Они говорят на любом языке.
Я пожал плечами.
— Сможете вы управиться вдвоем с Хосе? — спросил дядя Гарри. — Мне надо сбегать в агентство, чтобы завтра прислали новых пуэрториканцев.
— Сейчас-то мы управимся, — ответил я. — Но не знаю, что будет в шесть часов, когда народ повалит с работы.
— Если у вас будет запарка, я помогу, — подала голос Толстая Рита.
— Я ненадолго, — пообещал Гарри.
Я наблюдал, как он входит в дверь и поднимается на второй этаж. После этого я его не видел. Из кабинета Гарри всегда уходил черным ходом.
А вскоре и посетителей стало поменьше. Я подошел к Рите.
— Народу было много?
Она кивнула.
— Все говорят только о войне. Никто такого не ожидал.
— И у нас то же самое. В школе мы ни о чем другом не говорили.
Она помолчала.
— Ты не знаешь, Гарри не собирается уволить меня?
— Я ничего такого не слышал. С какой стати? Он только что прибавил тебе зарплату.
Тут Рита встретилась со мной взглядом.
— Гарри беседовал с твоей подружкой. Я знаю, что в этом месяце она заканчивает колледж и получает диплом бухгалтера. Думаю, он предложил ей вести и его бухгалтерию. У меня-то диплома нет.
— Мне Китти ничего такого не говорила. Но я уверен, что сказала бы, если б Гарри предложил ей стать его бухгалтером. А кроме того, дипломированный бухгалтер получает приличные деньги. Вряд ли Гарри захочет оплачивать ее услуги.
— Дело в том, что всю неделю она каждое утро приходила к нему в кабинет. Часов в одиннадцать.
Китти говорила мне, что могла бы помочь дяде Гарри с налоговой декларацией. Но она не упоминала о том, что обращалась к дяде Гарри с таким предложением. Я обдумал слова Риты, обслуживая покупателей. Потом повернулся к ней.
— Я не сомневаюсь, что тебе беспокоиться не о чем. О бизнесе Гарри ты знаешь все, что только можно.
Тут с другого конца прилавка я услышал голос Бадди:
— Дай мне «пепси» и пачку «Лаки страйк». Я принес ему и то, и другое.
— Когда ты пришел? Как твои дела? Он распечатал пачку, достал сигарету, закурил. Глубоко затянулся и отхлебнул «пепси», — Я в жопе!
Бадди уставился в прилавок. Никогда я не видел его таким расстроенным.
— Что случилось?
— На верфи босс заявил мне, что не может брать новых людей, поскольку война уже началась.
— Чушь какая-то. Раз идет война, им, наоборот, нужны рабочие руки, чтобы расширять производство.
— Точно, — кивнул Бадди. — Но им не нужны ниггеры.
— Ты связался со своими друзьями? — спросил я.
— Первым делом. Но они ничего не могут поделать. Все бруклинские верфи, включая военные, контролируют итальяшки.
— И что ты теперь собираешься делать? Бадди пожал плечами.
— Еще не знаю. Может, смотаюсь из города. Семьи у меня нет.
— Они выследят тебя по призывному удостоверению.
— Не выследят, если я буду жить в другом городе и под другой фамилией.
— Но тебе все равно понадобится призывное удостоверение, так ведь?
— Да, но это не проблема. Изготовить его — пара пустяков, — Ну не знаю. Они все равно могут добраться до тебя.
— Могут. — Бадди нервно забарабанил пальцами по прилавку. — Наверное, придется искать другой выход.
В половине пятого у киоска начали останавливаться таксисты новой смены. В соседнем квартале располагались два гаража такси, и водители всегда отоваривались у нас сигаретами и «пепси». Несколько таксистов справились о Гарри. Я сказал им, что он скоро подойдет. Они пообещали подъехать попозже.
Пятнадцать минут спустя прилавок опустел.
— Куда только подевался народ? — удивился я.
— Новости распространяются быстро, — ответил Бадди. — Все уже знают, что Гарри не принимает ставок от таксистов.
— Странно, что Гарри нет в такое время. Таксисты — люди азартные.
Не подъехал Гарри и к шести часам, поэтому за прилавок пришлось встать и Бадди, и Толстой Рите. Около семи Толстая Рита взглянула на часы.
— Мне пора. Не знаю, что и делать. Если задержусь, то опоздаю на поезд и не успею приготовить обед.
— Если твой рабочий день закончился, поезжай домой, — заметил я.
— А что делать с деньгами в кассе? Гарри всегда забирает большую часть, чтобы сдать их в ночную кассу.
— Я за ними пригляжу, — ответил я. — Когда появится Гарри, отдам ему.
Рита выбралась из-за кассового аппарата, заковыляла к станции подземки и скрылась из виду, спустившись по лестнице.
Я повернулся к Бадди.
— Думаешь, он удрал? Бадди рассмеялся.
— Он ненавидит Гитлера. Может, записался добровольцем?
Тут засмеялся и я.
— Только не Гарри. Он еврей, но не сумасшедший. — Я подошел к кассовому аппарату и выдвинул ящик с деньгами — Сто сорок баксов — — Это еще не все, — заметил Бадди. — Нажми рычажок с левой стороны. Ящик выедет до конца.
Я нажал. Ящик выехал, как и говорил Бадди. Открылось отделение, плотно набитое купюрами. Я прикинул, что там не меньше тысячи долларов, и быстро задвинул ящик.
— Гарри все-таки чокнутый. Держать здесь такие деньги!
— Он букмекер, — напомнил Бадди. — И ему нужны деньги, чтобы выдавать выигрыши.
Около девяти пошел легкий снежок. Подошло время закрытия, а я все не мог решить, что делать с деньгами. Тут на автомобиле подъехала тетя Лайла, — Где Гарри? — обратилась она ко мне. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Поехал в агентство нанимать новых пуэрториканцев. Кроме Хосе, на работу сегодня никто не вышел. Дядя еще не вернулся.
Едва я произнес эти слова, у киоска остановилось такси.
— А вот и я.
Гарри торопливо вылезал из кабины.
ГЛАВА 10
Война многое изменила. Там, где раньше работали мужчины, все чаще стали появляться женщины. Вот и Гарри теперь нанимал пуэрториканок, а не молодых пуэрториканцов. Бадди говорил, что Гарри от этого только выгадал. Он не только платил женщинам меньше, но и мог при желании оттрахать любую. Пуэрториканки не жаловались. Они дорожили своей работой. Все лучше, чем мыть лестницы. А больше их никуда не брали. За уборку и платили меньше, не говоря о том, что убираться приходилось через два дня на третий, а то и реже. Киоск же, открытый шесть дней в неделю, обеспечивал им стабильный заработок.
Школу я окончил двадцатого января. В то утро тетя Лайла приготовила мне отменный завтрак. В аттестате стояли в основном тройки, но я все-таки его получил.
Тетя Лайла и Китти приехали в школу на выпускной вечер. Гарри пришлось остаться в киоске. Как он сказал, «без него все бы встало».
Тетя Лайла подарила мне красивую рубашку, а Китти — толстый свитер. Сказала, что он будет согревать меня за прилавком в холодные вечера.
После того как я получил диплом об окончании школы, тетя Лайла подвезла меня и Китти к нашему дому и сказала, что теперь поедет к Гарри. Она хотела отдать Гарри рубашку, которую купила ему вместе с моей.
Мы с Китти переглянулись и, похоже, подумали об одном и том же. Я набрал номер киоска. Трубку сняла Толстая Рита.
— Где Гарри? — спросил я.
— Наверху. — Я слышал, как Рита чавкает жевательной резинкой. — Взял с собой одну пуэрториканку.
— Поднимись в его кабинет и скажи, что к нему едет тетя Лайла.
— Я не могу. Он меня убьет.
— Если не поднимешься, будет хуже. На кон поставлена твоя работа.
— Мне все равно. — Рита всхлипнула, должно быть, начала плакать. — Я боюсь. Ты знаешь, какой у Гарри темперамент.
— И все-таки поднимись к нему. Он не разозлится. Наоборот, похвалит тебя. Можешь мне поверить. Рита замялась.
— Не вешай трубку. Я только постучу в дверь его кабинета.
Я ждал две минуты. Потом в трубке вновь раздался голос Риты.
— Все в порядке.
— Спасибо тебе. — Я положил трубку и повернулся к Китти. — Она его предупредила.
— Хорошо. — Китти достала из сумочки конверт. — Он пришел, когда я собиралась на твой выпускной вечер.
Я взглянул на конверт. С призывного пункта. Военные времени даром не теряли. Я вскрыл конверт. Мне предлагалось взять призывное удостоверение и прямиком отправляться на Гранд-Централ, где работала медицинская комиссия.
Я протянул листок Китти. Она быстро прочитала его, вскинула на меня глаза.
— Ты же этого ждал.
— Да, но не так скоро. Я даже не успел подумать о том, что же мне делать.
— Если тебе дадут категорию один-а, тебя пошлют или в армию, или на флот. Но если тебе повезет и ты получишь четыре-эф, то останешься здесь и найдешь себе хорошую работу, не такую, как в киоске у Гарри.
— Какую работу? В средней школе профессионального образования не дают.
— Работы сейчас хоть завались. Почитай объявления. Мужчины нарасхват. Может, ты этого не понимаешь, но спрос намного превышает предложение.
— Может, я пристроюсь при какой-нибудь богатой дамочке. Трахалыциком, — поддел я Китти.
— Ты не справляешься с тем, что у тебя есть. — Она рассмеялась и потянулась к моей ширинке. — Тебя едва хватает, чтобы ублажить меня.
В квартире мы сразу разделись и залезли в кровать. Мне очень нравилась Китти — она умела оторваться. Я надеялся, что и ей хорошо со мной. Школу я окончил, и теперь мы могли подумать о будущем. Но мои надежды развеялись как дым. К середине марта я уже служил в армии.
Книга вторая
Один франк за литр
Часть первая
ГЛАВА 1
ФРАНЦИЯ, 1914 ГОД.
Жан-Пьер слышал, как его отец и дед кричали друг на друга за тяжелыми резными дверьми библиотеки. Он прижался ухом к двери, но Арман, здоровяк-дворецкий, схватил его за шиворот, отволок наверх, втолкнул в спальню и отвесил две оплеухи.
— Никогда не подслушивай разговоров старших! — рявкнул он.
— Но они говорят о войне! Война — это интересно.
— Ты еще слишком молод. И ничего не знаешь о воинах, — ответил Арман. — Сиди здесь, пока тебя не позовут вниз.
Жан-Пьер наблюдал, как за дворецким закрылась дверь.
— Сукин сын! — пробормотал мальчик. — Я знаю, почему ты здесь работаешь. Сосешь член моему отцу и даешь деду трахать тебя в задницу.
Продолжая что-то бурчать себе под нос, он подошел к окну и, глядя на ухоженные, цветущие клумбы, задумался о том, что успел услышать.
— Папа! — воскликнул Жак. — Чего ты боишься? Если война и начнется, то она закончится через несколько месяцев.
Морис с грустью посмотрел на сына.
— Жак, ты глуп. Никакая война за несколько месяцев не заканчивается. Я помню, как французы воевали с пруссаками, когда мне было двенадцать лет. Твой дед, я и еще десять мужчин в четырех фургонах ночью привезли в Париж воду, потому что пруссаки перекрыли водопровод. Французы никогда не умели готовиться к войне, ни тогда, ни теперь.
— И что из этого? Благодаря той войне мы разбогатели и открыли свое дело.
— Ты не понимаешь. Жак, — покачал головой его отец. — Времена сейчас другие. Бриан, наш премьер — эгоист. Я склонен верить, что он убил Жореса, пацифиста, только для того, чтобы мы могли ввязаться в войну. Не обманывай себя, Жак, немцы побьют всю Европу. Это мы никого не можем побить. Даже футбольные команды, и те ничего не выигрывают.
— Но государством руководит не Бриан. Президент — это Пуанкаре, — напомнил Жак.
— Пора тебе научиться читать между строк, Жак. Бриан станет президентом в ближайшие два года. И тогда вся Европа будет просить Америку спасти нас.
Жак посмотрел на отца.
— Может быть, стоит попросить мать Жан-Пьера разрешить ему пожить у нее в Швейцарии, пока все это не закончится?
— Ты знаешь, что записано в вашем договоре. Кроме того, я не хочу, чтобы мой внук жил у этой шлюхи. И потом она никогда не возьмет к себе Жан-Пьера.
Она соглашалась только на то, чтобы выносить ребенка, но не воспитывать его.
— Ротшильды живут и в Англии. Может, попросить их взять Жан-Пьера?
Морис усмехнулся.
— Ротшильдов интересуют только деньги.
— Деньги у нас есть. Не забывай, что нам принадлежат все заводы, разливающие нашу воду. Их стоимость едва ли не превосходит активы Ротшильдов.
— А ты не забывай, что Ротшильды — евреи. Жак также помнил, что его отца зовут Морис, и полагал, что имя это очень уж еврейское. Морис пытался сменить имя и стать Франсуа, но его отец, дед Жака, не разрешил, потому что так звали отца жены Мориса. Он работал в «Плескассье» возницей. А женился Морис на дочери кучера только потому, что искал крепкую девушку из низов, которая могла родить ему здорового сына. Жениться его заставили лишь законы о наследстве, ведь только сын позволял оставить «Плескассье» в собственности семьи. По той же причине женился и Жак. Жена родила ему двух сыновей, Жан-Пьера и Раймона. За развод Жак заплатил ей и ее семье двадцать пять тысяч луи. Они расстались мирно. Жена нисколько не грустила. Еще выходя замуж, она знала, что Жак — гомосексуалист, как его отец и дед. Она также знала, что ей нужен настоящий мужчина.
После развода она переехала в Швейцарию, имея на банковском счету двадцать тысяч Луи. Пять получила ее семья. Недостатка в мужчинах она не знала и скоро открыла бар и кафе.
— Нет, Ротшильды нам не подойдут, — продолжил Морис. Голос его эхом отражался от балок высокого потолка. — Мы пошлем Жан-Пьера в Квебек, где у меня живет дальняя родня. Дадим им немного денег, и они о нем позаботятся.
— А как насчет Раймона? — спросил Жак. — Ему только три года.
— С Раймоном проблемы нет. Мальчик физически и психически недоразвит. Ты знаешь, что говорит доктор Мейер. Мы должны поместить его в приют, где занимаются такими детьми.
— Но, папа, — запротестовал Жак, — он мой сын, твой внук. Мы не можем бросить его.
— Опять ты не помнишь, что говорили доктор Мейер и другие специалисты. Раймон не проживет больше девяти-десяти лет. И лучшее, что мы можем для него сделать, — это отдать в добрые руки.
Жак застыл. На глазах его выступили слезы.
— Раймон еще совсем маленький. Только Господу известно его будущее. Возможно, случится чудо и он выздоровеет.
— Надежда умирает последней, Жак. Если случится чудо, он к нам вернется. Пока с этим ребенком у нас одни хлопоты. Мы не можем показать его людям, так как они будут смеяться над нами за нашими спинами. Пострадает и наш бизнес. Знаю я этих мерзавцев. Жестокости им не занимать.
— Но Жан-Пьер любит своего маленького брата.
— Жан-Пьер до конца войны останется в Канаде. Ему скажут, что Раймон слишком мал, чтобы отправлять его за океан. А вернувшись, Жан-Пьер совершенно его забудет.
Жак вскинул глаза на отца.
— Vous etes vraiment dur, papa.
ГЛАВА 2
Корабль, пусть ирландский, а не «Куин Мэри» или «Нормандия», был большим и обеспечивал максимальный комфорт. Назывался он «Молли Машри». Портом приписки значился Дублин. Жан-Пьер вздохнул и посмотрел на Армана, облокотившегося на поручень.
— Почему папа не отправил нас на одном из французских кораблей?
— Война, — ответил Арман. — Немцы и французы воюют. Но с Ирландской республикой немцы не воюют. Поэтому нашему кораблю ничего не грозит, когда он будет пересекать Атлантический океан.
— Но мы плывем в Квебек, Это часть Франции, не так ли?
— Уже нет. Теперь это Британия.
— Но там говорят по-французски!
— Так уж сложилось исторически. Пойдем в каюту, помоемся и переоденемся. Потом у нас обед, а после обеда мы увидим Гибралтарскую скалу и выйдем в океан.
Гибралтар они миновали в десять вечера, а потом Арман уложил мальчика спать. Их каюта состояла из двух маленьких смежных комнат. Жан-Пьер не знал, в котором часу его разбудил сигнал тревоги. Он спрыгнул с кровати, подбежал к двери, ведущей в комнату Армана, и забарабанил по ней. Ответа не последовало. — Арман! Арман! — закричал Жан-Пьер.
Дверь не открылась, Арман не отозвался. Мальчик быстро надел рубашку и брюки. Он слышал торопливые шаги в коридоре. Выбежав из каюты, он не мог понять, о чем говорили спешащие люди, так как не знал английского. Жан-Пьер побежал к бару. Один из матросов поднял его на руки и отнес в обеденный зал. Другой надел на него спасательный жилет и жестом показал, что мальчику надо сесть.
Жан-Пьер сел, огляделся. Множество людей, все в спасательных жилетах, кто сидя, кто стоя, ожидали дальнейших указаний команды. Пока всем пассажирам велели оставаться в обеденном зале. Страха не чувствовалось, так как все знали, что корабль ирландский, а Ирландия не принимает участия в войне.
Не боялся и Жан-Пьер. Он поискал глазами Армана и, не обнаружив его, выскользнул из зала через одну из дверей, ведущих на палубу. Мальчик вышел на нее под трапом, ведущим к рубке, в тени, где его никто не мог увидеть. Два больших прожектора освещали борт «Молли Машри». Стояли прожектора на немецком боевом корабле.
Оставаясь под лестницей, Жан-Пьер наблюдал, как к «Молли Машри» подошел катер с немецкими моряками. Капитан отсалютовал им, и они поднялись на борт. Командовавший немцами офицер отдал честь капитану. Потом они обменялись рукопожатием и заговорили по-немецки. Естественно, Жан-Пьер не понял ни слова. Ирландский капитан кивнул и отдал какой-то приказ своим людям. Они и немецкие матросы покинули палубу. Тем временем ирландский капитан и немецкий офицер прошли в бар и пропустили по паре стаканчиков.
Жан-Пьер сидел под лестницей. Он уже сообразил, что ирландец и немцы о чем-то договорились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я пожал плечами.
— Сможете вы управиться вдвоем с Хосе? — спросил дядя Гарри. — Мне надо сбегать в агентство, чтобы завтра прислали новых пуэрториканцев.
— Сейчас-то мы управимся, — ответил я. — Но не знаю, что будет в шесть часов, когда народ повалит с работы.
— Если у вас будет запарка, я помогу, — подала голос Толстая Рита.
— Я ненадолго, — пообещал Гарри.
Я наблюдал, как он входит в дверь и поднимается на второй этаж. После этого я его не видел. Из кабинета Гарри всегда уходил черным ходом.
А вскоре и посетителей стало поменьше. Я подошел к Рите.
— Народу было много?
Она кивнула.
— Все говорят только о войне. Никто такого не ожидал.
— И у нас то же самое. В школе мы ни о чем другом не говорили.
Она помолчала.
— Ты не знаешь, Гарри не собирается уволить меня?
— Я ничего такого не слышал. С какой стати? Он только что прибавил тебе зарплату.
Тут Рита встретилась со мной взглядом.
— Гарри беседовал с твоей подружкой. Я знаю, что в этом месяце она заканчивает колледж и получает диплом бухгалтера. Думаю, он предложил ей вести и его бухгалтерию. У меня-то диплома нет.
— Мне Китти ничего такого не говорила. Но я уверен, что сказала бы, если б Гарри предложил ей стать его бухгалтером. А кроме того, дипломированный бухгалтер получает приличные деньги. Вряд ли Гарри захочет оплачивать ее услуги.
— Дело в том, что всю неделю она каждое утро приходила к нему в кабинет. Часов в одиннадцать.
Китти говорила мне, что могла бы помочь дяде Гарри с налоговой декларацией. Но она не упоминала о том, что обращалась к дяде Гарри с таким предложением. Я обдумал слова Риты, обслуживая покупателей. Потом повернулся к ней.
— Я не сомневаюсь, что тебе беспокоиться не о чем. О бизнесе Гарри ты знаешь все, что только можно.
Тут с другого конца прилавка я услышал голос Бадди:
— Дай мне «пепси» и пачку «Лаки страйк». Я принес ему и то, и другое.
— Когда ты пришел? Как твои дела? Он распечатал пачку, достал сигарету, закурил. Глубоко затянулся и отхлебнул «пепси», — Я в жопе!
Бадди уставился в прилавок. Никогда я не видел его таким расстроенным.
— Что случилось?
— На верфи босс заявил мне, что не может брать новых людей, поскольку война уже началась.
— Чушь какая-то. Раз идет война, им, наоборот, нужны рабочие руки, чтобы расширять производство.
— Точно, — кивнул Бадди. — Но им не нужны ниггеры.
— Ты связался со своими друзьями? — спросил я.
— Первым делом. Но они ничего не могут поделать. Все бруклинские верфи, включая военные, контролируют итальяшки.
— И что ты теперь собираешься делать? Бадди пожал плечами.
— Еще не знаю. Может, смотаюсь из города. Семьи у меня нет.
— Они выследят тебя по призывному удостоверению.
— Не выследят, если я буду жить в другом городе и под другой фамилией.
— Но тебе все равно понадобится призывное удостоверение, так ведь?
— Да, но это не проблема. Изготовить его — пара пустяков, — Ну не знаю. Они все равно могут добраться до тебя.
— Могут. — Бадди нервно забарабанил пальцами по прилавку. — Наверное, придется искать другой выход.
В половине пятого у киоска начали останавливаться таксисты новой смены. В соседнем квартале располагались два гаража такси, и водители всегда отоваривались у нас сигаретами и «пепси». Несколько таксистов справились о Гарри. Я сказал им, что он скоро подойдет. Они пообещали подъехать попозже.
Пятнадцать минут спустя прилавок опустел.
— Куда только подевался народ? — удивился я.
— Новости распространяются быстро, — ответил Бадди. — Все уже знают, что Гарри не принимает ставок от таксистов.
— Странно, что Гарри нет в такое время. Таксисты — люди азартные.
Не подъехал Гарри и к шести часам, поэтому за прилавок пришлось встать и Бадди, и Толстой Рите. Около семи Толстая Рита взглянула на часы.
— Мне пора. Не знаю, что и делать. Если задержусь, то опоздаю на поезд и не успею приготовить обед.
— Если твой рабочий день закончился, поезжай домой, — заметил я.
— А что делать с деньгами в кассе? Гарри всегда забирает большую часть, чтобы сдать их в ночную кассу.
— Я за ними пригляжу, — ответил я. — Когда появится Гарри, отдам ему.
Рита выбралась из-за кассового аппарата, заковыляла к станции подземки и скрылась из виду, спустившись по лестнице.
Я повернулся к Бадди.
— Думаешь, он удрал? Бадди рассмеялся.
— Он ненавидит Гитлера. Может, записался добровольцем?
Тут засмеялся и я.
— Только не Гарри. Он еврей, но не сумасшедший. — Я подошел к кассовому аппарату и выдвинул ящик с деньгами — Сто сорок баксов — — Это еще не все, — заметил Бадди. — Нажми рычажок с левой стороны. Ящик выедет до конца.
Я нажал. Ящик выехал, как и говорил Бадди. Открылось отделение, плотно набитое купюрами. Я прикинул, что там не меньше тысячи долларов, и быстро задвинул ящик.
— Гарри все-таки чокнутый. Держать здесь такие деньги!
— Он букмекер, — напомнил Бадди. — И ему нужны деньги, чтобы выдавать выигрыши.
Около девяти пошел легкий снежок. Подошло время закрытия, а я все не мог решить, что делать с деньгами. Тут на автомобиле подъехала тетя Лайла, — Где Гарри? — обратилась она ко мне. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Поехал в агентство нанимать новых пуэрториканцев. Кроме Хосе, на работу сегодня никто не вышел. Дядя еще не вернулся.
Едва я произнес эти слова, у киоска остановилось такси.
— А вот и я.
Гарри торопливо вылезал из кабины.
ГЛАВА 10
Война многое изменила. Там, где раньше работали мужчины, все чаще стали появляться женщины. Вот и Гарри теперь нанимал пуэрториканок, а не молодых пуэрториканцов. Бадди говорил, что Гарри от этого только выгадал. Он не только платил женщинам меньше, но и мог при желании оттрахать любую. Пуэрториканки не жаловались. Они дорожили своей работой. Все лучше, чем мыть лестницы. А больше их никуда не брали. За уборку и платили меньше, не говоря о том, что убираться приходилось через два дня на третий, а то и реже. Киоск же, открытый шесть дней в неделю, обеспечивал им стабильный заработок.
Школу я окончил двадцатого января. В то утро тетя Лайла приготовила мне отменный завтрак. В аттестате стояли в основном тройки, но я все-таки его получил.
Тетя Лайла и Китти приехали в школу на выпускной вечер. Гарри пришлось остаться в киоске. Как он сказал, «без него все бы встало».
Тетя Лайла подарила мне красивую рубашку, а Китти — толстый свитер. Сказала, что он будет согревать меня за прилавком в холодные вечера.
После того как я получил диплом об окончании школы, тетя Лайла подвезла меня и Китти к нашему дому и сказала, что теперь поедет к Гарри. Она хотела отдать Гарри рубашку, которую купила ему вместе с моей.
Мы с Китти переглянулись и, похоже, подумали об одном и том же. Я набрал номер киоска. Трубку сняла Толстая Рита.
— Где Гарри? — спросил я.
— Наверху. — Я слышал, как Рита чавкает жевательной резинкой. — Взял с собой одну пуэрториканку.
— Поднимись в его кабинет и скажи, что к нему едет тетя Лайла.
— Я не могу. Он меня убьет.
— Если не поднимешься, будет хуже. На кон поставлена твоя работа.
— Мне все равно. — Рита всхлипнула, должно быть, начала плакать. — Я боюсь. Ты знаешь, какой у Гарри темперамент.
— И все-таки поднимись к нему. Он не разозлится. Наоборот, похвалит тебя. Можешь мне поверить. Рита замялась.
— Не вешай трубку. Я только постучу в дверь его кабинета.
Я ждал две минуты. Потом в трубке вновь раздался голос Риты.
— Все в порядке.
— Спасибо тебе. — Я положил трубку и повернулся к Китти. — Она его предупредила.
— Хорошо. — Китти достала из сумочки конверт. — Он пришел, когда я собиралась на твой выпускной вечер.
Я взглянул на конверт. С призывного пункта. Военные времени даром не теряли. Я вскрыл конверт. Мне предлагалось взять призывное удостоверение и прямиком отправляться на Гранд-Централ, где работала медицинская комиссия.
Я протянул листок Китти. Она быстро прочитала его, вскинула на меня глаза.
— Ты же этого ждал.
— Да, но не так скоро. Я даже не успел подумать о том, что же мне делать.
— Если тебе дадут категорию один-а, тебя пошлют или в армию, или на флот. Но если тебе повезет и ты получишь четыре-эф, то останешься здесь и найдешь себе хорошую работу, не такую, как в киоске у Гарри.
— Какую работу? В средней школе профессионального образования не дают.
— Работы сейчас хоть завались. Почитай объявления. Мужчины нарасхват. Может, ты этого не понимаешь, но спрос намного превышает предложение.
— Может, я пристроюсь при какой-нибудь богатой дамочке. Трахалыциком, — поддел я Китти.
— Ты не справляешься с тем, что у тебя есть. — Она рассмеялась и потянулась к моей ширинке. — Тебя едва хватает, чтобы ублажить меня.
В квартире мы сразу разделись и залезли в кровать. Мне очень нравилась Китти — она умела оторваться. Я надеялся, что и ей хорошо со мной. Школу я окончил, и теперь мы могли подумать о будущем. Но мои надежды развеялись как дым. К середине марта я уже служил в армии.
Книга вторая
Один франк за литр
Часть первая
ГЛАВА 1
ФРАНЦИЯ, 1914 ГОД.
Жан-Пьер слышал, как его отец и дед кричали друг на друга за тяжелыми резными дверьми библиотеки. Он прижался ухом к двери, но Арман, здоровяк-дворецкий, схватил его за шиворот, отволок наверх, втолкнул в спальню и отвесил две оплеухи.
— Никогда не подслушивай разговоров старших! — рявкнул он.
— Но они говорят о войне! Война — это интересно.
— Ты еще слишком молод. И ничего не знаешь о воинах, — ответил Арман. — Сиди здесь, пока тебя не позовут вниз.
Жан-Пьер наблюдал, как за дворецким закрылась дверь.
— Сукин сын! — пробормотал мальчик. — Я знаю, почему ты здесь работаешь. Сосешь член моему отцу и даешь деду трахать тебя в задницу.
Продолжая что-то бурчать себе под нос, он подошел к окну и, глядя на ухоженные, цветущие клумбы, задумался о том, что успел услышать.
— Папа! — воскликнул Жак. — Чего ты боишься? Если война и начнется, то она закончится через несколько месяцев.
Морис с грустью посмотрел на сына.
— Жак, ты глуп. Никакая война за несколько месяцев не заканчивается. Я помню, как французы воевали с пруссаками, когда мне было двенадцать лет. Твой дед, я и еще десять мужчин в четырех фургонах ночью привезли в Париж воду, потому что пруссаки перекрыли водопровод. Французы никогда не умели готовиться к войне, ни тогда, ни теперь.
— И что из этого? Благодаря той войне мы разбогатели и открыли свое дело.
— Ты не понимаешь. Жак, — покачал головой его отец. — Времена сейчас другие. Бриан, наш премьер — эгоист. Я склонен верить, что он убил Жореса, пацифиста, только для того, чтобы мы могли ввязаться в войну. Не обманывай себя, Жак, немцы побьют всю Европу. Это мы никого не можем побить. Даже футбольные команды, и те ничего не выигрывают.
— Но государством руководит не Бриан. Президент — это Пуанкаре, — напомнил Жак.
— Пора тебе научиться читать между строк, Жак. Бриан станет президентом в ближайшие два года. И тогда вся Европа будет просить Америку спасти нас.
Жак посмотрел на отца.
— Может быть, стоит попросить мать Жан-Пьера разрешить ему пожить у нее в Швейцарии, пока все это не закончится?
— Ты знаешь, что записано в вашем договоре. Кроме того, я не хочу, чтобы мой внук жил у этой шлюхи. И потом она никогда не возьмет к себе Жан-Пьера.
Она соглашалась только на то, чтобы выносить ребенка, но не воспитывать его.
— Ротшильды живут и в Англии. Может, попросить их взять Жан-Пьера?
Морис усмехнулся.
— Ротшильдов интересуют только деньги.
— Деньги у нас есть. Не забывай, что нам принадлежат все заводы, разливающие нашу воду. Их стоимость едва ли не превосходит активы Ротшильдов.
— А ты не забывай, что Ротшильды — евреи. Жак также помнил, что его отца зовут Морис, и полагал, что имя это очень уж еврейское. Морис пытался сменить имя и стать Франсуа, но его отец, дед Жака, не разрешил, потому что так звали отца жены Мориса. Он работал в «Плескассье» возницей. А женился Морис на дочери кучера только потому, что искал крепкую девушку из низов, которая могла родить ему здорового сына. Жениться его заставили лишь законы о наследстве, ведь только сын позволял оставить «Плескассье» в собственности семьи. По той же причине женился и Жак. Жена родила ему двух сыновей, Жан-Пьера и Раймона. За развод Жак заплатил ей и ее семье двадцать пять тысяч луи. Они расстались мирно. Жена нисколько не грустила. Еще выходя замуж, она знала, что Жак — гомосексуалист, как его отец и дед. Она также знала, что ей нужен настоящий мужчина.
После развода она переехала в Швейцарию, имея на банковском счету двадцать тысяч Луи. Пять получила ее семья. Недостатка в мужчинах она не знала и скоро открыла бар и кафе.
— Нет, Ротшильды нам не подойдут, — продолжил Морис. Голос его эхом отражался от балок высокого потолка. — Мы пошлем Жан-Пьера в Квебек, где у меня живет дальняя родня. Дадим им немного денег, и они о нем позаботятся.
— А как насчет Раймона? — спросил Жак. — Ему только три года.
— С Раймоном проблемы нет. Мальчик физически и психически недоразвит. Ты знаешь, что говорит доктор Мейер. Мы должны поместить его в приют, где занимаются такими детьми.
— Но, папа, — запротестовал Жак, — он мой сын, твой внук. Мы не можем бросить его.
— Опять ты не помнишь, что говорили доктор Мейер и другие специалисты. Раймон не проживет больше девяти-десяти лет. И лучшее, что мы можем для него сделать, — это отдать в добрые руки.
Жак застыл. На глазах его выступили слезы.
— Раймон еще совсем маленький. Только Господу известно его будущее. Возможно, случится чудо и он выздоровеет.
— Надежда умирает последней, Жак. Если случится чудо, он к нам вернется. Пока с этим ребенком у нас одни хлопоты. Мы не можем показать его людям, так как они будут смеяться над нами за нашими спинами. Пострадает и наш бизнес. Знаю я этих мерзавцев. Жестокости им не занимать.
— Но Жан-Пьер любит своего маленького брата.
— Жан-Пьер до конца войны останется в Канаде. Ему скажут, что Раймон слишком мал, чтобы отправлять его за океан. А вернувшись, Жан-Пьер совершенно его забудет.
Жак вскинул глаза на отца.
— Vous etes vraiment dur, papa.
ГЛАВА 2
Корабль, пусть ирландский, а не «Куин Мэри» или «Нормандия», был большим и обеспечивал максимальный комфорт. Назывался он «Молли Машри». Портом приписки значился Дублин. Жан-Пьер вздохнул и посмотрел на Армана, облокотившегося на поручень.
— Почему папа не отправил нас на одном из французских кораблей?
— Война, — ответил Арман. — Немцы и французы воюют. Но с Ирландской республикой немцы не воюют. Поэтому нашему кораблю ничего не грозит, когда он будет пересекать Атлантический океан.
— Но мы плывем в Квебек, Это часть Франции, не так ли?
— Уже нет. Теперь это Британия.
— Но там говорят по-французски!
— Так уж сложилось исторически. Пойдем в каюту, помоемся и переоденемся. Потом у нас обед, а после обеда мы увидим Гибралтарскую скалу и выйдем в океан.
Гибралтар они миновали в десять вечера, а потом Арман уложил мальчика спать. Их каюта состояла из двух маленьких смежных комнат. Жан-Пьер не знал, в котором часу его разбудил сигнал тревоги. Он спрыгнул с кровати, подбежал к двери, ведущей в комнату Армана, и забарабанил по ней. Ответа не последовало. — Арман! Арман! — закричал Жан-Пьер.
Дверь не открылась, Арман не отозвался. Мальчик быстро надел рубашку и брюки. Он слышал торопливые шаги в коридоре. Выбежав из каюты, он не мог понять, о чем говорили спешащие люди, так как не знал английского. Жан-Пьер побежал к бару. Один из матросов поднял его на руки и отнес в обеденный зал. Другой надел на него спасательный жилет и жестом показал, что мальчику надо сесть.
Жан-Пьер сел, огляделся. Множество людей, все в спасательных жилетах, кто сидя, кто стоя, ожидали дальнейших указаний команды. Пока всем пассажирам велели оставаться в обеденном зале. Страха не чувствовалось, так как все знали, что корабль ирландский, а Ирландия не принимает участия в войне.
Не боялся и Жан-Пьер. Он поискал глазами Армана и, не обнаружив его, выскользнул из зала через одну из дверей, ведущих на палубу. Мальчик вышел на нее под трапом, ведущим к рубке, в тени, где его никто не мог увидеть. Два больших прожектора освещали борт «Молли Машри». Стояли прожектора на немецком боевом корабле.
Оставаясь под лестницей, Жан-Пьер наблюдал, как к «Молли Машри» подошел катер с немецкими моряками. Капитан отсалютовал им, и они поднялись на борт. Командовавший немцами офицер отдал честь капитану. Потом они обменялись рукопожатием и заговорили по-немецки. Естественно, Жан-Пьер не понял ни слова. Ирландский капитан кивнул и отдал какой-то приказ своим людям. Они и немецкие матросы покинули палубу. Тем временем ирландский капитан и немецкий офицер прошли в бар и пропустили по паре стаканчиков.
Жан-Пьер сидел под лестницей. Он уже сообразил, что ирландец и немцы о чем-то договорились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31