– Согласен. Вторая просьба?
– Обещайте сохранить все в тайне, лорд Мэйнверинг.
– Вы оскорбляете меня, мисс Фэрбенк.
Она тут же пожалела, что задела его достоинство. Это было чересчур. Разразившись слезами, она сказала:
– Право же я не имела такого намерения и должна попросить у вас прощения. Я не привыкла, чтобы со мной обращались так заботливо. Но позвольте мне рассказать все.
В действительности же она не смогла заставить себя рассказать всю правду, а ее безжалостно сокращенная версия звучала неправдоподобно даже для нее самой. Поверит ли он ей?
Но теперь в его голосе прозвучало уважение.
– Итак, вы прибыли в Лондон, имея при себе несколько гиней, нитку жемчуга, костюм брата и лошадь.
– Да, боюсь, это все мое богатство. Но это только до тех пор, пока Лю… пока моя подруга не вернется в город.
– Понятно. Но что мы с вами будем делать до того времени?
Удивительно, до чего успокаивало это маленькое «мы». Бремя ответственности за принятие решений, которое она, казалось, так давно взвалила на себя, вдруг было с нее снято. Этот нетерпеливый чернобровый лорд, который временами ей так не нравился, собирается позаботиться о ней. Она глубоко вздохнула и немного расслабилась в своем углу кареты.
Погрузившись в раздумья, он несколько минут помолчал. Наконец склонился вперед и отдал распоряжения кучеру.
– Ничего не поделаешь. Вам придется поехать к моей бабушке.
– К вашей бабушке? В таком виде?
Он засмеялся.
– Теперь уже поздновато разыгрывать из себя скромницу. Но поверьте, бабушка бывала свидетелем и более интересных превращений. Я скажу ей, что вы заключили пари. Уж поверит она мне или нет – другой вопрос. Вы же на досуге поведаете ей свою историю, утаив столько, сколько сочтете нужным.
– А она примет меня?
Если я попрошу. А мне почему-то хочется верить вашей сказке из «Тысячи и одной ночи». Но помните: больше никаких побегов. Их уже было достаточно, чтобы опубликовать три фолианта.
Право же, – она вдруг поняла, что больше не может бороться со сном, – уверяю вас… я совсем не хочу… убегать…
Ее голова неожиданно откинулась на подушки, и она провалилась в глубокий сон, вызванный бесконечной усталостью; она едва пошевелилась во сне, когда карета с шумом подкатила к дому герцогини Льюэсской на площади Гросвенор-сквер.
– Тем лучше, – решил Мэйнверинг; когда лакей открыл дверцу кареты, он подхватил на руки спящую фигурку и бросив: «Моему юному другу нездоровится», внес ее в дом, пройдя прямо наверх в будуар бабушки, где, как он знал, она в это время имела обыкновение потягивать разбавленное вино и писать дневник, который так пугал ее современников.
– Джордж! – Бабушка оторвалась от своих занятий, с радостью и удивлением взглянула на него. – Такая приятная неожиданность. Но это что за шутки?!
Он бережно положил свою ношу на диван; Дженнифер пошевелилась, поднесла руку к голове, потом отвернувшись от света, свернулась калачиком и продолжала спать.
– Ты сошел сума? – проговорила старая леди, протянув руку к звонку. – Ты что, будешь теперь приносить сюда своих пьяных приятелей, чтобы они проспались?
Он, тоже потянувшись к звонку, перехватил ее руку.
– Никаких пьяных приятелей. Взгляните лучше, мэм.
В ней проснулось любопытство, она тяжело поднялась со своего обтянутого парчой кресла и переваливаясь пересекла комнату.
– Какой стыд, Джордж, да это девушка! Что за дьявольские выходки?
Он рассмеялся.
– Вы, мэм, как всегда подозреваете худшее. Клянусь вам, что в данном случае я совершенно не виновен. Я неожиданно оказался в роли защитника добродетели.
– Добродетели! – хмыкнула старуха. – Никогда не слышала, чтобы добродетель выряжалась в плащ и бриджи. Я, может быть, стала стара, Джордж, но из ума не выжила. Я не потерплю, чтобы ты навязывал мне своих красоток. Да и рыжая к тому же, а я знаю, что это такое.
– Кому как не вам знать, мэм, ведь это в вашу честь королевы рыжеволосых провозглашались тосты.
Ее рука инстинктивно потянулась к огненно-рыжему парику проверить, не съехал ли он.
– Ах, Джордж, ты всегда был льстецом. Ты можешь обвести меня вокруг пальца, как твой дед когда-то. Хорошо. Джордж, расскажи мне романтическую историю этой «добродетели», и мы придумаем для нее место лучше, чем мой диван.
– Увы, мэм, именно этого я и не могу вам рассказать. Я обещал моей героине, что она сама поведает вам столько, сколько сочтет нужным.
– Очень любезно с твоей стороны. А я тем временем должна принять ее, полагаясь только на твое слово.
– На мое слово о ее невинности, мэм. С нею и впрямь обращались плохо, и вы меня очень обяжете, если вы на несколько дней приютите ее. Я мог бы сказать вам, что ее наряд – результат глупого девичьего пари. Нет, – возразил он, увидев, как просветлело при этом объяснении лицо старой леди, – я мог бы сказать, но не собираюсь этого делать. Но для Маршем такое объяснение сойдет, не так ли?
– Прекрасно. – Герцогиня, вспомнив что то, довольно улыбнулась. – Помню, однажды я поспорила с Фоксом, что сумею выдать себя за члена парламента, но это было так давно… и я была уже замужем, Джордж. Такие шутки хороши, когда тебя поддерживает муж. Господи! – ужасная мысль пришла ей в голову. – Это напомнило мне… Что там слышно о наследнице, как бишь ее… Мисс Перчис? Полагаю, она об этом ничего не знает?
Он опять засмеялся.
– Нет, мэм. Я, увы, еще не столь близко знаком с мисс Перчис. Ее дядюшка как-то странно тянет время, и мы до сих пор еще не познакомились. Это еще одна причина, по которой я буду вам чрезвычайно благодарен, если вы соблаговолите освободить меня от мисс Фэрбенк. Уверяю вас, это очень милая веселая девушка, но, на мой вкус, немного излишне решительная.
Он поднялся намереваясь откланяться, но бабушка остановила его жестом.
– Брось, Джордж, я что же, так и не узнаю ничего больше, кроме того, что ее зовут мисс Фэрбенк и что она набита романтическими бреднями? Неужто ты полагаешь, что я приму ее, не зная больше ничего?
Улыбаясь, он с любовью посмотрел на нее.
– Мэм, я уверен в этом, поскольку вижу, что ваше любопытство возбуждено. Не предоставив мисс Фэрбенк кров, вы не сможете удовлетворить его. Обещаю, вы не пожалеете. Вы всю жизнь были игроком. Поставьте разок на меня, и мисс Фэрбенк принесет вам выигрыш. Вы часто жаловались на однообразие своего существования и одиночество в этом большом доме. Жизнь больше не будет казаться однообразной, если у вас станет гостить мисс Фэрбенк. Когда я впервые увидел ее, она вскочила на моего Молниеносного, и не бросив назад даже прощального взгляда, унеслась за собаками. А сегодня (думаю, что могу вам это сказать) я наткнулся на нее на Олд Палас Ярде; она была верхом на лошади, одета, как сейчас, посреди бурлящей толпы, одна.
– И впрямь решительная девица, – улыбнулась старая леди. – Вижу, Джордж, мне по обыкновению придется сделать тебе одолжение. Если бы я баловала твоего отца, как балую тебя, мы были бы с ним в лучших отношениях. Кстати, мы еще не пособолезновали друг другу. Полагаю, они оба были пьяны?
– Насколько знаю, да. Они поспорили, кому из них править лошадьми. Победил отец. Он по крайней мере умер мгновенно, когда экипаж перевернулся. Бедняга Генри прожил ровно столько, чтобы понять, что умирает.
– Потерял все. Да, бедный Генри. Он так рассчитывал, что станет герцогом. Мне жаль, Джордж, но я никогда не любила его. Я чуть-чуть поплакала (даже румяна не потекли) о твоем отце. Для Генри у меня нет даже слез. Но ты, Джордж, ты теперь – единственный. Ты должен жениться. Ну ради меня!
Он никогда не слышал от нее этого умоляющего тона, и это тронуло его больше, чем смерть отца и брата.
– Я и собираюсь, мэм. Завтра я еду в Суссекс. Поскольку дядя мисс Перчис кормит меня только «завтраками» и обещаниями, я намерен объявиться там лично и сделать предложение.
Пока он говорил это, его взгляд невольно остановился ни диване, где Дженнифер спала, положив на руку бледную щеку.
Старая леди проследила за его взглядом, потом проницательно посмотрела на него.
– Мудрое решение. Твоя героиня – не помощница политическому деятелю. А связи мисс Перчис в графстве – бесценны. Я очень надеюсь, что она излечит тебя от твоего радикализма. Хочу тебе сказать, что за эти несколько недель я слышала много жалоб на тебя и твоих диких друзей. Только вчера мистер Тирни специально зашел ко мне предупредить, что ты можешь оттолкнуть от себя всех, кто постарше, если не будешь осмотрительнее.
– Не беспокойтесь, – он взял ее за руку. – Перед вами – вновь обращенный. Сегодня я наслушался достаточно речей Ханта, и теперь раз и навсегда излечился. Мы будем лечить болезни страны не по подсказке толпы. Благослови вас Господь, мэм, и позаботьтесь о моей героине.
Он поднес к губам унизанную кольцами руку, бросил последний взгляд на Дженнифер и вышел из комнаты.
Оставшись одна, старая леди посидела немного, теребя подбородок и задумчиво глядя на Дженнифер, затем вздохнула и позвонила. Ее горничная Маршем появилась на звонок так, скоро, что было ясно: она ждала под дверью.
– Опять подслушиваете, Маршем, – спокойно произнесла хозяйка, – следовательно вам известно, что у нас гостья. Принесите-ка ночную рубашку миссис Джейн и ее пеньюар, да прихватите еще вина и воды. И, Маршем, до того как мы ее разбудим, я хочу, чтобы вы накрепко усвоили: мисс Фэрбенк – моя близкая знакомая, моя и лорда Мэйнверинга.
Маршем сделала реверанс.
– Ага, мэм, мне не надо это говорить; я распознаю леди, даже если ей захочется нарядиться так странно. Я уж твердила вам, твердила, что будет лучше, если в доме станет жить кто-нибудь молоденький, но вы и слышать не хотели, чтобы взять к себе одну из девочек миссис Джейн.
– Нет, Маршем, и вы прекрасно знаете, почему. В этом доме не будет распевания псалмов и семейных молитв. По крайней мере не похоже, чтобы мисс Фэрбенк этим увлекалась. К ее забавам скорее можно отнести бунт и драку. Но поспешите, Маршем, и принесите все, что нужно: она просыпается.
Проснувшись, Дженнифер озиралась, не понимая, где находится. Диван стоял в большой комнате, свет лился от множества восковых свечей в канделябрах, сверкавших в его отблесках и в неверных отсветах жарко натопленного камина. Рядом с камином в обтянутом парчой кресле сидела старая леди в ярко-рыжем парике, сильно напудренная и нарумяненная, в пальто из красновато-коричневого блестящего шелка, сшитом по моде начала века.
– Ну, детка, – у нее был удивительно глубокий и красивый голос. – Вы хорошо поспали, теперь нам надо поговорить. Да, – произнесла она, заметив, как озадаченно Дженнифер оглядывает комнату. – Лорд Мэйнверинг ушел. У него были дела, и он оставил вас на моем попечении. Я его бабушка, как он, вероятно, сказал вам.
– Да, миледи, – Дженнифер поднялась, еще не до конца проснувшись, и сделала не совсем уверенный реверанс. – Я бесконечно обязана вашей светлости за то, что вы согласились принять меня.
– Чепуха, детка, вы мне ничем не обязаны и, ради всего святого, сядьте, пожалуйста, обратно. А что до того, что я вас приютила, за это благодарите лорда Мэйнверинга или, говоря прямо, благодарите мое любопытство, которое всегда было моим главным грехом и которое жаждет удовлетворения. Что привело вас сюда в эксцентричном наряде? Конечно, – она поднесла к глазам лорнет и оглядела свою зардевшуюся гостью, – он вам удивительно идет. Когда я совершала свое знаменитое появление в палате общин, мне пришлось одеться с соблюдением всех формальностей. – Она рассмеялась, увидев озадаченное выражение на лице Дженнифер. – Но хватит на сегодня. А вот и Маршем с вашим разбавленным вином. Выпейте, будьте хорошей девочкой, и она проводит вас в вашу комнату. Завтра будет достаточно времени для разговоров. Маршем, отведите мисс Фэрбенк в голубую комнату. Доброй ночи, детка, и приятных сновидений.
Старая леди снова повернулась к своему столу.
Отбиваясь от вопросов Маршем со всей вежливостью, на какую была способна в полусне, Дженнифер сама того не подозревая сделала горничную своим врагом; выбравшись из позаимствованного костюма, она со вздохом облегчения опустилась на мягкую кровать, ожидавшую ее. Действительно, завтра достанет времени на разговоры и даже на мысли…
Поздно проснувшись, она немного полежала, раздумывая над своими новыми обстоятельствами и прислушиваясь к незнакомым звукам лондонской улицы. Мимо грохотали экипажи; под окном женский голос выкрикивал: «Апельсины, спелые апельсины»; было слышно, как в обе стороны шли люди; до нее доносились обрывки разговоров. У нее, казалось, устали даже кости, и она с удовольствием пролежала бы в постели целый день, если бы не появилась Маршем и с несколько кислым выражением лица не подала ей голубой шелковый пеньюар, сказав, что герцогиня ожидает ее к завтраку в своем будуаре.
Итак, поверх тоста и чашки с шоколадом на нее снова смотрели старые проницательные глаза, оглядывая с головы до ног.
– Голубое идет вам и никогда не шло мне, – были первые слова старой леди. – После того как я набралась смелости надеть розовое и красное, они стали моими постоянными цветами. Вам же пойдут голубой и зеленый. Думаю, мне понравятся сегодняшние дела. Мы едем по магазинам, – объяснила она озадаченной девушке. – Моя компаньонка едва ли может появиться в обществе в галстуке и штанах.
Дженнифер, которая никогда не употребляла в речи менее скромное слово, чем общепринятое «невыразимые», поняла, что глупо покраснела.
– Ха, – засмеялась старуха, – да вы обычная мисс, несмотря на все ваши приключения. Значит, во мне еще хватает огня, если могу вогнать в краску героиню Джорджа. Ну, как, по рукам? Едете со мной по магазинам?
– С огромным удовольствием. Только, – она покраснела еще больше, – у меня нет денег и не будет до совершеннолетия.
– Что случится не так скоро, если я что-нибудь понимаю. Это не страшно. Если вам от этого станет легче, обещайте заплатить, когда у вас будут деньги. Я не собираюсь умереть до этого времени. Мне слишком интересно жить. Но если я буду так болтать, вы решите, что я уже впала в детство, а между тем я очень хочу услышать вашу романтическую историю. Мэйнверинг был сама секретность, он рассказал лишь как нашел вас посреди бунтующей толпы на Олд Парламент-сквер, и позволил мне всю ночь умирать от любопытства. Уверена, что вы будете милостивее к старухе, у которой в жизни не осталось других радостей, кроме сплетен нарядов и вина. – Она позвонила. – Маршем, распорядитесь принести еще шоколаду, а потом пойдите, пожалуйста, в гардеробную мисс Джейн в красной комнате и подберите для мисс Фэрбенк прогулочное платье, в котором было бы не стыдно показаться на улице. Так-то, – добавила она; когда Маршем выплыла из комнаты, и объяснила: когда есть возможность, Маршем всегда подслушивает, теперь же, если я правильно представляю гардероб Джейн, мы можем быть спокойны полчаса или даже больше. Как бы ей того ни хотелось, Маршем не посмеет впрямую ослушаться. Итак, ваша история, Шахерезада.
И снова Дженнифер поведала свою историю, опустив имена и названия. Герцогиня одобрительно кивнула, когда Дженнифер извинялась за эти пустяки.
– Совершенно верно, – сказала она, – совершенно верно. Вы – девушка с характером и это вызывает уважение. Мисс Фэрбенк, вы можете оставаться в моем доме сколько пожелаете.
Она внимательно слушала, изредка задавая вопросы или издавая сочувственные восклицания, и наконец откинулась в своем кресле, с полным удовлетворением вздохнув.
– Джордж прав, – сказала она, – вы настоящая героиня. Мне будет приятно иметь в доме такую гостью. Я только надеюсь, что ваша подруга не возвратится слишком скоро с похорон своего дядюшки, безымянного баронета. Видите, я честно соблюдаю свое слово. Вы, конечно, понимаете, что проникнуть в вашу тайну не составило бы ни малейшего труда. За последние несколько недель не могло умереть много баронетов, да еще имеющих племянниц со столь романтическими подругами. Но не бойтесь, я обещала хранить вашу тайну и сдержу слово, будьте только благосклонны к моей слабости к красивой одежде. А вот и Маршем. Маршем, помогите мисс Фэрбенк одеться и велите подать карету через полчаса. Мы едем за покупками.
И уж это были покупки! Дженнифер, впечатления которой от поездок за покупками сводились к изнуряющему дню в Чичестере, когда приходилось решать, какой выбрать муслин – в горошек или в веточку, была совершенно ослеплена великолепием тончайших муслинов и батистов, газов и крепов, рулоны которых разворачивали перед ними по приказанию герцогини. Удивительной была также быстрота, с которой исполнялись эти приказы.
Возвращаясь домой гордой обладательницей четырех шляпок, из которых каждая следующая шла ей еще больше, чем предыдущая, Дженнифер едва могла поверить, что в течение ближайшей недели на дом пришлют прогулочные платья, ротонду сизого цвета, несколько легких муслиновых платьев и – о радость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24