сам же он хотел, чтобы эта утренняя прогулка придала правдоподобия его версии относительно причин дуэли. Поэтому ему казалось, что Дженнифер осуждает его совершенно без оснований. Он не мог решить, за что более сердит на нее – за ее глупость или за готовность думать о нем плохо. Но в любом случае, если она готова думать о нем так плохо, хорошо, что он узнал об этом так быстро. Он тотчас решил отомстить ей и принялся оживленно беседовать с Памелой о своих друзьях Лаверстоках, уверенный, что каждое его слово увеличивает беспокойство Дженнифер. У дома Бересфордов он распрощался с бабушкой.
– У вас есть мисс Фэрбенк, так что вы не нуждаетесь в моем обществе.
Своим тоном он наносил оскорбление Дженнифер, на которую решил не обращать больше внимания, преувеличенно вежливо прощаясь с герцогиней.
– Хорошенько подумай о том, что я сказала, – повторила она, – тебе нужно уехать ненадолго из Лондона.
– Мэм, вы уже убедили меня. Я завтра же уеду в Суссекс. Я вспомнил, что мой неоценимый будущий дядюшка говорил о предстоящем собрании Хэмпденского клуба, где есть разногласия с наиболее радикально настроенными членами.
Дикция его была несколько нечеткой, и, чтобы стоять прямо, ему пришлось держаться за дверцу кареты.
– Уверен, что мне будет приятнее толковать с суссекскими простофилями, чем обмениваться колкостями с Гарриет и ей подобными.
Он с грохотом захлопнул дверцу кареты и не очень уверенно помог Памеле подняться на крыльцо ее дома.
Его бабушка между тем уселась поудобнее и откинулась на подушки.
– Удивительно, – заметила она, – не могу упомнить случая, когда видела Джорджа в подпитии. Мисс Вильсон, должно быть, действительно хороша.
Она ждала ответа Дженнифер, но та была слишком рассержена, чтобы разговаривать.
Мэйнверинг, проснувшись наутро с оглушительной головной болью, убедил себя, что он очень рад, что Дженнифер никогда не узнает истинных причин дуэли. Бабушка, конечно, права, хотя резоны у нее и другие. Чем скорее он уедет из города, тем лучше. Вопрос в другом: будет ли честно оставить Дженнифер в такой взрывоопасной обстановке? Очевидно, из дружелюбного присутствия Лаверстока следует, что он и его мать решили не устраивать сцены, столкнувшись в Олмаке со своей бывшей гувернанткой. Но это могло быть данью уважения патронессам Олмака. Сегодня утром леди Лаверсток, конечно, первым делом помчится со своей удивительной историей к его бабушке или, еще хуже, – к леди Бересфорд, которая, как он теперь вспомнил, была ее ближайшей подругой. Он застонал, выпил еще немного содовой и посмотрел на часы. Как он и боялся, было уже очень поздно. Что бы леди Лаверсток ни решила предпринять, помешать ей он уже не мог. Проклиная себя, он принялся просматривать письма. Счета, счета, приглашения, счета, политический манифест и вдруг – пахнущая лавандой записочка почерком леди Лаверсток. Оказалось, ее первым побуждением было написать ему, и написать в очень теплых тонах. Не первый раз, разбирая тягучий почерк, он недобрым словом помянул своего друга Лаверстока, который вздумал назначить его опекуном своих детей, а значит, и постоянной мишенью для посягательств своей жены. Письмо, казалось, было ни о чем, скорее даже целым набором этих «ни о чем». Он сердито отбросил письмо, выпил еще содовой и подумал о своих друзьях и тех заботах, которые они взвалили на него. Жена Лаверстока, сестра Перчисов… Странно, в который раз подумал он, что ее тоже зовут Дженнифер. Корнуэльское имя. Может быть, мисс Фэрбенк сбежала от какого-нибудь жестокого дурака-корнуэльца? Что ж, чем скорее она вернется домой, тем лучше для всех. Думая о ней, он вдруг увидел ее имя на второй, не прочитанной странице письма леди Лаверсток и, насторожившись, принялся снова разбирать паучий почерк. Наконец он его расшифровал. По-кошачьи заигрывая с ним и намекая на то, какая она молодец, что промолчала про мисс Фэрбенк, леди Лаверсток обвиняла его в том, что он на спор поместил к бабушке бывшую гувернантку. Если леди Лаверсток и подозревала нечто худшее, то была слишком хорошо воспитана, чтобы писать об этом. Казалось, она хотела лишь одного – чтобы ей отдали должное за ее осторожность, да и за молчание леди Бересфорд тоже, которую, как она хвалилась, ей удалось склонить к молчанию.
Так, значит, тетка тоже знает. Он сердито скомкал в руке пахучую бумажку. Пари. Удачная мысль. Может, все еще и образуется. Но ему нужно все обдумать… нужно время.
Голова раскалывалась. Позвонив, он потребовал шампанского. Получив его и заслужив упрекающий взгляд Хадсона, который служил у него с довоенных времен и считал, что его хозяин не подвержен похмелью, он принялся сочинять ответ леди Лаверсток, целью которого было удовлетворить ее любопытство, заставить молчать и в то же время ничего ей не сказать. Это было нелегко, и результатом он не совсем был доволен. Соревнуясь с нею в умении элегантно писать «ни о чем», он, казалось, заразился ее игривостью. Это-то ей, без сомнения, понравится. У него появится время, чтобы придумать, как оградить бабушку. Дженнифер больше не важна; он сказал себе, что ему теперь безразлично, что с ней станет, но бабушка должна быть ограждена от сплетен и скандала любой ценой. Размышляя так, он предпочел забыть, как она любит их обоих. Вместо этого он напомнил себе, что политическое собрание, о котором он упоминал, будет еще только через неделю. Он воспользуется бабушкиным советом и в последний раз по-холостяцки навестит в Брайтоне своего приятеля принца-регента, а уж потом посвятит свое время мисс Перчис и женитьбе.
Получив его записку, леди Лаверсток была в восторге. Если, увы, это и не было предложением руки и сердца, письмо подавало надежды. Когда она его перечитала, оно ей понравилось меньше. В нем не было ничего, за что бы можно было зацепиться. Хотя Мэйнверинг выражал восхищение ее проницательностью по поводу пари, никакими сведениями он с нею не делился. Но надо признать, он всегда был молчаливым и скрытным. Проблема теперь заключалась в том, как заставить молчать леди Бересфорд (а Мэйнверинг прямо просил об этом), не сказав той ничего о своих надеждах.
Это оказалось легче, чем она предполагала, ибо леди Бересфорд имела собственные виды на Мэйнверинга. Не он ли вчера провожал домой Памелу, не обращая внимания на прелести мисс Фэрбенк? Да и Памела сегодня имеет совершенно мечтательный вид, а это, на опытный взгляд ее матери, свидетельствует о зарождающейся любви. Нехорошо, конечно, что, по сведениям леди Лаверсток, Мэйнверингу пришлось срочно уехать по делу, но обе дамы тут же успокоили себя тем, что нельзя забывать о последствиях дуэли. Конечно, ему посоветовали уехать и дать сплетням утихнуть. Каждая из дам, имея на то свои причины, была заинтересована в его политической карьере: леди Лаверсток воображала себя хозяйкой больших приемов для партии вигов, леди Бересфорд представляла, как она будет помогать Памеле, когда та станет хозяйкой. Представляя себя в ярко освещенных салонах, они отвечали друг другу несколько невпопад, но, поглощенные собственными мыслями, не замечали этого. Единственное, в чем они сразу же сошлись, – это хранить молчание по поводу ужасной мисс Фэрбенк. Если этого хочет лорд Мэйнверинг, так тому и быть.
Таково было их решение, за исполнением которого леди Лаверсток следила очень ревниво, будучи заинтересованной в нем персонально. Имея такие блестящие перспективы, она раз в жизни решила быть исключительно скромной. У леди Бересфорд было больше соблазна разболтать секрет, причины ее молчания были не столь личными. Через несколько дней после заключения соглашения ей нанес визит Майлз Мандевиль – бледный, интересный, с рукой на перевязи и очень нервный. Она приветствовала его, как положено приветствовать героя. Памела была на верховой прогулке в парке в сопровождении молодого Лаверстока, ухаживаниям которого ее мать не придавала значения: подумаешь, друг детства. Они с Мандевилем были одни и могли свободно разговаривать, делать намеки, многозначительно умолкать – словом, мистифицировать друг друга до полного удовлетворения.
Оба имели причины помалкивать: Мандевиль со страху, леди Бересфорд ради Памелы. Но наличие такого идеального слушателя оказалось для обоих слишком большим искушением, и они заговорили. Первой не выдержала леди Бересфорд – она одарила Мандевиля полным описанием карьеры Дженнифер в качестве гувернантки. Он отплатил ей рассказом об истинных причинах дуэли с Мэйнверингом. Оба, конечно, поклялись хранить тайну. По крайней мере леди Бересфорд собиралась это делать. Она и раньше подозревала правду о дуэли. Просто у нее появились лишние сведения, которые надо было хранить до того дня, когда она наконец сможет отомстить мисс Фэрбенк. Если бы только Мэйнверинг вернулся в город… Но в глубине души она надеялась, что он в Суссексе и занимается расторжением помолвки, о которой говорила герцогиня. Это было важнее всего. Когда он вернется, будет достаточно времени, чтобы узнать все о пари, благодаря которому Дженнифер водворилась на Гросвенор-сквер, опозорить ее и окончательно решить брак Мэйнверинга с Памелой.
Мандевиль же, обещая хранить тайну, тотчас начал размышлять, как ему воспользоваться полученной информацией. Мисс Фэрбенк и Мэйнверинг, которому он мечтал отомстить, были теперь в его руках. Нужно только решить, как лучше поступить. Он размышлял несколько дней, а между тем везде, где сталкивался с Дженнифер, усиленно за нею ухаживал. Наблюдая, как она нервничает, принимая его ухаживания, он обдумывал различные варианты действий. Придумывать их было так приятно, что он намеренно откладывал сами действия. К тому же не лучше ли отложить месть до возвращения Мэйнверинга в город? Он должен целиком разделить этот позор. Так что Мандевиль наблюдал, выжидал и вальсировал с Дженнифер в Олмаке.
XII
Дженнифер не знала, что и подумать. Мэйнверинг уехал, не сказав ей ни слова. Леди Лаверсток странным образом продолжала помалкивать, и с каждым днем ее молчание становилось все более непонятным и угрожающим. Герцог Девонширский на несколько дней уехал в Чатсворт, и некому стало защитить Дженнифер от преследований Мандевиля, который с каждым днем становился все противнее. Лорд Лаверсток, очень настойчиво ухаживавший за Памелой, иногда отвлекался от этого занятия, чтобы помучить Дженнифер намеками. К счастью для него, да и для Дженнифер, леди Бересфорд подхватила простуду и сидела у себя, утешаясь лаудановыми каплями «Черный карлик» и последним выпуском «Светской красавицы». У герцогини тоже была простуда и новая горничная, которая доводила ее до приступов раздражительности своей неумелостью.
Дженнифер в душе радовалась этому, так как это был для нее прекрасный предлог оставаться дома и развлекать свою покровительницу. Дженнифер до бесконечности читала ей вслух «Тома Джонса» (герцогиня была очень низкого мнения об анонимном авторе «Вейверли»), а герцогиня от Души посмеивалась над тем, как краснела Дженнифер при чтении наиболее откровенных страниц Филдинга. Когда Дженнифер уставала читать, они играли в пикет, и Дженнифер проигрывала воображаемые тысячи своей более умелой партнерше. И, наконец, герцогиня требовала, чтобы ее развлекали светскими сплетнями. Каким безрассудствам предается принцесса Уэльсская? А что поделывает леди Каролина Лэм? Правда ли, что ее упекли в сумасшедший дом? Не зная, что отвечать на эти и множество им подобных вопросов, Дженнифер испытывала все более настоятельное желание полностью довериться своей доброй и взбалмошной покровительнице и попросить ее совета. От этого ее удерживало лишь то, что она не знала, как объяснить участие Мэйнверинга в ее приключениях, все перипетии их отношений. Она очень хорошо понимала, чего добивается герцогиня для своего внука: герцогиня не стеснялась излагать собственные намерения. Он должен жениться на наследнице из Суссекса и возглавить партию вигов. Да и Дженнифер убедила себя, что желает ему того же, но в глубине души не могла не испытывать жалости к незнакомой наследнице. Если иногда ей и приходило в голову, что она сама является наследницей и вполне в состоянии стать хозяйкой салона и организовать политический обед, она подавляла в себе эти мысли. Ей была совершенно ясна ее судьба: благотворительность и компаньонка.
Тем не менее было бы огромным облегчением, если бы она могла посоветоваться с герцогиней, как выпутаться из теперешнего затруднительного положения. В одно дождливое утро, когда часы тянулись особенно медленно, «Том Джонс» был дочитан, а кашель герцогини стал особенно сильным, Дженнифер решила уступить своему желанию. В конце концов можно было не сомневаться, что история с маскарадом у Ватье будет иметь у герцогини успех: та обожала такие приключения.
Но им помешали – лакей принес почту. Для Дженнифер, конечно, не было ничего. Она и не подозревала, что полное отсутствие у нее связей вне Лондона было предметом осуждения среди слуг.
Герцогиня просмотрела почту.
– Ага, – удовлетворенно произнесла она, – наконец-то от Мэйнверинга. Будем надеяться, что его робкая мисс соблаговолила назначить день свадьбы.
Прочитала, лучезарно улыбнулась Дженнифер. Все решено. Свадьба будет небольшая, не в городе: к этому принуждает траур с обеих сторон. Сообщая обо всем этом Дженнифер, герцогиня предпочла умолчать о том, что Мэйнверинг не выказывал решительно никакого энтузиазма по сему поводу. Он женится, и этого достаточно. Энтузиазм появится – или не появится – позже.
Для Дженнифер этого тоже было достаточно. В комнате стало ужасно душно. Голова раскалывалась. Тут обнаружилось, что лавандовой воды во флаконе осталось совсем на донышке, и, воспользовавшись этим предлогом, Дженнифер вскочила. Нет-нет, не надо посылать лакея – он, безусловно, все перепутает. Она точно знает, что предпочитает герцогиня. Она сходит сама.
Если герцогиня и поняла этот маневр, она была слишком добра, чтобы говорить об этом. Вместо этого она убедила Дженнифер воспользоваться тем, что дождь перестал, и пройтись по парку.
– Возьмите вашу лошадь, как ее там зовут. Воздух и движение пойдут вам на пользу. Я совершенно ужасная старая эгоистка – заставляю вас так долго сидеть взаперти. И обязательно поболтайте со всеми и принесите мне свежие городские новости.
Дженнифер предоставили самой себе, и она с благодарностью это приняла. Но ее заботы остались при ней. Джеймс, конюх, ставший своего рода компаньоном в ее верховых прогулках, взглянул на ее обеспокоенное лицо и не стал развлекать своими обычными разговорами. Она молча ехала впереди него, занятая своими мыслями, несчастная.
От мрачных мыслей ее оторвал выкрик, раздавшийся с противоположной стороны Парк-Лейн.
– Дженни, эй, Дженни!
Она удивленно оглянулась и побледнела при виде подопечного своего дяди Эдмунда Батса. Что он делает в Лондоне? Помогает искать ее? В течение минуты ее одолевал соблазн пришпорить Звездного и скрыться в парке, но приличия возобладали. Не было необходимости говорить Эдмунду, где она живет, и не было причин предполагать, что он ее ищет. Во время их последней встречи стало совершенно ясно, что меньше всего он хотел бы жениться на ней. Вдалеке от дяди он может даже оказаться союзником. Она натянула поводья и терпеливо ждала, пока Эдмунд проберется к ней между нарядным ландо и обшарпанной почтовой каретой.
– Дженни, да это же просто замечательно! Где ты пряталась все это время?
Она мрачно посмотрела на него:
– Не уверена, что могу тебе это сказать, Эдмунд.
– Не скажешь? Но, Дженни, ты очень ошибаешься. Я тоже сбежал от дяди Гернинга. Именно поэтому я так рад тебя видеть. Говоря прямо, у меня не осталось ни гроша. Не представлял, что жизнь в Лондоне так дорога. И бедная Элизабет не в лучшем положении.
– Элизабет? Она, что тоже здесь? Что это за сумасбродство? Но пошли, мы не можем стоять и разговаривать здесь. Пойдем со мной в парк, и ты расскажешь мне все с самого начала. – Она повернулась к конюху, который с большим интересом прислушивался к их разговору, отослала его за лавандовой водой для герцогини и велела вернуться через полчаса.
– Мой кузен побудет со мной, пока вы не вернетесь.
Слуга был отлично вышколен и поэтому не выказал удивления тем, что мисс Фэрбенк таким чудесным образом посреди Парк-Лейн нашла своего кузена; он послушно поехал выполнять поручение. Оказавшись в парке, Эдмунд умоляюще посмотрел на Дженнифер.
– Дженни, мы в очень затруднительных обстоятельствах, Элизабет и я… И это все твоя вина…
Она с удивлением посмотрела на него:
– Моя вина? Это каким же образом?
– Очень просто. Если бы ты не убежала, ничего подобного с нами не случилось бы. По справедливости ты просто обязана помочь нам.
– Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, если ты объяснишь мне, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– У вас есть мисс Фэрбенк, так что вы не нуждаетесь в моем обществе.
Своим тоном он наносил оскорбление Дженнифер, на которую решил не обращать больше внимания, преувеличенно вежливо прощаясь с герцогиней.
– Хорошенько подумай о том, что я сказала, – повторила она, – тебе нужно уехать ненадолго из Лондона.
– Мэм, вы уже убедили меня. Я завтра же уеду в Суссекс. Я вспомнил, что мой неоценимый будущий дядюшка говорил о предстоящем собрании Хэмпденского клуба, где есть разногласия с наиболее радикально настроенными членами.
Дикция его была несколько нечеткой, и, чтобы стоять прямо, ему пришлось держаться за дверцу кареты.
– Уверен, что мне будет приятнее толковать с суссекскими простофилями, чем обмениваться колкостями с Гарриет и ей подобными.
Он с грохотом захлопнул дверцу кареты и не очень уверенно помог Памеле подняться на крыльцо ее дома.
Его бабушка между тем уселась поудобнее и откинулась на подушки.
– Удивительно, – заметила она, – не могу упомнить случая, когда видела Джорджа в подпитии. Мисс Вильсон, должно быть, действительно хороша.
Она ждала ответа Дженнифер, но та была слишком рассержена, чтобы разговаривать.
Мэйнверинг, проснувшись наутро с оглушительной головной болью, убедил себя, что он очень рад, что Дженнифер никогда не узнает истинных причин дуэли. Бабушка, конечно, права, хотя резоны у нее и другие. Чем скорее он уедет из города, тем лучше. Вопрос в другом: будет ли честно оставить Дженнифер в такой взрывоопасной обстановке? Очевидно, из дружелюбного присутствия Лаверстока следует, что он и его мать решили не устраивать сцены, столкнувшись в Олмаке со своей бывшей гувернанткой. Но это могло быть данью уважения патронессам Олмака. Сегодня утром леди Лаверсток, конечно, первым делом помчится со своей удивительной историей к его бабушке или, еще хуже, – к леди Бересфорд, которая, как он теперь вспомнил, была ее ближайшей подругой. Он застонал, выпил еще немного содовой и посмотрел на часы. Как он и боялся, было уже очень поздно. Что бы леди Лаверсток ни решила предпринять, помешать ей он уже не мог. Проклиная себя, он принялся просматривать письма. Счета, счета, приглашения, счета, политический манифест и вдруг – пахнущая лавандой записочка почерком леди Лаверсток. Оказалось, ее первым побуждением было написать ему, и написать в очень теплых тонах. Не первый раз, разбирая тягучий почерк, он недобрым словом помянул своего друга Лаверстока, который вздумал назначить его опекуном своих детей, а значит, и постоянной мишенью для посягательств своей жены. Письмо, казалось, было ни о чем, скорее даже целым набором этих «ни о чем». Он сердито отбросил письмо, выпил еще содовой и подумал о своих друзьях и тех заботах, которые они взвалили на него. Жена Лаверстока, сестра Перчисов… Странно, в который раз подумал он, что ее тоже зовут Дженнифер. Корнуэльское имя. Может быть, мисс Фэрбенк сбежала от какого-нибудь жестокого дурака-корнуэльца? Что ж, чем скорее она вернется домой, тем лучше для всех. Думая о ней, он вдруг увидел ее имя на второй, не прочитанной странице письма леди Лаверсток и, насторожившись, принялся снова разбирать паучий почерк. Наконец он его расшифровал. По-кошачьи заигрывая с ним и намекая на то, какая она молодец, что промолчала про мисс Фэрбенк, леди Лаверсток обвиняла его в том, что он на спор поместил к бабушке бывшую гувернантку. Если леди Лаверсток и подозревала нечто худшее, то была слишком хорошо воспитана, чтобы писать об этом. Казалось, она хотела лишь одного – чтобы ей отдали должное за ее осторожность, да и за молчание леди Бересфорд тоже, которую, как она хвалилась, ей удалось склонить к молчанию.
Так, значит, тетка тоже знает. Он сердито скомкал в руке пахучую бумажку. Пари. Удачная мысль. Может, все еще и образуется. Но ему нужно все обдумать… нужно время.
Голова раскалывалась. Позвонив, он потребовал шампанского. Получив его и заслужив упрекающий взгляд Хадсона, который служил у него с довоенных времен и считал, что его хозяин не подвержен похмелью, он принялся сочинять ответ леди Лаверсток, целью которого было удовлетворить ее любопытство, заставить молчать и в то же время ничего ей не сказать. Это было нелегко, и результатом он не совсем был доволен. Соревнуясь с нею в умении элегантно писать «ни о чем», он, казалось, заразился ее игривостью. Это-то ей, без сомнения, понравится. У него появится время, чтобы придумать, как оградить бабушку. Дженнифер больше не важна; он сказал себе, что ему теперь безразлично, что с ней станет, но бабушка должна быть ограждена от сплетен и скандала любой ценой. Размышляя так, он предпочел забыть, как она любит их обоих. Вместо этого он напомнил себе, что политическое собрание, о котором он упоминал, будет еще только через неделю. Он воспользуется бабушкиным советом и в последний раз по-холостяцки навестит в Брайтоне своего приятеля принца-регента, а уж потом посвятит свое время мисс Перчис и женитьбе.
Получив его записку, леди Лаверсток была в восторге. Если, увы, это и не было предложением руки и сердца, письмо подавало надежды. Когда она его перечитала, оно ей понравилось меньше. В нем не было ничего, за что бы можно было зацепиться. Хотя Мэйнверинг выражал восхищение ее проницательностью по поводу пари, никакими сведениями он с нею не делился. Но надо признать, он всегда был молчаливым и скрытным. Проблема теперь заключалась в том, как заставить молчать леди Бересфорд (а Мэйнверинг прямо просил об этом), не сказав той ничего о своих надеждах.
Это оказалось легче, чем она предполагала, ибо леди Бересфорд имела собственные виды на Мэйнверинга. Не он ли вчера провожал домой Памелу, не обращая внимания на прелести мисс Фэрбенк? Да и Памела сегодня имеет совершенно мечтательный вид, а это, на опытный взгляд ее матери, свидетельствует о зарождающейся любви. Нехорошо, конечно, что, по сведениям леди Лаверсток, Мэйнверингу пришлось срочно уехать по делу, но обе дамы тут же успокоили себя тем, что нельзя забывать о последствиях дуэли. Конечно, ему посоветовали уехать и дать сплетням утихнуть. Каждая из дам, имея на то свои причины, была заинтересована в его политической карьере: леди Лаверсток воображала себя хозяйкой больших приемов для партии вигов, леди Бересфорд представляла, как она будет помогать Памеле, когда та станет хозяйкой. Представляя себя в ярко освещенных салонах, они отвечали друг другу несколько невпопад, но, поглощенные собственными мыслями, не замечали этого. Единственное, в чем они сразу же сошлись, – это хранить молчание по поводу ужасной мисс Фэрбенк. Если этого хочет лорд Мэйнверинг, так тому и быть.
Таково было их решение, за исполнением которого леди Лаверсток следила очень ревниво, будучи заинтересованной в нем персонально. Имея такие блестящие перспективы, она раз в жизни решила быть исключительно скромной. У леди Бересфорд было больше соблазна разболтать секрет, причины ее молчания были не столь личными. Через несколько дней после заключения соглашения ей нанес визит Майлз Мандевиль – бледный, интересный, с рукой на перевязи и очень нервный. Она приветствовала его, как положено приветствовать героя. Памела была на верховой прогулке в парке в сопровождении молодого Лаверстока, ухаживаниям которого ее мать не придавала значения: подумаешь, друг детства. Они с Мандевилем были одни и могли свободно разговаривать, делать намеки, многозначительно умолкать – словом, мистифицировать друг друга до полного удовлетворения.
Оба имели причины помалкивать: Мандевиль со страху, леди Бересфорд ради Памелы. Но наличие такого идеального слушателя оказалось для обоих слишком большим искушением, и они заговорили. Первой не выдержала леди Бересфорд – она одарила Мандевиля полным описанием карьеры Дженнифер в качестве гувернантки. Он отплатил ей рассказом об истинных причинах дуэли с Мэйнверингом. Оба, конечно, поклялись хранить тайну. По крайней мере леди Бересфорд собиралась это делать. Она и раньше подозревала правду о дуэли. Просто у нее появились лишние сведения, которые надо было хранить до того дня, когда она наконец сможет отомстить мисс Фэрбенк. Если бы только Мэйнверинг вернулся в город… Но в глубине души она надеялась, что он в Суссексе и занимается расторжением помолвки, о которой говорила герцогиня. Это было важнее всего. Когда он вернется, будет достаточно времени, чтобы узнать все о пари, благодаря которому Дженнифер водворилась на Гросвенор-сквер, опозорить ее и окончательно решить брак Мэйнверинга с Памелой.
Мандевиль же, обещая хранить тайну, тотчас начал размышлять, как ему воспользоваться полученной информацией. Мисс Фэрбенк и Мэйнверинг, которому он мечтал отомстить, были теперь в его руках. Нужно только решить, как лучше поступить. Он размышлял несколько дней, а между тем везде, где сталкивался с Дженнифер, усиленно за нею ухаживал. Наблюдая, как она нервничает, принимая его ухаживания, он обдумывал различные варианты действий. Придумывать их было так приятно, что он намеренно откладывал сами действия. К тому же не лучше ли отложить месть до возвращения Мэйнверинга в город? Он должен целиком разделить этот позор. Так что Мандевиль наблюдал, выжидал и вальсировал с Дженнифер в Олмаке.
XII
Дженнифер не знала, что и подумать. Мэйнверинг уехал, не сказав ей ни слова. Леди Лаверсток странным образом продолжала помалкивать, и с каждым днем ее молчание становилось все более непонятным и угрожающим. Герцог Девонширский на несколько дней уехал в Чатсворт, и некому стало защитить Дженнифер от преследований Мандевиля, который с каждым днем становился все противнее. Лорд Лаверсток, очень настойчиво ухаживавший за Памелой, иногда отвлекался от этого занятия, чтобы помучить Дженнифер намеками. К счастью для него, да и для Дженнифер, леди Бересфорд подхватила простуду и сидела у себя, утешаясь лаудановыми каплями «Черный карлик» и последним выпуском «Светской красавицы». У герцогини тоже была простуда и новая горничная, которая доводила ее до приступов раздражительности своей неумелостью.
Дженнифер в душе радовалась этому, так как это был для нее прекрасный предлог оставаться дома и развлекать свою покровительницу. Дженнифер до бесконечности читала ей вслух «Тома Джонса» (герцогиня была очень низкого мнения об анонимном авторе «Вейверли»), а герцогиня от Души посмеивалась над тем, как краснела Дженнифер при чтении наиболее откровенных страниц Филдинга. Когда Дженнифер уставала читать, они играли в пикет, и Дженнифер проигрывала воображаемые тысячи своей более умелой партнерше. И, наконец, герцогиня требовала, чтобы ее развлекали светскими сплетнями. Каким безрассудствам предается принцесса Уэльсская? А что поделывает леди Каролина Лэм? Правда ли, что ее упекли в сумасшедший дом? Не зная, что отвечать на эти и множество им подобных вопросов, Дженнифер испытывала все более настоятельное желание полностью довериться своей доброй и взбалмошной покровительнице и попросить ее совета. От этого ее удерживало лишь то, что она не знала, как объяснить участие Мэйнверинга в ее приключениях, все перипетии их отношений. Она очень хорошо понимала, чего добивается герцогиня для своего внука: герцогиня не стеснялась излагать собственные намерения. Он должен жениться на наследнице из Суссекса и возглавить партию вигов. Да и Дженнифер убедила себя, что желает ему того же, но в глубине души не могла не испытывать жалости к незнакомой наследнице. Если иногда ей и приходило в голову, что она сама является наследницей и вполне в состоянии стать хозяйкой салона и организовать политический обед, она подавляла в себе эти мысли. Ей была совершенно ясна ее судьба: благотворительность и компаньонка.
Тем не менее было бы огромным облегчением, если бы она могла посоветоваться с герцогиней, как выпутаться из теперешнего затруднительного положения. В одно дождливое утро, когда часы тянулись особенно медленно, «Том Джонс» был дочитан, а кашель герцогини стал особенно сильным, Дженнифер решила уступить своему желанию. В конце концов можно было не сомневаться, что история с маскарадом у Ватье будет иметь у герцогини успех: та обожала такие приключения.
Но им помешали – лакей принес почту. Для Дженнифер, конечно, не было ничего. Она и не подозревала, что полное отсутствие у нее связей вне Лондона было предметом осуждения среди слуг.
Герцогиня просмотрела почту.
– Ага, – удовлетворенно произнесла она, – наконец-то от Мэйнверинга. Будем надеяться, что его робкая мисс соблаговолила назначить день свадьбы.
Прочитала, лучезарно улыбнулась Дженнифер. Все решено. Свадьба будет небольшая, не в городе: к этому принуждает траур с обеих сторон. Сообщая обо всем этом Дженнифер, герцогиня предпочла умолчать о том, что Мэйнверинг не выказывал решительно никакого энтузиазма по сему поводу. Он женится, и этого достаточно. Энтузиазм появится – или не появится – позже.
Для Дженнифер этого тоже было достаточно. В комнате стало ужасно душно. Голова раскалывалась. Тут обнаружилось, что лавандовой воды во флаконе осталось совсем на донышке, и, воспользовавшись этим предлогом, Дженнифер вскочила. Нет-нет, не надо посылать лакея – он, безусловно, все перепутает. Она точно знает, что предпочитает герцогиня. Она сходит сама.
Если герцогиня и поняла этот маневр, она была слишком добра, чтобы говорить об этом. Вместо этого она убедила Дженнифер воспользоваться тем, что дождь перестал, и пройтись по парку.
– Возьмите вашу лошадь, как ее там зовут. Воздух и движение пойдут вам на пользу. Я совершенно ужасная старая эгоистка – заставляю вас так долго сидеть взаперти. И обязательно поболтайте со всеми и принесите мне свежие городские новости.
Дженнифер предоставили самой себе, и она с благодарностью это приняла. Но ее заботы остались при ней. Джеймс, конюх, ставший своего рода компаньоном в ее верховых прогулках, взглянул на ее обеспокоенное лицо и не стал развлекать своими обычными разговорами. Она молча ехала впереди него, занятая своими мыслями, несчастная.
От мрачных мыслей ее оторвал выкрик, раздавшийся с противоположной стороны Парк-Лейн.
– Дженни, эй, Дженни!
Она удивленно оглянулась и побледнела при виде подопечного своего дяди Эдмунда Батса. Что он делает в Лондоне? Помогает искать ее? В течение минуты ее одолевал соблазн пришпорить Звездного и скрыться в парке, но приличия возобладали. Не было необходимости говорить Эдмунду, где она живет, и не было причин предполагать, что он ее ищет. Во время их последней встречи стало совершенно ясно, что меньше всего он хотел бы жениться на ней. Вдалеке от дяди он может даже оказаться союзником. Она натянула поводья и терпеливо ждала, пока Эдмунд проберется к ней между нарядным ландо и обшарпанной почтовой каретой.
– Дженни, да это же просто замечательно! Где ты пряталась все это время?
Она мрачно посмотрела на него:
– Не уверена, что могу тебе это сказать, Эдмунд.
– Не скажешь? Но, Дженни, ты очень ошибаешься. Я тоже сбежал от дяди Гернинга. Именно поэтому я так рад тебя видеть. Говоря прямо, у меня не осталось ни гроша. Не представлял, что жизнь в Лондоне так дорога. И бедная Элизабет не в лучшем положении.
– Элизабет? Она, что тоже здесь? Что это за сумасбродство? Но пошли, мы не можем стоять и разговаривать здесь. Пойдем со мной в парк, и ты расскажешь мне все с самого начала. – Она повернулась к конюху, который с большим интересом прислушивался к их разговору, отослала его за лавандовой водой для герцогини и велела вернуться через полчаса.
– Мой кузен побудет со мной, пока вы не вернетесь.
Слуга был отлично вышколен и поэтому не выказал удивления тем, что мисс Фэрбенк таким чудесным образом посреди Парк-Лейн нашла своего кузена; он послушно поехал выполнять поручение. Оказавшись в парке, Эдмунд умоляюще посмотрел на Дженнифер.
– Дженни, мы в очень затруднительных обстоятельствах, Элизабет и я… И это все твоя вина…
Она с удивлением посмотрела на него:
– Моя вина? Это каким же образом?
– Очень просто. Если бы ты не убежала, ничего подобного с нами не случилось бы. По справедливости ты просто обязана помочь нам.
– Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, если ты объяснишь мне, в чем дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24