Маркиз поспешил поднять ребенка и посадил его, прислонив к стволу старого дерева. Он дотронулся трепещущей рукой до сердца Рауля, чтобы удостовериться, бьется ли оно, потом спустился в овраг и принес оттуда в своей пуховой шляпе холодной воды. Этой водой он обмыл неглубокую рану на груди мальчика. Оживленный ощущением внезапной свежести, мальчик скоро опомнился и раскрыл томные глаза. Он приметил Режинальда де ла Транблэ, наклонившегося над ним. Седые волосы маркиза почти касались его белокурых кудрей. Мальчик старался встать, и бледные губы его прошептали с выражением уважения:– Маркиз… маркиз…Режинальд закрыл рукой рот Рауля и сказал:– Берегись, милое дитя, не говори пока… пусть кровь перестанет волноваться… пусть спокойствие возвратится к тебе…Несмотря на кроткое увещание старика, Рауль быстро вскочил, покачал своей очаровательной головкой и отвечал:– О! Я спокоен, маркиз, я не страдаю и никогда не чувствовал себя крепче и здоровее. Посмотрите…Говоря это, он выпрямил свой стройный и тонкий стан и расправил грудь, еще запятнанную красными каплями.– Посмотри, – сказал Режинальд, – кровь еще течет из твоей раны.– Пустяки, – отвечал мальчик, – это царапина!.. Если я пойду на войну, маркиз, и получу меткую пуля или добрый удар шпагой, так ли еще потечет кровь!.. Притом кровь жидка, стало быть она создана для того, чтобы течь.Маркиз не мог не улыбнуться живости Рауля и его мужеству. Он устремил долгий и проницательный взор на того, кто говорил таким образом, и был поражен, еще более, чем прежде, истинно аристократической наружностью маленького крестьянина, грубая одежда которого не могла скрыть его благородной и непринужденной осанки. Он любовался огненным взором Рауля, грациозными очертаниями его лица, гордостью походки, изяществом движений, потом прошептал:– Это ребенок необыкновенный! II. Роже Риго Рауль выдержал продолжительный осмотр маркиза с легкой непринужденностью, в которой, однако, не было ничего слишком смелого и бесстыдного. Маркиз положил на голову ребенка свою бледную, худую руку, и сказал:– Знаешь ли, что Господь свел тебя со мною затем, чтобы спасти мне жизнь?– Господь все делает хорошо, – отвечал Рауль.– Как могла прийти тебе в голову мысль остановить бешеную лошадь? Ты так слаб, ты еще дитя. Знаешь ли, что твой поступок был безумен…– Маркиз, – сказал мальчик, – я видел, что вы не можете справиться с вашей лошадью, что поводья оборвались и что вы погибли, если вам не помочь. Я нисколько не рассуждал о том, что делал, и хотя вы называете мой поступок безумным, но, как видно, он вовсе не таков, если мне удалось помочь вам.Маркиз изумился удивительному хладнокровию и непритворной скромности мальчика.– Ты храбр! – вскричал он наконец, – храбр, как старый солдат!– Не знаю, – возразил Рауль.– Как? Что ты хочешь сказать?– Я хочу сказать, что не знаю, храбр ли я; я только ничего не боюсь, вот и все.Это было тонкое различие. Услышав его, маркиз не мог удержаться от улыбки во второй раз.– Дитя мое, – сказал он, – ты здешний?– Разве вы никогда меня не видали, маркиз? – спросил Рауль с удивленным видом.– Нет, не видал, по крайней мере никогда не замечал…– Я местный.– Как тебя зовут?– Рауль.– Как зовут твоего отца?– Роже Риго.Маркиз нахмурил брови.– Отставной гвардейский солдат?– Да, маркиз.– Беден он, не так ли?– Очень беден.– И живет браконьерством, как говорили мне лесные сторожа, – прибавил маркиз.– Ваши сторожа солгали! – с гордостью вскричал Рауль.«О чем я говорю с этим ребенком? – подумал маркиз. – Сын не может и не должен обвинять отца!»Наступила минута молчания, потом Режинальд продолжал:– У отца твоего много детей?– Нет, я один.– Твой отец тебя любит?– Не думаю.– Стало быть, он дурно обращается с тобой?– Иногда.– К чему он тебя приучает?– Ни к чему. Он научил меня только читать. Он сам больше ничего не знает, и я также.– Хочешь ты научиться чему-нибудь другому?– О! да!.. Но это невозможно!– Думал ли ты когда-нибудь о будущем?– А что такое будущее, маркиз?– Это время еще отдаленное, в которое ты перестанешь быть ребенком и станешь взрослым мужчиной.– Да, я часто об этом думал.– Что же ты намерен делать, когда наступит это время?– Как только вырасту, я определюсь в солдаты, пойду на войну, чтобы возвратиться офицером и богатым.– Разве ты хочешь иметь деньги?..– Очень хочу.– Зачем?– Затем, что отец мой твердит беспрестанно, что человеку богатому не остается ничего желать, и что тогда пользуешься всеми удовольствиями и всевозможным счастьем на свете.Маркиз вздохнул и обратил к небу глаза, наполнившиеся слезами, потом с грустью прижал к губам медальон с волосами тех, которых он так любил и которых еще до сих пор оплакивал. Рауль приметил эту грусть и не сказал более ни слова. Маркиз де ла Транблэ продолжал:– Дитя мое, я сам хочу отвести тебя к отцу и сказать ему, что я обязан тебе жизнью…– Как хотите. Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он не прибил меня, а то вот уже два дня, как я убежал из дома…– Будь спокоен, он до тебя не дотронется; но скажи мне, дитя мое, зачем ты убежал от отца.– Я боялся, чтобы он не прибил меня.– Что же ты сделал?– Ничего.– Однако же гнев твоего отца против тебя должен был иметь какую-нибудь причину, я полагаю…– Никакой. У него не было денег, но ведь я в этом не виноват… а когда у него нет денег, он всегда бьет меня. Должно быть это его утешает.– Бедное дитя! – прошептал маркиз.– Итак, – спросил Рауль, – мне сегодня нечего бояться?– Нечего, – отвечал Режинальд, – и сегодня и никогда!– Если так, – весело вскричал ребенок, – я охотно пойду с вами.Рауль сделал несколько шагов за маркизом, который подходил к своей лошади; но вдруг его румяные щеки побледнели, кровь потекла из раны, ноги подогнулись и он упал на траву. Испуганный этим неожиданным припадком, маркиз снова принялся ухаживать за Раулем, который почти тотчас же пришел в себя и встал, говоря:– Ну вот все и кончилось…– Хорошо, – вскричал маркиз, – но все-таки я вижу, что ты не в состоянии дойти до дому пешком.– Ах, нет! Я дойду как нельзя лучше… – отвечал Рауль.– Я не позволю…– Если вам не угодно, я останусь здесь…– Нет…– Но ведь вы сами сказали, что не хотите, чтобы я шел…– Ну да… я возьму тебя к себе на лошадь. Ты не будешь бояться ехать таким образом?– Бояться! – повторил Рауль с насмешкой. – Я сам умею ездить верхом!– Право? – сказал маркиз шепотом несколько недоверчивым.Этот тон задел за живое непомерное самолюбие ребенка, силы которого на время возвратились. Он подбежал к лошади, которая присмирела от жестокого урока, полученного ею, и спокойно жевала траву, которую мундштук не позволял ей проглотить. Рауль вскочил на седло, подобрал оборванные поводья, ударил лошадь по боку и пустился в галоп, заставив ее перепрыгнуть через ствол упавшего дерева. Маркиз смотрел на это с возрастающим изумлением и шептал про себя:«Я не ошибся, это ребенок необыкновенный!.. Как жаль, что он не мой сын!..»Рауль соскочил с лошади.– Теперь вы видите, маркиз, что я сказал правду, – пролепетал он, голосом едва внятным, потому что новая слабость овладела им, кровь начала течь опять и бледность увеличилась.Маркиз обвязал платком грудь Рауля и, посадив его на лошадь впереди себя, поехал шагом в деревню, куда, по всей вероятности, не должен был возвращаться никогда. Дорогой он продолжал с Раулем разговор, начало которого мы рассказали, и при каждом ответе мальчика все более и более удивлялся его здравым суждениям и необыкновенно быстрой понятливости. Часа через полтора маркиз остановил свою лошадь у хижины браконьера и позвал его. На этот зов вышла только жена Роже, потому что самого браконьера не было дома. Маркиз передал ей Рауля, рассказал в нескольких словах, что случилось, и попросил ее сказать мужу, чтобы он пришел в замок, как только вернется. Крестьянка обещала.Приехав домой, маркиз опустился в широкое кресло возле окна в гостиной и погрузился в продолжительные и глубокие размышления. Он думал, что само Провидение свело его с Раулем, и спрашивал себя, не указывало ли оно ему тем самым, что этот ребенок должен был заменить для него сыновей, которых он лишился. Мысль усыновить Рауля и сделать его наследником своего имени и состояния возникла в его уме.У маркиза не было других наследников, кроме довольно дальних родственников; но все они были сами богаты, носили другую фамилию, и притом маркиз был совершенно равнодушен к ним. Между многочисленными горестями его жизни одна заключалась в мысли, что его старый замок и обширные земли увеличат, после его смерти, уже без того огромное состояние его родственников. С другой стороны, в сердце маркиза зарождалась живейшая привязанность, непреодолимое сочувствие к непонятному ребенку, к этому маленькому крестьянину, столь грациозному и столь храброму, пролившему кровь ради него. Может быть, эта привязанность примирит его с жизнью и наполнит утешением и радостью дни его старости? Притом вне всех этих уважительных причин не было ли еще такой, которая одна должна была сильно перевешивать весы?.. Вырвать Рауля из рук жестокого и злого отца и доставить молодому орленку средства распустить свои крылья не значило ли совершить благочестивое и благотворительное дело – дело, внушенное самыми простыми и самыми сладостными чувствами признательности?Вот что маркиз де ла Транблэ повторял себе, когда камердинер вошел в гостиную и доложил, что крестьянин Роже Риго пришел в замок по его приказанию.– Приведи его сюда, сию же минуту, – отвечал старик.Узнав от жены о том, что случилось утром, браконьер почуял прибыль, обласкал Рауля вместо того, чтобы избить его по обыкновению, тотчас надел лучшее платье и, не теряя ни минуты, побежал в замок.Камердинер ввел его к маркизу. Отцу Рауля было около сорока лет. Высокий, сильный, он мог бы считаться красавцем, в самом пошлом значении этого слова; то есть, у него были очень широкие плечи, крепкие ноги и мускулистые руки, как у тех странствующих Алкидов, которые на ярмарках и на публичных площадях, поднимают тяжести в четыреста фунтов. Ухватки его выказывали военную крутость, и он продолжал носить длинные и черные, кверху загнутые усы, как будто все еще находился в службе. Его энергичное лицо, загорелое от солнца и от всяких непогод, выражало грубые и неистовые страсти; взгляд не был чистосердечен, а улыбка тонких губ как будто всегда скрывала ложь.В этот день он надел чистую белую рубашку, повязал вокруг своей бычьей шеи галстук и натянул на плечи драгетовый полукафтан, на котором красовалось несколько заплат. Длинные кожаные штиблеты, сжимавшие его икры, намекали на занятие браконьерством. Наконец он держал в руке нечто в роде фуражки, цвет и форму которой нельзя было различить.В ту минуту, когда Роже Риго вошел в гостиную, кланяясь до земли, маркиз Режинальд встретил его грациозным движением и сделал знак подойти. Браконьер повиновался. Он сделал несколько шагов и встал против маркиза неподвижно и прямо, как солдат под ружьем.– Друг мой, – сказал ему маркиз, – если ты пришел, то, вероятно, уже видел свою жену.– Видел, маркиз, – отвечал Роже.– Без всякого сомнения, она сказала тебе, что твой сын спас мне жизнь…– Да, я слышал, что мальчику посчастливилось оказать вам услугу, и благословил случай…– Скажи лучше: Провидение…– Да, маркиз, Провидение.– Знаешь ли, что у тебя драгоценный сын?– Мальчик добрый, я не спорю.– Любишь ли ты его так, как он заслуживает быть любимым?– Всякий любит по-своему, маркиз. Мы, бедняки, не можем любить наших детей так, как любят своих детей люди богатые и вельможи… Я иногда колочу мальчишку, когда он этого заслуживает, разумеется, а он заслуживает это часто. Но вы знаете пословицу, господин маркиз: кого люблю, того и бью.– А! – возразил маркиз с улыбкой, – кажется, в этом смысле ты любишь его чересчур.– Разве мальчишка жаловался на меня?– Напротив, он заступался за тебя.– Это был его долг! – прошептал браконьер. – Он знает, что я его люблю.– Согласишься ли ты расстаться с ним?– Расстаться?.. зачем?– Все равно… отвечай на мой вопрос.– Надо прежде подумать, маркиз… Если это для его счастья… и для моего, – прибавил Роже про себя.– Если бы какой-нибудь знатный и богатый человек взял к себе твоего Рауля и дал тебе слово обращаться с ним, как со своим собственным сыном, согласился бы ты на это предложение?– Если бы мне предложили… но мне не предлагают…– Ошибаешься!– А разве предлагают?– Положительно.– Кто?– Я.– Вы, маркиз? – вскричал Роже, притворившись глубоко удивленным.Мы говорим, притворившись, потому, что хитрый крестьянин давно уже угадал, чего хотел маркиз, и думал только о том, как бы извлечь побольше выгод из договора, который приготовлялся заключить с ним.– Вы, маркиз? – повторил он во второй раз.– Я, – отвечал снова старик.– О! если так, то согласиться можно… но вы понимаете, что я не могу отвечать сейчас…– Отчего же?– Дело важное, маркиз…– Без сомнения, но я желаю, чтобы ты тотчас же решился.– Подумайте, вы говорите мне о разлуке с сыном, а отцовское сердце всегда обливается кровью при этой мысли…Подобная пародия на родительскую любовь возмутила маркиза. Однако он выразил свое отвращение только тем, что перебил Роже, сказав:– Если ты действительно любишь своего сына, как говоришь, то не должен колебаться в желании доказать ему свою нежность и обеспечить его будущее.– Маркиз, – философски заметил Роже, – богатство еще не приносит счастье!..– Так, но по крайней мере оно способствует к нему.– Притом, видите ли, мальчик мне помогает кое в чем… Я не могу обойтись без него…– В чем же он помогает тебе? – спросил маркиз,– Не могу вам объяснить этого в точности, но ребенок его лет всегда полезен в хозяйстве бедных людей…– Потому-то я и намерен щедро вознаградить тебя за потерю, которую причинит тебе его отсутствие.Этих слов Роже Риго ожидал с нетерпением с самого начала разговора. Маркиз коснулся единственной чувствительной струны в его сердце.– Вы сказали, маркиз, – спросил браконьер, – что желаете взять моего мальчишку к себе?– Да.– Скоро?– Сегодня же, сейчас же…– Навсегда?– Да, навсегда.– Ну, маркиз, может быть, я и найду средство исполнить ваше желание…– Каким образом?– Рауль мой сын, мое добро, моя собственность. Он принадлежит мне, как Франция принадлежит королю. Я имею право оставить его у себя или отдать, словом, располагать им как мне вздумается…– Никто этого не оспаривает.– И если, – продолжал Роже свое рассуждение, – я соглашусь расстаться с мальчишкой, то единственно для его счастья, как вы сейчас сказали, маркиз.– Потом?– Конечно, я хочу, чтобы мой сын был счастлив… это самое большое мое желание, но мне кажется несправедливым, что мальчишка будет жить в полном довольстве, тогда как у меня нет ничего. Мне кажется несправедливо, что он будет спать на перине, а я на соломе, что у него будет десять блюд за обедом, между тем, как я буду умирать с голоду…– Конечно, – подтвердил маркиз, – это было бы несправедливо…– Как же быть?– А вот я сейчас объясню тебе это…Роже весь превратился в слух.– Ты будешь, – продолжал маркиз, – получать от меня ежегодное содержание, которое доставит тебе мягкую постель, хороший стол, спокойную будущность…Браконьер задрожал от радости.– Как велика будет эта сумма, маркиз? – спросил он льстивым голосом.– Назначь сам.Роже подумал с минуту, потом сказал:– Если я не ошибаюсь, маркиз, вы упомянули о ежегодном содержании?– Ты не ошибаешься.– Мне кажется, что тысяча двести франков…– Ты их получишь, – с живостью отвечал маркиз.«Я попросил слишком мало, но наверстаю на другом», – подумал Риго и потом сказал:– Эта сумма, назначенная по контракту, будет выплачиваться мне пожизненно?– Разумеется.– А после моей смерти перейдет к моей жене?– Да.– Если вы уж так добры, маркиз, то не пожалуете ли еще единовременно триста ливров, чтобы перестроить мой бедный домишко?..– Согласен.– Не согласитесь ли также давать мне через каждые два года по две бочки водки?– Хорошо.– Наконец…– Как! Еще что-нибудь?..– О! почти ничего, маркиз! Простое позволение охотиться на вашей земле и в ваших лесах, с ружьем и без собаки, единственно для удовольствия.Маркиз колебался. Как все помещики той эпохи, он очень дорожил своими охотничьими привилегиями, но тотчас же рассудил, что такой Роже, опасный браконьер, истреблял украдкой не меньше дичи, чем мог бы настрелять явным образом, и согласился.– Ты получишь это позволение, – сказал он.– Не знаю, право, как и благодарить вас, маркиз! – вскричал крестьянин.– Теперь все кончено, не правда ли? – спросил маркиз. – Твой сын принадлежит мне?..– Совершенно, маркиз, он перестает быть моей собственностью и становится вашей… Я отказываюсь от всех моих прав на него и уступаю их вам… тяжела для меня эта жертва, маркиз, но я приношу ее единственно для пользы моего милого малютки…Маркиз снова перебил бесстыдного притворщика и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45