Памела ушла спать в слезах, а леди Бересфорд села перед зеркалом снимать грим и строить планы нового заговора.
XI
Проснувшись на следующий день поздно, Дженнифер обнаружила, что герцогини уже нет дома, а ее ждала записка, в которой герцогиня объясняла свое отсутствие и сообщала: «Джордж говорит, что вы были первой красавицей бала. Лучше всего вам днем как следует отдохнуть после бурной ночи, поскольку я обещала, что мы присоединимся сегодня вечером к леди Сефтон в Олмаке». Ниже была приписка: «У Джорджа хорошие новости, его женитьба наконец решена». Разорвав записку, Дженнифер подошла к окну, сердито шурша шелковыми юбками. Почему герцогиня сочла нужным ей написать? Напоминание о леди Сефтон, конечно, только предлог. Значит, она считает нелишним предупредить, чтобы Дженнифер не рассчитывала на лорда Мэйнверинга? Невыносимо!
Что-то очень много скопилось невыносимого. Она ходила взад-вперед по комнате, с ужасом вспоминая события прошлой ночи. Почему Мандевиль завез ее к Ватье? Преследуя какие-то свои цели или в сговоре с Маршем, а может, даже с леди Бересфорд? Она нисколько не сомневалась в том, что ей грозила серьезная опасность и она была обязана Мэйнверингу своим опасением. Но это и было хуже всего. Она не могла простить ему, что он нашел ее при столь компрометирующих обстоятельствах, не могла простить, что он сразу же покинул ее, как только привез в Девоншир-Хаус. Мог бы по крайней мере из вежливости разок потанцевать c нею… С другой стороны, совершенно очевидно, что с самого начала он готов был поверить самому худшему. Он ведь сразу решил, что это ее собственная вина. Непростительно с его стороны. Непростительны и его упреки относительно того, что она доверилась Мандевилю. Откуда ей было знать, что он ненадежен? Она часто видела Мандевиля в компании Мэйнверинга! А уж его сарказм относительно «советов служанки», этого вообще никак нельзя простить.
Сердитое хождение из угла в угол вновь привело ее к окну. Она остановилась и посмотрела на улицу. Шарманка играла «Спелую вишню», деревья показали первые зеленые листочки, а трава уже вовсю зеленела. Мгновенно приняв решение, она приказала оседлать Звездного. Спешно переодеваясь в костюм для верховой езды, она не захотела вспоминать (была слишком сердита), что именно Мэйнверинг договорился, чтобы Звездного держали в конюшнях герцогини и чтобы во время прогулок ее сопровождал ее собственный грум.
Выехав за ворота, она с удовольствием вдохнула освежающий воздух и направилась к парку. Если бы только в парке можно было пустить Звездного галопом, а не трусить медленно, как принято в обществе. На какое-то мгновение ей даже захотелось повернуть к своему дому и предстать перед дядюшкой. Жизнь в Лондоне становилась невыносимой: положение ее фальшиво, ее подстерегают какие-то одержимые дьяволом враги. К тому же (это могло быть последней каплей) накануне она случайно узнала, что Люси Фэвершем, на которую она, возможно необдуманно, возлагала надежды, не вернется с севера еще несколько месяцев, поскольку ее отец должен был распорядиться наследственными поместьями своего брата. Впервые Дженнифер осознала, как трудно быть в Лондоне одной.
Чем лучше она узнавала подводные камни и омуты лондонского света, тем лучше понимала, каким скороспелым было ее решение удрать из-под дядиной опеки. Если только это можно назвать опекой, сердито подумала она. Но факт оставался фактом: надежда выбраться из создавшейся ситуации, не погубив своего имени, была невелика. Она была не в своем уме, когда убежала; а что как не сумасшествие двигало ею, когда она позволила Мэйнверингу вот так запросто взять и поместить ее к своей бабушке? Она с неизбежностью шла от одной неприятной мысли к другой. Она не пыталась теперь избежать этих мыслей, скорее наоборот – стремилась докопаться до истины. Когда она позволила Мэйнверингу навязать себя бабушке, она думала… она вообразила… она мечтала… Нет, хватит. Она ошибалась. Он женится на ком-то другом, другой писклявой наследнице из Суссекса, которая запилит его и родит ему десять детей.
Она не вынесет одной этой мысли. Она с радостью отвлеклась: надо было пересечь Парк-Лейн, чтобы въехать в парк. Удачно протиснувшись между коричневой каретой; лорда Петершема и желтой – миссис Кинг, она решительно повернула Звездного в сторону от модной части парка. Для прогулок бомонда было еще рановато, но она не хотела рисковать; сегодня у нее не было настроения для флирта и сплетен. Она хотела покататься среди деревьев, а не среди людей, поразмышлять и попечалиться, сколько ей вздумается.
Но ей не повезло. Едва она въехала в парк, как к ней подъехал герцог Девонширский. От отчаяния ей захотелось унизить его – как герцога, но по-человечески она не могла этого сделать: он был слишком добр, слишком мягок. И потом, ведь не его вина, что ей было невесело на его балу. Она произнесла положенные комплименты по поводу бала, а он в свою очередь поздравил ее с тем, как хорошо она выглядит, и выразил сожаление, что ей пришлось уехать так рано: «Я надеялся, что буду иметь честь позавтракать с вами».
Она что-то пробормотала о своем сожалении, о леди Бересфорд и тут же пожалела об этом: он подхватил тему разговора.
– Да, – сказал он, – если не ошибаюсь, вы в этом сезоне находитесь под опекой леди Бересфорд?
Это был именно тот вопрос, на который ей меньше всего хотелось отвечать, теперь же приходилось как-то выкручиваться.
– Я живу у матери леди Бересфорд, – сказала она, ненавидя себя за необходимость произносить полуправду. Сколько может продолжаться это притворство? Сумасшествие – не предвидеть всего этого. А что если герцог и на самом деле решит сделать ей предложение! Что она сможет ему сказать? Что мисс Фэрбенк, за которой он ухаживает, в действительности – сбежавшая из дому мисс Перчис? Единственной подлинной вещью в ней было теперь ее состояние; потому-то герцог и такие денди, как Ледерхед, который только что к ним присоединился, и крутились вокруг нее: они инстинктивно это чувствовали. Что ж, если дядюшке при помощи всяких финансовых фокусов не удастся сильно его уменьшить до ее совершеннолетия, оно станет ее единственным утешением. Она уедет в Париж – туда уезжают все, чье имя запятнано. Или займется благотворительностью где-нибудь в далекой провинции, будет раздавать похлебку и никому не нужные советы. И сколько бы она ни флиртовала сейчас с герцогом и с тем же Ледерхедом, ясно, что она никогда-никогда не выйдет замуж.
Но она пропустила какую-то фразу Ледерхеда и вопросительно посмотрела на него.
– Вижу, что мисс Фэрбенк сегодня вся в мечтах. – Он поближе подъехал на своем сером. – Я только что пересказывал герцогу последнюю новость. Говорят, сегодня утром в Уимблдоне была дуэль, дуэлянты – двое из гостей.
– Поссорились они не у меня, – сказал герцог. – Насколько знаю, это произошло у Ватье. Я думал, что Мэйнверинг более хладнокровен: драться из-за такого пустяка!
– Мэйнверинг? – она не сумела скрыть своего беспокойства.
– Я и забыл – он ведь внук вашей герцогини, не так ли? Можете ее успокоить, когда приедете домой. А вон и он сам. Да еще в карете Гарриет Вильсон, – вполголоса добавил герцог для Ледерхеда.
– Видите, я был прав, – сказал Ледерхед, видимо, в продолжение предыдущего разговора. – Причиной дуэли несомненно была она и теперь награждает победителя. Но, мисс Фэрбенк, мы непростительно пренебрегаем вами. Скажите, что будете сегодня в Олмаке и оправдаете мои надежды потанцевать с вами. Вы слышали, герцог, что на днях Уиллис выставил за дверь самого Бо за то, что тот посмел явиться в длинных панталонах?
– Выставил за дверь? Уиллис – смелый человек.
– Не смелее той вдовушки, которая согнала его со своей церковной скамьи в Диле. Но, мисс Фэрбенк, я жду вашего ответа. Вознаградите ли вы меня за то, что я влезу в придворный фрак и короткие панталоны, и согласитесь ли за это танцевать со мной кадриль, или вы, увы, уже обещали танец кому-то?
Дженнифер, почти ничего не слышавшая из болтовни герцога и Ледерхеда и невольно пристальным взглядом следившая за коляской, в которой Мэйнверинг флиртовал с сидевшей напротив него знаменитой Гарриет, пришла в себя.
– Сэр, полагаю, мы будем в Олмаке вместе с леди Сефтон, – сказала она. – Буду счастлива танцевать с вами кадриль.
– А со мною вальс, – сказал герцог.
Чаша счастья должна была переполниться. Разве он не самый элегантный холостяк в городе? Но ее глаза все еще были прикованы к коляске, где плюмаж белой бархатной шляпки Гарриет Вильсон все ближе склонялся к голове Мэйнверинга. Неужели он и впрямь сегодня утром дрался на дуэли? Из-за Гарриет Вильсон? Но Ледерхед требовал внимания Дженнифер.
– Я заметил, мэм, что в город съезжается все больше народу. Сегодня утром я видел коричневую карету Петершемов, а вот, если не ошибаюсь, и леди Лаверсток, прямо из деревни и томная, как всегда.
При этом имени Дженнифер вздрогнула и обернулась. К ним действительно приближалась знакомая четырехместная коляска леди Лаверсток: желтые ливреи и все остальное. Сумасшествие с ее стороны даже не подумать о возможности такой встречи. Она подняла дрожащую руку ко лбу, сослалась на головную боль, – в глазах ее собеседником именно этим оправдывалась ее предшествующая рассеянность, – быстро развернула Звездного и поехала к воротам парка. Герцог и Ледерхед ехали рядом до ворот, выражая обеспокоенность и сочувствие, убеждая ее поскорее отправиться домой, восстановить силы для предстоящего бала и не подвести их. Все это было очень лестно, но почему-то утомительно. Она испытала облегчение, когда они оставили ее, и поехала домой в приятном молчании, сопровождаемая конюхом Джеймсом. Головная боль, которую она поначалу придумала, теперь разыгралась не на шутку. Когда они доехали до Гросвенор-сквер, Дженнифер чувствовала себя совсем разбитой.
Ее надежды на отдых в одиночестве испарились тут же: у герцогини сидела леди Бересфорд.
– А вот и вы, дорогая, – сказала леди Бересфорд, запечатлев на ее щеке один из своих сильно надушенных поцелуев. – Я жду вас уже целую вечность, чтобы сказать, как мы сожалеем, что не смогли вчера заехать за вами.
Колючие и яркие глазки следили за реакцией Дженнифер, но она была готова к такой атаке.
– Ничего страшного, мэм, лорд Мэйнверинг был так добр, что проводил меня.
– Мэйнверинг? – голос ее милости поднялся нотой выше. – Ах, это напоминает мне об одной истории, которую рассказывают в городе. Вы слышали ее, мэм? – обратилась она к матери.
– О Джордже? Этих историй так много, – сказала бабушка. – Не та ли старая история о пари с Альванлеем?
– Нет-нет. Совсем не эта чепуха. Моя история, боюсь, несколько шокирует вас. Поэтому уж лучше я вам расскажу, чем кто-нибудь другой.
– Что-то ты долго тянешь со своим рассказом, – проницательно произнесла старая леди. – Ты сидишь здесь уже полчаса и болтаешь только об индийском муслине и принцессе Шарлотте. Ты, небось, ждала мисс Фэрбенк, чтобы и она могла насладиться твоей речью.
Выстрел попал прямо в цель, что не могло понравиться ни Дженнифер, ни леди Бересфорд. Покраснев, она сказала, что дело совершенно вылетело у нее из головы, пока Дженнифер не упомянула имени Мэйнверинга.
– Коротко, мэм, весть сводится к тому, что он дрался на дуэли.
Герцогиня засмеялась.
– Еще одна дуэль? Какая же это новость! Надеюсь, он не ранен?
– Поцарапана щека, не более. Но вы не спросили о противнике.
– Нет, – сказала старая леди, – да и зачем? Джордж не такой дурак, чтобы убить его. Думаю, тебе не хочется, чтобы я спросила о причине дуэли.
Леди Бересфорд покраснела еще больше. Она никогда не могла состязаться с матерью.
– Ничего подобного, мэм. Наоборот, я бы не желала скрыть ее от вас. Просто я думаю, что вам лучше услышать ужасную правду от меня, чем от кого-либо другого. Его противником был Безумец Мандевиль, – хитрые глазки опять стрельнули в Дженнифер, – и они дрались, – здесь она сделала паузу, разыгрывая стеснительность, – они дрались из-за Гарриет Вильсон.
– Да неужели? – герцогиню, казалось, позабавило это известие. – Я знаю, что она посылала Джорджу одно из своих писем, но не думала, что дело имело продолжение. Но вижу, тебе не терпится поведать, как там бедняга Мандевиль.
– Ранен в левую руку, мэм. Кажется, ему не понравилась какая-та вольность Мэйнверинга в отношении мисс Вильсон сегодня утром у Ватье.
Но мать остановила ее:
– Этого достаточно, Джейн. Дальнейшее обсуждение – не для ушей мисс Фэрбенк.
Побежденная, леди Бересфорд сердито выплыла из комнаты, но в холле ее задержала Маршем.
– Миледи, помогите мне. Ее светлость уведомила меня об увольнении.
– Ее светлость? Вас? – Леди Бересфорд не пришлось разыгрывать удивление и беспокойство: они были искренними.
– Да, сегодня утром. И я должна уйти сразу, как будто и не служила так преданно ее светлости столько лет. По правде говоря, мое сердце разрывается. У меня едва хватило сил упаковать свои вещи, а уж куда мне идти, и вовсе не знаю. – Она помедлила, внимательно наблюдая за реакцией леди Бересфорд.
Это было совсем не то, на что она надеялась. Леди Бересфорд отнюдь не собиралась брать к себе совершенно бесполезную теперь Маршем. С другой стороны, леди Бересфорд прекрасно понимала, какой опасности подвергается, если бросит ее сейчас на произвол судьбы. Она на минутку задумалась.
– Успокойтесь, Маршем, – сказала она, – не надо так изводить себя. Я как раз знаю одно место, которое вам подойдет. Моя приятельница леди Лаверсток вчера приехала в город и набирает слуг. Я черкну ей записку, которая гарантирует вам место.
Если Маршем и была разочарована, то была слишком умна, чтобы это не показать. Часом позже она вошла в дом леди Лаверсток на Брутон-стрит, новая хозяйка встретила ее с распростертыми объятиями: ее собственная горничная влюбилась в бейлифа в Суссексе и решила, что лучше уйти со своего места, чем рисковать разлукой с ним ради поездки в Лондон. Леди Лаверсток, которая ни разу в жизни не одевалась самостоятельно и которой накануне пришлось терпеть неумелые услуги необученной девушки, страшно обрадовалась появлению Маршем и уже через несколько минут болтала с ней так, будто знала ее всю жизнь, а Маршем сразу приступила к одеванию хозяйки для ее первого в сезоне появления в Олмаке.
– Хотя, – вздохнула леди Лаверсток, – так трудно заставлять бедного Чарльза сопровождать меня, что я иногда думаю, стоит ли ездить вообще. Он, конечно, предпочел бы проигрывать свои денежки вместе с друзьями из Лиммера. Господи, почему он не может делать этого у Брукса, – там гораздо элегантнее. А еще лучше было бы, если бы он стал ухаживать за какой-нибудь хорошенькой девушкой! Но иногда мне кажется, что он безнадежен. Он обращает на девушек не больше внимания, чем его младшие братья. Да, – прервалась она, с удовольствием разглядывая себя в зеркале, – так очень хорошо. Я всегда хотела попробовать такую прическу – а ля жираф, но глупенькая Эдварде никогда не могла так уложить волосы. Начинаю думать, что прекрасно обойдусь без нее.
– По правде говоря, – фыркнула Маршем, – ваше счастье, что вы от нее избавилось. Состояние вашего гардероба… Но не буду продолжать.
– И не надо, Маршем, я уже вижу, что мы отлично поладим. Вообще-то меня преследует какой-то рок, я все время расстраиваюсь. Сначала бедняжка Милвард, гувернантка. Она, видите ли, сбежала с кюре, а у них нет за душой ни пенни, так что я уверена, что год они кончат тем, что сядут на шею приходу; да и поделом – оставила меня, как без рук. Потом, когда гувернанткой была мисс Фэрбенк, а она и впрямь – сокровище, так она в конце концов оказалась просто бездельницей. Что с вами?
Маршем замерла, держа над высоко взбитыми кудряшками леди Лаверсток ветку искусственных маков.
– Мисс Фэрбенк? – переспросила она.
– Да, моя последняя гувернантка. Мне ее очень рекомендовала моя кузина мисс Фэвершем, да и казалась она настоящим сокровищем. Ведь дети ее действительно слушались! Никогда не видела ничего подобного. А если она и выкидывала какие-нибудь штучки, так на то она и молоденькая девушка, о чем я и лорду Мэйнверингу говорила. Признаюсь, я немного забеспокоилась, когда мне показалось, что Чарльз к ней неравнодушен, но Мэйнверинг вскоре об этом позаботился, и хотя мне было грустно, когда они уехали, я подумала, что все к лучшему. Мне кажется, маки нужно немножко вперед, как вы думаете?
Маршем, слушавшая с нескрываемым интересом и наносившая последние штрихи на прическу хозяйки, тут же согласилась, произнесла должные похвалы вкусу миледи, а затем вернулась к интересующейся теме.
– И что же, мисс Фэрбенк оказалась-таки неважной гувернанткой?
– Неважной? Да хуже того, гораздо хуже! Вы наверняка ничего подобного не слыхивали. Милворд с ее кюре была плоха, но у нее по крайней мере хватило воспитания оставить мне записку, что уезжает в Гретна Грин, или куда там едут, когда хотят срочно пожениться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
XI
Проснувшись на следующий день поздно, Дженнифер обнаружила, что герцогини уже нет дома, а ее ждала записка, в которой герцогиня объясняла свое отсутствие и сообщала: «Джордж говорит, что вы были первой красавицей бала. Лучше всего вам днем как следует отдохнуть после бурной ночи, поскольку я обещала, что мы присоединимся сегодня вечером к леди Сефтон в Олмаке». Ниже была приписка: «У Джорджа хорошие новости, его женитьба наконец решена». Разорвав записку, Дженнифер подошла к окну, сердито шурша шелковыми юбками. Почему герцогиня сочла нужным ей написать? Напоминание о леди Сефтон, конечно, только предлог. Значит, она считает нелишним предупредить, чтобы Дженнифер не рассчитывала на лорда Мэйнверинга? Невыносимо!
Что-то очень много скопилось невыносимого. Она ходила взад-вперед по комнате, с ужасом вспоминая события прошлой ночи. Почему Мандевиль завез ее к Ватье? Преследуя какие-то свои цели или в сговоре с Маршем, а может, даже с леди Бересфорд? Она нисколько не сомневалась в том, что ей грозила серьезная опасность и она была обязана Мэйнверингу своим опасением. Но это и было хуже всего. Она не могла простить ему, что он нашел ее при столь компрометирующих обстоятельствах, не могла простить, что он сразу же покинул ее, как только привез в Девоншир-Хаус. Мог бы по крайней мере из вежливости разок потанцевать c нею… С другой стороны, совершенно очевидно, что с самого начала он готов был поверить самому худшему. Он ведь сразу решил, что это ее собственная вина. Непростительно с его стороны. Непростительны и его упреки относительно того, что она доверилась Мандевилю. Откуда ей было знать, что он ненадежен? Она часто видела Мандевиля в компании Мэйнверинга! А уж его сарказм относительно «советов служанки», этого вообще никак нельзя простить.
Сердитое хождение из угла в угол вновь привело ее к окну. Она остановилась и посмотрела на улицу. Шарманка играла «Спелую вишню», деревья показали первые зеленые листочки, а трава уже вовсю зеленела. Мгновенно приняв решение, она приказала оседлать Звездного. Спешно переодеваясь в костюм для верховой езды, она не захотела вспоминать (была слишком сердита), что именно Мэйнверинг договорился, чтобы Звездного держали в конюшнях герцогини и чтобы во время прогулок ее сопровождал ее собственный грум.
Выехав за ворота, она с удовольствием вдохнула освежающий воздух и направилась к парку. Если бы только в парке можно было пустить Звездного галопом, а не трусить медленно, как принято в обществе. На какое-то мгновение ей даже захотелось повернуть к своему дому и предстать перед дядюшкой. Жизнь в Лондоне становилась невыносимой: положение ее фальшиво, ее подстерегают какие-то одержимые дьяволом враги. К тому же (это могло быть последней каплей) накануне она случайно узнала, что Люси Фэвершем, на которую она, возможно необдуманно, возлагала надежды, не вернется с севера еще несколько месяцев, поскольку ее отец должен был распорядиться наследственными поместьями своего брата. Впервые Дженнифер осознала, как трудно быть в Лондоне одной.
Чем лучше она узнавала подводные камни и омуты лондонского света, тем лучше понимала, каким скороспелым было ее решение удрать из-под дядиной опеки. Если только это можно назвать опекой, сердито подумала она. Но факт оставался фактом: надежда выбраться из создавшейся ситуации, не погубив своего имени, была невелика. Она была не в своем уме, когда убежала; а что как не сумасшествие двигало ею, когда она позволила Мэйнверингу вот так запросто взять и поместить ее к своей бабушке? Она с неизбежностью шла от одной неприятной мысли к другой. Она не пыталась теперь избежать этих мыслей, скорее наоборот – стремилась докопаться до истины. Когда она позволила Мэйнверингу навязать себя бабушке, она думала… она вообразила… она мечтала… Нет, хватит. Она ошибалась. Он женится на ком-то другом, другой писклявой наследнице из Суссекса, которая запилит его и родит ему десять детей.
Она не вынесет одной этой мысли. Она с радостью отвлеклась: надо было пересечь Парк-Лейн, чтобы въехать в парк. Удачно протиснувшись между коричневой каретой; лорда Петершема и желтой – миссис Кинг, она решительно повернула Звездного в сторону от модной части парка. Для прогулок бомонда было еще рановато, но она не хотела рисковать; сегодня у нее не было настроения для флирта и сплетен. Она хотела покататься среди деревьев, а не среди людей, поразмышлять и попечалиться, сколько ей вздумается.
Но ей не повезло. Едва она въехала в парк, как к ней подъехал герцог Девонширский. От отчаяния ей захотелось унизить его – как герцога, но по-человечески она не могла этого сделать: он был слишком добр, слишком мягок. И потом, ведь не его вина, что ей было невесело на его балу. Она произнесла положенные комплименты по поводу бала, а он в свою очередь поздравил ее с тем, как хорошо она выглядит, и выразил сожаление, что ей пришлось уехать так рано: «Я надеялся, что буду иметь честь позавтракать с вами».
Она что-то пробормотала о своем сожалении, о леди Бересфорд и тут же пожалела об этом: он подхватил тему разговора.
– Да, – сказал он, – если не ошибаюсь, вы в этом сезоне находитесь под опекой леди Бересфорд?
Это был именно тот вопрос, на который ей меньше всего хотелось отвечать, теперь же приходилось как-то выкручиваться.
– Я живу у матери леди Бересфорд, – сказала она, ненавидя себя за необходимость произносить полуправду. Сколько может продолжаться это притворство? Сумасшествие – не предвидеть всего этого. А что если герцог и на самом деле решит сделать ей предложение! Что она сможет ему сказать? Что мисс Фэрбенк, за которой он ухаживает, в действительности – сбежавшая из дому мисс Перчис? Единственной подлинной вещью в ней было теперь ее состояние; потому-то герцог и такие денди, как Ледерхед, который только что к ним присоединился, и крутились вокруг нее: они инстинктивно это чувствовали. Что ж, если дядюшке при помощи всяких финансовых фокусов не удастся сильно его уменьшить до ее совершеннолетия, оно станет ее единственным утешением. Она уедет в Париж – туда уезжают все, чье имя запятнано. Или займется благотворительностью где-нибудь в далекой провинции, будет раздавать похлебку и никому не нужные советы. И сколько бы она ни флиртовала сейчас с герцогом и с тем же Ледерхедом, ясно, что она никогда-никогда не выйдет замуж.
Но она пропустила какую-то фразу Ледерхеда и вопросительно посмотрела на него.
– Вижу, что мисс Фэрбенк сегодня вся в мечтах. – Он поближе подъехал на своем сером. – Я только что пересказывал герцогу последнюю новость. Говорят, сегодня утром в Уимблдоне была дуэль, дуэлянты – двое из гостей.
– Поссорились они не у меня, – сказал герцог. – Насколько знаю, это произошло у Ватье. Я думал, что Мэйнверинг более хладнокровен: драться из-за такого пустяка!
– Мэйнверинг? – она не сумела скрыть своего беспокойства.
– Я и забыл – он ведь внук вашей герцогини, не так ли? Можете ее успокоить, когда приедете домой. А вон и он сам. Да еще в карете Гарриет Вильсон, – вполголоса добавил герцог для Ледерхеда.
– Видите, я был прав, – сказал Ледерхед, видимо, в продолжение предыдущего разговора. – Причиной дуэли несомненно была она и теперь награждает победителя. Но, мисс Фэрбенк, мы непростительно пренебрегаем вами. Скажите, что будете сегодня в Олмаке и оправдаете мои надежды потанцевать с вами. Вы слышали, герцог, что на днях Уиллис выставил за дверь самого Бо за то, что тот посмел явиться в длинных панталонах?
– Выставил за дверь? Уиллис – смелый человек.
– Не смелее той вдовушки, которая согнала его со своей церковной скамьи в Диле. Но, мисс Фэрбенк, я жду вашего ответа. Вознаградите ли вы меня за то, что я влезу в придворный фрак и короткие панталоны, и согласитесь ли за это танцевать со мной кадриль, или вы, увы, уже обещали танец кому-то?
Дженнифер, почти ничего не слышавшая из болтовни герцога и Ледерхеда и невольно пристальным взглядом следившая за коляской, в которой Мэйнверинг флиртовал с сидевшей напротив него знаменитой Гарриет, пришла в себя.
– Сэр, полагаю, мы будем в Олмаке вместе с леди Сефтон, – сказала она. – Буду счастлива танцевать с вами кадриль.
– А со мною вальс, – сказал герцог.
Чаша счастья должна была переполниться. Разве он не самый элегантный холостяк в городе? Но ее глаза все еще были прикованы к коляске, где плюмаж белой бархатной шляпки Гарриет Вильсон все ближе склонялся к голове Мэйнверинга. Неужели он и впрямь сегодня утром дрался на дуэли? Из-за Гарриет Вильсон? Но Ледерхед требовал внимания Дженнифер.
– Я заметил, мэм, что в город съезжается все больше народу. Сегодня утром я видел коричневую карету Петершемов, а вот, если не ошибаюсь, и леди Лаверсток, прямо из деревни и томная, как всегда.
При этом имени Дженнифер вздрогнула и обернулась. К ним действительно приближалась знакомая четырехместная коляска леди Лаверсток: желтые ливреи и все остальное. Сумасшествие с ее стороны даже не подумать о возможности такой встречи. Она подняла дрожащую руку ко лбу, сослалась на головную боль, – в глазах ее собеседником именно этим оправдывалась ее предшествующая рассеянность, – быстро развернула Звездного и поехала к воротам парка. Герцог и Ледерхед ехали рядом до ворот, выражая обеспокоенность и сочувствие, убеждая ее поскорее отправиться домой, восстановить силы для предстоящего бала и не подвести их. Все это было очень лестно, но почему-то утомительно. Она испытала облегчение, когда они оставили ее, и поехала домой в приятном молчании, сопровождаемая конюхом Джеймсом. Головная боль, которую она поначалу придумала, теперь разыгралась не на шутку. Когда они доехали до Гросвенор-сквер, Дженнифер чувствовала себя совсем разбитой.
Ее надежды на отдых в одиночестве испарились тут же: у герцогини сидела леди Бересфорд.
– А вот и вы, дорогая, – сказала леди Бересфорд, запечатлев на ее щеке один из своих сильно надушенных поцелуев. – Я жду вас уже целую вечность, чтобы сказать, как мы сожалеем, что не смогли вчера заехать за вами.
Колючие и яркие глазки следили за реакцией Дженнифер, но она была готова к такой атаке.
– Ничего страшного, мэм, лорд Мэйнверинг был так добр, что проводил меня.
– Мэйнверинг? – голос ее милости поднялся нотой выше. – Ах, это напоминает мне об одной истории, которую рассказывают в городе. Вы слышали ее, мэм? – обратилась она к матери.
– О Джордже? Этих историй так много, – сказала бабушка. – Не та ли старая история о пари с Альванлеем?
– Нет-нет. Совсем не эта чепуха. Моя история, боюсь, несколько шокирует вас. Поэтому уж лучше я вам расскажу, чем кто-нибудь другой.
– Что-то ты долго тянешь со своим рассказом, – проницательно произнесла старая леди. – Ты сидишь здесь уже полчаса и болтаешь только об индийском муслине и принцессе Шарлотте. Ты, небось, ждала мисс Фэрбенк, чтобы и она могла насладиться твоей речью.
Выстрел попал прямо в цель, что не могло понравиться ни Дженнифер, ни леди Бересфорд. Покраснев, она сказала, что дело совершенно вылетело у нее из головы, пока Дженнифер не упомянула имени Мэйнверинга.
– Коротко, мэм, весть сводится к тому, что он дрался на дуэли.
Герцогиня засмеялась.
– Еще одна дуэль? Какая же это новость! Надеюсь, он не ранен?
– Поцарапана щека, не более. Но вы не спросили о противнике.
– Нет, – сказала старая леди, – да и зачем? Джордж не такой дурак, чтобы убить его. Думаю, тебе не хочется, чтобы я спросила о причине дуэли.
Леди Бересфорд покраснела еще больше. Она никогда не могла состязаться с матерью.
– Ничего подобного, мэм. Наоборот, я бы не желала скрыть ее от вас. Просто я думаю, что вам лучше услышать ужасную правду от меня, чем от кого-либо другого. Его противником был Безумец Мандевиль, – хитрые глазки опять стрельнули в Дженнифер, – и они дрались, – здесь она сделала паузу, разыгрывая стеснительность, – они дрались из-за Гарриет Вильсон.
– Да неужели? – герцогиню, казалось, позабавило это известие. – Я знаю, что она посылала Джорджу одно из своих писем, но не думала, что дело имело продолжение. Но вижу, тебе не терпится поведать, как там бедняга Мандевиль.
– Ранен в левую руку, мэм. Кажется, ему не понравилась какая-та вольность Мэйнверинга в отношении мисс Вильсон сегодня утром у Ватье.
Но мать остановила ее:
– Этого достаточно, Джейн. Дальнейшее обсуждение – не для ушей мисс Фэрбенк.
Побежденная, леди Бересфорд сердито выплыла из комнаты, но в холле ее задержала Маршем.
– Миледи, помогите мне. Ее светлость уведомила меня об увольнении.
– Ее светлость? Вас? – Леди Бересфорд не пришлось разыгрывать удивление и беспокойство: они были искренними.
– Да, сегодня утром. И я должна уйти сразу, как будто и не служила так преданно ее светлости столько лет. По правде говоря, мое сердце разрывается. У меня едва хватило сил упаковать свои вещи, а уж куда мне идти, и вовсе не знаю. – Она помедлила, внимательно наблюдая за реакцией леди Бересфорд.
Это было совсем не то, на что она надеялась. Леди Бересфорд отнюдь не собиралась брать к себе совершенно бесполезную теперь Маршем. С другой стороны, леди Бересфорд прекрасно понимала, какой опасности подвергается, если бросит ее сейчас на произвол судьбы. Она на минутку задумалась.
– Успокойтесь, Маршем, – сказала она, – не надо так изводить себя. Я как раз знаю одно место, которое вам подойдет. Моя приятельница леди Лаверсток вчера приехала в город и набирает слуг. Я черкну ей записку, которая гарантирует вам место.
Если Маршем и была разочарована, то была слишком умна, чтобы это не показать. Часом позже она вошла в дом леди Лаверсток на Брутон-стрит, новая хозяйка встретила ее с распростертыми объятиями: ее собственная горничная влюбилась в бейлифа в Суссексе и решила, что лучше уйти со своего места, чем рисковать разлукой с ним ради поездки в Лондон. Леди Лаверсток, которая ни разу в жизни не одевалась самостоятельно и которой накануне пришлось терпеть неумелые услуги необученной девушки, страшно обрадовалась появлению Маршем и уже через несколько минут болтала с ней так, будто знала ее всю жизнь, а Маршем сразу приступила к одеванию хозяйки для ее первого в сезоне появления в Олмаке.
– Хотя, – вздохнула леди Лаверсток, – так трудно заставлять бедного Чарльза сопровождать меня, что я иногда думаю, стоит ли ездить вообще. Он, конечно, предпочел бы проигрывать свои денежки вместе с друзьями из Лиммера. Господи, почему он не может делать этого у Брукса, – там гораздо элегантнее. А еще лучше было бы, если бы он стал ухаживать за какой-нибудь хорошенькой девушкой! Но иногда мне кажется, что он безнадежен. Он обращает на девушек не больше внимания, чем его младшие братья. Да, – прервалась она, с удовольствием разглядывая себя в зеркале, – так очень хорошо. Я всегда хотела попробовать такую прическу – а ля жираф, но глупенькая Эдварде никогда не могла так уложить волосы. Начинаю думать, что прекрасно обойдусь без нее.
– По правде говоря, – фыркнула Маршем, – ваше счастье, что вы от нее избавилось. Состояние вашего гардероба… Но не буду продолжать.
– И не надо, Маршем, я уже вижу, что мы отлично поладим. Вообще-то меня преследует какой-то рок, я все время расстраиваюсь. Сначала бедняжка Милвард, гувернантка. Она, видите ли, сбежала с кюре, а у них нет за душой ни пенни, так что я уверена, что год они кончат тем, что сядут на шею приходу; да и поделом – оставила меня, как без рук. Потом, когда гувернанткой была мисс Фэрбенк, а она и впрямь – сокровище, так она в конце концов оказалась просто бездельницей. Что с вами?
Маршем замерла, держа над высоко взбитыми кудряшками леди Лаверсток ветку искусственных маков.
– Мисс Фэрбенк? – переспросила она.
– Да, моя последняя гувернантка. Мне ее очень рекомендовала моя кузина мисс Фэвершем, да и казалась она настоящим сокровищем. Ведь дети ее действительно слушались! Никогда не видела ничего подобного. А если она и выкидывала какие-нибудь штучки, так на то она и молоденькая девушка, о чем я и лорду Мэйнверингу говорила. Признаюсь, я немного забеспокоилась, когда мне показалось, что Чарльз к ней неравнодушен, но Мэйнверинг вскоре об этом позаботился, и хотя мне было грустно, когда они уехали, я подумала, что все к лучшему. Мне кажется, маки нужно немножко вперед, как вы думаете?
Маршем, слушавшая с нескрываемым интересом и наносившая последние штрихи на прическу хозяйки, тут же согласилась, произнесла должные похвалы вкусу миледи, а затем вернулась к интересующейся теме.
– И что же, мисс Фэрбенк оказалась-таки неважной гувернанткой?
– Неважной? Да хуже того, гораздо хуже! Вы наверняка ничего подобного не слыхивали. Милворд с ее кюре была плоха, но у нее по крайней мере хватило воспитания оставить мне записку, что уезжает в Гретна Грин, или куда там едут, когда хотят срочно пожениться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24