Конечно, это означает, что кому-то — возможно, самому парню — пришлось покопаться в компьютерной системе «Блокбастера», дабы отразить в базе данных эту несуществующую операцию. Не знаю, насколько это правдоподобно.
— Хм, вы видели физиономию этого юнца? Да тинейджер с таким количеством прыщей способен взломать компьютерную базу аж самого Пентагона.
— По-своему вы прямо Шерлок Холмс, Фитц.
— Мне приятно так думать.
— Хорошо, — продолжал Гриффин. — Если считать заявление юнца голословным, то я выбрал бы сценарий Б. Хотя мне не нравится трюк с компьютером. Слишком уж сложно и виртуозно для самодеятельности.
— Тогда возвращаемся к сценарию А, где показания парня не фальшивка. Конечно же, нам придется нанести ему визит, чтобы удостовериться в этом.
— А это означает, что у Эдди Комо, возможно, есть некое подобие алиби, — добавил Гриффин.
— Ничего подобного, — отрезал Фитц. — Даже если малыш прав, это всего лишь небольшая путаница со временем. Значит, Эдди сдал кассету в Уорвике, а потом отправился в Провиденс. Нет закона, запрещающего насильнику заниматься обычными делами. Держу пари, Тед Банди отдавал массу времени повседневной рутине, как и всякий другой человек. Но Эдди все равно совершил эти преступления, как бы там ни было. ДНК не врет, а у нас есть его ДНК. Да не в одном, не в двух, а во всех трех случаях. Парень вошел во вкус, втянулся — и мы окоротили его.
Гриффин задумчиво молчал. У него опять возникло ощущение «дежа-вю». Уже во второй раз за сегодняшний день в ходе разговора выясняется, что улики против Эдди Комо выглядят шаткими, за исключением ДНК. Все упирается в ДНК И он наконец сообразил, что смущает его в этом полицейском деле.
— Послушайте, Фитц, — сказал Гриффин, — по скольким параметрам ДНК с места преступления соответствует ДНК Эдди Комо?
— Как?!
— По скольким пунктам совпадают проанализированные ДНК? По четырем, по восьми, по двенадцати?
— Какого дьявола мне знать? Я не работаю в лаборатории. В отчете из министерства здравоохранения говорится, что ДНК соответствует. Соответствие есть соответствие, о чем тут еще говорить?
— Не обязательно.
— Гриффин, побойтесь Бога! О чем это вы?
— Я и сам пока толком не знаю. Но скажите мне вот что: вы абсолютно уверены, что у Эдди Комо не было брата?
Глава 18
Джиллиан
Джиллиан вернулась домой почти в девять — позднее завершение этого слишком долгого дня, оставившего у нее ощущение тревоги и неустойчивости. Покинув дом Мег, она четырежды проверила, нет ли каких-либо незваных гостей на заднем сиденье ее машины. При этом Джиллиан расхаживала, зажав в кулаке ключи от машины так, чтобы они представляли собой нечто вроде кастета. Один раз даже рывком открыла багажник, желая удостовериться, что там все в порядке. Джиллиан убеждала себя, что хочет оградить себя от не в меру назойливых и воинственных репортеров, однако сама понимала: это неправда.
Приехав домой, она обрадовалась, увидев перед фасадом ослепительно горящие огни. После первого телефонного звонка от Эдди Комо, поступившего около года назад, Джиллиан установила перед входом систему световой охраны — специальные датчики, которые включали прожекторное освещение, едва кто-нибудь ступал в пределы участка. А также разместила в саду стратегическую подсветку, высвечивающую как густые заросли, так и каждый куст. Теперь никто не смог бы подкрасться незамеченным или затаиться в тени возле ее жилища в Ист-Гринвиче. Дом также был оснащен самой современной системой сигнализации, имеющей в каждой комнате кнопку включения тревоги, а прикованная к инвалидному креслу мать Джиллиан на этот случай всегда держала в кармане пульт дистанционного управления. Джиллиан еще не вполне убедила себя обзавестись пистолетом, но зато слегка помешалась на аэрозольном баллончике. Спала она не иначе как положив его под подушку. Мать тоже хранила баллончик в ящике ночного столика. Как заметила сиделка Топпи, женщины семьи Хейз были полностью готовы к войне.
Заведя машину в гараж с включенными фарами, Джиллиан, не выходя из нее, первым делом закрыла дверь гаража, затем тщательно осмотрела помещение изнутри. Не обнаружив затаившихся правонарушителей, она лишь затем отперла и открыла дверцы машины. И вновь зажала в кулаке ключ. В таком положении Джуллиан будет держать его, пока не отопрет дверь дома и бегло не осмотрит кухонное помещение, куда открывалась внутренняя дверь гаража.
Известно ли вам, что в Соединенных Штатах примерно каждую минуту сексуальному насилию подвергается одна женщина? Известно ли вам, что женщины чаще подвергаются насилию в своих же домах, чем где-либо еще? Известно ли вам, что многие незваные гости проникают в дома в обход систем сигнализации, юркнув в гараж вслед за въехавшей на машине хозяйкой? Известно ли вам, что лишь менее десяти процентов из тех насильников, о которых было заявлено в полицию, попадают в тюрьму? Иными словами, подавляющее большинство злодеев, совершивших преступление на сексуальной почве, продолжают преспокойно разгуливать по улицам, готовые, желающие и способные напасть снова?
Джиллиан было известно все это. Она читала книги. Она дотошно изучала статистику. Знание — сила! Узнай своего врага! И ни на минуту не верь, что по какой-то особой причине ты непременно избежишь подобной участи.
Почти каждый вечер Джиллиан ложилась спать с засевшим в груди, давящим на сердце огромным комком страха. Почти каждую ночь, часов около двух, она внезапно, рывком, пробуждалась — с мокрым от пота лицом и судорожным криком. После этого она не сразу приходила в себя.
О таком явлении Джиллиан тоже читала. Теперь она понимала (это была уже ее собственная теория), зачем изобрели хороший грим для лица.
В гараже Джиллиан глубоко вздохнула, заряжаясь спокойствием, расправила плечи, повыше подняла подбородок. «Время начала шоу, — сказала она себе. — Время, когда нужно выглядеть на все сто». И, тщательно стерев с лица все невзгоды, придав ему выражение безмятежной уверенности, вошла в дом.
В кухне Джиллиан наткнулась на живущую в доме сиделку и компаньонку ее матери — Топпи. Та стояла, прислонившись к кухонной стойке, со скрещенными на груди руками, что выражало неодобрение.
— Извините, я задержалась, — промолвила Джиллиан. Положив сумочку на стол, она сняла жакет и начала возиться с ключами.
— Угу.
— Как она?
— А вы как думаете? — вспылила Топпи. — Ваша мать лишилась голоса, но с головой у нее все в порядке.
— Она видела новости?
— Конечно.
— А газетчики?
— Телефон разрывался на части. Во всяком случае, до тех пор, пока я не отключила его. Как вы поняли, я и не ожидала, что вы позвоните, — с язвительным раздражением прибавила Топпи, метнув на Джиллиан суровый взгляд. Та смиренно опустила голову.
Двадцатишестилетняя Топпи, в своей цветастой рубашке, с копной курчавых темных волос, походила скорее на цыганку из табора, чем на дипломированную медсестру. Живая и энергичная, она теоретически была прислугой, которую Джиллиан наняла для ухода за матерью, однако не подчинялась никому. За те три года, что она работала у них, Топпи снизу доверху перетряхнула их маленькое хозяйство, их застоявшийся мирок. Она знала, что лучше всего не только для Либби, но для Джиллиан, Триш, а также для мальчишки-газетчика, живущего через несколько домов от них. Мнение свое Топпи всегда выражала открыто и весьма энергично. Уж энергии ей было не занимать. Мать Джиллиан обожала ее. С таким же восторгом относилась к ней и Триш.
— Вы обидели ее, — заявила Топпи. — Я знаю, вы не нарочно. Понимаю, что голова у вас забита массой других вещей. Но вы обидели ее, Джиллиан. Она уже потеряла одну дочь, и, когда вы вот так пропадаете невесть куда, она очень беспокоится.
— Я не хотела, мне очень жаль.
— Вы не передо мной должны извиняться.
— Я и ей скажу.
Топпи презрительно фыркнула.
— Можно подумать, она еще не наслушалась ваших извинений. Поймите, Джиллиан, она ваша мать. Ей не нужны извинения, ей нужны вы. Чтобы пришли домой к обеду. Почитали ей книжку. Или, еще лучше, свозили ее к Триш.
Джиллиан повесила ключи от машины на маленький крючок, взяла поступившую почту и начала разбирать ее. Счета, счета, счета. Не почта, а хлам. Джиллиан и сама не понимала, что именно ее так тревожит. До тех пор пока — усталая, разбитая и опустошенная — не просмотрела почту до конца. Слава Богу, хоть от него ничего нет. Наконец она отложила в сторону пачку бумаг, и Топпи сочла это сигналом к возобновлению атаки.
— Вы ведь ездили туда, не так ли? К Триш?
— Да, я была там.
— Ваша мать тоже по вас скучает.
Джиллиан ничего не ответила.
— Она лишена возможности говорить. Как вы этого не поймете? Когда кто-то умирает, хочется поговорить о нем, как-то облегчить душу, освободиться от этого груза. Отпустить умершего, чтобы он упокоился с миром. Ваша мама не может сделать это вслух, но это не значит, что она не пытается сделать это мысленно.
— Я знаю.
— Если бы вы просто посидели рядом с ней, подержали за руку. Дали ей возможность посмотреть на вас и сказать все глазами. Она ведь так и делает, вы же знаете. Ум у нее живой и подвижный, просто говорить она не может. Если бы вы побыли с ней, ей было бы легче это выразить. Она могла бы, не произнося ни слова, облегчить душу. И я уверена, для нее это очень много значило бы.
— Я знаю, Топпи, знаю. — Старая песня. Уже год они обсасывают эту тему. И всегда Топпи права, а Джиллиан виновата. Она хочет, хочет исправиться, но сейчас не в состоянии сделать это. На работе она обязана всему соответствовать: быть грамотным специалистом и квалифицированным руководителем, уметь противостоять чужим интересам, удовлетворить требования клиента, выдерживать любой натиск, а не то потеряет бизнес. С Кэрол и Мег, с газетчиками, с полицейскими она тоже должна быть на высоте: волевой, решительной, компетентной, искусным дипломатом и умелым оратором — так чтобы всегда отвечать моменту, потому что она лидер и не имеет права никого подвести. А потом, когда приходит домой...
Когда Джиллиан приходит домой, у нее уже не остается сил, ничего не остается. Она видит свою мать, такую маленькую, хрупкую, которую так легко обидеть, сломать, повредить... Видит Топпи, нанятую ею для того, чтобы Триш не испытывала чувства вины, когда пошла учиться в колледж и покинула дом. И вот стены рухнули, рассыпались в прах, а Джиллиан до сих пор так и не готова воспринять ту женщину, которая оказалась под этими стенами. Эдди Комо изменил ее. Он принес в ее жизнь страх, и уже одного этого довольно, чтобы ненавидеть его. Но он принес столько зла и помимо этого!
«Ты, сука... Я достану тебя даже с того света».
Джиллиан открыла холодильник. Просидев большую часть времени в ресторане, она за весь день едва ли проглотила хоть кусок. Сейчас Джиллиан оглядела полку за полкой, но ничто не возбуждало аппетита. Топпи за ее спиной хмурилась и озабоченно сопела.
— С вами все в порядке? Вы не больны? — напрямик спросила она. — В последнее время... Джиллиан вы хорошо себя чувствуете?
Джиллиан закрыла дверцу. Собралась было ответить: «Конечно», но увидела выражение лица Топпи, и беззастенчивая ложь застыла у нее на устах. Она снова почувствовала внутри давящую пустоту. Постоянно скрываемая боль, подкатившая во время разговора с сержантом Гриффином совсем близко к поверхности и затаившаяся там, теперь вновь всколыхнулась, перехлестывая через край, и навалилась всей своей тяжестью. Сегодня утром Джиллиан солгала детективу, сказав ему, что уверена, хотя на самом деле вот уже целый год не уверена ни в чем.
— День был тяжелый, — ответила она. — Мне понадобилось время, чтобы все это осознать. Время, чтобы... побыть одной.
— С Триш?
— Что-то вроде этого.
— Ваша мама тоже хотела сегодня туда поехать. Но я волновалась из-за газетчиков.
— Мне жаль, что так получилось.
— Ничего страшного, Джиллиан, — ласково сказала Топпи. — Она не винит вас. И я не виню. Вы приберегаете это для себя.
Джиллиан улыбнулась. Эти душеспасительные беседы она тоже слышала прежде. И не раз. Где-то сейчас Триш? Она прислонилась к холодильнику и глубоко вздохнула:
— Вы ощущаете какую-нибудь разницу, Топпи? Вот его больше нет. Как по-вашему, что-то изменилось?
Топпи пожала плечами:
— Я не потеряю из-за этого покой и сон, если вы это имеете в виду. Собаке собачья смерть.
— Что посеешь, то и пожнешь?
— На мой взгляд, это справедливо.
— Я думала, это будет ощущаться как-то иначе. Думала, что почувствую себя... освобожденной. Отмщенной, что ли... Испытаю торжество, ликование. Но вместо этого ощущаю внутри только... пустоту. И я даже не представляла себе, как вернусь сегодня вечером домой. Как встречусь с Либби, посмотрю ей в глаза. Мне кажется... у меня такое чувство... будто я как-то предала ее.
— Вы ее предали?
— Да. — Джиллиан опять улыбнулась. — Я в каком-то непонятном состоянии. Весь день в нем нахожусь. Точно сама не своя. Мне надо поспать.
— Джиллиан... сегодня приходили из полиции. Два детектива в штатском. Они хотели расспросить Либби, пока я наконец не растолковала им, что не допущу этого. Нет ли чего-то, чего я не знаю?
— Нет. — Джиллиан покачала головой. — Может, в этом-то и проблема. Я не убивала Эдди. И не знаю, кто его убил. И, честно говоря, это сводит меня с ума. Кто-то уже добрался до него, прежде чем у меня появилась такая возможность. Кто-то другой убил его, а я в своих фантазиях приберегала эту честь для себя. Очевидно, я еще более кровожадна, чем полагала.
— Я тоже мечтала убить его, — призналась Топпи.
Джиллиан взглянула на нее с удивлением.
— Спокойно, — подтвердила Топпи. — Такого типа, как он! После того, что он сделал с вами, с вашей мамой, с Триш. Да его мало убить! Следовало бы отрубить ему напрочь причинное место, а самого оставить жить.
— В борьбе с преступлениями на сексуальной почве кастрация неэффективна, — тут же отозвалась Джиллиан. — Исследования показывают, что хирургическое или химическое холощение вынуждает этих негодяев совершать еще большие зверства, например убийство. Потому что дело тут не в сексе, а в жажде власти. Если отнять у сексуального маньяка половой член, он заменит его ножом.
Топпи смотрела на нее со странным выражением.
— Джиллиан, вы слишком много читаете.
— Да. Похоже, никак не могу остановиться.
— Но наверное, это чтение не включает в себя информацию о синдроме посттравматического стресса?
— Включает.
— Потому что... понимаете, таких последствий следовало ожидать, они неизбежны. После того, что вы пережили.
— То есть я заслужила право слегка сбрендить? — улыбнулась Джиллиан.
— Джиллиан, я не это хотела сказать...
— Я борюсь, Топпи. Я знаю, что еще не полностью пришла в себя. Может, я и не утратила память, как Мег, не стала злой и агрессивной, как Кэрол, но... все равно я чувствую себя, ну, словно... раненой. Мое внешнее достижение в том, что я ненавижу высказывать это вслух. Это звучит так беспомощно. Ранеными бывают птицы. Дети... Хочется думать, что я выше этого. Ведь, по сути дела, меня даже не изнасиловали. О чем же мне плакать?
— О Джиллиан!..
— Я знаю, что несправедлива к Либби, — тихо проговорила та. — Мне хотелось бы сказать, что у меня есть на то веская причина, но я не знаю какая. В последнее время... В последнее время у меня нет даже ощущения, что я возвращаюсь домой. Порой вечерами я жалею, что больше мне пойти некуда. Мне хочется забраться в машину и просто ехать. Ехать, ехать, ехать... — Она опять улыбнулась, но улыбка получилась совсем невеселой. — Может, я смогла бы уехать и найти свое место в Мексике.
— Вы хотите бежать от нас?
— Нет, не от вас. Просто бежать. Это единственный момент, когда я чувствую себя в безопасности.
— Он мертв. Его больше нет, Джиллиан. Вы в безопасности.
Плечи Джиллиан поникли. Она покачала головой и хрипло возразила:
— Но сколько таких, как он, еще осталось, Топпи?! Я же читаю книги. Вы даже не представляете... Наш мир — такое страшное место. — Плечи ее начали дрожать. Господи, сегодня она действительно сама на себя не похожа. А в следующий момент Джиллиан опять ощутила себя в той самой комнате, в той отвратительно темной и страшной комнате, где Триш так отчаянно нуждалась в ее помощи, где сама жизнь Триш зависела от ее вмешательства, а она не смогла ей помочь. Мало того что не спасла ее, но и сама едва уцелела. А вот теперь его нет, он мертв, но что, что может вернуть смысл в ее жизнь, когда больше нет Триш, чтобы о ней заботиться, и Эдди Комо, чтобы его ненавидеть?
А потом Джиллиан подумала о Мег («Мне кажется, я не знала счастья») и о Кэрол («Давайте закажем шоколадный торт») и внезапно поняла, что подвела их обеих. Она превратила их в бойцов, в воительниц, но еще задолго до гибели их врага разве им стало от этого сколько-нибудь легче? Да, они способствовали поимке Эдди Комо, но никто из них так и не исцелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Хм, вы видели физиономию этого юнца? Да тинейджер с таким количеством прыщей способен взломать компьютерную базу аж самого Пентагона.
— По-своему вы прямо Шерлок Холмс, Фитц.
— Мне приятно так думать.
— Хорошо, — продолжал Гриффин. — Если считать заявление юнца голословным, то я выбрал бы сценарий Б. Хотя мне не нравится трюк с компьютером. Слишком уж сложно и виртуозно для самодеятельности.
— Тогда возвращаемся к сценарию А, где показания парня не фальшивка. Конечно же, нам придется нанести ему визит, чтобы удостовериться в этом.
— А это означает, что у Эдди Комо, возможно, есть некое подобие алиби, — добавил Гриффин.
— Ничего подобного, — отрезал Фитц. — Даже если малыш прав, это всего лишь небольшая путаница со временем. Значит, Эдди сдал кассету в Уорвике, а потом отправился в Провиденс. Нет закона, запрещающего насильнику заниматься обычными делами. Держу пари, Тед Банди отдавал массу времени повседневной рутине, как и всякий другой человек. Но Эдди все равно совершил эти преступления, как бы там ни было. ДНК не врет, а у нас есть его ДНК. Да не в одном, не в двух, а во всех трех случаях. Парень вошел во вкус, втянулся — и мы окоротили его.
Гриффин задумчиво молчал. У него опять возникло ощущение «дежа-вю». Уже во второй раз за сегодняшний день в ходе разговора выясняется, что улики против Эдди Комо выглядят шаткими, за исключением ДНК. Все упирается в ДНК И он наконец сообразил, что смущает его в этом полицейском деле.
— Послушайте, Фитц, — сказал Гриффин, — по скольким параметрам ДНК с места преступления соответствует ДНК Эдди Комо?
— Как?!
— По скольким пунктам совпадают проанализированные ДНК? По четырем, по восьми, по двенадцати?
— Какого дьявола мне знать? Я не работаю в лаборатории. В отчете из министерства здравоохранения говорится, что ДНК соответствует. Соответствие есть соответствие, о чем тут еще говорить?
— Не обязательно.
— Гриффин, побойтесь Бога! О чем это вы?
— Я и сам пока толком не знаю. Но скажите мне вот что: вы абсолютно уверены, что у Эдди Комо не было брата?
Глава 18
Джиллиан
Джиллиан вернулась домой почти в девять — позднее завершение этого слишком долгого дня, оставившего у нее ощущение тревоги и неустойчивости. Покинув дом Мег, она четырежды проверила, нет ли каких-либо незваных гостей на заднем сиденье ее машины. При этом Джиллиан расхаживала, зажав в кулаке ключи от машины так, чтобы они представляли собой нечто вроде кастета. Один раз даже рывком открыла багажник, желая удостовериться, что там все в порядке. Джиллиан убеждала себя, что хочет оградить себя от не в меру назойливых и воинственных репортеров, однако сама понимала: это неправда.
Приехав домой, она обрадовалась, увидев перед фасадом ослепительно горящие огни. После первого телефонного звонка от Эдди Комо, поступившего около года назад, Джиллиан установила перед входом систему световой охраны — специальные датчики, которые включали прожекторное освещение, едва кто-нибудь ступал в пределы участка. А также разместила в саду стратегическую подсветку, высвечивающую как густые заросли, так и каждый куст. Теперь никто не смог бы подкрасться незамеченным или затаиться в тени возле ее жилища в Ист-Гринвиче. Дом также был оснащен самой современной системой сигнализации, имеющей в каждой комнате кнопку включения тревоги, а прикованная к инвалидному креслу мать Джиллиан на этот случай всегда держала в кармане пульт дистанционного управления. Джиллиан еще не вполне убедила себя обзавестись пистолетом, но зато слегка помешалась на аэрозольном баллончике. Спала она не иначе как положив его под подушку. Мать тоже хранила баллончик в ящике ночного столика. Как заметила сиделка Топпи, женщины семьи Хейз были полностью готовы к войне.
Заведя машину в гараж с включенными фарами, Джиллиан, не выходя из нее, первым делом закрыла дверь гаража, затем тщательно осмотрела помещение изнутри. Не обнаружив затаившихся правонарушителей, она лишь затем отперла и открыла дверцы машины. И вновь зажала в кулаке ключ. В таком положении Джуллиан будет держать его, пока не отопрет дверь дома и бегло не осмотрит кухонное помещение, куда открывалась внутренняя дверь гаража.
Известно ли вам, что в Соединенных Штатах примерно каждую минуту сексуальному насилию подвергается одна женщина? Известно ли вам, что женщины чаще подвергаются насилию в своих же домах, чем где-либо еще? Известно ли вам, что многие незваные гости проникают в дома в обход систем сигнализации, юркнув в гараж вслед за въехавшей на машине хозяйкой? Известно ли вам, что лишь менее десяти процентов из тех насильников, о которых было заявлено в полицию, попадают в тюрьму? Иными словами, подавляющее большинство злодеев, совершивших преступление на сексуальной почве, продолжают преспокойно разгуливать по улицам, готовые, желающие и способные напасть снова?
Джиллиан было известно все это. Она читала книги. Она дотошно изучала статистику. Знание — сила! Узнай своего врага! И ни на минуту не верь, что по какой-то особой причине ты непременно избежишь подобной участи.
Почти каждый вечер Джиллиан ложилась спать с засевшим в груди, давящим на сердце огромным комком страха. Почти каждую ночь, часов около двух, она внезапно, рывком, пробуждалась — с мокрым от пота лицом и судорожным криком. После этого она не сразу приходила в себя.
О таком явлении Джиллиан тоже читала. Теперь она понимала (это была уже ее собственная теория), зачем изобрели хороший грим для лица.
В гараже Джиллиан глубоко вздохнула, заряжаясь спокойствием, расправила плечи, повыше подняла подбородок. «Время начала шоу, — сказала она себе. — Время, когда нужно выглядеть на все сто». И, тщательно стерев с лица все невзгоды, придав ему выражение безмятежной уверенности, вошла в дом.
В кухне Джиллиан наткнулась на живущую в доме сиделку и компаньонку ее матери — Топпи. Та стояла, прислонившись к кухонной стойке, со скрещенными на груди руками, что выражало неодобрение.
— Извините, я задержалась, — промолвила Джиллиан. Положив сумочку на стол, она сняла жакет и начала возиться с ключами.
— Угу.
— Как она?
— А вы как думаете? — вспылила Топпи. — Ваша мать лишилась голоса, но с головой у нее все в порядке.
— Она видела новости?
— Конечно.
— А газетчики?
— Телефон разрывался на части. Во всяком случае, до тех пор, пока я не отключила его. Как вы поняли, я и не ожидала, что вы позвоните, — с язвительным раздражением прибавила Топпи, метнув на Джиллиан суровый взгляд. Та смиренно опустила голову.
Двадцатишестилетняя Топпи, в своей цветастой рубашке, с копной курчавых темных волос, походила скорее на цыганку из табора, чем на дипломированную медсестру. Живая и энергичная, она теоретически была прислугой, которую Джиллиан наняла для ухода за матерью, однако не подчинялась никому. За те три года, что она работала у них, Топпи снизу доверху перетряхнула их маленькое хозяйство, их застоявшийся мирок. Она знала, что лучше всего не только для Либби, но для Джиллиан, Триш, а также для мальчишки-газетчика, живущего через несколько домов от них. Мнение свое Топпи всегда выражала открыто и весьма энергично. Уж энергии ей было не занимать. Мать Джиллиан обожала ее. С таким же восторгом относилась к ней и Триш.
— Вы обидели ее, — заявила Топпи. — Я знаю, вы не нарочно. Понимаю, что голова у вас забита массой других вещей. Но вы обидели ее, Джиллиан. Она уже потеряла одну дочь, и, когда вы вот так пропадаете невесть куда, она очень беспокоится.
— Я не хотела, мне очень жаль.
— Вы не передо мной должны извиняться.
— Я и ей скажу.
Топпи презрительно фыркнула.
— Можно подумать, она еще не наслушалась ваших извинений. Поймите, Джиллиан, она ваша мать. Ей не нужны извинения, ей нужны вы. Чтобы пришли домой к обеду. Почитали ей книжку. Или, еще лучше, свозили ее к Триш.
Джиллиан повесила ключи от машины на маленький крючок, взяла поступившую почту и начала разбирать ее. Счета, счета, счета. Не почта, а хлам. Джиллиан и сама не понимала, что именно ее так тревожит. До тех пор пока — усталая, разбитая и опустошенная — не просмотрела почту до конца. Слава Богу, хоть от него ничего нет. Наконец она отложила в сторону пачку бумаг, и Топпи сочла это сигналом к возобновлению атаки.
— Вы ведь ездили туда, не так ли? К Триш?
— Да, я была там.
— Ваша мать тоже по вас скучает.
Джиллиан ничего не ответила.
— Она лишена возможности говорить. Как вы этого не поймете? Когда кто-то умирает, хочется поговорить о нем, как-то облегчить душу, освободиться от этого груза. Отпустить умершего, чтобы он упокоился с миром. Ваша мама не может сделать это вслух, но это не значит, что она не пытается сделать это мысленно.
— Я знаю.
— Если бы вы просто посидели рядом с ней, подержали за руку. Дали ей возможность посмотреть на вас и сказать все глазами. Она ведь так и делает, вы же знаете. Ум у нее живой и подвижный, просто говорить она не может. Если бы вы побыли с ней, ей было бы легче это выразить. Она могла бы, не произнося ни слова, облегчить душу. И я уверена, для нее это очень много значило бы.
— Я знаю, Топпи, знаю. — Старая песня. Уже год они обсасывают эту тему. И всегда Топпи права, а Джиллиан виновата. Она хочет, хочет исправиться, но сейчас не в состоянии сделать это. На работе она обязана всему соответствовать: быть грамотным специалистом и квалифицированным руководителем, уметь противостоять чужим интересам, удовлетворить требования клиента, выдерживать любой натиск, а не то потеряет бизнес. С Кэрол и Мег, с газетчиками, с полицейскими она тоже должна быть на высоте: волевой, решительной, компетентной, искусным дипломатом и умелым оратором — так чтобы всегда отвечать моменту, потому что она лидер и не имеет права никого подвести. А потом, когда приходит домой...
Когда Джиллиан приходит домой, у нее уже не остается сил, ничего не остается. Она видит свою мать, такую маленькую, хрупкую, которую так легко обидеть, сломать, повредить... Видит Топпи, нанятую ею для того, чтобы Триш не испытывала чувства вины, когда пошла учиться в колледж и покинула дом. И вот стены рухнули, рассыпались в прах, а Джиллиан до сих пор так и не готова воспринять ту женщину, которая оказалась под этими стенами. Эдди Комо изменил ее. Он принес в ее жизнь страх, и уже одного этого довольно, чтобы ненавидеть его. Но он принес столько зла и помимо этого!
«Ты, сука... Я достану тебя даже с того света».
Джиллиан открыла холодильник. Просидев большую часть времени в ресторане, она за весь день едва ли проглотила хоть кусок. Сейчас Джиллиан оглядела полку за полкой, но ничто не возбуждало аппетита. Топпи за ее спиной хмурилась и озабоченно сопела.
— С вами все в порядке? Вы не больны? — напрямик спросила она. — В последнее время... Джиллиан вы хорошо себя чувствуете?
Джиллиан закрыла дверцу. Собралась было ответить: «Конечно», но увидела выражение лица Топпи, и беззастенчивая ложь застыла у нее на устах. Она снова почувствовала внутри давящую пустоту. Постоянно скрываемая боль, подкатившая во время разговора с сержантом Гриффином совсем близко к поверхности и затаившаяся там, теперь вновь всколыхнулась, перехлестывая через край, и навалилась всей своей тяжестью. Сегодня утром Джиллиан солгала детективу, сказав ему, что уверена, хотя на самом деле вот уже целый год не уверена ни в чем.
— День был тяжелый, — ответила она. — Мне понадобилось время, чтобы все это осознать. Время, чтобы... побыть одной.
— С Триш?
— Что-то вроде этого.
— Ваша мама тоже хотела сегодня туда поехать. Но я волновалась из-за газетчиков.
— Мне жаль, что так получилось.
— Ничего страшного, Джиллиан, — ласково сказала Топпи. — Она не винит вас. И я не виню. Вы приберегаете это для себя.
Джиллиан улыбнулась. Эти душеспасительные беседы она тоже слышала прежде. И не раз. Где-то сейчас Триш? Она прислонилась к холодильнику и глубоко вздохнула:
— Вы ощущаете какую-нибудь разницу, Топпи? Вот его больше нет. Как по-вашему, что-то изменилось?
Топпи пожала плечами:
— Я не потеряю из-за этого покой и сон, если вы это имеете в виду. Собаке собачья смерть.
— Что посеешь, то и пожнешь?
— На мой взгляд, это справедливо.
— Я думала, это будет ощущаться как-то иначе. Думала, что почувствую себя... освобожденной. Отмщенной, что ли... Испытаю торжество, ликование. Но вместо этого ощущаю внутри только... пустоту. И я даже не представляла себе, как вернусь сегодня вечером домой. Как встречусь с Либби, посмотрю ей в глаза. Мне кажется... у меня такое чувство... будто я как-то предала ее.
— Вы ее предали?
— Да. — Джиллиан опять улыбнулась. — Я в каком-то непонятном состоянии. Весь день в нем нахожусь. Точно сама не своя. Мне надо поспать.
— Джиллиан... сегодня приходили из полиции. Два детектива в штатском. Они хотели расспросить Либби, пока я наконец не растолковала им, что не допущу этого. Нет ли чего-то, чего я не знаю?
— Нет. — Джиллиан покачала головой. — Может, в этом-то и проблема. Я не убивала Эдди. И не знаю, кто его убил. И, честно говоря, это сводит меня с ума. Кто-то уже добрался до него, прежде чем у меня появилась такая возможность. Кто-то другой убил его, а я в своих фантазиях приберегала эту честь для себя. Очевидно, я еще более кровожадна, чем полагала.
— Я тоже мечтала убить его, — призналась Топпи.
Джиллиан взглянула на нее с удивлением.
— Спокойно, — подтвердила Топпи. — Такого типа, как он! После того, что он сделал с вами, с вашей мамой, с Триш. Да его мало убить! Следовало бы отрубить ему напрочь причинное место, а самого оставить жить.
— В борьбе с преступлениями на сексуальной почве кастрация неэффективна, — тут же отозвалась Джиллиан. — Исследования показывают, что хирургическое или химическое холощение вынуждает этих негодяев совершать еще большие зверства, например убийство. Потому что дело тут не в сексе, а в жажде власти. Если отнять у сексуального маньяка половой член, он заменит его ножом.
Топпи смотрела на нее со странным выражением.
— Джиллиан, вы слишком много читаете.
— Да. Похоже, никак не могу остановиться.
— Но наверное, это чтение не включает в себя информацию о синдроме посттравматического стресса?
— Включает.
— Потому что... понимаете, таких последствий следовало ожидать, они неизбежны. После того, что вы пережили.
— То есть я заслужила право слегка сбрендить? — улыбнулась Джиллиан.
— Джиллиан, я не это хотела сказать...
— Я борюсь, Топпи. Я знаю, что еще не полностью пришла в себя. Может, я и не утратила память, как Мег, не стала злой и агрессивной, как Кэрол, но... все равно я чувствую себя, ну, словно... раненой. Мое внешнее достижение в том, что я ненавижу высказывать это вслух. Это звучит так беспомощно. Ранеными бывают птицы. Дети... Хочется думать, что я выше этого. Ведь, по сути дела, меня даже не изнасиловали. О чем же мне плакать?
— О Джиллиан!..
— Я знаю, что несправедлива к Либби, — тихо проговорила та. — Мне хотелось бы сказать, что у меня есть на то веская причина, но я не знаю какая. В последнее время... В последнее время у меня нет даже ощущения, что я возвращаюсь домой. Порой вечерами я жалею, что больше мне пойти некуда. Мне хочется забраться в машину и просто ехать. Ехать, ехать, ехать... — Она опять улыбнулась, но улыбка получилась совсем невеселой. — Может, я смогла бы уехать и найти свое место в Мексике.
— Вы хотите бежать от нас?
— Нет, не от вас. Просто бежать. Это единственный момент, когда я чувствую себя в безопасности.
— Он мертв. Его больше нет, Джиллиан. Вы в безопасности.
Плечи Джиллиан поникли. Она покачала головой и хрипло возразила:
— Но сколько таких, как он, еще осталось, Топпи?! Я же читаю книги. Вы даже не представляете... Наш мир — такое страшное место. — Плечи ее начали дрожать. Господи, сегодня она действительно сама на себя не похожа. А в следующий момент Джиллиан опять ощутила себя в той самой комнате, в той отвратительно темной и страшной комнате, где Триш так отчаянно нуждалась в ее помощи, где сама жизнь Триш зависела от ее вмешательства, а она не смогла ей помочь. Мало того что не спасла ее, но и сама едва уцелела. А вот теперь его нет, он мертв, но что, что может вернуть смысл в ее жизнь, когда больше нет Триш, чтобы о ней заботиться, и Эдди Комо, чтобы его ненавидеть?
А потом Джиллиан подумала о Мег («Мне кажется, я не знала счастья») и о Кэрол («Давайте закажем шоколадный торт») и внезапно поняла, что подвела их обеих. Она превратила их в бойцов, в воительниц, но еще задолго до гибели их врага разве им стало от этого сколько-нибудь легче? Да, они способствовали поимке Эдди Комо, но никто из них так и не исцелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53