— Чего же хочешь ты?
С минуту Джуна размышляла.
— Я хочу жить. Хочу вернуться к своему народу. Хочу… — Она смолкла, не зная символа слова «дом». Вместо него она воспользовалась словом «нармолом», которое всегда упоминала Анито, говоря о своей деревне. Джуна не была уверена — то ли это дом, то ли название места.
— Не хочешь оставаться здесь? — спросил Укатонен.
Джуна пожала плечами. Не очень-то приятно жить в деревне, где полно враждебных туземцев. Но ей все равно надо возвращаться сюда два раза в год, чтобы передавать на спутники экспедиции, что крутятся на орбите планеты, уточнения и дополнения к своим открытиям и исследованиям.
— Тут я оставаться не хочу, но мне надо приходить сюда по два раза в три сезона, чтобы говорить с моим народом.
Уши Укатонена насторожились.
— Я думал, твои люди тебя не слышат.
— Я оставляю своим людям слова на случай, если заболею или… — Она запнулась, не зная символа слова «смерть». — Или если меня не будет, как не стало Илто, чтобы мой народ знал то, что я узнала здесь.
Укатонен обдумывал слова Джуны.
— Я понял. Ты оставляешь слова своим людям, чтобы если ты нуггун, они бы узнали, что ты тут делала. — Укатонен засветился успокаивающим синим цветом. — Не бойся, я о тебе позабочусь. Если ты будешь нас слушаться, ты не нуггун, поняла?
— Деревенские не нуггун меня? — спросила Джуна. Она была почти уверена, что нуггун имеет отношение к смерти, и потому смело включила это слово в свою фразу.
— Нет. Я не позволю людям деревни причинить тебе боль. Однако твои люди сильно ранили деревню. Что-то должно быть сделано, чтобы восстановить гармонию. Ты должна что-то сделать, чтобы она восстановилась.
— А что я могу сделать? Чем помочь?
Укатонен покачал головой — человеческая привычка, которую он усвоил, говоря с Джуной.
— Я не знаю. Ты, деревня, Анито, я, твой народ, все должны быть приведены в гармонию. Ты должна что-то сделать, чтобы воссоздать в деревне гармонию. Мне надо найти дорогу к этому. Сейчас я не знаю как. Все очень трудно.
Джуна кивнула и высветила свое согласие.
— Я поняла. Не все сразу. Надо ждать. Мои люди придут. Говорить с ними. Я помогу сейчас, но за свой народ говорить не могу. Но что я должна делать, чтобы привнести гармонию в эту деревню еще до того, как придет мой народ?
— Иду думать. После обеда скажу свое решение.
Джуна села, прислонившись к стене, и облегченно вздохнула. Есть еще множество вопросов, на которые у нее нет ответов, но она наконец узнала, что Укатонен никому не позволит причинить ей боль. Джуна взяла компьютер и вызвала лингвистическую программу. После разговора с Укатоненом она почувствовала себя куда лучше.
После обеда по всему дереву разнесся гулкий вибрирующий удар.
Укатонен встал.
— Время собрания пришло, — сказал он.
Джуна вместе с двумя туземцами спустилась на дно дупла, к пруду — обычному месту собраний жителей деревни. Все туземцы встали при приближении Укатонена; уши широко растопырены, шеи вытянуты, чтобы видеть лучше. Всплески реплик в цветах от розового до лавандового показывали, что настрой деревенских жителей преимущественно выжидающе-любопытствующий. «Ждут, — мрачно подумала Джуна, — приговора».
Она встала, давая деревенским возможность хорошенько себя рассмотреть, прежде чем Укатонен сообщит им о своем решении, Джуна старалась ничем не выдать своего внутреннего напряжения. Наконец на груди Укатонена вспыхнул какой-то ритуальный символ. Речь кожи у присутствующих «смолкла», и они сели, ожидая, когда же начнутся обычные в таких случаях действия. Анито положила руку на плечо Джуны, предлагая ей последовать примеру всей аудитории. Встал главный вождь деревни и начал говорить. Его речь была слишком сложна и формальна, чтобы Джуна могла что-то понять.
Она дотронулась до плеча Анито.
— Что говорит?
Анито поглядела на Джуну, потом перевела взгляд на оратора.
— Не много, — ответила она мелкими символами на своем плече, которые Джуна приняла за эквивалент человеческого шепота. — Рада, что Укатонен здесь. Говорит много добрых слов об Укатонене. Говорит, как плохо стало после пожара леса. Много слов, но мало сказано.
В краткой аннотации Анито речь вождя выглядела так сходно с речью земных политиканов, что Джуна улыбнулась. Видимо, все же есть вещи универсальные для всех миров. Наконец речь вождя завершилась. Зеленая рябь одобрения прошла по рядам жителей деревни. К ним присоединились и Анито с Укатоненом.
Укатонен подождал, пока закончатся знаки одобрения со стороны деревенских, а затем вышел на бугорок, с которого выступал вождь. Он постоял, ожидая, чтобы взоры сидящих обратились на него, и тогда перешел к официальной части речи. Анито снабдила Джуну переводом, сказанным «шепотом».
— Приветствует. Благодарит за гостеприимство и за многие хорошие вещи, которые они для нас сделали. — Эти фразы изложили содержание первых десяти минут речи.
— Вы просили меня о тенгарра, чтобы восстановить гармонию. Новый народ уничтожил часть вашего леса. Вы просили, чтобы Иирин вернула вам этот лес. Я говорю, она сделать этого не может. Она сказала вам, что человеки не сделали бы того, что сделали, если б знали, что вы тут живете. И еще, что ее не было тут, когда выжигали лес. И все же вы требуете, чтобы она была наказана, хотя лес уничтожили по незнанию. Когда огонь поджигает лес или когда ветер валит деревья, разве вы делаете дурные вещи огню или ветру? Нет. Но в этом случае новые люди действовали подобно ветру, не понимая, что приносят вред. Ваш разговор о наказаниях этого нового существа происходит от отсутствия у вас гармонии с миром. Вам следует восстановить гармонию, но сделать это не за счет других людей.
Темно-красная рябь появилась на коже жителей деревни. Им совсем не понравилось то, что они услышали. Некоторые из них отвернулись, выражая свое неприятие слов Укатонена. Укатонен громко зашипел, и кожа туземцев вновь стала серой.
— Ваш лес уничтожен. Вы должны получить обратно то, что потеряли. Я с этим согласен. Анито, чья атва — новые люди, тоже согласна. Согласны Иирин и ее народ. Народ Иирин обещал мне, что они сделают этот лес еще лучше, чем он был, но нам придется начать восстанавливать его, прежде чем настанет сезон наводнений. Иирин должна нам помочь, Анито должна помочь, потому что этот новый народ — ее атва. Я тоже помогу. Но Анито принадлежит Нармолому и должна туда вернуться. Было бы неправильно заставить ее остаться. И вот как я вижу дальнейшее: Анито, Иирин и я будем возвращаться сюда дважды в год. Мы станем работать над лечением леса по одной пида каждый раз, как будем сюда приходить. И еще я попрошу других энкаров прийти и помочь нам. Все долги энкарам перекладываются на новый народ. Когда они вернутся, мы договоримся с ними об оплате долга.
Укатонен сошел с холмика и сел рядом с Джуной и Анито. Джуна обвела взглядом аудиторию. Деревня была полным смешением узоров и цветов, среди которых были и красные, немногочисленные синие и зеленые, много лавандовых и пурпурных. Отношение очень разное, но это все-таки лучше, чем всеобщий гнев и враждебность, которые Джуна только что наблюдала.
Глава деревни встал и вышел на ораторский холмик. Прежде чем заговорить, он долго стоял молча, вглядываясь в своих сограждан.
— Мы благодарим энкара за его тенгарру. Мы надеемся, что так будет восстановлена гармония, — сказал вождь, повернулся и стал взбираться по дереву наверх.
Похоже, это был сигнал. Деревенские стали расходиться. Укатонен коснулся плеча Анито.
— Вы, — сказал он, указывая на Джуну, — поднимайтесь наверх. Я приду позже.
Джуна последовала за Анито вверх по стене дупла, где находилась их комната. Она принялась проверять отчет компьютера о речи Укатонена, чтобы узнать, не увеличился ли словарный запас. Там оказалось около дюжины новых терминов. Только восемь из них имели эквиваленты в известных ей языках Земли, но компьютер предложил для всех, кроме одного, достаточно надежные дефиниции. Джуна улыбнулась. Наконец-то ее компьютер стал разбираться в языке туземцев! Хотела бы она говорить с ними так же хорошо, как это делает машина!
Укатонен вошел, как раз когда она кончила работать с компьютером. Он сделал ей знак присесть. Анито присоединилась к ним.
— Ты поняла, что я говорил? — спросил Укатонен.
— Я думаю, да. Я должна работать на эту деревню дважды в год по одной пида за раз. Ты и Анито поможете мне. Когда мои люди вернутся, они будут разговаривать с жителями деревни о том, как сделать все еще лучше. Я не знаю, сколько длится пида!
— Пида продолжается от двенадцати до тридцати двух дней. В году восемнадцать пид.
Итак, пида — промежуток времени с варьирующей продолжительностью, грубо говоря, эквивалентный нашему месяцу. Значит, она будет работать не более шестидесяти четырех дней за год. Джуне это показалось вполне приемлемым.
— Когда мы начнем делать это? — спросила Анито. — Я не могу оставаться тут долго. Надо вернуться в Нармолом до начала сезона наводнений.
Укатонен вспышкой света показал, что согласен.
— Месяц Бури только что начался. Мы проработаем до его конца. Если поторопимся, то придем в Нармолом до начала сезона наводнений.
Анито тоже подала сигнал согласия, но Джуна чувствовала, что Анито почему-то недовольна решением. В поведении Анито вообще было нечто странное. Ей, по-видимому, вообще Джуна не слишком нравилась, но тем не менее она сопровождала ее в этом походе и даже готовилась остаться тут на некоторое время. Почему же Анито остается, если ей так хочется домой, в родную деревню? И Укатонен почему-то считает Анито ответственной за то, что сделали Джуна и другие люди. Почему?
Она прикоснулась к плечу Анито.
— Ты хочешь в Нармолом. Зачем оставаться здесь?
— Я должна остаться и работать, — ответила Анито.
— Ты не уничтожала лес. Это сделали мои люди. Зачем работать тебе?
— Я должна работать, потому что ты моя атва.
«Атва» — слово, часто встречающееся, но для него Джуна не располагала точным определением. Компьютер считал, что это либо отношение, либо предмет, но диапазон тут слишком велик. Дефиниции, которые могла предложить Джуна, были ничуть не лучше, чем у компьютера. Это был важный термин и к тому же он как-то касался ее собственных отношений с Анито.
— Что такое атва! — спросила она.
Теперь разговор стал еще более запутанным и трудным для понимания. «Каждый тенду имеет свою атву», — сказала Анито. Укатонен ее поправил — только некоторые тенду. За этим последовала совершенно непонятная дискуссия между обоими туземцами. Укатонен согласился, что в какое-то время все тенду имеют атвы. Джуна и другие люди — атва Анито. Каким-то образом Анито отвечает за все, что сделают Джуна и прочие люди.
Так, может, она и другие люди «принадлежат» Анито? Или же это отношения типа мать — ребенок или мастер — ученик? Джуна покачала головой. Такие сложные вопросы она задавать еще не готова. Надо знать гораздо больше о правах частной собственности и о формах отношений, чтобы продолжать такое обсуждение. Но она вовсе не хочет соглашаться на положение раба только из-за собственного невежества. И если Анито несет ответственность за ее поведение, то следует дать ей понять, что Джуна постарается вести себя хорошо, но при этом не согласна находиться в собственности Анито.
— Я буду делать, как ты скажешь. Я не стану делать ничего плохого для тебя. Но я не твоя атва. Я — своя атва. Поняла?
— Не поняла. Каждый — чья-то атва.
— А ты чья атва!
— Я — атва Нармолома, — ответила Анито.
— А чья атва Нармолом? — спросила Джуна.
— Моя атва и другого энкара, — вмешался Укатонен.
— А энкар!
— Энкар — атва другого энкара.
— Значит, энкар — собственная атва, — сказала Джуна. — А я — атва моего народа. Я не ваша атва.
— Но новый народ — атва Анито. И ты — атва Анито.
— Нет! — стояла на своем Джуна. — Я — нет! И я не хочу!
— Ты не понимаешь, — снова вмешался Укатонен. — Ты делай то, что скажет тебе Анито. А поговорим позже, когда ты будешь больше понимать.
Это показалось Джуне пока разумным компромиссом, но только при условии, что, как она надеялась, ей удалось ясно дать понять, что она не имеет намерения принадлежать Анито. На языке кожи она выразила вынужденное согласие, а потом добавила:
— Я не говорю «да» тому, что я атва Анито. Поняли?
Анито собиралась что-то сказать, но Укатонен положил ей руку на плечо.
— Понял, — сказал он. — А ты иди спать. Утром нас ждет тяжелая работа.
Джуна убрала компьютер, умылась, легла на лиственную подстилку, но уснуть ей еще долго не давали беспокойные мысли о том, что же будет дальше.
На следующее утро Анито подняла Джуну очень рано. Они быстро позавтракали и с двумя местными жителями отправились сквозь густой утренний туман по веткам, с которых стекала обильная роса. Потом Укатонен остановил их, и они спустились на землю. Он сделал знак Анито и двум селянам, которые начали подбирать с земли нечто весьма тяжелое. Джуна пригляделась. Оказалось, что они собирают огромных земляных улиток — крупных слизняков с толстой пятнистой раковиной цвета палой листвы, Покрывающей землю в лесу. Физиология этих животных вызывала массу споров в лаборатории. Кожа и внутренние органы ничего особенного не представляли, но огромное тело состояло преимущественно из очень крупных многоядерных клеток, назначение которых было совершенно непонятно.
— Огромная масса цитоплазмы, которая еще только ждет, чтобы ей указали, что надо делать, — заметил как-то Эрнандес.
Они доставили четырех земляных улиток к дереву-деревне и оставили их с Укатоненом. Потом Анито увела Джуну на дно дупла. Маленькие зеленые трудяги, которых туземцы называли «тинки», вытаскивали со дна пруда, с помощью больших дырявых сосудов, страшно вонючий ил. Джуне поручили вытаскивать из ила огромных головастиков и бросать их обратно в воду. Ил же складывали в выложенные листьями корзины, которые выстраивали рядами вдоль берега пруда — с тем, чтобы дать стечь воде обратно в пруд. Это был противный и очень тяжелый труд, который занял большую часть дня.
Когда работа кончилась, Анито отвела Джуну к чистому ручью, чтобы выкупаться. После купания они вернулись в комнату. От улиток осталось только корыто, наполненное желеобразной массой, да ряд пустых раковин, похожих на боевые щиты, выставленные у стены.
Джуна проглотила обед и залезла в постель. Она слишком устала, чтобы работать с компьютером. Последняя мысль перед сном была: как прав Укатонен, сказавший, что у них будет тяжелый день.
А скоро такие дни стали привычной рутиной. Джуна поднималась рано, что-то съедала и начинала работать. Она обнаружила, что поставлена работать вместе с тинками — вынимать семена из бочек, полных омерзительно пахнущими гнилыми фруктами. Потом эти семена обмазывались коркой из плохо слежавшегося навоза. Нередко ей приходилось таскать тяжеленные корзины с илом или с морскими водорослями. Любая ее работа становилась мишенью для насмешек и критики; иногда все приходилось переделывать. Компост оказывался плохо перемешанным или от него пахло не так, как надо, хотя Джуна не видела никакой разницы с тем, что сделано другими. Потом оказывалось, что плотность оболочек для семян тоже не та или что их плохо высушили. Это была жуткая, изматывающая работа, а жители деревни, по-видимому, находили удовольствие в том, чтобы делать ее еще неприятнее. Джуна старалась выполнять дело как можно лучше, хотя мелочные придирки иногда доводили ее почти до бешенства. Выбора-то у нее не было. Жалобы показали бы, что она просто слабак, а выказывать гнев было опасно. К ночи она так уставала, что с трудом доедала обед, чуть ли не засыпая Над ним. Ее компьютер валялся в углу, покрытый пылью. Для него у Джуны не было времени. Вся ее жизнь ограничивалась едой, изнуряющим трудом и сном.
Однажды — в конце второй недели — Джуна волокла тяжелую корзину компоста и морских водорослей по крутому пандусу, но вдруг поскользнулась и чуть не упала. Кто-то помог ей устоять на ногах. Джуна увидела, что смотрит прямо в зеленые глаза какого-то тинки.
— Спасибо, — сказала она на языке кожи и коснулась плеча тинки.
Уши тинки раскрылись и снова закрылись в знак того, что он понял. Эти существа не умели говорить на языке кожи, что вроде бы подкрепляло гипотезу Джуны: тинки на самом деле — просто другой вид. Тенду держались с тинками так, будто тех вообще не существовало. Джуна сомневалась, что разумная раса может относиться столь пренебрежительно к своей молоди. А существует ли у туземцев половой диморфизм? Джуна понятия не имела о том, как они размножаются. Ей вообще не приходилось видеть ничего похожего на брачные игры или ухаживание. Во всяком случае, такого, что можно было бы решительно отнести к такого рода отношениям. Тинки могли быть одним из двух полов. А может, это была раса или вид рабов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
С минуту Джуна размышляла.
— Я хочу жить. Хочу вернуться к своему народу. Хочу… — Она смолкла, не зная символа слова «дом». Вместо него она воспользовалась словом «нармолом», которое всегда упоминала Анито, говоря о своей деревне. Джуна не была уверена — то ли это дом, то ли название места.
— Не хочешь оставаться здесь? — спросил Укатонен.
Джуна пожала плечами. Не очень-то приятно жить в деревне, где полно враждебных туземцев. Но ей все равно надо возвращаться сюда два раза в год, чтобы передавать на спутники экспедиции, что крутятся на орбите планеты, уточнения и дополнения к своим открытиям и исследованиям.
— Тут я оставаться не хочу, но мне надо приходить сюда по два раза в три сезона, чтобы говорить с моим народом.
Уши Укатонена насторожились.
— Я думал, твои люди тебя не слышат.
— Я оставляю своим людям слова на случай, если заболею или… — Она запнулась, не зная символа слова «смерть». — Или если меня не будет, как не стало Илто, чтобы мой народ знал то, что я узнала здесь.
Укатонен обдумывал слова Джуны.
— Я понял. Ты оставляешь слова своим людям, чтобы если ты нуггун, они бы узнали, что ты тут делала. — Укатонен засветился успокаивающим синим цветом. — Не бойся, я о тебе позабочусь. Если ты будешь нас слушаться, ты не нуггун, поняла?
— Деревенские не нуггун меня? — спросила Джуна. Она была почти уверена, что нуггун имеет отношение к смерти, и потому смело включила это слово в свою фразу.
— Нет. Я не позволю людям деревни причинить тебе боль. Однако твои люди сильно ранили деревню. Что-то должно быть сделано, чтобы восстановить гармонию. Ты должна что-то сделать, чтобы она восстановилась.
— А что я могу сделать? Чем помочь?
Укатонен покачал головой — человеческая привычка, которую он усвоил, говоря с Джуной.
— Я не знаю. Ты, деревня, Анито, я, твой народ, все должны быть приведены в гармонию. Ты должна что-то сделать, чтобы воссоздать в деревне гармонию. Мне надо найти дорогу к этому. Сейчас я не знаю как. Все очень трудно.
Джуна кивнула и высветила свое согласие.
— Я поняла. Не все сразу. Надо ждать. Мои люди придут. Говорить с ними. Я помогу сейчас, но за свой народ говорить не могу. Но что я должна делать, чтобы привнести гармонию в эту деревню еще до того, как придет мой народ?
— Иду думать. После обеда скажу свое решение.
Джуна села, прислонившись к стене, и облегченно вздохнула. Есть еще множество вопросов, на которые у нее нет ответов, но она наконец узнала, что Укатонен никому не позволит причинить ей боль. Джуна взяла компьютер и вызвала лингвистическую программу. После разговора с Укатоненом она почувствовала себя куда лучше.
После обеда по всему дереву разнесся гулкий вибрирующий удар.
Укатонен встал.
— Время собрания пришло, — сказал он.
Джуна вместе с двумя туземцами спустилась на дно дупла, к пруду — обычному месту собраний жителей деревни. Все туземцы встали при приближении Укатонена; уши широко растопырены, шеи вытянуты, чтобы видеть лучше. Всплески реплик в цветах от розового до лавандового показывали, что настрой деревенских жителей преимущественно выжидающе-любопытствующий. «Ждут, — мрачно подумала Джуна, — приговора».
Она встала, давая деревенским возможность хорошенько себя рассмотреть, прежде чем Укатонен сообщит им о своем решении, Джуна старалась ничем не выдать своего внутреннего напряжения. Наконец на груди Укатонена вспыхнул какой-то ритуальный символ. Речь кожи у присутствующих «смолкла», и они сели, ожидая, когда же начнутся обычные в таких случаях действия. Анито положила руку на плечо Джуны, предлагая ей последовать примеру всей аудитории. Встал главный вождь деревни и начал говорить. Его речь была слишком сложна и формальна, чтобы Джуна могла что-то понять.
Она дотронулась до плеча Анито.
— Что говорит?
Анито поглядела на Джуну, потом перевела взгляд на оратора.
— Не много, — ответила она мелкими символами на своем плече, которые Джуна приняла за эквивалент человеческого шепота. — Рада, что Укатонен здесь. Говорит много добрых слов об Укатонене. Говорит, как плохо стало после пожара леса. Много слов, но мало сказано.
В краткой аннотации Анито речь вождя выглядела так сходно с речью земных политиканов, что Джуна улыбнулась. Видимо, все же есть вещи универсальные для всех миров. Наконец речь вождя завершилась. Зеленая рябь одобрения прошла по рядам жителей деревни. К ним присоединились и Анито с Укатоненом.
Укатонен подождал, пока закончатся знаки одобрения со стороны деревенских, а затем вышел на бугорок, с которого выступал вождь. Он постоял, ожидая, чтобы взоры сидящих обратились на него, и тогда перешел к официальной части речи. Анито снабдила Джуну переводом, сказанным «шепотом».
— Приветствует. Благодарит за гостеприимство и за многие хорошие вещи, которые они для нас сделали. — Эти фразы изложили содержание первых десяти минут речи.
— Вы просили меня о тенгарра, чтобы восстановить гармонию. Новый народ уничтожил часть вашего леса. Вы просили, чтобы Иирин вернула вам этот лес. Я говорю, она сделать этого не может. Она сказала вам, что человеки не сделали бы того, что сделали, если б знали, что вы тут живете. И еще, что ее не было тут, когда выжигали лес. И все же вы требуете, чтобы она была наказана, хотя лес уничтожили по незнанию. Когда огонь поджигает лес или когда ветер валит деревья, разве вы делаете дурные вещи огню или ветру? Нет. Но в этом случае новые люди действовали подобно ветру, не понимая, что приносят вред. Ваш разговор о наказаниях этого нового существа происходит от отсутствия у вас гармонии с миром. Вам следует восстановить гармонию, но сделать это не за счет других людей.
Темно-красная рябь появилась на коже жителей деревни. Им совсем не понравилось то, что они услышали. Некоторые из них отвернулись, выражая свое неприятие слов Укатонена. Укатонен громко зашипел, и кожа туземцев вновь стала серой.
— Ваш лес уничтожен. Вы должны получить обратно то, что потеряли. Я с этим согласен. Анито, чья атва — новые люди, тоже согласна. Согласны Иирин и ее народ. Народ Иирин обещал мне, что они сделают этот лес еще лучше, чем он был, но нам придется начать восстанавливать его, прежде чем настанет сезон наводнений. Иирин должна нам помочь, Анито должна помочь, потому что этот новый народ — ее атва. Я тоже помогу. Но Анито принадлежит Нармолому и должна туда вернуться. Было бы неправильно заставить ее остаться. И вот как я вижу дальнейшее: Анито, Иирин и я будем возвращаться сюда дважды в год. Мы станем работать над лечением леса по одной пида каждый раз, как будем сюда приходить. И еще я попрошу других энкаров прийти и помочь нам. Все долги энкарам перекладываются на новый народ. Когда они вернутся, мы договоримся с ними об оплате долга.
Укатонен сошел с холмика и сел рядом с Джуной и Анито. Джуна обвела взглядом аудиторию. Деревня была полным смешением узоров и цветов, среди которых были и красные, немногочисленные синие и зеленые, много лавандовых и пурпурных. Отношение очень разное, но это все-таки лучше, чем всеобщий гнев и враждебность, которые Джуна только что наблюдала.
Глава деревни встал и вышел на ораторский холмик. Прежде чем заговорить, он долго стоял молча, вглядываясь в своих сограждан.
— Мы благодарим энкара за его тенгарру. Мы надеемся, что так будет восстановлена гармония, — сказал вождь, повернулся и стал взбираться по дереву наверх.
Похоже, это был сигнал. Деревенские стали расходиться. Укатонен коснулся плеча Анито.
— Вы, — сказал он, указывая на Джуну, — поднимайтесь наверх. Я приду позже.
Джуна последовала за Анито вверх по стене дупла, где находилась их комната. Она принялась проверять отчет компьютера о речи Укатонена, чтобы узнать, не увеличился ли словарный запас. Там оказалось около дюжины новых терминов. Только восемь из них имели эквиваленты в известных ей языках Земли, но компьютер предложил для всех, кроме одного, достаточно надежные дефиниции. Джуна улыбнулась. Наконец-то ее компьютер стал разбираться в языке туземцев! Хотела бы она говорить с ними так же хорошо, как это делает машина!
Укатонен вошел, как раз когда она кончила работать с компьютером. Он сделал ей знак присесть. Анито присоединилась к ним.
— Ты поняла, что я говорил? — спросил Укатонен.
— Я думаю, да. Я должна работать на эту деревню дважды в год по одной пида за раз. Ты и Анито поможете мне. Когда мои люди вернутся, они будут разговаривать с жителями деревни о том, как сделать все еще лучше. Я не знаю, сколько длится пида!
— Пида продолжается от двенадцати до тридцати двух дней. В году восемнадцать пид.
Итак, пида — промежуток времени с варьирующей продолжительностью, грубо говоря, эквивалентный нашему месяцу. Значит, она будет работать не более шестидесяти четырех дней за год. Джуне это показалось вполне приемлемым.
— Когда мы начнем делать это? — спросила Анито. — Я не могу оставаться тут долго. Надо вернуться в Нармолом до начала сезона наводнений.
Укатонен вспышкой света показал, что согласен.
— Месяц Бури только что начался. Мы проработаем до его конца. Если поторопимся, то придем в Нармолом до начала сезона наводнений.
Анито тоже подала сигнал согласия, но Джуна чувствовала, что Анито почему-то недовольна решением. В поведении Анито вообще было нечто странное. Ей, по-видимому, вообще Джуна не слишком нравилась, но тем не менее она сопровождала ее в этом походе и даже готовилась остаться тут на некоторое время. Почему же Анито остается, если ей так хочется домой, в родную деревню? И Укатонен почему-то считает Анито ответственной за то, что сделали Джуна и другие люди. Почему?
Она прикоснулась к плечу Анито.
— Ты хочешь в Нармолом. Зачем оставаться здесь?
— Я должна остаться и работать, — ответила Анито.
— Ты не уничтожала лес. Это сделали мои люди. Зачем работать тебе?
— Я должна работать, потому что ты моя атва.
«Атва» — слово, часто встречающееся, но для него Джуна не располагала точным определением. Компьютер считал, что это либо отношение, либо предмет, но диапазон тут слишком велик. Дефиниции, которые могла предложить Джуна, были ничуть не лучше, чем у компьютера. Это был важный термин и к тому же он как-то касался ее собственных отношений с Анито.
— Что такое атва! — спросила она.
Теперь разговор стал еще более запутанным и трудным для понимания. «Каждый тенду имеет свою атву», — сказала Анито. Укатонен ее поправил — только некоторые тенду. За этим последовала совершенно непонятная дискуссия между обоими туземцами. Укатонен согласился, что в какое-то время все тенду имеют атвы. Джуна и другие люди — атва Анито. Каким-то образом Анито отвечает за все, что сделают Джуна и прочие люди.
Так, может, она и другие люди «принадлежат» Анито? Или же это отношения типа мать — ребенок или мастер — ученик? Джуна покачала головой. Такие сложные вопросы она задавать еще не готова. Надо знать гораздо больше о правах частной собственности и о формах отношений, чтобы продолжать такое обсуждение. Но она вовсе не хочет соглашаться на положение раба только из-за собственного невежества. И если Анито несет ответственность за ее поведение, то следует дать ей понять, что Джуна постарается вести себя хорошо, но при этом не согласна находиться в собственности Анито.
— Я буду делать, как ты скажешь. Я не стану делать ничего плохого для тебя. Но я не твоя атва. Я — своя атва. Поняла?
— Не поняла. Каждый — чья-то атва.
— А ты чья атва!
— Я — атва Нармолома, — ответила Анито.
— А чья атва Нармолом? — спросила Джуна.
— Моя атва и другого энкара, — вмешался Укатонен.
— А энкар!
— Энкар — атва другого энкара.
— Значит, энкар — собственная атва, — сказала Джуна. — А я — атва моего народа. Я не ваша атва.
— Но новый народ — атва Анито. И ты — атва Анито.
— Нет! — стояла на своем Джуна. — Я — нет! И я не хочу!
— Ты не понимаешь, — снова вмешался Укатонен. — Ты делай то, что скажет тебе Анито. А поговорим позже, когда ты будешь больше понимать.
Это показалось Джуне пока разумным компромиссом, но только при условии, что, как она надеялась, ей удалось ясно дать понять, что она не имеет намерения принадлежать Анито. На языке кожи она выразила вынужденное согласие, а потом добавила:
— Я не говорю «да» тому, что я атва Анито. Поняли?
Анито собиралась что-то сказать, но Укатонен положил ей руку на плечо.
— Понял, — сказал он. — А ты иди спать. Утром нас ждет тяжелая работа.
Джуна убрала компьютер, умылась, легла на лиственную подстилку, но уснуть ей еще долго не давали беспокойные мысли о том, что же будет дальше.
На следующее утро Анито подняла Джуну очень рано. Они быстро позавтракали и с двумя местными жителями отправились сквозь густой утренний туман по веткам, с которых стекала обильная роса. Потом Укатонен остановил их, и они спустились на землю. Он сделал знак Анито и двум селянам, которые начали подбирать с земли нечто весьма тяжелое. Джуна пригляделась. Оказалось, что они собирают огромных земляных улиток — крупных слизняков с толстой пятнистой раковиной цвета палой листвы, Покрывающей землю в лесу. Физиология этих животных вызывала массу споров в лаборатории. Кожа и внутренние органы ничего особенного не представляли, но огромное тело состояло преимущественно из очень крупных многоядерных клеток, назначение которых было совершенно непонятно.
— Огромная масса цитоплазмы, которая еще только ждет, чтобы ей указали, что надо делать, — заметил как-то Эрнандес.
Они доставили четырех земляных улиток к дереву-деревне и оставили их с Укатоненом. Потом Анито увела Джуну на дно дупла. Маленькие зеленые трудяги, которых туземцы называли «тинки», вытаскивали со дна пруда, с помощью больших дырявых сосудов, страшно вонючий ил. Джуне поручили вытаскивать из ила огромных головастиков и бросать их обратно в воду. Ил же складывали в выложенные листьями корзины, которые выстраивали рядами вдоль берега пруда — с тем, чтобы дать стечь воде обратно в пруд. Это был противный и очень тяжелый труд, который занял большую часть дня.
Когда работа кончилась, Анито отвела Джуну к чистому ручью, чтобы выкупаться. После купания они вернулись в комнату. От улиток осталось только корыто, наполненное желеобразной массой, да ряд пустых раковин, похожих на боевые щиты, выставленные у стены.
Джуна проглотила обед и залезла в постель. Она слишком устала, чтобы работать с компьютером. Последняя мысль перед сном была: как прав Укатонен, сказавший, что у них будет тяжелый день.
А скоро такие дни стали привычной рутиной. Джуна поднималась рано, что-то съедала и начинала работать. Она обнаружила, что поставлена работать вместе с тинками — вынимать семена из бочек, полных омерзительно пахнущими гнилыми фруктами. Потом эти семена обмазывались коркой из плохо слежавшегося навоза. Нередко ей приходилось таскать тяжеленные корзины с илом или с морскими водорослями. Любая ее работа становилась мишенью для насмешек и критики; иногда все приходилось переделывать. Компост оказывался плохо перемешанным или от него пахло не так, как надо, хотя Джуна не видела никакой разницы с тем, что сделано другими. Потом оказывалось, что плотность оболочек для семян тоже не та или что их плохо высушили. Это была жуткая, изматывающая работа, а жители деревни, по-видимому, находили удовольствие в том, чтобы делать ее еще неприятнее. Джуна старалась выполнять дело как можно лучше, хотя мелочные придирки иногда доводили ее почти до бешенства. Выбора-то у нее не было. Жалобы показали бы, что она просто слабак, а выказывать гнев было опасно. К ночи она так уставала, что с трудом доедала обед, чуть ли не засыпая Над ним. Ее компьютер валялся в углу, покрытый пылью. Для него у Джуны не было времени. Вся ее жизнь ограничивалась едой, изнуряющим трудом и сном.
Однажды — в конце второй недели — Джуна волокла тяжелую корзину компоста и морских водорослей по крутому пандусу, но вдруг поскользнулась и чуть не упала. Кто-то помог ей устоять на ногах. Джуна увидела, что смотрит прямо в зеленые глаза какого-то тинки.
— Спасибо, — сказала она на языке кожи и коснулась плеча тинки.
Уши тинки раскрылись и снова закрылись в знак того, что он понял. Эти существа не умели говорить на языке кожи, что вроде бы подкрепляло гипотезу Джуны: тинки на самом деле — просто другой вид. Тенду держались с тинками так, будто тех вообще не существовало. Джуна сомневалась, что разумная раса может относиться столь пренебрежительно к своей молоди. А существует ли у туземцев половой диморфизм? Джуна понятия не имела о том, как они размножаются. Ей вообще не приходилось видеть ничего похожего на брачные игры или ухаживание. Во всяком случае, такого, что можно было бы решительно отнести к такого рода отношениям. Тинки могли быть одним из двух полов. А может, это была раса или вид рабов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60