— Дело не только в том, что он был моим командиром, но… он еще был и твоим отцом. Ему лучше было знать. Лишь иногда я думал, что, может, ты помнишь что-то из того, что произошло с тобой до лихорадки. Возможно, именно это вызвало в тебе такие перемены…— Ну да, ведь мама умерла, — с трудом выговорила Эсмей, губы у нее ссохлись, язык распух. — И я так долго проболела…— Если бы ты была моей дочерью, думаю, я бы тебе рассказал все. Я видел, как помогает стажерам возможность выговориться и обсудить все после неудач.— Отец думал иначе, — ответила Эсмей. Во рту совсем пересохло. Она чувствовала, как мозг в голове растрескивается, словно пересохшая земля. Как бы ей самой не попасться в эти трещины-расселины.— Да. Ну что ж, в общем-то я рад, что в конце концов тебе удалось с этим справиться. И должно быть, трудно же тебе было с этим капитаном-предателем…— Вдруг голос его стал резким. — Эсмайя! Что случилось? Извини меня, я совсем не хотел…— Ты меня обяжешь, если расскажешь мне, что произошло, все с самого начала, как ты это помнишь, — еле выдавила из себя Эсмей. Голос ее огрубел, казалось, что пыль во рту спрессовывается в блоки глины, прочные, как скалы. — Помни, что все, что я знаю, — это мои собственные разрозненные воспоминания. Психоняни сочли, что они совершенно не пригодны для работы.Они бы точно сочли их непригодными, если бы обнаружили их, но этого не произошло. Они решили, что с таким прошлым она давным-давно должна была пройти определенную терапию. А она в благодаря родственникам пребывала в убеждении, что все эти жуткие кошмары — плод страшной болезни; боялась даже признаться психоняням в том, что у нее есть какие-то проблемы. Она боялась, что на нее навесят ярлык сумасшедшей или неуравновешенной особы, не пригодной к службе… прогонят ее и ей придется возвращаться домой. Может, из-за болезни все родственники и считали, что она провалится, и потому даже никому не отдавали ее прогулочную лошадь?— Возможно, тебе лучше расспросить отца, — с сомнением в голосе сказал Корон.— Подозреваю, ему вряд ли понравится, что кто-то сомневается в его прежних решениях, — вполне искренне ответила Эсмей. — Даже если бы это были специалисты-психиатры Флота. — (Корон кивнул.) — Ты бы мне мог здорово помочь, если, конечно, не возражаешь.— А ты уверена, что хочешь это услышать? — спросил он. На секунду ей пришлось встретиться с ним взглядом, увидеть тревогу, которая отразилась в его глазах, вот они, напряженные морщинки, сдвинутые брови. — Все это малоприятно…Ее охватывали приступы тошноты. Нет, только не сейчас, взмолилась она.— Я хочу знать. — Она смотрела прямо в глаза Корону.
Это было время мятежей, бунтов, гражданского неповиновения. Маленькая девочка в одиночку, во уверенно отправилась в путь сначала верхом, йотом на поезде и уехала за тысячу километров от дома.— Ты всегда здорово умела выпутаться из любой ситуации, — пояснил Корон. — Ты умела в одну секунду придумать подходящую историю. Думаю, что это-то тебе и помогло. Ты на ходу сочиняла, что тебя, например, отправили к тетушке или бабушке, а так как ты держалась очень уверенно и совеем не казалась напуганной и денег у тебя было с собой достаточно, тебя и пускали на поезда.Все это были его предположения, никто не смог Точно проследить путь, которым она следовала с того момента, как оставила свою лошадку (которую так и не удалось найти, но в те дни ее вполне могли и съесть), до последнего этана нуги — поездки на поезде в самую гущу кровавых событий.— Последние письма от твоего отца пришли со станции Бухоллоу-Бэррекс, и поезд должен был идти до самой станции, но в тот самый момент повстанцы захватили всю восточную часть округа. Они бросили силы на то, чтобы захватить большой склад оружия в Быот-Бэд-жин. Гарнизон Бухоллоу-Бэррекс не мог сдержать их, поэтому отец решил обойти их сзади и отрезать от тыла, в то время как Десятый кавалерийский полк вышел из Кавендера, чтобы ударить им во фланг.— Я помню, — сказала Эемей. Она помнила, так как читала об этом, а не по собственным воспоминаниям. Повстанцы рассчитывали, что ее отец, как и всегда, никогда не оставит такое место, как станция Бухоллоу, незащищенным… Они планировали блокировать там его силы, задействовав лишь часть своей армии, а основную часть отправить на Бьют Бэджин и склад. Позднее решение отца оставить Бухоллоу, с тем чтобы завести в ловушку вражескую армию, будут приводить в пример как образец превосходного тактического чутья. Он сделал для города все, что мог. Гражданское население отправили в безопасное место. Большинство людей было спасено.Но в вагоне, в котором ехала Эсмей, были беженцы с других мест сражений, вагон был переполнен, и она не смогла выйти, где надо, а проехала еще две остановка Железную дорогу минировали обе стороны, и, хотя в официальном отчете говорилось, что низкий мост через канал Синетс взорвался при прохождении по нему поезда, так как повстанцы заминировали эту часть пути, Эсмей не была уверена, действительно ли это правда. Какое правительство признает, что государственный поезд подорвался на государственной же мине?Все, что она помнит, — это сильный толчок, от которого вагон накренился. Поезд ехал медленно, ее зажало между толстухой с плачущим младенцем и костлявым мальчиком постарше, который все время норовил ткнуть ее в бок. От толчка вагон покачнулся, но не упал. Другим вагонам повезло меньше. Она помнит, как спрыгнула со ступеньки, очень высокой для нее тогда, и пошла за толстухой с младенцем только лишь потому, что та была матерью. Костлявый мальчик ткнул ее напоследок в бок и пошел за кем-то другим. Перепуганные люди толпами бежали прочь от поезда, прочь от дыма пожарища и воплей, доносившихся со стороны передних вагонов.Она не понимала, куда идет, забыла обо всем на какое-то время. Она шла за женщиной с младенцем… А та шла вслед за другими… А потом она совсем выдохлась и остановилась.— Там была небольшая деревушка. Местные жители называли ее Перекресток Грира, — продолжал свой рассказ Корон. — Совсем недалеко от железной дороги, там, где судоходный канал поворачивает в сторону. Должно быть, ты дошла туда вместе с другими людьми, спасшимися после катастрофы.— И тогда там появились повстанцы, — вставила Эсмей.— Туда пришла война. — Корон помедлил. Она слышала, как он прихлебывает чай. Эсмей подняла глаза и встретилась с его взглядом, но огонька в глазах Корона теперь не было. — Там были не только повстанцы, ты должна это хорошо знать.«Я должна?» — подумала она.— Там-то мятежники и поняли, что их ведут прямиком в ловушку. Можешь что угодно говорить про Чиа Валантоса, но он неплохо разбирался в тактике.Эсмей что-то пробурчала, это выражало ее согласие.— Возможно, у него были хорошие разведчики, не знаю. В любом случае шли они по старой дороге, потому что имели тяжелые машины, и им просто необходимо было пройти сквозь деревню, чтобы подойти к мосту. Они ровняли все с землей, ведь люди, жившие там, никогда их не поддерживали. Думаю, они решили, что люди с поезда каким-то образом связаны с верными сторонниками государственной власти…На нее нахлынули воспоминания, они просто вырвались наружу. Она почувствовала, как меняется выражение ее лица, и изо всех сил постаралась сдержаться. Но вот она уже чувствовала боль в ногах после стольких часов езды в поезде, после катастрофы и того прыжка со ступеньки… Женщина, хотя на руках у нее и был младенец, была взрослой и могла идти быстрее. Она же отстала, и когда добралась до деревни, деревни уже и не было. Крыши рухнули, остатки стен обвалились. Везде стоял дым, на улицах валялись камни и булыжники, мусор, обломки деревьев, груды старой одежды. Стоял страшный крик, она ничего не могла разобрать, но была сильно напугана. Все было слишком громко, голоса звучали сердито и мешались в ее мозгу с голосом отца, когда он за что-то ругал ее. Ей не следовало быть рядом с этим шумом, независимо от его источника.Едкий дым разъедал глаза. Не видя, куда идет, она споткнулась о груду старых вещей и даже не сразу поняла, что это на самом деле человек. Труп, поправилась тут же взрослая Эсмей. Но тогда она была еще ребенком и подумала — зачем это кто-то заснул в таком неподходящем месте, а ведь это взрослая женщина, и она, девочка, трясла и трясла тяжелую ватную руку, пыталась разбудить ее, чтобы та проснулась и шла. Маленькая Эсмей никогда раньше не видела смерти, по крайней мере человеческой: ее не пустили взглянуть на мать, боясь, что она может заразиться, и поэтому она долго не могла понять, отчего это женщина не возьмет ее на руки, не успокоит ее и не пообещает, что все будет в порядке.Она огляделась, щурясь от едкого дыма, и увидела еще груды старой одежды, еще людей, мертвых… и умирающих, и теперь она поняла, откуда эти крики. Даже по прошествии стольких лет она помнит — первое, что пришло ей в голову, были слова прощения: извините меня… Даже сейчас она понимала, что слова эти были необходимы, но в то же время и бессмысленны. Она ни в чем не была виновата, не она начинала эту войну, но она была среди них, живая, и именно за это должна была просить у них прощения.В тот день она еле шла по разрушенной улице, падая, поднимаясь и снова падая. Слезы текли по щекам, но она их не замечала. Наконец нога подкосились, и она забилась в угол, когда-то здесь был чей-то цветник. Шум то нарастал, то затихал, сквозь дым она еле различала фигуры людей в разных по цвету формах. Большинство, как она догадалась позднее, были перепуганные пассажиры поезда, некоторые были повстанцами. Потом, намного позднее, все кругом были уже в знакомой ей форме, форме, в которой она привыкла видеть отца и дядьев.Но кое-что она просто не могла вспомнить. Точнее, она вспоминала уже раз, и ей тогда сказали, что это дурные сны.— Я всегда говорил, что было бы лучше, если бы они сразу рассказали тебе всю правду, — сказал Себэстиан. — По крайней мере когда ты выросла. Тем более что того негодяя уже не было в живых, он все равно не мог бы никому навредить, тем более тебе.Она не хотела этого слышать. Она не хотела этого вспоминать… она не могла. Это сны, сны, которые вызвала лихорадка, плохие сны.— И так ужасно, что это вообще могло случиться, неважно, кто бы он ни был. Изнасиловать ребенка, просто жуть. Но чтобы один из наших…Она зафиксировала свое внимание на одной детали, которая показалась ей спасительной.— Я… не знала, что он умер.— Ну, отец же не мог рассказать тебе этого, не рассказав обо всем другом, правда? Он надеялся, что ты обо всем забудешь… Или будешь думать, что это были только лишь сны, сны после лихорадки.Он говорил ей, что это сны после лихорадки, что все закончилось, что теперь она в безопасности… он говорил ей, что не сердится на нее. Но она чувствовала его гнев как большую тучу, эта туча окутывала ее, она несла опасность, ослепляла ее разум, как дым слепил глаза.— Ты… ты уверен?— В чем? Что негодяй мертв? Да… я абсолютно уверен.Сработали невидимые механизмы, они прокрутились, остановились и встали на свое место, почти беззвучно щелкнув.— Это ты убил его?— На карту была поставлена карьера твоего отца. Офицер не может убить человека просто так, даже такого скота, который насилует детей. А ждать суда означало замешивать во всю эту историю тебя. Ни один из нас не хотел этого. Лучше было мне сделать дело и нести ответственность… Не так уж все оказалось плохо, в конце концов. Смягчающие вину обстоятельства.Или оправдывающие… Ее ум с готовностью нырнул в эту словесную путаницу. Она подумала, что «оправдывающие» и «смягчающие вину обстоятельства» вроде бы так похоже звучат, но на самом деле находятся на разных полюсах юридического луча.— Рада узнать это, — сказала Эсмей, просто чтобы что-нибудь сказать.— Я всегда говорил, что надо тебе рассказать все, — ответил Корон. И вдруг смутился. — Вообще-то, я ничего об этом не говорил, ты же понимаешь. Я говорил это самому себе. С твоим отцом спорить невозможно. А ты его дочь, не моя.— Не волнуйся об этом, — сказала Эсмей. Ей трудно было удерживать внимание, комната скользила куда-то влево, по медленной-медленной спирали.— А ты уверена, что во всем сама разобралась и только лишь не знала, что негодяй умер? Тебе помогли с этим во Флоте?Эсмей пыталась мысленно вернуться к теме разговора, но ничего не получалось.— Со мной все в порядке, — проговорила она. — Не волнуйся об этом.— Я очень удивился, когда узнал, что ты хочешь покинуть планету и поступить во Флот. Мне казалось, что на твою жизнь бойни и кровопролитий хватило… Но, наверное, гены дают о себе знать.Как же ей от него отделаться, вежливо и тактично? Не может же она сказать ему, чтобы он уходил, что у нее раскалывается голова. Суизы не говорят такого гостям. Но ей так необходимо, боже, как ей нужно хотя бы несколько часов побыть одной.— Эсмайя?Эсмей подняла взгляд. Ее сводный брат застенчиво улыбался.— Отец послал меня спросить, не поднимешься ли ты в зимний сад? — Он повернулся к Корону: — Вы позволите, сэр?— Ну конечно же. Теперь очередь твоих родных. Эсмайя, спасибо, что ты уделила мне столько времени. — Он поклонился, опять став очень официальным, и вышел. Глава 6 Эсмей обернулась к Жермону. Пятнадцатилетний юноша, казалось, целиком состоял из ушей, носа и огромных ступней.— Что… хочет отец?— Он в оранжерее с дядюшкой Бертолем… Он сказал, что, с одной стороны, ты, наверное, устала от россказней старого солдата, а с другой — он сам хочет еще порасспрашивать тебя о Флоте.Во рту у нее совсем пересохло. Она не могла ни о чем думать.— Скажи ему… Скажи ему, что Себ ушел, а я приду через несколько минут. Поднимусь к себе немного освежиться.Наконец-то устои общества на Альтиплано сработали в ее пользу. Ни один мужчина не сможет запретить ей провести несколько минут наедине/чтобы привести себя в порядок. И никто не будет ее торопить. Она, не глядя под ноги, поднялась вверх по лестнице, даже не замечая медных поперечин, удерживающих на месте ковер, не замечая выемки на самих ступенях. Ее тело хорошо знало, как подняться по этой лестнице, где нужно поворачивать, где найти выключатели.Она зашла в ванную комнату, прислонилась к стене, включила холодную воду и подставила руки под струю. Она не знала зачем. Она вообще ничего не понимала, не знала, сколько прошло времени. Вода автоматически отключилась, как на корабле, и она снова нажала на кнопку. Неожиданно ее вырвало, уже наполовину переваренные остатки обеда смешались с холодной водой и исчезли в сливном отверстии. Снова спазм, потом отпустило, но ощущение внутри было крайне неприятное. Она набрала в руки воды из-под крана и выпила ее залпом — холодную, вкусную воду. Желудок напрягся, но выдержал. Ее редко тошнило. Даже тогда. Даже тогда, когда ей было настолько больно, что она думала, от боли ее вот-вот разорвет на кусочки. Настоящая боль, не приснившаяся в лихорадочных кошмарах.Из зеркала на нее смотрело чье-то чужое лицо, какая-то изможденная старуха с непослушными темными волосами. Лицо старухи было перепачкано слезами и рвотой. Так нельзя. Точно повинуясь какому-то ритуалу, Эсмей вытянула из стопки полотенце, намочила его и отмыла лицо и руки. Сухим концом она тщательно вытерлась и растирала лицо до тех пор, пока нездоровый зеленоватый оттенок не сменился нормальным розовым. Потом она смочила руками волосы, расправляя выбившиеся пряди, затем вытерла руки. Вода снова остановилась, теперь она не стала больше включать ее, а сложила мокрое полотенце и повесила его на вешалку.Отражение в зеркале уже не было таким чужим. Эсмей заставила себя улыбнуться, и там, в зеркале, улыбка выглядела куда более естественно, чем на ее собственном лице. «Надо переодеться», — подумала она, оглядев рубашку. На бледном желтовато-коричневом фоне выделялось несколько темных пятен. Обязательно надо переодеться. Она переоденется и станет кем-нибудь другим… Все вокруг было как в тумане. Она ничего не могла разобрать и только почувствовала, как споткнулась обо что-то.Продолжая двигаться на ощупь, она открыла дверь и добралась до своей комнаты. Когда она сняла рубашку, то поняла, что ей нужно снять с себя и все остальное. Она старалась двигаться как можно быстрее, хватала первое, что попадалось под руку, и смотрела в зеркало, только чтобы убедиться, что воротник не перекручен и пуговицы застегнуты правильно. Бледность прошла. Она снова была похожа на Эсмей Суизу.А может, нет? Может, Эсмей Суизы и вообще не существует? Разве может реальный человек существовать во лжи? Ей все еще казалось, что ее окружает плотная стена тумана, в котором она задыхалась. Она старалась ухватить обрывки воспоминаний, связать их с тем, что рассказал Себ Корон.Когда туман немного рассеялся и сознание ее прояснилось, первое чувство, которое захлестнуло ее, было простое облегчение. Она все-таки оказалась права. Она всегда знала правду, она ни в чем не ошиблась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Это было время мятежей, бунтов, гражданского неповиновения. Маленькая девочка в одиночку, во уверенно отправилась в путь сначала верхом, йотом на поезде и уехала за тысячу километров от дома.— Ты всегда здорово умела выпутаться из любой ситуации, — пояснил Корон. — Ты умела в одну секунду придумать подходящую историю. Думаю, что это-то тебе и помогло. Ты на ходу сочиняла, что тебя, например, отправили к тетушке или бабушке, а так как ты держалась очень уверенно и совеем не казалась напуганной и денег у тебя было с собой достаточно, тебя и пускали на поезда.Все это были его предположения, никто не смог Точно проследить путь, которым она следовала с того момента, как оставила свою лошадку (которую так и не удалось найти, но в те дни ее вполне могли и съесть), до последнего этана нуги — поездки на поезде в самую гущу кровавых событий.— Последние письма от твоего отца пришли со станции Бухоллоу-Бэррекс, и поезд должен был идти до самой станции, но в тот самый момент повстанцы захватили всю восточную часть округа. Они бросили силы на то, чтобы захватить большой склад оружия в Быот-Бэд-жин. Гарнизон Бухоллоу-Бэррекс не мог сдержать их, поэтому отец решил обойти их сзади и отрезать от тыла, в то время как Десятый кавалерийский полк вышел из Кавендера, чтобы ударить им во фланг.— Я помню, — сказала Эемей. Она помнила, так как читала об этом, а не по собственным воспоминаниям. Повстанцы рассчитывали, что ее отец, как и всегда, никогда не оставит такое место, как станция Бухоллоу, незащищенным… Они планировали блокировать там его силы, задействовав лишь часть своей армии, а основную часть отправить на Бьют Бэджин и склад. Позднее решение отца оставить Бухоллоу, с тем чтобы завести в ловушку вражескую армию, будут приводить в пример как образец превосходного тактического чутья. Он сделал для города все, что мог. Гражданское население отправили в безопасное место. Большинство людей было спасено.Но в вагоне, в котором ехала Эсмей, были беженцы с других мест сражений, вагон был переполнен, и она не смогла выйти, где надо, а проехала еще две остановка Железную дорогу минировали обе стороны, и, хотя в официальном отчете говорилось, что низкий мост через канал Синетс взорвался при прохождении по нему поезда, так как повстанцы заминировали эту часть пути, Эсмей не была уверена, действительно ли это правда. Какое правительство признает, что государственный поезд подорвался на государственной же мине?Все, что она помнит, — это сильный толчок, от которого вагон накренился. Поезд ехал медленно, ее зажало между толстухой с плачущим младенцем и костлявым мальчиком постарше, который все время норовил ткнуть ее в бок. От толчка вагон покачнулся, но не упал. Другим вагонам повезло меньше. Она помнит, как спрыгнула со ступеньки, очень высокой для нее тогда, и пошла за толстухой с младенцем только лишь потому, что та была матерью. Костлявый мальчик ткнул ее напоследок в бок и пошел за кем-то другим. Перепуганные люди толпами бежали прочь от поезда, прочь от дыма пожарища и воплей, доносившихся со стороны передних вагонов.Она не понимала, куда идет, забыла обо всем на какое-то время. Она шла за женщиной с младенцем… А та шла вслед за другими… А потом она совсем выдохлась и остановилась.— Там была небольшая деревушка. Местные жители называли ее Перекресток Грира, — продолжал свой рассказ Корон. — Совсем недалеко от железной дороги, там, где судоходный канал поворачивает в сторону. Должно быть, ты дошла туда вместе с другими людьми, спасшимися после катастрофы.— И тогда там появились повстанцы, — вставила Эсмей.— Туда пришла война. — Корон помедлил. Она слышала, как он прихлебывает чай. Эсмей подняла глаза и встретилась с его взглядом, но огонька в глазах Корона теперь не было. — Там были не только повстанцы, ты должна это хорошо знать.«Я должна?» — подумала она.— Там-то мятежники и поняли, что их ведут прямиком в ловушку. Можешь что угодно говорить про Чиа Валантоса, но он неплохо разбирался в тактике.Эсмей что-то пробурчала, это выражало ее согласие.— Возможно, у него были хорошие разведчики, не знаю. В любом случае шли они по старой дороге, потому что имели тяжелые машины, и им просто необходимо было пройти сквозь деревню, чтобы подойти к мосту. Они ровняли все с землей, ведь люди, жившие там, никогда их не поддерживали. Думаю, они решили, что люди с поезда каким-то образом связаны с верными сторонниками государственной власти…На нее нахлынули воспоминания, они просто вырвались наружу. Она почувствовала, как меняется выражение ее лица, и изо всех сил постаралась сдержаться. Но вот она уже чувствовала боль в ногах после стольких часов езды в поезде, после катастрофы и того прыжка со ступеньки… Женщина, хотя на руках у нее и был младенец, была взрослой и могла идти быстрее. Она же отстала, и когда добралась до деревни, деревни уже и не было. Крыши рухнули, остатки стен обвалились. Везде стоял дым, на улицах валялись камни и булыжники, мусор, обломки деревьев, груды старой одежды. Стоял страшный крик, она ничего не могла разобрать, но была сильно напугана. Все было слишком громко, голоса звучали сердито и мешались в ее мозгу с голосом отца, когда он за что-то ругал ее. Ей не следовало быть рядом с этим шумом, независимо от его источника.Едкий дым разъедал глаза. Не видя, куда идет, она споткнулась о груду старых вещей и даже не сразу поняла, что это на самом деле человек. Труп, поправилась тут же взрослая Эсмей. Но тогда она была еще ребенком и подумала — зачем это кто-то заснул в таком неподходящем месте, а ведь это взрослая женщина, и она, девочка, трясла и трясла тяжелую ватную руку, пыталась разбудить ее, чтобы та проснулась и шла. Маленькая Эсмей никогда раньше не видела смерти, по крайней мере человеческой: ее не пустили взглянуть на мать, боясь, что она может заразиться, и поэтому она долго не могла понять, отчего это женщина не возьмет ее на руки, не успокоит ее и не пообещает, что все будет в порядке.Она огляделась, щурясь от едкого дыма, и увидела еще груды старой одежды, еще людей, мертвых… и умирающих, и теперь она поняла, откуда эти крики. Даже по прошествии стольких лет она помнит — первое, что пришло ей в голову, были слова прощения: извините меня… Даже сейчас она понимала, что слова эти были необходимы, но в то же время и бессмысленны. Она ни в чем не была виновата, не она начинала эту войну, но она была среди них, живая, и именно за это должна была просить у них прощения.В тот день она еле шла по разрушенной улице, падая, поднимаясь и снова падая. Слезы текли по щекам, но она их не замечала. Наконец нога подкосились, и она забилась в угол, когда-то здесь был чей-то цветник. Шум то нарастал, то затихал, сквозь дым она еле различала фигуры людей в разных по цвету формах. Большинство, как она догадалась позднее, были перепуганные пассажиры поезда, некоторые были повстанцами. Потом, намного позднее, все кругом были уже в знакомой ей форме, форме, в которой она привыкла видеть отца и дядьев.Но кое-что она просто не могла вспомнить. Точнее, она вспоминала уже раз, и ей тогда сказали, что это дурные сны.— Я всегда говорил, что было бы лучше, если бы они сразу рассказали тебе всю правду, — сказал Себэстиан. — По крайней мере когда ты выросла. Тем более что того негодяя уже не было в живых, он все равно не мог бы никому навредить, тем более тебе.Она не хотела этого слышать. Она не хотела этого вспоминать… она не могла. Это сны, сны, которые вызвала лихорадка, плохие сны.— И так ужасно, что это вообще могло случиться, неважно, кто бы он ни был. Изнасиловать ребенка, просто жуть. Но чтобы один из наших…Она зафиксировала свое внимание на одной детали, которая показалась ей спасительной.— Я… не знала, что он умер.— Ну, отец же не мог рассказать тебе этого, не рассказав обо всем другом, правда? Он надеялся, что ты обо всем забудешь… Или будешь думать, что это были только лишь сны, сны после лихорадки.Он говорил ей, что это сны после лихорадки, что все закончилось, что теперь она в безопасности… он говорил ей, что не сердится на нее. Но она чувствовала его гнев как большую тучу, эта туча окутывала ее, она несла опасность, ослепляла ее разум, как дым слепил глаза.— Ты… ты уверен?— В чем? Что негодяй мертв? Да… я абсолютно уверен.Сработали невидимые механизмы, они прокрутились, остановились и встали на свое место, почти беззвучно щелкнув.— Это ты убил его?— На карту была поставлена карьера твоего отца. Офицер не может убить человека просто так, даже такого скота, который насилует детей. А ждать суда означало замешивать во всю эту историю тебя. Ни один из нас не хотел этого. Лучше было мне сделать дело и нести ответственность… Не так уж все оказалось плохо, в конце концов. Смягчающие вину обстоятельства.Или оправдывающие… Ее ум с готовностью нырнул в эту словесную путаницу. Она подумала, что «оправдывающие» и «смягчающие вину обстоятельства» вроде бы так похоже звучат, но на самом деле находятся на разных полюсах юридического луча.— Рада узнать это, — сказала Эсмей, просто чтобы что-нибудь сказать.— Я всегда говорил, что надо тебе рассказать все, — ответил Корон. И вдруг смутился. — Вообще-то, я ничего об этом не говорил, ты же понимаешь. Я говорил это самому себе. С твоим отцом спорить невозможно. А ты его дочь, не моя.— Не волнуйся об этом, — сказала Эсмей. Ей трудно было удерживать внимание, комната скользила куда-то влево, по медленной-медленной спирали.— А ты уверена, что во всем сама разобралась и только лишь не знала, что негодяй умер? Тебе помогли с этим во Флоте?Эсмей пыталась мысленно вернуться к теме разговора, но ничего не получалось.— Со мной все в порядке, — проговорила она. — Не волнуйся об этом.— Я очень удивился, когда узнал, что ты хочешь покинуть планету и поступить во Флот. Мне казалось, что на твою жизнь бойни и кровопролитий хватило… Но, наверное, гены дают о себе знать.Как же ей от него отделаться, вежливо и тактично? Не может же она сказать ему, чтобы он уходил, что у нее раскалывается голова. Суизы не говорят такого гостям. Но ей так необходимо, боже, как ей нужно хотя бы несколько часов побыть одной.— Эсмайя?Эсмей подняла взгляд. Ее сводный брат застенчиво улыбался.— Отец послал меня спросить, не поднимешься ли ты в зимний сад? — Он повернулся к Корону: — Вы позволите, сэр?— Ну конечно же. Теперь очередь твоих родных. Эсмайя, спасибо, что ты уделила мне столько времени. — Он поклонился, опять став очень официальным, и вышел. Глава 6 Эсмей обернулась к Жермону. Пятнадцатилетний юноша, казалось, целиком состоял из ушей, носа и огромных ступней.— Что… хочет отец?— Он в оранжерее с дядюшкой Бертолем… Он сказал, что, с одной стороны, ты, наверное, устала от россказней старого солдата, а с другой — он сам хочет еще порасспрашивать тебя о Флоте.Во рту у нее совсем пересохло. Она не могла ни о чем думать.— Скажи ему… Скажи ему, что Себ ушел, а я приду через несколько минут. Поднимусь к себе немного освежиться.Наконец-то устои общества на Альтиплано сработали в ее пользу. Ни один мужчина не сможет запретить ей провести несколько минут наедине/чтобы привести себя в порядок. И никто не будет ее торопить. Она, не глядя под ноги, поднялась вверх по лестнице, даже не замечая медных поперечин, удерживающих на месте ковер, не замечая выемки на самих ступенях. Ее тело хорошо знало, как подняться по этой лестнице, где нужно поворачивать, где найти выключатели.Она зашла в ванную комнату, прислонилась к стене, включила холодную воду и подставила руки под струю. Она не знала зачем. Она вообще ничего не понимала, не знала, сколько прошло времени. Вода автоматически отключилась, как на корабле, и она снова нажала на кнопку. Неожиданно ее вырвало, уже наполовину переваренные остатки обеда смешались с холодной водой и исчезли в сливном отверстии. Снова спазм, потом отпустило, но ощущение внутри было крайне неприятное. Она набрала в руки воды из-под крана и выпила ее залпом — холодную, вкусную воду. Желудок напрягся, но выдержал. Ее редко тошнило. Даже тогда. Даже тогда, когда ей было настолько больно, что она думала, от боли ее вот-вот разорвет на кусочки. Настоящая боль, не приснившаяся в лихорадочных кошмарах.Из зеркала на нее смотрело чье-то чужое лицо, какая-то изможденная старуха с непослушными темными волосами. Лицо старухи было перепачкано слезами и рвотой. Так нельзя. Точно повинуясь какому-то ритуалу, Эсмей вытянула из стопки полотенце, намочила его и отмыла лицо и руки. Сухим концом она тщательно вытерлась и растирала лицо до тех пор, пока нездоровый зеленоватый оттенок не сменился нормальным розовым. Потом она смочила руками волосы, расправляя выбившиеся пряди, затем вытерла руки. Вода снова остановилась, теперь она не стала больше включать ее, а сложила мокрое полотенце и повесила его на вешалку.Отражение в зеркале уже не было таким чужим. Эсмей заставила себя улыбнуться, и там, в зеркале, улыбка выглядела куда более естественно, чем на ее собственном лице. «Надо переодеться», — подумала она, оглядев рубашку. На бледном желтовато-коричневом фоне выделялось несколько темных пятен. Обязательно надо переодеться. Она переоденется и станет кем-нибудь другим… Все вокруг было как в тумане. Она ничего не могла разобрать и только почувствовала, как споткнулась обо что-то.Продолжая двигаться на ощупь, она открыла дверь и добралась до своей комнаты. Когда она сняла рубашку, то поняла, что ей нужно снять с себя и все остальное. Она старалась двигаться как можно быстрее, хватала первое, что попадалось под руку, и смотрела в зеркало, только чтобы убедиться, что воротник не перекручен и пуговицы застегнуты правильно. Бледность прошла. Она снова была похожа на Эсмей Суизу.А может, нет? Может, Эсмей Суизы и вообще не существует? Разве может реальный человек существовать во лжи? Ей все еще казалось, что ее окружает плотная стена тумана, в котором она задыхалась. Она старалась ухватить обрывки воспоминаний, связать их с тем, что рассказал Себ Корон.Когда туман немного рассеялся и сознание ее прояснилось, первое чувство, которое захлестнуло ее, было простое облегчение. Она все-таки оказалась права. Она всегда знала правду, она ни в чем не ошиблась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49