не мог остановить машину. Что-то с тормозами.
– А почему вы не выключили зажигание? – полюбопытствовал Тоби.
Тюдор уставился на него, а потом расхохотался:
– Я просто об этом не подумал, приятель.
Когда Перкинс улыбался, его брови поднимались высоко вверх, лоб морщился, и он выглядел обезоруживающе веселым. «Еще один красавчик», – подумала Мими, изучая тонкое лицо с высокими скулами, сонными карими глазами под длинными ресницами и каштановые волосы молодого протеже леди Фэйн.
Тюдор был любезен, хорошо воспитан, но Мими сразу же заметила, что ему не хватает некоторой агрессивности, которая ощущалась здесь чуть ли не в каждом. После ленча хозяйка дома чуть расслабилась. Ее невестка оказалась совсем неплоха. Ее беззаботность впечатляла, юмор никого не оскорблял, а точные, ядовитые замечания пробивали заметную брешь в раздутом «я» соперников Фэйнов, которых не пригласили на этот ленч. Молодая женщина отлично сыграла свою роль.
* * *
Гости леди Фэйн возвратились в Лондон поездом во второй половине дня, так что за обедом собрались только члены семьи. И все равно стол был покрыт скатертью из брюссельских кружев с золотой вышивкой, мягко поблескивавшей в свете люстры. Мими удовлетворенно подумала: «Богатство – это приятная перемена после бедности». И вдруг у нее защемило сердце, она подумала о маме и малышах. Ей стало жаль, что они не видят всего этого и не могут теперь жить все вместе. Мими вспомнила, что она вообще никогда больше их не увидит, хотя думать об этом разрешала себе только ночью, уже лежа в постели. Она быстро наклонила голову, чтобы никто не заметил, что глаза у нее полны слез.
* * *
Семейство Фэйн уже давно разошлось по своим спальням, когда Мими почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо:
– Проснись, Мими!
Она медленно открыла глаза. В мерцающем свете свечи, которую держал Тоби, одетый в голубую полосатую пижаму, она увидела его встревоженное лицо.
– Что случилось? – Мими села в постели.
Он приложил палец к губам:
– Тсс! Тебе приснился кошмар. Ты так кричала! Я испугался, что ты всех перебудишь.
* * *
Здесь кончается первая половина приключений Мими и начинается вторая, в которой она уже не была так одинока, но, для того чтобы простить Бетси, ей понадобилось слишком много времени.
* * *
Тоби ощущал себя совершенно беспомощным перед горестями Мими. Он в который раз пожалел, что так мало знает о женщинах.
– Мими. Ведь тебя беспокоит что-то еще, правда?
Мими помолчала, потом снова разрыдалась, закрыв лицо руками, не стыдясь уродливых шрамов:
– Да. Я по ней скучаю!
И Тоби сразу же ее понял.
– Разумеется, тебе ее не хватает. Ты же потеряла лучшего друга. Ты не можешь перестать любить человека только потому, что он совершил дурной поступок. – Он поставил серебряный подсвечник на тумбочку у кровати и обнял худенькие плечики Мими.
– Я злюсь, потому что Бетси не оставляет меня в покое! Я не могу выбросить эту проклятую женщину из головы! – прошипела Мими. – Бывает, выдастся такой чудесный день… И вдруг она встает у меня перед глазами, и я снова чувствую горечь обиды, и весь день идет насмарку! – Полные слез зеленые глаза посмотрели на Тоби. – Когда-нибудь я ей отомщу, и тогда, может быть, это все прекратится, и я наконец обрету покой.
Тоби потер усталые глаза.
– Забудь о мести, Мими. Что бы ты ни придумала, тебе никогда не сравнять счет. – Он снова обнял ее и нежно добавил: – Месть ужасна тем, что порождает спираль насилия, которая в конце концов уничтожит тебя саму!
– Но что же мне делать?
– Может быть, поговорить со священником.
– Ты считаешь, что наш викарий с этим справится?
– Думаю, если ты побеседуешь с ним, вреда не будет.
Ответом ему было молчание. Потом Мими обреченно сказала:
– Если ты хочешь, я попробую.
Понедельник, 29 июля 1907 года
Мими, которая побывала в церкви только в день свадьбы, на цыпочках вошла в темную тихую церковь Святого Иоанна на Портленд-плейс. Заглянув в каждый уголок, она наконец нашла полного мужчину в сутане. Он изучал гроссбух в боковой комнате, похожей на обычный кабинет, если не считать того, что все полки были заставлены разорванными молитвенниками.
– Вы викарий? Найдется у вас пять минут? Ведь у вас по понедельникам не слишком людно, верно?
Викарий, крупный мужчина, когда-то игравший в регби, посмотрел на грустное, бледное лицо Мими, предложил ей присесть и спросил, чем он может ей помочь.
Медленно, запинаясь, повторяясь и противореча самой себе, Мими рассказала чужому человеку в черном о пожаре, о том, что Бетси виновата в ее несчастье, о своих ночных кошмарах и о страшных видениях, пугающих ее днем.
Викарий, подумав немного, заговорил медленно, но четко:
– Никто не застрахован от гнева и боли. Но вы вредите самой себе, когда позволяете гневу восторжествовать над всеми другими чувствами. Если вы спрашиваете меня, как вам избавиться от гнева, я вам отвечу. Есть только один путь. Он прост и труден одновременно. Вы должны простить вашу подругу.
Зеленые глаза Мими расширились от изумления и ярости.
– Почему я должна прощать ее ? Она даже не признала, что виновата!
– Если вы будете ждать извинений от этой леди, вы можете прождать их всю жизнь, – вздохнул викарий. – Тем самым вы обрекаете себя на пожизненное наказание. Вы не избавитесь от чувства горечи. А ваш гнев будет расти до тех пор, пока не погубит вас окончательно. Люди, не желающие простить, никогда не понимают, что наносят вред самим себе.
Мими трясло от возмущения, когда она стянула перчатки и протянула священнику изуродованные руки.
– За что же наказывать меня ? Ведь я пострадавшая сторона!
– Не забывайте, вы наказываете себя сами. Только у вас есть сила простить, – твердо ответил викарий.
– Но я не могу простить… Я пыталась!
– Неважно, что вам пока не удается, если вы и в самом деле пытаетесь это сделать. Все остальное в руках господа.
– Господь свидетель, я пыталась! Если это должно принести плоды, то почему, почему я не могу забыть ?
Викарий медленно выпрямился в кресле и сложил пальцы домиком.
– Вы и не сможете забыть до тех пор, пока не простите по-настоящему. Неискреннее прощение никогда не срабатывает, себя не обмануть, обида продолжает грызть вас изнутри. Возможно, вам надо попытаться понять, почему ваша подруга так поступила. Понять иногда значит простить.
Мими встала.
– Я надеялась, что вы поможете мне обрести душевный покой. Я не ожидала, что вы станете говорить со мной так, словно в моих проблемах виновата только я сама!
– Разумеется, в случившемся несчастье нет вашей вины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Сто фунтов улетучились, а дом не был обставлен даже наполовину. Как ни странно, но денег им дал сэр Октавиус. В конце концов, Тоби был теперь его единственным сыном, и следовало соблюдать приличия.
С каким-то злорадством Мими выбрала кухарку и горничную из кандидатур, предлагаемых тем самым агентством, куда направила ее мать много лет назад. Прислуга оказалась из рук вон плоха, и Тоби спокойно взял бразды правления в свои руки. Он считал, что лучше быть несколько более занятым, чем жить в постоянном хаосе.
Мими нравилось общество Тоби, и они виделись чаще, чем она предполагала. Мими не раз ловила на себе его нежный взгляд. Они редко встречались раньше шести вечера, но всегда завтракали вместе в спальне Мими. Через месяц после свадьбы Мими казалось, что она знает его много лет. Бейз был их самым частым гостем. Если они проводили вечер вместе, то Мими первая уходила спать.
* * *
Когда двуколка свернула на усыпанную гравием подъездную дорожку, Мими впервые увидела «Лавры». Родной дом Тоби был обычным особняком в стиле Регентства, стоящий в прелестном месте, окруженном лесами. Мими он показался дворцом. Когда они подъехали ближе, она нервно вцепилась в рукав Тоби.
– Я не буду знать, что сказать! Я не сумею правильно пользоваться ножом и вилкой!
– Если ты не скажешь ни слова, тебя никто не сможет критиковать. За едой бери самые крайние приборы и двигайся по направлению к тарелке. Не подавай вида, что ты нервничаешь. Не позволяй дворецкому запугать тебя, просто не обращай на него внимания. Не говори о сексе, религии и политике, потому что по этим вопросам всегда возникают споры. А больше тебе не о чем волноваться. Нам отведут смежные комнаты, потом мама покажет тебе розарий, а затем папа продемонстрирует семейные портреты. А ты знай улыбайся – вот и все.
Мими фыркнула. Она понимала, что ей никогда не стать светской дамой. Глупо изображать из себя невесь что. Так вернее всего добьешься пренебрежения и смешков за спиной. Поэтому она решила оставаться самой собой. Примут ее или нет, это вопрос, но она будет такой, какой была всегда.
Словно по волшебству, парадные двери открылись, и родители Тоби вышли приветствовать их. Сэр Октавиус поцеловал Мими руку, вскинул голову и провозгласил:
– Добро пожаловать, дорогое дитя!
Мими радовалась, что Тоби похож на отца, а не на мать. Длинноносая, со скошенным подбородком, сухая и седая, леди Фэйн согнулась пополам, словно тополь на ветру. На самом деле она отнюдь не была такой хрупкой, какой казалась. На людях она вела себя скромно, как и подобает жене великого человека, но именно она обладала даром предвидения, необходимыми финансами и амбициями, благодаря которым процветало нынешнее поколение Фэйнов.
Как и предсказывал Тоби, его практичная мать повела себя так, словно ее сын женился на особе королевских кровей.
Леди Фэйн восхитилась розовым костюмом Мими (хотя подумала, что он абсолютно не подходит для путешествия), спрашивала мнение Мими, смеялась робким шуткам невестки и многословно интересовалась, удобно ли ей. В котором часу прислать горничную, чтобы та занялась ее прической? В какое время подать завтрак? Не хотела бы она взглянуть на розарий?
К тому моменту, когда свекор заканчивал показ галереи предков, Мими стала несколько теплее относиться к нему. Старикан был настолько по-театральному добр, что Мими ощутила себя на сцене и, следовательно, в безопасности.
Впрочем, после часа, проведенного в обществе свекра, Мими казалось, что за это время в ее несчастную голову постарались впихнуть годовой курс истории с такой же скоростью, с какой откармливают индеек к Рождеству.
Актерская династия Фэйнов зародилась в шестнадцатом веке.
У жены сэра Октавиуса тоже была не менее внушительная театральная родословная. Она родилась в Нью-Йорке, но была прямым потомком британского актера-управляющего Луи Хэллама. Именно он привез британскую систему гастролей в Америку, когда его труппа высадилась в 1752 году в Вильямсбурге, штат Виргиния.
Шестьдесят два года спустя восемнадцатилетняя Ада Хэллам, очкастая и длинноносая, увидела шекспировскую труппу Фэйна. Молодой Октавиус Фэйн играл удалого Меркуцио, а его отец – Ромео. Ада увидела восемнадцатилетнего грациозного Меркуцио. У него была совершенная внешность. Как только занавес скрыл пузатого Ромео и не менее крупную Джульетту, Ада вытерла очки и со всех ног бросилась за кулисы.
Месяцем позже Октавиус женился на Аде, или она женила его на себе. В любом случае именно она принимала решения, когда пара вернулась в Лондон и устроилась в новом доме в Челси, купленном на деньги из приданого Ады.
В 1901 году королева Виктория произвела Октавиуса в рыцари. Властная, экономная, амбициозная Ада стала леди Фэйн.
Мими знала, что только трое из девятерых детей Ады выжили. Младший, Тоби, стал неожиданным и неприятным сюрпризом на сороковом году жизни Ады. К этому времени у леди Фэйн было достаточно других интересов, так что ее последний ребенок, родившийся очень хрупким, был в буквальном смысле воспитан сначала няней, а потом гувернером.
В десять лет замкнутый, спокойный Тоби заразился туберкулезом, поэтому его отправили в район озер вместе с наставником. По обычаям того времени он должен был либо выздороветь, либо умереть. Через полтора года Тоби, ставший к тому времени настоящим книжным червем, был объявлен здоровым. Он вернулся в Челси. Мать не заметила его возвращения так же, как она не заметила его отсутствия. Орландо, ее старший сын, вот кого она любила. Но он умер от тифа после спектакля, данного специально для королевы в Виндзорском замке. Все знали, насколько там плохая вода.
Ознакомившись с историей семьи Фэйн, Мими поняла, насколько должны были быть разочарованы родители Тоби. Несмотря на их собственную плодовитость, их замужняя дочь Кассандра так и осталась бездетной, хотя ей уже исполнилось сорок пять. Тоби было почти двадцать семь, но династия Фэйнов явно должна была прекратиться вместе с ним.
На выложенной камнем и обсаженной цветами террасе лакеи в темно-зеленых ливреях и жилетах в желтую полоску разливали великолепное сухое шампанское для гостей леди Фэйн. Гостей пригласили после тщательного отбора, чтобы они как можно быстрее разнесли по всему театральному миру, насколько остроумна, насколько хороша собой, насколько восхитительно забавна маленькая ширма Тоби. Мими представили мисс Лилиан Бейлис, даме в очках, чье лицо напоминало пудинг.
– Как поживаете, дорогая? – В голосе Лилиан звучал ярко выраженный акцент кокни. Левый уголок ее рта был чуть перекошен, как после паралича, но это не мешало ей говорить. Несмотря на солнечный июльский день, мисс Бейлис куталась в темно-коричневое платье, которое казалось наброшенным на нее чехлом.
– А как вы сами-то? – Мими вдруг почувствовала себя замечательно легко с этой представительницей церкви, гувернанткой или кем она там была.
– Я слышала, что вы поете, дорогая, – заметила мисс Бейлис, и глаза ее заблестели. – Я сама из музыкальной семьи. Мы ездили по Южной Африке на запряженной быками повозке. Мы назывались «Цыганские гуляки». Нас было девять детей и мама с папой. Потом папа заболел в Йоханнесбурге, и тогда я начала учить танцам шахтеров.
– Вы все еще преподаете? – поинтересовалась Мими.
– Слава богу, нет. Я помогаю своей тетке с благотворительностью.
«Ага, значит, я не ошиблась», – решила Мими, но тут ее собеседница добавила:
– Я театральный менеджер, в деле с 1898 года, у нас свой концертный зал.
«Недурно», – подумала Мими и спустя несколько минут сама не заметила, как согласилась быть попечительницей «Зала королевы Виктории» за гинею в год.
Лилиан Бейлис оказалась волевой и решительной девушкой, кроме того, у нее имелись неплохие связи. Она тут же познакомила Мими со знаменитым импресарио мистером Кохрэном. Коки оказался совсем не такой ослепительной личностью, как ожидала Мими. Он был чем-то похож на Джолли Джо – маленького роста, коренастый, с проницательными глазами на добродушном красном лице под редеющими седыми волосами. Вне всякого сомнения, оптимист, но крутой, неугомонный и властный.
Коки знал, почему Мими не снимает перчаток и носит платья с высоким воротом, несмотря на теплый день. А так как он восхищался храбростью и всегда отдавал должное симпатичным мордашкам, он тут же пробормотал сладким голосом:
– Дайте мне знать, если я смогу вам чем-то помочь. – И у Мими от возбуждения затряслись коленки.
Вдруг Тоби поднял голову.
– Что это за шум? – Все находившиеся на террасе с любопытством повернули головы, глядя туда, где подъездная дорожка выныривала из леса и поворачивала к дому.
Шум становился все сильнее. Казалось, кто-то волочет по гравию сотню пустых железных банок.
– Это автомобиль! – воскликнул Тоби, когда из-за деревьев показалась зеленая машина, несущаяся на большой скорости, оставляя за собой шлейф дыма.
Все восхищенно зашептались. Автомобилисты считались удалыми, смелыми ребятами. Машина подъехала ближе.
– Это новый «Пежо»! – воскликнул Тоби.
– Это Тюдор Перкинс, наконец-то! – пробормотала леди Фэйн, мучившаяся сознанием того, что ленч и без того задержали уже на десять минут.
– Я встречу его, мама. – Тоби побежал вокруг дома к парадной двери. А запыленный зеленый автомобиль уже подъехал к газону, но не собирался останавливаться.
– Не могу остановиться, тормоза отказали! – прокричал автомобилист, когда машина проезжала мимо него. – Мне придется кататься, пока бензин не кончится.
– Поделом этому дураку, зачем было садиться в иностранную машину! – фыркнул сэр Октавиус и повел голодных гостей в столовую.
Как это всегда бывает, когда собираются актеры, разговор медленно, но верно свернул к излюбленной теме. Все заговорили о театре.
Хозяин дома что-то вещал, когда на пороге столовой, чуть покачиваясь, появился Тюдор Перкинс, в кремовых фланелевых брюках и коричневом в полоску блейзере.
– Мне ужасно жаль, леди Фэйн, никак не мог остановить машину. Что-то с тормозами.
– А почему вы не выключили зажигание? – полюбопытствовал Тоби.
Тюдор уставился на него, а потом расхохотался:
– Я просто об этом не подумал, приятель.
Когда Перкинс улыбался, его брови поднимались высоко вверх, лоб морщился, и он выглядел обезоруживающе веселым. «Еще один красавчик», – подумала Мими, изучая тонкое лицо с высокими скулами, сонными карими глазами под длинными ресницами и каштановые волосы молодого протеже леди Фэйн.
Тюдор был любезен, хорошо воспитан, но Мими сразу же заметила, что ему не хватает некоторой агрессивности, которая ощущалась здесь чуть ли не в каждом. После ленча хозяйка дома чуть расслабилась. Ее невестка оказалась совсем неплоха. Ее беззаботность впечатляла, юмор никого не оскорблял, а точные, ядовитые замечания пробивали заметную брешь в раздутом «я» соперников Фэйнов, которых не пригласили на этот ленч. Молодая женщина отлично сыграла свою роль.
* * *
Гости леди Фэйн возвратились в Лондон поездом во второй половине дня, так что за обедом собрались только члены семьи. И все равно стол был покрыт скатертью из брюссельских кружев с золотой вышивкой, мягко поблескивавшей в свете люстры. Мими удовлетворенно подумала: «Богатство – это приятная перемена после бедности». И вдруг у нее защемило сердце, она подумала о маме и малышах. Ей стало жаль, что они не видят всего этого и не могут теперь жить все вместе. Мими вспомнила, что она вообще никогда больше их не увидит, хотя думать об этом разрешала себе только ночью, уже лежа в постели. Она быстро наклонила голову, чтобы никто не заметил, что глаза у нее полны слез.
* * *
Семейство Фэйн уже давно разошлось по своим спальням, когда Мими почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо:
– Проснись, Мими!
Она медленно открыла глаза. В мерцающем свете свечи, которую держал Тоби, одетый в голубую полосатую пижаму, она увидела его встревоженное лицо.
– Что случилось? – Мими села в постели.
Он приложил палец к губам:
– Тсс! Тебе приснился кошмар. Ты так кричала! Я испугался, что ты всех перебудишь.
* * *
Здесь кончается первая половина приключений Мими и начинается вторая, в которой она уже не была так одинока, но, для того чтобы простить Бетси, ей понадобилось слишком много времени.
* * *
Тоби ощущал себя совершенно беспомощным перед горестями Мими. Он в который раз пожалел, что так мало знает о женщинах.
– Мими. Ведь тебя беспокоит что-то еще, правда?
Мими помолчала, потом снова разрыдалась, закрыв лицо руками, не стыдясь уродливых шрамов:
– Да. Я по ней скучаю!
И Тоби сразу же ее понял.
– Разумеется, тебе ее не хватает. Ты же потеряла лучшего друга. Ты не можешь перестать любить человека только потому, что он совершил дурной поступок. – Он поставил серебряный подсвечник на тумбочку у кровати и обнял худенькие плечики Мими.
– Я злюсь, потому что Бетси не оставляет меня в покое! Я не могу выбросить эту проклятую женщину из головы! – прошипела Мими. – Бывает, выдастся такой чудесный день… И вдруг она встает у меня перед глазами, и я снова чувствую горечь обиды, и весь день идет насмарку! – Полные слез зеленые глаза посмотрели на Тоби. – Когда-нибудь я ей отомщу, и тогда, может быть, это все прекратится, и я наконец обрету покой.
Тоби потер усталые глаза.
– Забудь о мести, Мими. Что бы ты ни придумала, тебе никогда не сравнять счет. – Он снова обнял ее и нежно добавил: – Месть ужасна тем, что порождает спираль насилия, которая в конце концов уничтожит тебя саму!
– Но что же мне делать?
– Может быть, поговорить со священником.
– Ты считаешь, что наш викарий с этим справится?
– Думаю, если ты побеседуешь с ним, вреда не будет.
Ответом ему было молчание. Потом Мими обреченно сказала:
– Если ты хочешь, я попробую.
Понедельник, 29 июля 1907 года
Мими, которая побывала в церкви только в день свадьбы, на цыпочках вошла в темную тихую церковь Святого Иоанна на Портленд-плейс. Заглянув в каждый уголок, она наконец нашла полного мужчину в сутане. Он изучал гроссбух в боковой комнате, похожей на обычный кабинет, если не считать того, что все полки были заставлены разорванными молитвенниками.
– Вы викарий? Найдется у вас пять минут? Ведь у вас по понедельникам не слишком людно, верно?
Викарий, крупный мужчина, когда-то игравший в регби, посмотрел на грустное, бледное лицо Мими, предложил ей присесть и спросил, чем он может ей помочь.
Медленно, запинаясь, повторяясь и противореча самой себе, Мими рассказала чужому человеку в черном о пожаре, о том, что Бетси виновата в ее несчастье, о своих ночных кошмарах и о страшных видениях, пугающих ее днем.
Викарий, подумав немного, заговорил медленно, но четко:
– Никто не застрахован от гнева и боли. Но вы вредите самой себе, когда позволяете гневу восторжествовать над всеми другими чувствами. Если вы спрашиваете меня, как вам избавиться от гнева, я вам отвечу. Есть только один путь. Он прост и труден одновременно. Вы должны простить вашу подругу.
Зеленые глаза Мими расширились от изумления и ярости.
– Почему я должна прощать ее ? Она даже не признала, что виновата!
– Если вы будете ждать извинений от этой леди, вы можете прождать их всю жизнь, – вздохнул викарий. – Тем самым вы обрекаете себя на пожизненное наказание. Вы не избавитесь от чувства горечи. А ваш гнев будет расти до тех пор, пока не погубит вас окончательно. Люди, не желающие простить, никогда не понимают, что наносят вред самим себе.
Мими трясло от возмущения, когда она стянула перчатки и протянула священнику изуродованные руки.
– За что же наказывать меня ? Ведь я пострадавшая сторона!
– Не забывайте, вы наказываете себя сами. Только у вас есть сила простить, – твердо ответил викарий.
– Но я не могу простить… Я пыталась!
– Неважно, что вам пока не удается, если вы и в самом деле пытаетесь это сделать. Все остальное в руках господа.
– Господь свидетель, я пыталась! Если это должно принести плоды, то почему, почему я не могу забыть ?
Викарий медленно выпрямился в кресле и сложил пальцы домиком.
– Вы и не сможете забыть до тех пор, пока не простите по-настоящему. Неискреннее прощение никогда не срабатывает, себя не обмануть, обида продолжает грызть вас изнутри. Возможно, вам надо попытаться понять, почему ваша подруга так поступила. Понять иногда значит простить.
Мими встала.
– Я надеялась, что вы поможете мне обрести душевный покой. Я не ожидала, что вы станете говорить со мной так, словно в моих проблемах виновата только я сама!
– Разумеется, в случившемся несчастье нет вашей вины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36