— Я думаю, я поняла, что ты чувствовал, глядя на лес, уничтоженный моими людьми. И мне тяжело принять то, что вы едите свою молодь. — Джуну опять затошнило, когда она подумала об этом. Анито и Укатонен вспрыгнули на ее ветку.
— Я думаю, мы не поняли друг друга, — сказал Укатонен. — Мы едим только головастиков, и то только тех, у кого нет передних ног. Как только вырастут передние лапы, их уже нельзя трогать.
— А что же с ними происходит потом? — спросила Джуна.
— В сезон наводнений они уплывают в джунгли. Те, что выживают, возвращаются к нам в виде тинок. Самых умных и самых лучших тинок старейшины отбирают и воспитывают как бейми. Затем бейми становятся старейшинами. Поняла?
— Думаю, да. Это очень отличается от того, как ведут себя мои люди со своей молодью. Мы редко за раз рожаем больше одного ребенка. Каждый из них поэтому нам дорог. Вот почему мне было так трудно принять, что вы… — Джуна замолчала, борясь с новым приливом тошноты, — едите своих.
— Мы едим только головастиков, — напомнил ей Укатонен. — А тинки и сами могут за себя постоять.
— Это тоже мне кажется неправильным. Мы заботимся о своих детях, пока они не становятся совсем взрослыми.
— Но у вас мало детей. А тинок много; даже за теми, которые живут в деревнях, и то не хватит времени ухаживать. Да это было бы и неправильно в отношении тех тинок, которые живут в лесу и ждут, когда же освободится для них место в дереве.
Джуна вздохнула. Этот разговор становился слишком трудным для понимания.
— Наши народы очень разные.
— Да, — согласился Укатонен, — очень.
Анито коснулась руки Укатонена.
— Нам пора двигаться, эн.
Укатонен высветил согласие.
— Мы поговорим обо всем этом как-нибудь потом.
Они подождали, пока Джуна собрала свои вещи, а затем втроем пустились в путь.
Тинка продолжал следовать за ними. На следующее утро, когда Джуна проснулась, она нашла у своих ног только что убитую ящерицу. Анито остановила ее, прежде чем она успела взять подарок.
— Это от тинки, — сказала Анито. — Если б ты приняла ящерицу, то только обнадежила бы его. — Она подняла ящерицу и перебросила ее через край гнезда. Они позавтракали оставшимся мясом и свежими фруктами, а затем двинулись в путь.
Примерно час спустя Анито поймала тинку. Укатонен опять приказал ему вернуться в деревню и отослал его туда с помощью крепкого подзатыльника.
И все равно тинка продолжал тащиться за ними. Анито и Укатонен швыряли в него гнилые фрукты и даже помет, но тинка отбегал подальше, чтобы оказаться вне досягаемости, и упорно шел по их следам. Наконец у них остался лишь один выход — мрачно сжать зубы и не обращать внимания. Борьба между упрямым тинкой и не менее упрямыми старейшинами была бы забавна, если б для тинки ставкой в ней не являлась его жизнь. Когда этот юнец пропадал из виду на день или около того, Джуна начинала тревожиться — не убил и не съел ли его какой-нибудь хищник. Теперь она уже не хотела, чтобы он повернул в Лайнан, и начала надеяться, что ему найдется место в деревне Анито. Не может же быть, что никто не пожалеет этого мрачного целеустремленного юнца и не возьмет его в ученики.
Однажды, когда Анито разделывала крупное, покрытое перьями животное, у которого голова напоминала голову оленя или другого травоядного жвачного, а ноги — птичьи лапы, Джуна спросила ее, не возьмет ли она тинку в ученики.
— Нет, я слишком молода, чтобы иметь бейми. Это было бы неправильно. Кроме того, я выбрала бы тинку из своей деревни.
— А как насчет других старейшин? Может, кто-нибудь захочет этого тинку!
Анито покачала головой.
— Вероятно, он даже на плотах не получит места. Его придется бросить, когда мы пойдем вниз по течению.
— Но он так смел, так решителен, — спорила Джуна, — наверняка это должно иметь значение.
— Он знал, как ничтожны его шансы, когда пошел за нами, — ответила Анито. — На такой риск идти глупо. Если он умрет, то сам будет виноват. Да и ты тоже — ведь это ты поощряла его пойти за нами.
Слова Анито больно укололи Джуну, и она отвернулась. Она была добра к тинке в Лайнане, она сделала глупейшую ошибку, принимая от него мелкие дары, так как видела в этом всего лишь ответную благожелательность. Невежество иногда хуже намеренной жестокости.
— Что же мне теперь делать? — спросила она.
— Не обращать внимания, как делала последнее время. Ничего другого сделать нельзя.
— А как насчет Укатонена? Он не возьмет тинку в ученики?
Уши Анито растопырились от удивления. Огоньки негодования ясно проступили на груди.
— Было бы просто грубо предложить Укатонену такое. Не делай этого. Поняла?
— Поняла, — кивнула Джуна.
— Это хорошо.
Через два дня, когда они шли по вершинам деревьев, на тинку напала большая ящерица. Услышав крики атакованного тинки, Укатонен и Анито бросили взгляд в том направлении и равнодушно пошли дальше. Джуна остановилась. Юный туземец сражался храбро — зубами и когтями, — но прорвать толстую кожу ящерицы не смог. Если ничего неожиданного не произойдет, тинка погиб.
Анито и Укатонен продолжали путь, как будто ничего не произошло. Анито обернулась и сделала Джуне знак поторапливаться. Тинка уже слабел. Он метнул Джуне молящий взгляд своих зеленых глаз. Она вспомнила, как толпились вокруг нее тинки, похожие на десятилетних ребятишек. Джуна сломила сухой сук и с криками и яростным воем бросилась на ящерицу. Та бросила тинку и прыгнула на другое дерево.
Джуна поймала маленькое тело в тот миг, когда оно уже падало с ветки. Тинка был весь залит кровью. На груди глубокие раны от когтей, на шее и плечах еще более страшные следы укусов. Она видела, как бьется главная кровеносная артерия под тонким слоем обнаженных мышц.
Джуна уже рылась в своей аптечке, когда почувствовала чью-то руку на плече. Это была Анито.
— Брось его, пусть ящерица получит свой обед, — сказала Анито.
Джуна поглядела на несчастного, залитого кровью тинку. Он понимал, что сейчас решается его судьба. Спасти ему жизнь — нарушение одного из важнейших правил Контакта: Джуна вступила бы в конфликт с культурой аборигенов. Ведь это было не человеческое дитя, и применять к нему человеческую шкалу ценностей она просто не имела права. Глаза тинки закрылись, голова безжизненно упала набок.
Джуна вспомнила, на какие жертвы шла ее мать, чтобы спасти Джуну и ее брата Тойво в воющем аду лагерей для беженцев. Она слышала об этом от отца и от своей тетки Анетты, она слышала и о том, что они делали, чтобы разыскать их. Без их любви и настойчивости сегодня в живых не было бы ни ее, ни Тойво. Она вспомнила, как сама воровала хлеб для Тойво, воровала у тех, кто, возможно, нуждался в нем не меньше, воровала только для того, чтобы выжил ее брат. Как может она предать этого маленького аборигена?
— Нет.
— Но ты должна, — сказал Укатонен.
— Не могу, — ответила Джуна. — Не могу, раз он последовал за мной. Он слишком смел, чтобы я могла позволить ему умереть.
Укатонен дернул подбородком, задумчиво глядя на тинку.
— Если он выживет, тебе придется взять его в ученики. Готова ли ты принять такой груз?
Джуна подняла глаза и прямо взглянула на аборигена. Как может она взять ответственность за другое живое существо? Она сама-то живет чудом. Кроме того, это будет серьезнейшее нарушение Протокола. Все остальные нарушения, которые она имела на своей совести, можно было оправдать — правила нарушались ради выживания. А это? Она покачала головой. Ни один специалист КСИ в здравом рассудке не сделал бы ничего подобного. Это бредятина целиком и полностью. Но она не может дать этому малышу умереть, и к черту все, что из этого получится! Тинка слишком смело дрался за свое право жить! Джуна уже все решила, и никакие трезвые рассуждения не смогут изменить ее решения. Это касалось такой сферы, куда правила Протокола не имели доступа.
— Да, я приму эту ношу, эй.
— Ты понимаешь, что ни я, ни Анито не можем лечить этого тинку? А если он помешает нам идти вперед, его придется бросить. Ты принимаешь это?
— Да, эн.
— Тогда ладно. Но спеши. Нас сегодня ждет дальний путь.
13
Пораженная до глубины души, Анито смотрела, как Иирин возвращается, чтобы вырвать тинку из зубов голано. Ее интерес возрос еще больше, когда та стала торговаться с Укатоненом из-за жизни какого-то ничтожного тинки. Действия этого нового существа казались Анито совершенно дикими. Ничего хорошего из них получиться не могло. Анито прямо-таки рвалась вмешаться и положить конец страданиям несчастного тинки, но Укатонен уже сказал свое слово, и оспаривать его решение она права не имела. Ей оставалось только надеяться, что тинка умрет от ран.
Тварь вылила на раны тинки какую-то прозрачную жидкость, которая тут же стала пузыриться. Любопытная Анито капнула одну капельку себе на ладонь. Жидкость жгла кожу, как укус огненной мухи. Затем Иирин взяла тонкую изогнутую иглу и еще какое-то устройство из мертвого камня и стала зашивать раны. Это было страшнее всего, что только могла вообразить Анито. От неимоверной боли тинка застыл, как в параличе. Иирин издавала тихие успокаивающие звуки, шедшие откуда-то из самой глубины горла.
— Лежи тихо, все будет хорошо, — сказала Иирин тинке. Судорожные движения тинки прекратились, но время от времени дрожь боли сотрясала тонкий костяк юнца, особенно когда игла Иирин вонзалась в его плоть. Время от времени у него вырывались жалобные звуки, похожие на стрекотание.
— Не сердись на меня, — шептала Иирин, вся охряная от жалости. — Я знаю, это больно, но ты бы истек кровью, не сделай я этого. Скоро все кончится.
Анито отвернулась. Смотреть на такое не было сил. Укатонен же наклонился, внимательно наблюдая за происходящим. Его кожа представляла сложную смесь пурпурного любопытства, пятен бежевого цвета, выражавшего отвращение, и оранжевого — цвета ужаса.
Анито коснулась его руки.
— Неужели ты не можешь остановить это! — молила она. — Она же его пытает!
— Иирин приняла на себя ответственность за тинку. Все, что она с ним сделает, — ее право.
— Но это же неправильно! — протестовала Анито. — Она моя атва, и я не могу выносить такого! Пожалуйста, останови это отвратительное действие. Убей несчастного тинку, пока еще есть время.
— Ты просишь моего суждения, кене? — спросил Укатонен. — А чем ты мне за него заплатишь?
Анито поглядела на тинку. Он лежал с плотно закрытыми глазами, а рот был широко раскрыт в безмолвном вопле муки. Она снова отвернулась; вид его страданий был непереносим.
Со стороны Иирин ужасная ошибка взять к себе тинку в качестве бейми. Как может она воспитать бейми, если она и себе-то пищи добыть не может? Как может она научить бейми стать мудрым старейшиной, когда она сама так невежественна? Все это сплошная нелепость! Новое существо — атва Анито, и она должна остановить ее любой ценой.
— Да, эн. Я прошу твоего суждения. Чего ты хочешь взамен?
Укатонен смотрел на нее. Глаза оценивающие, холодные.
— Ты уверена, что хочешь этого? Цена может оказаться слишком высокой.
— Да, эн. Ты можешь просить все, что захочешь.
— Что ж, хорошо. Цена — ты сама. Я хочу, чтобы ты стала энкаром. Хочешь ли ты, как и раньше, услышать мое решение?
Если Анито согласится, это значит, что она покинет Нармолом, покинет все, что знает и любит, и пойдет одинокой дорогой энкара. Это была огромная цена, и на мгновение она уже готова была отступить. Но потом она поглядела на тинку. Его руки корчились в когтях боли. Иирин уже кончила зашивать самую глубокую рану и теперь соединяла края кожи над пульсирующей артерией на шее тинки. Анито не могла позволить такому жестокому существу стать ситиком. Это был бы неслыханный грех.
— Да, да, — сказала Анито, не отводя глаз от скомканного болью тельца тинки.
— Хорошо. Я приму решение, когда мы остановимся на ночь.
— Но, эн…
Укатонен посмотрел на нее. Глаза совсем чужие.
— Да, кене?
— Но ведь тинка мучается сейчас!
Укатонен взглянул на тинку, протянул руку и вонзил шпору в его бедро. Тинка тут же потерял сознание.
— Этого достаточно.
Иирин подняла глаза.
— Я боялась, что вещи, которые останавливают боль у моего народа, могут убить тинку. Благодарю тебя за доброту. — И вернулась к своей страшной работе.
Анито вскочила и вскарабкалась на самый верх дерева. Она больше не могла смотреть на это гнусное убийство. Укатонен пришел за ней, когда Иирин кончила.
Они отправились в дорогу и прошли немалый кусок пути. Иирин вытащила веревки из двух охотничьих сумок и привязала к себе тинку, оставив руки свободными для лазанья. Вес тинки был невелик и почти не замедлял движений Иирин. Умение лазать по деревьям у Иирин невероятно возросло с тех пор, как два месяца назад они покинули Нармолом. Теперь она спокойно могла выдерживать ту скорость, которую устанавливал Укатонен. Но когда они добрались до ночлега, Иирин была изрядно измотана.
Несмотря на усталость, она сначала позаботилась о том, чтобы получше устроить тинку в гнезде, а уж потом занялась собственными делами. Этим она разрушила последнюю надежду Анито, что, может быть, Иирин надоест таскать такой груз и она бросит его. Они молча поужинали сушеными припасами и собранными в дороге фруктами и зеленью. Иирин попыталась дать тинке меду и фруктового сока, но он был без сознания и чисто рефлективно сделал только один глоток, когда несколько капель попали ему на вытащенный Иирин язык. Наконец Укатонен тронул ее за плечо и попросил подойти и сесть под светящимися грибками.
— Анито попросила меня принять решение, можно ли позволить тебе взять на воспитание этого тинку, — сказал Укатонен, став вдруг необыкновенно сухим и торжественным.
Иирин села. Ее лицо исказилось, как это бывало в тех случаях, когда она чего-то пугалась. Она стала охряной от тревоги, но через этот тон пробивались оранжевые и красные отсветы страха и гнева.
— Нет, эн, пожалуйста…
Укатонен поднял руку, останавливая Иирин.
— Помолчи. Я еще не принял решения. Многое должно быть сказано, прежде чем оно будет принято. Анито, пожалуйста, выскажи свои возражения против усыновления.
— Эн, Иирин — не тенду. Правильно воспитать тинку она не может. Она не может выполнить те физические действия, которые нужны для превращения тинки в бейми. Как же этот тинка станет бейми? Что случится с тинкой, когда вернется народ Иирин? Она же не может бросить собственного бейми! Это будет гораздо хуже, чем дать тинке умереть сейчас! Иирин легкомысленна и жестока, она согласилась взять на себя такое дело, сделать которого она не может. И в конце концов это всего лишь тинка, эн.
— Ты поставила ряд очень важных вопросов, кене. Что скажешь ты, Иирин?
— Я тоже считаю их важными, эн, и на многие из них у меня нет ответов. Я знаю, что этот тинка очень храбрый и очень настойчивый, и думаю, что существо с такими качествами должно жить, даже если ты, Анито, и все остальные тенду считаете, что это не так. Мой народ ценит такие качества, и они позволили нам продвинуться очень далеко. Я уверена, что все проблемы могут быть решены, если есть желание их решить. Все зависит от вас — от тебя, эн, и от Анито. Мне нужна будет ваша помощь, чтобы воспитать тинку. Почти все наши люди воспитаны не одним человеком, а несколькими. Иногда, чтобы поднять одного ребенка, требуется помощь многих людей.
У нас воспитание — долгое дело и очень большая ответственность. Наши дети при рождении совершенно беспомощны и остаются такими несколько лет. Тинки куда более самостоятельны, чем наша молодь. Я не могу обучить тинку тем вещам, которые необходимы тенду, но я могу заботиться о нем и защищать его, пока вы поможете ему стать хорошим тенду.
Укатонен погладил подбородок, глубоко задумался, а потом обратился к Анито.
— Что скажешь на это ты, кене!
— Я все равно думаю, что это неправильно, эн.
— А что бы ты сделала в том случае, если б тинка выздоровел?
Анито покачала головой.
— Не знаю, эн. Тогда бросить его было бы нехорошо. Тогда у него было бы право на Иирин. И нам пришлось бы его убить. Но все же это было бы куда лучше того, что сделала с ним Иирин сегодня. — Она помолчала. — Может быть, еще не поздно бросить его здесь? Какой-нибудь зверь найдет его и избавит от страданий…
Иирин стала ярко-оранжевой, она бросилась между тинкой и Анито.
— Нет!
— Это существо сказало, что не сможет воспитать тинку без нашей помощи, — продолжала спорить Анито. — Так почему же мы должны разрешать ей такое поведение? Как сможет тинка узнать, как нужно стать настоящим тенду, как он сможет узнать, как надо воспитывать собственного бейми? Если это существо возьмет себе тинку, он навсегда останется вне гармонии с другими тенду.
— Нельзя утверждать такое без проверки, — сказала Иирин. — И есть еще одна вещь, которую следует учитывать, эй. Мой народ и твой народ только начинают узнавать друг друга. Появится нужда в тенду, который понимает моих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Я думаю, мы не поняли друг друга, — сказал Укатонен. — Мы едим только головастиков, и то только тех, у кого нет передних ног. Как только вырастут передние лапы, их уже нельзя трогать.
— А что же с ними происходит потом? — спросила Джуна.
— В сезон наводнений они уплывают в джунгли. Те, что выживают, возвращаются к нам в виде тинок. Самых умных и самых лучших тинок старейшины отбирают и воспитывают как бейми. Затем бейми становятся старейшинами. Поняла?
— Думаю, да. Это очень отличается от того, как ведут себя мои люди со своей молодью. Мы редко за раз рожаем больше одного ребенка. Каждый из них поэтому нам дорог. Вот почему мне было так трудно принять, что вы… — Джуна замолчала, борясь с новым приливом тошноты, — едите своих.
— Мы едим только головастиков, — напомнил ей Укатонен. — А тинки и сами могут за себя постоять.
— Это тоже мне кажется неправильным. Мы заботимся о своих детях, пока они не становятся совсем взрослыми.
— Но у вас мало детей. А тинок много; даже за теми, которые живут в деревнях, и то не хватит времени ухаживать. Да это было бы и неправильно в отношении тех тинок, которые живут в лесу и ждут, когда же освободится для них место в дереве.
Джуна вздохнула. Этот разговор становился слишком трудным для понимания.
— Наши народы очень разные.
— Да, — согласился Укатонен, — очень.
Анито коснулась руки Укатонена.
— Нам пора двигаться, эн.
Укатонен высветил согласие.
— Мы поговорим обо всем этом как-нибудь потом.
Они подождали, пока Джуна собрала свои вещи, а затем втроем пустились в путь.
Тинка продолжал следовать за ними. На следующее утро, когда Джуна проснулась, она нашла у своих ног только что убитую ящерицу. Анито остановила ее, прежде чем она успела взять подарок.
— Это от тинки, — сказала Анито. — Если б ты приняла ящерицу, то только обнадежила бы его. — Она подняла ящерицу и перебросила ее через край гнезда. Они позавтракали оставшимся мясом и свежими фруктами, а затем двинулись в путь.
Примерно час спустя Анито поймала тинку. Укатонен опять приказал ему вернуться в деревню и отослал его туда с помощью крепкого подзатыльника.
И все равно тинка продолжал тащиться за ними. Анито и Укатонен швыряли в него гнилые фрукты и даже помет, но тинка отбегал подальше, чтобы оказаться вне досягаемости, и упорно шел по их следам. Наконец у них остался лишь один выход — мрачно сжать зубы и не обращать внимания. Борьба между упрямым тинкой и не менее упрямыми старейшинами была бы забавна, если б для тинки ставкой в ней не являлась его жизнь. Когда этот юнец пропадал из виду на день или около того, Джуна начинала тревожиться — не убил и не съел ли его какой-нибудь хищник. Теперь она уже не хотела, чтобы он повернул в Лайнан, и начала надеяться, что ему найдется место в деревне Анито. Не может же быть, что никто не пожалеет этого мрачного целеустремленного юнца и не возьмет его в ученики.
Однажды, когда Анито разделывала крупное, покрытое перьями животное, у которого голова напоминала голову оленя или другого травоядного жвачного, а ноги — птичьи лапы, Джуна спросила ее, не возьмет ли она тинку в ученики.
— Нет, я слишком молода, чтобы иметь бейми. Это было бы неправильно. Кроме того, я выбрала бы тинку из своей деревни.
— А как насчет других старейшин? Может, кто-нибудь захочет этого тинку!
Анито покачала головой.
— Вероятно, он даже на плотах не получит места. Его придется бросить, когда мы пойдем вниз по течению.
— Но он так смел, так решителен, — спорила Джуна, — наверняка это должно иметь значение.
— Он знал, как ничтожны его шансы, когда пошел за нами, — ответила Анито. — На такой риск идти глупо. Если он умрет, то сам будет виноват. Да и ты тоже — ведь это ты поощряла его пойти за нами.
Слова Анито больно укололи Джуну, и она отвернулась. Она была добра к тинке в Лайнане, она сделала глупейшую ошибку, принимая от него мелкие дары, так как видела в этом всего лишь ответную благожелательность. Невежество иногда хуже намеренной жестокости.
— Что же мне теперь делать? — спросила она.
— Не обращать внимания, как делала последнее время. Ничего другого сделать нельзя.
— А как насчет Укатонена? Он не возьмет тинку в ученики?
Уши Анито растопырились от удивления. Огоньки негодования ясно проступили на груди.
— Было бы просто грубо предложить Укатонену такое. Не делай этого. Поняла?
— Поняла, — кивнула Джуна.
— Это хорошо.
Через два дня, когда они шли по вершинам деревьев, на тинку напала большая ящерица. Услышав крики атакованного тинки, Укатонен и Анито бросили взгляд в том направлении и равнодушно пошли дальше. Джуна остановилась. Юный туземец сражался храбро — зубами и когтями, — но прорвать толстую кожу ящерицы не смог. Если ничего неожиданного не произойдет, тинка погиб.
Анито и Укатонен продолжали путь, как будто ничего не произошло. Анито обернулась и сделала Джуне знак поторапливаться. Тинка уже слабел. Он метнул Джуне молящий взгляд своих зеленых глаз. Она вспомнила, как толпились вокруг нее тинки, похожие на десятилетних ребятишек. Джуна сломила сухой сук и с криками и яростным воем бросилась на ящерицу. Та бросила тинку и прыгнула на другое дерево.
Джуна поймала маленькое тело в тот миг, когда оно уже падало с ветки. Тинка был весь залит кровью. На груди глубокие раны от когтей, на шее и плечах еще более страшные следы укусов. Она видела, как бьется главная кровеносная артерия под тонким слоем обнаженных мышц.
Джуна уже рылась в своей аптечке, когда почувствовала чью-то руку на плече. Это была Анито.
— Брось его, пусть ящерица получит свой обед, — сказала Анито.
Джуна поглядела на несчастного, залитого кровью тинку. Он понимал, что сейчас решается его судьба. Спасти ему жизнь — нарушение одного из важнейших правил Контакта: Джуна вступила бы в конфликт с культурой аборигенов. Ведь это было не человеческое дитя, и применять к нему человеческую шкалу ценностей она просто не имела права. Глаза тинки закрылись, голова безжизненно упала набок.
Джуна вспомнила, на какие жертвы шла ее мать, чтобы спасти Джуну и ее брата Тойво в воющем аду лагерей для беженцев. Она слышала об этом от отца и от своей тетки Анетты, она слышала и о том, что они делали, чтобы разыскать их. Без их любви и настойчивости сегодня в живых не было бы ни ее, ни Тойво. Она вспомнила, как сама воровала хлеб для Тойво, воровала у тех, кто, возможно, нуждался в нем не меньше, воровала только для того, чтобы выжил ее брат. Как может она предать этого маленького аборигена?
— Нет.
— Но ты должна, — сказал Укатонен.
— Не могу, — ответила Джуна. — Не могу, раз он последовал за мной. Он слишком смел, чтобы я могла позволить ему умереть.
Укатонен дернул подбородком, задумчиво глядя на тинку.
— Если он выживет, тебе придется взять его в ученики. Готова ли ты принять такой груз?
Джуна подняла глаза и прямо взглянула на аборигена. Как может она взять ответственность за другое живое существо? Она сама-то живет чудом. Кроме того, это будет серьезнейшее нарушение Протокола. Все остальные нарушения, которые она имела на своей совести, можно было оправдать — правила нарушались ради выживания. А это? Она покачала головой. Ни один специалист КСИ в здравом рассудке не сделал бы ничего подобного. Это бредятина целиком и полностью. Но она не может дать этому малышу умереть, и к черту все, что из этого получится! Тинка слишком смело дрался за свое право жить! Джуна уже все решила, и никакие трезвые рассуждения не смогут изменить ее решения. Это касалось такой сферы, куда правила Протокола не имели доступа.
— Да, я приму эту ношу, эй.
— Ты понимаешь, что ни я, ни Анито не можем лечить этого тинку? А если он помешает нам идти вперед, его придется бросить. Ты принимаешь это?
— Да, эн.
— Тогда ладно. Но спеши. Нас сегодня ждет дальний путь.
13
Пораженная до глубины души, Анито смотрела, как Иирин возвращается, чтобы вырвать тинку из зубов голано. Ее интерес возрос еще больше, когда та стала торговаться с Укатоненом из-за жизни какого-то ничтожного тинки. Действия этого нового существа казались Анито совершенно дикими. Ничего хорошего из них получиться не могло. Анито прямо-таки рвалась вмешаться и положить конец страданиям несчастного тинки, но Укатонен уже сказал свое слово, и оспаривать его решение она права не имела. Ей оставалось только надеяться, что тинка умрет от ран.
Тварь вылила на раны тинки какую-то прозрачную жидкость, которая тут же стала пузыриться. Любопытная Анито капнула одну капельку себе на ладонь. Жидкость жгла кожу, как укус огненной мухи. Затем Иирин взяла тонкую изогнутую иглу и еще какое-то устройство из мертвого камня и стала зашивать раны. Это было страшнее всего, что только могла вообразить Анито. От неимоверной боли тинка застыл, как в параличе. Иирин издавала тихие успокаивающие звуки, шедшие откуда-то из самой глубины горла.
— Лежи тихо, все будет хорошо, — сказала Иирин тинке. Судорожные движения тинки прекратились, но время от времени дрожь боли сотрясала тонкий костяк юнца, особенно когда игла Иирин вонзалась в его плоть. Время от времени у него вырывались жалобные звуки, похожие на стрекотание.
— Не сердись на меня, — шептала Иирин, вся охряная от жалости. — Я знаю, это больно, но ты бы истек кровью, не сделай я этого. Скоро все кончится.
Анито отвернулась. Смотреть на такое не было сил. Укатонен же наклонился, внимательно наблюдая за происходящим. Его кожа представляла сложную смесь пурпурного любопытства, пятен бежевого цвета, выражавшего отвращение, и оранжевого — цвета ужаса.
Анито коснулась его руки.
— Неужели ты не можешь остановить это! — молила она. — Она же его пытает!
— Иирин приняла на себя ответственность за тинку. Все, что она с ним сделает, — ее право.
— Но это же неправильно! — протестовала Анито. — Она моя атва, и я не могу выносить такого! Пожалуйста, останови это отвратительное действие. Убей несчастного тинку, пока еще есть время.
— Ты просишь моего суждения, кене? — спросил Укатонен. — А чем ты мне за него заплатишь?
Анито поглядела на тинку. Он лежал с плотно закрытыми глазами, а рот был широко раскрыт в безмолвном вопле муки. Она снова отвернулась; вид его страданий был непереносим.
Со стороны Иирин ужасная ошибка взять к себе тинку в качестве бейми. Как может она воспитать бейми, если она и себе-то пищи добыть не может? Как может она научить бейми стать мудрым старейшиной, когда она сама так невежественна? Все это сплошная нелепость! Новое существо — атва Анито, и она должна остановить ее любой ценой.
— Да, эн. Я прошу твоего суждения. Чего ты хочешь взамен?
Укатонен смотрел на нее. Глаза оценивающие, холодные.
— Ты уверена, что хочешь этого? Цена может оказаться слишком высокой.
— Да, эн. Ты можешь просить все, что захочешь.
— Что ж, хорошо. Цена — ты сама. Я хочу, чтобы ты стала энкаром. Хочешь ли ты, как и раньше, услышать мое решение?
Если Анито согласится, это значит, что она покинет Нармолом, покинет все, что знает и любит, и пойдет одинокой дорогой энкара. Это была огромная цена, и на мгновение она уже готова была отступить. Но потом она поглядела на тинку. Его руки корчились в когтях боли. Иирин уже кончила зашивать самую глубокую рану и теперь соединяла края кожи над пульсирующей артерией на шее тинки. Анито не могла позволить такому жестокому существу стать ситиком. Это был бы неслыханный грех.
— Да, да, — сказала Анито, не отводя глаз от скомканного болью тельца тинки.
— Хорошо. Я приму решение, когда мы остановимся на ночь.
— Но, эн…
Укатонен посмотрел на нее. Глаза совсем чужие.
— Да, кене?
— Но ведь тинка мучается сейчас!
Укатонен взглянул на тинку, протянул руку и вонзил шпору в его бедро. Тинка тут же потерял сознание.
— Этого достаточно.
Иирин подняла глаза.
— Я боялась, что вещи, которые останавливают боль у моего народа, могут убить тинку. Благодарю тебя за доброту. — И вернулась к своей страшной работе.
Анито вскочила и вскарабкалась на самый верх дерева. Она больше не могла смотреть на это гнусное убийство. Укатонен пришел за ней, когда Иирин кончила.
Они отправились в дорогу и прошли немалый кусок пути. Иирин вытащила веревки из двух охотничьих сумок и привязала к себе тинку, оставив руки свободными для лазанья. Вес тинки был невелик и почти не замедлял движений Иирин. Умение лазать по деревьям у Иирин невероятно возросло с тех пор, как два месяца назад они покинули Нармолом. Теперь она спокойно могла выдерживать ту скорость, которую устанавливал Укатонен. Но когда они добрались до ночлега, Иирин была изрядно измотана.
Несмотря на усталость, она сначала позаботилась о том, чтобы получше устроить тинку в гнезде, а уж потом занялась собственными делами. Этим она разрушила последнюю надежду Анито, что, может быть, Иирин надоест таскать такой груз и она бросит его. Они молча поужинали сушеными припасами и собранными в дороге фруктами и зеленью. Иирин попыталась дать тинке меду и фруктового сока, но он был без сознания и чисто рефлективно сделал только один глоток, когда несколько капель попали ему на вытащенный Иирин язык. Наконец Укатонен тронул ее за плечо и попросил подойти и сесть под светящимися грибками.
— Анито попросила меня принять решение, можно ли позволить тебе взять на воспитание этого тинку, — сказал Укатонен, став вдруг необыкновенно сухим и торжественным.
Иирин села. Ее лицо исказилось, как это бывало в тех случаях, когда она чего-то пугалась. Она стала охряной от тревоги, но через этот тон пробивались оранжевые и красные отсветы страха и гнева.
— Нет, эн, пожалуйста…
Укатонен поднял руку, останавливая Иирин.
— Помолчи. Я еще не принял решения. Многое должно быть сказано, прежде чем оно будет принято. Анито, пожалуйста, выскажи свои возражения против усыновления.
— Эн, Иирин — не тенду. Правильно воспитать тинку она не может. Она не может выполнить те физические действия, которые нужны для превращения тинки в бейми. Как же этот тинка станет бейми? Что случится с тинкой, когда вернется народ Иирин? Она же не может бросить собственного бейми! Это будет гораздо хуже, чем дать тинке умереть сейчас! Иирин легкомысленна и жестока, она согласилась взять на себя такое дело, сделать которого она не может. И в конце концов это всего лишь тинка, эн.
— Ты поставила ряд очень важных вопросов, кене. Что скажешь ты, Иирин?
— Я тоже считаю их важными, эн, и на многие из них у меня нет ответов. Я знаю, что этот тинка очень храбрый и очень настойчивый, и думаю, что существо с такими качествами должно жить, даже если ты, Анито, и все остальные тенду считаете, что это не так. Мой народ ценит такие качества, и они позволили нам продвинуться очень далеко. Я уверена, что все проблемы могут быть решены, если есть желание их решить. Все зависит от вас — от тебя, эн, и от Анито. Мне нужна будет ваша помощь, чтобы воспитать тинку. Почти все наши люди воспитаны не одним человеком, а несколькими. Иногда, чтобы поднять одного ребенка, требуется помощь многих людей.
У нас воспитание — долгое дело и очень большая ответственность. Наши дети при рождении совершенно беспомощны и остаются такими несколько лет. Тинки куда более самостоятельны, чем наша молодь. Я не могу обучить тинку тем вещам, которые необходимы тенду, но я могу заботиться о нем и защищать его, пока вы поможете ему стать хорошим тенду.
Укатонен погладил подбородок, глубоко задумался, а потом обратился к Анито.
— Что скажешь на это ты, кене!
— Я все равно думаю, что это неправильно, эн.
— А что бы ты сделала в том случае, если б тинка выздоровел?
Анито покачала головой.
— Не знаю, эн. Тогда бросить его было бы нехорошо. Тогда у него было бы право на Иирин. И нам пришлось бы его убить. Но все же это было бы куда лучше того, что сделала с ним Иирин сегодня. — Она помолчала. — Может быть, еще не поздно бросить его здесь? Какой-нибудь зверь найдет его и избавит от страданий…
Иирин стала ярко-оранжевой, она бросилась между тинкой и Анито.
— Нет!
— Это существо сказало, что не сможет воспитать тинку без нашей помощи, — продолжала спорить Анито. — Так почему же мы должны разрешать ей такое поведение? Как сможет тинка узнать, как нужно стать настоящим тенду, как он сможет узнать, как надо воспитывать собственного бейми? Если это существо возьмет себе тинку, он навсегда останется вне гармонии с другими тенду.
— Нельзя утверждать такое без проверки, — сказала Иирин. — И есть еще одна вещь, которую следует учитывать, эй. Мой народ и твой народ только начинают узнавать друг друга. Появится нужда в тенду, который понимает моих людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60