— Как он мог что-то подписать? Он уже улетел в Англию.
— Он попросил меня присоединиться к его армии. Хочет, чтобы я работал в управлении разведки. Он видел, как я говорю с англичанами и американцами. Мое знание языка произвело на него впечатление.
— Американцы не участвуют в войне.
— Де Голль говорит, что это лишь вопрос времени, — ответил Жан-Пьер. — Вечером я вылетаю в Лондон.
— Никуда ты не вылетаешь. Я запрещаю, — отрезал Жак. — Я твой отец, и я не разрешаю тебе покидать Париж.
И тут Жак впервые услышал злые нотки в голосе сына. Прежде чем ответить, тот поймал взгляд отца.
— Можешь не сотрясать воздух. Мне тридцать семь, я уже не тот ребенок, которого ты отправил в Канаду.
Жак смотрел на сына.
— Я же тебя люблю и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— И я люблю тебя, отец. Все будет хорошо. Не волнуйся.
Они обнялись. Первым нарушил тишину Жан-Пьер.
— Я должен идти своим путем. Англичане присылают транспортный самолет, чтобы вывезти в Англию мою группу.
Морис проснулся в половине шестого. Повернулся на бок и нажал кнопку на прикроватном столике, вызывая дворецкого. Не успел он сесть, подложив под спину подушки, как дворецкий принес чай.
Он поставил поднос на колени Мориса, быстро наполнил чашку чаем, добавил молока. Затем снял серебряную крышку с блюда с булочками.
— Мерси, — поблагодарил его Морис и тут заметил листок бумаги, лежащий у телефонного аппарата. Пригубив чай, Морис попросил Уго соединить его с Жаком. Он уже съел булочку, когда дворецкий протянул ему трубку.
— Почему ты так рано пришел домой? — спросил Жака отец.
— Я пригласил месье Вейля, банкира, на обед. Подумал, что сейчас самое время поговорить о новом заеме, пока процентная ставка низкая. Но она обязательно пойдет вверх, поскольку немцы уже в Париже, а Петен обсуждает условия перемирия. — В голосе Жака звучала тоска.
— А что сказал тебе этот еврей? — поинтересовался Морис.
— Он со мной согласился. Даже предложил занять еще большую сумму.
— Это странно. Вейль никогда не стремился всучить нам побольше денег. Мы всегда выпрашивали у него каждую лишнюю тысячу.
— Месье Вейль в тревоге. Он узнал, что нацисты уже уничтожают евреев в тех странах, которые они оккупировали. Теперь, когда Петен капитулировал и молит немцев о перемирии, месье Вейль боится, что во Франции будет то же самое. Вот он и дает своим лучшим заемщикам возможность занять побольше денег.
— Только потому, что он боится немцев? Он же не собирается раздать все свои деньги. Он еврей, поэтому наверняка припрячет кое-что в загашник, — с сарказмом бросил Морис.
— Ты умен, отец. Но и Вейль тоже умен. Он уже продал всю свою недвижимость. Семью отправил в Швейцарию, где купил долю в одном из местных банков. Собирается в две недели закончить все дела и тоже выехать в Швейцарию. — Жак рассмеялся. — Я думаю, он рехнулся. Франция не такая страна, как другие. Немцы очень уважают французов.
— Он совсем не чокнутый, этот еврей, — возразил Морис. — Чокнулась Франция, поверив Петену. Он продал страну.
— Ты боишься, папа? — удивился Жак. — Хочешь вернуться в Париж?
— Я не сумасшедший. Здесь куда безопаснее, чем в Париже. Лазурный берег не зря считается местом отдыха. Сюда война никогда не придет.
Жак помолчал.
— Жан-Пьер улетает в Англию с де Голлем. Тот произвел его в капитаны. Морис рассмеялся.
— Малыш оказался умнее нас всех. Де Голль будет его ценить, так как Жан-Пьер на короткой ноге с американцами. А со временем де Голль станет спасителем Франции и президентом.
— Но Жан-Пьер так и не занялся бизнесом. Устроил себе легкую жизнь. А скольких он перетрахал мужчин. Я о таком и мечтать не мог.
Морис вновь громко рассмеялся.
— Да ты ревнуешь к собственному сыну. Теперь он мужчина и смотрит в будущее. Представитель нового поколения.
— Черт! — выругался Жак. — А к какому поколению относимся мы?
— К уходящему, — ответил Морис. — Скоро наше поколение станет историей.
Жан-Пьер пригубил pastis и протянул второй стаканчик Луи, лейтенанту, с которым он делил квартиру. Офицерам приходилось жить по двое, отдельных квартир для каждого сотрудника разведывательного управления де Голля не нашлось. Все ругали Петена, который недолюбливал де Голля и его людей и всячески старался их ущемить. Слишком часто де Голль публично не соглашался с решениями маршала. Теперь же, когда де Голль улетел в Англию, Петен обозвал его предателем, не поддерживающим перемирие. Луи чокнулся с Жан-Пьером.
— За твое здоровье. Мне очень жаль, что я не лечу с тобой, — Тут все решал жребий. Ты знаешь, как определяли пассажиров первого рейса. Но ты прилетишь вторым.
— Однако; меня не будет рядом с тобой. — Голос Луи дрогнул. — Я люблю тебя, Жан-Пьер, и я знаю, что ты найдешь себе другого друга, как только расстанешься со мной.
— Луи, не говори ерунды. Ты молод, тебе только двадцать два, и в Англии мы проведем вместе не один год.
— Ты не любишь меня Так, как я люблю тебя. — Луи чуть не плакал.
Жан-Пьер потянулся к Луи, погладил его по груди.
— Перестань плакать. У нас еще есть время для любви. В аэропорт мне надо прибыть после полуночи.
Луи поцеловал Жан-Пьера в губы, потом расстегнул ему ширинку. Пенис Жан-Пьера, уже затвердевший, выскочил, как чертик из шкатулки. Луи наклонился и медленно засосал его.
— Не торопись, — сипло прошептал Жан-Пьер. — Мы можем устроиться поудобнее. Кровать же под боком. Давай снимем форму.
— Я обожаю твой член! — пробубнил Луи, не выпуская пениса Жан-Пьера изо рта.
Жан-Пьер подтолкнул Луи к кровати. Тот уже спускал брюки. Жан-Пьер ухватил его за ягодицу.
— Я хочу оттрахать тебя, а не кончать тебе в рот.
Они быстро разделись. Жан-Пьер уложил Луи на спину. Затем взял с прикроватного столика баночку с вазелином и обильно смазал анус Луи и свой пенис.
Ртом Луи уже жадно тянулся к губам Жан-Пьера. Он взвизгнул, когда Жан-Пьер загнал свой конец ему в анус и ритмично задвигал им взад-вперед. А потом обхватил левой рукой вставший пенис Луи и прижал к своему животу. Не прошло и нескольких секунд, как Луи оросил его живот спермой.
— Ради Бога, кончай! — выдохнул Луи, сжав мошонку Жан-Пьера.
И тут же тело Жан-Пьера сотряслось от мощного оргазма. У него перехватило дыхание, сперма так и брызнула в прямую кишку Луи.
— Не могу дышать! — выкрикнул Жан-Пьер.
— Я почувствовал, как ты кончил. — Луи страстно целовал лицо Жан-Пьера. — Теперь ты просто обязан жениться на мне. Я беременна.
Жан-Пьер обнял его и поцеловал.
— Ты мой любимчик!
Но Луи уже спал. Жан-Пьер улыбнулся и закрыл глаза.
Жан-Пьер потянулся и посмотрел на настенные часы. Десять вечера. До отъезда осталось совсем ничего. Зазвонил телефон. Неужели планы де Голля изменились, неожиданно подумал Жан-Пьер.
Луи проснулся, когда Жан-Пьер брал трубку. Звонил отец.
— Твой дед в больнице «Солнечный берег». У него инсульт, и врачи говорят, что он не протянет и двадцати четырех часов. Он просит тебя приехать.
— Господи, — вырвалось у Жан-Пьера. — Как такое могло случиться? Ты же разговаривал с ним днем.
— Дворецкий нашел его на полу, когда поднялся наверх и принес обед, — ответил Жак. — Билеты на «Синий поезд» я уже купил. Выедем в полночь, утром будем в Каннах. Робер заедет за тобой и отвезет на вокзал.
— Отец, разве ты забыл, что в полночь я должен вылететь в Лондон?
— Последняя просьба деда важнее. Сейчас ты в Лондон лететь не можешь. Позвони полковнику, своему командиру. Он француз и поймет твою любовь к деду.
— Конечно, папа. Я постараюсь обо всем договориться. — Жан-Пьер положил трубку и посмотрел на Луи.
На лице Луи читалась грусть и сочувствие. Он все понял.
— Жан-Пьер, мне очень жаль, что с твоим дедом беда. Может, мне полететь вместо тебя? Дай мне свой пропуск, и я уверен, что полковник Николь все поймет.
Жан-Пьер внимательно посмотрел на молодого человека.
— Ты мне в этом поможешь?
— Я же сказал, что люблю тебя.
— Это понятно, но почему ты решил, что полковник пойдет тебе навстречу? Луи рассмеялся.
— Может, ребенок у нас ты, а не я? Полковник Николь без ума от моего члена и моего зада.
— Ах ты, маленький поганец! — рассмеялся Жан-Пьер. — А мне-то казалось, что я у тебя единственный и неповторимый.
— Ты бы поторопился, Жан-Пьер. Прими душ и переоденься в гражданское. Насколько я понимаю, немецкая армия отдыхает и расслабляется в Каннах. Тебе надо быть осторожным.
— Будет исполнено, генерал. А в Лондоне мы об этом еще поговорим.
ГЛАВА 10
Жан-Пьер ждал в машине. Робер прошел в дом и вернулся с двумя чемоданами. Следом появился Жак, нырнул в салон, обнял Жан-Пьера.
— Сынок, сынок. — Голос у него сел. Жан-Пьер посмотрел на отца. Никогда он не видел его таким бледным, потерянным. Глаза Жака были наполнены слезами.
— Папа, — прошептал Жан-Пьер, когда машина тронулась с места. — Папа, пожалуйста, не забывай, что дед — очень крепкий старик, он справится с любой болезнью.
Жак вскинул глаза на сына.
— Твоему деду восемьдесят шесть. Время перемалывает даже самых крепких.
Жан-Пьер помолчал, глядя на идущих по тротуарам людей. Глубоко вздохнул. Какие печальные у всех лица. Может, французы стыдятся, что их страна так легко легла под немцев?
— Черт, — пробормотал он.
— Что ты сказал? — переспросил его отец.
— Не могу в это поверить. Я думал, что сегодня ночью улечу в Англию. А вместо этого поеду в Канны.
— Я рад, что успел перехватить тебя до отлета. — Жак повернулся к сыну. — Тебе удалось все уладить?
— Мой приятель Луи полетит вместо меня.
— Значит, проблем не возникло. А я думал, Де Голль поддерживает в своих войсках строгую дисциплину.
Жак пожал плечами.
— Луи позвонил полковнику и все объяснил. — Жан-Пьер улыбнулся. — У того вопросов не возникло.
— Ты улыбаешься. — Жак с любопытством смотрел на сына. — Похоже, что-то недоговариваешь. Я думал, Луи — твой любовник.
— Я тоже так думал. — Жан-Пьер по-прежнему улыбался. — Но я ошибся. Луи сказал мне, что с полковником они милуются много лет. Первый раз это произошло, когда ему едва исполнилось шестнадцать. — Он достал из кармана пачку сигарет. — Поэтому, папа, мне и удалось так быстро все уладить.
— Ты расстроился?
Жан-Пьер затянулся.
— Нет, папа. Луи — дешевка. Таких у меня было много, а будет еще больше. C'est vrai, папа.
В одиннадцать утра «Синий поезд» добрался до Канн. Жан-Пьер, стоявший у окна, повернулся к отцу.
— Вокзал грязный, как и поезд. Мы еще и опаздываем. Обычно дорога занимает девять часов. А мы едем уже одиннадцать, Жак посмотрел на сына.
— Не кипятись. Расписанием движения поездов теперь ведает немецкая армия, а не «Французские железные дороги». Полагаю, ты заметил, что немцы шесть раз останавливали и досматривали поезд.
— И носильщиков нет, — бурчал Жан-Пьер. — Всех африканцев немцы отправили в трудовые лагеря. Но мы не калеки, папа. Сами донесем чемоданы.
— Хватит жаловаться, — осадил его Жак. — Помни, что мы французы и мы живы. А теперь давай поищем дворецкого отца, Уго. Он сказал, что будет ждать нас на привокзальной площади.
Уго их дождался. Он быстро поставил чемоданы на переднее сиденье «рено». Жак и Жан-Пьер втиснулись на заднее.
Уго сел за руль, повернулся к ним.
— Сначала заедем на виллу, чтобы вы смогли принять душ и позавтракать. А потом я отвезу вас в больницу.
— Но почему мы сразу не можем поехать в больницу? — озабоченно спросил Жак.
— В «Солнечном берегу» посетителей пускают с часу дня. К тому же доктор Гюильмин хочет поговорить с вами, прежде чем вы поедете в больницу.
— Мне это не нравится. — В голосе Жака слышалась тревога. — Морис — мой отец, и мы имеем право видеться с ним в любое время.
— И еще, — добавил Уго. — Ваш отец предвидел возможность своей болезни или несчастного случая и оставил большой конверт с документами, подготовленными нотариусом. Сейчас этот конверт хранится в сейфе в моей комнате. Я передам его вам, как только мы приедем на виллу.
Жан-Пьер принял душ, переоделся и прошел в комнату отца. Жак сидел за маленьким столиком у окна. Он уже вскрыл большой конверт и читал письмо, которое его отец написал в присутствии нотариуса.
Жан-Пьер увидел, что Жак вновь очень бледен и едва сдерживает слезы.
— Папа, могу я тебе чем-нибудь помочь? Жак покачал головой.
— Тут ничем не поможешь. Дед это знал. Он понимал, что дни его сочтены, и подробно написал, чего он от нас хочет.
— Он очень мужественный человек.
— Прежде всего Морис хочет, чтобы мы перевезли его тело на нашу ферму в Плескассье и похоронили на фамильном кладбище, рядом с его отцом и дедом. Он также хочет, чтобы до похорон мы выставили гроб с его телом в «Атенаэне», в Каннах, где с ним могли бы попрощаться все его друзья. А на третий день мы поедем в Плескассье и какое-то время побудем там, вспоминая, как мы любили друг друга. Последние строки письма Жак прочитал вслух:
"Я люблю тебя, Жак, сын мой, и тебя, Жан-Пьер, внук мой, и тебя, Раймон, внук мой, который ушел раньше меня.
— Прощайте, дети мои, до того момента, как мы встретимся вновь.
Любящий вас отец и дед, Морис".
Жак посмотрел на сына. Теперь слезы стояли в глазах обоих. Они обнялись.
Зазвонил телефон.
— Доктор Гюильмин ждет в библиотеке, господа, — доложил Уго.
К своему удивлению, отец с сыном увидели в библиотеке молодого человека. Они пожали друг другу руки. Рукопожатие доктора Гюильмина Жаку понравилось. Крепкое, уверенное.
— Я изумлен, доктор. Вы гораздо моложе, чем я ожидал.
Доктор Гюильмин улыбнулся.
— Я четыре года проработал в отделении нейрохирургии городской больницы Лиона. Потом меня призвали в армию, где присвоили чин капитана. После капитуляции я не получал никаких указаний из штаба Петена. Поэтому я принял предложение двух больниц в Каннах. Мне также разрешили вести частную практику.
Жан-Пьер кивнул.
— Я не удивлен, что вы не получили никаких указаний из штаба Петена. Более того, готов спорить, что они не дадут о себе знать. Однако, если вы хотите поучаствовать в борьбе с немцами, пожалуйста, найдите меня в штабе генерала де Голля в Лондоне. Он формирует армию «Свободной Франции».
Предложение Жан-Пьера доктора, похоже, не заинтересовало.
— Я пришел, чтобы сообщить вам о состоянии вашего отца, — обратился он к Жаку. — Дворецкий Уго нашел его на полу у кровати. Уго повел себя абсолютно правильно. Сразу вызвал машину «скорой помощи». Если бы он стал укладывать вашего отца на кровать, до больницы живым его бы не довезли. В приемном отделении дежурный тут же вызвал меня. Я обследовал вашего отца и сразу установил, что причина инсульта — тромб в области правой височной кости. Пульс прощупывался слабо, дышал ваш отец с трудом. Он попросил меня связаться с сыном и внуком. Я распорядился дать ему кислородную маску и сделать рентген черепа. Снимок показал кровоизлияние в мозг. Произошел разрыв сонной артерии. Снимок показал разрывы еще трех артерий. Сейчас ваш отец в коме. Он может прийти в себя на несколько минут, но полной уверенности в этом нет. Я же хочу сказать вам, что медицина бессильна ему помочь. Любое наше вмешательство может причинить только вред. Нам остается лишь молиться, чтобы он не испытывал боли.
— У моего деда отменное здоровье. Он выкарабкается. — Голос Жан-Пьера дрожал.
Доктор Гюильмин повернулся к нему.
— Только Божьей милостью. Повреждения артерий очень велики.
Несколько минут они сидели в молчании. Потом Жак позвал Уго.
— Коньяк и «монте-кристо» для всех, включая тебя, Уго. Благодарю тебя за заботу об отце.
Уго ушел за коньяком и сигарами. Жак посмотрел на сына.
— Теперь нас осталось двое, сын мой. — Он перевел взгляд на доктора. — Когда мы сможем поехать в больницу?
— Примерно через час. Санитарки как раз закончат утренний туалет.
Уго вернулся в библиотеку, наполнил бокалы коньяком, раздал сигары. Посмотрел на Жака, Жан-Пьера. Тост произнес Жан-Пьер.
— За любимого нами дедушку и за его любовь к нам.
В больницу они прибыли в десять минут второго. Морис недвижимо лежал на кровати. Висок и часть лица под ним посинели. Внезапно глаза Мориса открылись. Он поискал взглядом сына и внука.
— Папа! — воскликнул Жак. — Мы здесь! С тобой! Но ни слова не сорвалось с губ Мориса. Лишь из уголка рта потекла струйка слюны.
— Доктор Гюильмин! — позвала медицинская сестра, стоявшая у двери.
Доктор быстро подошел к кровати пациента и взял руку Мориса. Пульс не прощупывался. Рука Мориса упала на простыню. Доктор осторожно закрыл глаза и рот Мориса.
Повернулся к Жаку и Жан-Пьеру.
— Я очень сожалею, но он нас покинул. Жак сжал руку сына. У обоих в глазах стояли слезы. Жак посмотрел на часы.
Морис умер в четверть второго.
ГЛАВА 11
Каннский «Атенаэн» занимал большое каменное здание. С усопшими прощались как в отдельных кабинетах, где выставлялся только один гроб, так и в общих залах с десятью, а то и с двенадцатью постаментами для гробов, вокруг каждого из которых стояла дюжина стульев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31