— Если мадам д'Этиоль сделается фавориткой, вы надеетесь со временем стать начальником полиции?
— Признаюсь в этом откровенно.
— Какое вознаграждение буду я иметь?
— Какое вы хотите?
— Я променяю это место только на главное интендантство.
— На лангедокское, например. Это ваша родина.
— Это было бы для меня удобнее всякого другого, но я приму и провансальское, потому что моя жена родом из Марселя.
— Если успех будет сопутствовать мне, я обязуюсь употребить все силы, чтобы исполнить ваше желание, и даю вам слово, что приму ваше место только после вашего назначения.
— Решено, любезный Беррье. Я питаю к вам такое доверие, какое и вы питаете ко мне. Теперь в случае, если вы потерпите неудачу, что я буду должен сделать для вас?
— Предоставить мне место главного откупщика. Я хочу заняться финансами. Турншер будет в восторге от моего покровительства и будет сам мне покровительствовать.
— Даю вам слово. Я убежден, что успешным все же будет ваш вариант.
— Так повидайтесь сами с мадам д'Этиоль, если убеждены в ее победе.
— Я не верю в свои успехи на посту начальника полиции. Вот уже год мне ничего не удается, дело Петушиного Рыцаря чрезвычайно повредило мне в глазах короля… Я понимаю неудовольствие его величества…
— Это правда. Дело становится непонятным. Что означает исчезновение молодых девушек?
— Дочери Даже и невесты его сына? В судьбах обеих девушек сам король принимает участие, он даже сделал им свадебные подарки, и в ту же самую ночь они похищены. Причем никак не удается узнать, куда они девались! Честное слово, есть от чего сойти с ума!
Дверь кабинета отворилась.
— Монсеньор д'Аржансон, — доложил посыльный.
— Министр! — с живостью сказал Фейдо, вставая. — Все, о чем говорили, решено? — спросил он Беррье.
— Да, если вы этого хотите, — отвечал секретарь.
— Хочу.
— Что ж, начнем действовать. Я прямо от вас иду к мадам д'Этиоль.
— Идите и действуйте.
Министр вошел, Беррье низко поклонился и вышел.
XXXIX
Недовольство короля
Когда дверь закрылась, д'Аржансон пристально взглянул на начальника полиции.
— Любезный Фейдо, — сказал он, — с сожалением должен сообщить что я принес вам плохое известие.
— Я этого ждал, — отвечал Фейдо.
— Король поручил мне выразить вам его недовольство. Епископ Мирпуа приезжал сегодня утром просить короля возвратить свободу мнимому Петушиному Рыцарю, которого вы удерживаете, и король отдал мне приказание выпустить из тюрьмы каноника Ронье.
— Но возвратить свободу этому человеку, личность которого не была в достаточной мере доказана, — значит подвергнуться осуждению публики и расписаться в бессилии полиции!
— Этого требует король.
— Как! Я должен признаться, что не поймал Петушиного Рыцаря? Но ведь известие о его конце распространилось повсюду, и спокойствие вернулось в Париж?
— Так захватите Рыцаря!
— Каким способом?
— Если бы я знал!
— Черт побери! — сказал Фейдо с тихой яростью.
— Вы имеете сведения о похищении молодых девушек?
— Никаких!
— Это случилось третьего дня ночью во время бала!
— Именно. Все поиски оказались тщетными, хотя я сделал все, что только возможно было сделать.
— Сабина Даже была опасно ранена месяц назад и похищена две ночи назад, а вы, начальник полиции, ничего не можете узнать! Это недопустимо!
— Но это так.
— Король этого не допускает.
— Меня обвиняют в небрежности или неспособности?
— Нет, но король хочет все знать… А об этом исчезнувшем агенте, которого судил и приговорил к казни Рыцарь, вы имеете сведения?
— Нет.
— А что дало обещание награды тому, кто отправил вам письмо?
— Оно осталось без последствий.
— Не приходил никто?
— Решительно никто.
— Это странно.
— Так что голова идет кругом!
— А пожар в особняке Шароле?
— Виновник не найден.
— А графиня Потоцкая, исчезнувшая в лесу Бонди?
— Никакого известия о ней. Лес был осмотрен весь.
Маркиз д'Аржансон стоял, не выражая желания садиться.
— Любезный Фейдо, — сказал он, — сейчас же освободите каноника Брюссельского капитула и объясните ему, как вы были обмануты. Теперь последний совет, любезный месье де Марвиль, последний…
— Я слушаю.
— Во что бы то ни стало захватите Петушиного Рыцаря.
И, слегка поклонившись, министр вышел. Начальник полиции проводил его по правилам этикета и, когда министр сел в карету, вернулся в свой кабинет. Он был вне себя от гнева, принялся разрывать рапорты и реестры, срывал бахрому с занавесей, топал ногами, сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, ходил, садился, вставал, как человек, надеющийся успокоить себя движением. В дверь тихо постучали.
— Войдите! — сказал он.
Вошел посыльный и принес письмо на серебряном подносе.
— От кого? — спросил Фейдо.
— Не знаю. Мне подали это письмо и велели немедля отнести его вам. Человек, принесший его, ждет ответа.
Фейдо де Марвиль распечатал письмо и прочел его. Его мрачная физиономия вдруг просияла. «О! — подумал он. — Это было бы большим счастьем!»
Обратившись к посыльному, ожидавшему приказаний, он сказал:
— Проводите сюда этого человека!
Посыльный поклонился, вышел и почти тотчас вернулся.
XL
Старик
— Войдите, месье, — посыльный отворил дверь и посторонился.
Спустя мгновение на пороге показался человек лет семидесяти, сгорбленный, с белыми волосами, по-видимому, очень смущенный, не смевший идти ни вперед, ни назад и не знавший, что ему делать.
— Войдите! — повторил посыльный.
Старик вошел, и дверь закрылась за ним. Он медленно поднял голову, осмотрелся вокруг с беспокойством, и выражение робости и страха изобразилось на его физиономии.
— Подойдите ко мне! — сказал Фейдо тоном почти любезным.
Старик подошел, низко поклонившись несколько раз.
— Ваше имя? — спросил начальник полиции. Вместо ответа старик снова осмотрелся вокруг.
— Нас никто не услышит? — спросил он дрожащим голосом.
— Никто, — ответил Фейдо.
— Нас точно никто не слушает?
— Никто.
— Сюда никто не войдет невзначай?
— Нет.
— Умоляю вас, заприте двери на замок.
— Говорите, говорите!
— Я не могу, я не буду спокоен, если вы не запрете двери. Я бедный старик, пожертвовавший своей жизнью для того, чтобы услужить начальнику полиции…
— Не бойтесь ничего!
— Говорят, что здесь пробито все насквозь: потолки, стены — все…
Фейдо улыбнулся и запер двери.
— Теперь, — сказал он, — вы можете быть спокойны.
— Да, — сказал старик, вздохнув с облегчением.
— Как вас зовут?
— Жюль Алексис Лоазо.
— Это вы написали письмо?
— Я, монсеньор.
— Это вы нашли то письмо с моим адресом, которое потом послали по почте?
— Я, монсеньор.
— Почему вы не пришли раньше?
— Я не смел, я боялся…
— Где именно вы нашли это письмо?
— О далеко отсюда! На улице Сент-Этьенн.
— Как вы его нашли?
— Утром. Я шел, заметил на мостовой бумагу и поднял ее…
— Это было на улице Сент-Этьенн? В каком месте?
— Напротив церкви Святой Женевьевы.
— Вы знаете еще что-либо об этом письме?
— Ничего.
Фейдо задумался.
— Вы знаете, — сказал он, — что я обещал награду тому, кто послал мне это письмо?
— Знаю и надеюсь, что получу ее.
— Вы, разумеется, получите, только…
— Только что? — с беспокойством спросил старик.
— Я должен иметь верное доказательство, что именно вы нашли письмо, потому что всякий может прийти ко мне и заявить то же самое.
Беспокойство старика, по-видимому, удвоилось.
— Но это правда, это правда! — стал уверять он.
— Вы можете это доказать?
— Увы, нет!
— Никто не видел, как вы подняли это письмо?
— Никто… я был один.
— Вы проводите агента на ту самую улицу и покажете место, где нашли это письмо.
— Хорошо, монсеньор.
— Вы не хотите ничего больше сообщить мне?
Старик казался сильно взволнованным.
— Я… не… могу… — пролепетал он, — однако… мне хотелось бы…
— Что? Что такое? Что вы хотите сказать?
— Я не смею.
— Говорите! Не бойтесь ничего.
Старик выпрямился с усилием и посмотрел на начальника полиции.
— Дело касается Петушиного Рыцаря, — сказал он.
— Рыцаря? — повторил Фейдо недоверчиво.
— Да, ваше превосходительство.
— Вы его видели?
— Да… очень часто.
— Но где же?
— Он мой жилец.
— Рыцарь — ваш жилец! — закричал с изумлением начальник полиции.
— Да… но он не все время живет в этой квартире, а приходит туда время от времени.
— Где это?
— Ваше превосходительство, позвольте мне спросить: сколько, вы сказали, дадите тому, кто выдаст вам Рыцаря, настоящего Рыцаря, а не фальшивого?
— Я дам двести луидоров и место с жалованьем в две тысячи ливров.
— Это хорошо, но мало.
— Как! Двести луидоров и жалованье в две тысячи?
— Может быть, для меня вы дадите другую награду?
— Вы как будто намерены торговаться?
— Но ведь это действительно торг. Я продаю вам Рыцаря и назначаю цену.
— Какую?
— Я стар, мне остается жить недолго, мне не нужно место с жалованьем, но я люблю делать добро, и мне всегда нужны наличные. Дайте мне вместо двух тысяч жалованья тысячу пистолей.
— Тысячу пистолей! — повторил Фейдо. — Вы забываетесь. Спор неуместен! Вы знаете, где Петушиный Рыцарь и сообщите об этом мне, потому что я должен знать правду именем короля. Я вас награжу, но не будьте требовательны, а то вы будете обвинены.
— Обвинен? В чем?
— Человек, знающий, где скрывается разбойник, предводитель убийц, и не служит обществу, не помогает раздавить это чудовище, виновен перед королем и перед законом, потому что становится сообщником этого злодея.
— Вы пугаете меня! Хорошо, я готов! Спрашивайте, я буду вам отвечать. Но крепко ли заперты двери? Потому что я рискую своей жизнью для того, чтобы принести вам пользу.
— Никто не смеет войти без моего приказания.
— Если так, спрашивайте.
— Прежде чем отвечать, подумайте. Если вы расскажете мне правду, если не будете стараться обмануть меня, я щедро вас награжу… даже очень щедро, но если вы меня обманете…
— Моя жизнь в ваших руках, сделайте со мной, что хотите.
— Вы будете жестоко наказаны.
— Я ничего не боюсь.
Наступило молчание. Фейдо сидел на кресле у камина, старик стоял перед ним.
— Вы знаете, где Петушиный Рыцарь? — спросил Фейдо.
— Знаю, — отвечал старик.
— Где он?
— Очень близко отсюда.
— Очень близко, говорите вы?
— Гораздо ближе, чем вы думаете.
— Где же он?
— Я не могу этого сказать, но, если ваше превосходительство желает, я сведу вас с Петушиным Рыцарем.
— Вы?
— Клянусь моей головой.
— Когда?
— Когда вам угодно.
— Сегодня.
— Сейчас.
— Вы выдадите мне Петушиного Рыцаря?
— Вы будете стоять с ним лицом к лицу.
— Сделайте же это!
— Это уже сделано.
Фейдо откинулся на спинку кресла. Два пистолета были направлены в его грудь. Старик преобразился: глаза его горели, на губах мелькала насмешливая улыбка, в лице таилась угроза.
— Вы хотели видеть Петушиного Рыцаря, — сказал он, — глядите же на него, господин начальник полиции, он перед вами!
Фейдо не отвечал.
— Одно слово, одно движение — и вы умрете. Я вам сказал свое имя, мне не нужно угрожать вам другим образом.
С этими словами Рыцарь положил пистолеты на стол, потом, вынув из кармана одной рукой небольшой кинжал, взял его в зубы, другой рукой вынул из кармана тонкие и крепкие веревки и, подойдя к начальнику полиции, сказал:
— Дайте связать себя, или я вас убью! Этот кинжал отравлен. Мне стоит только уколоть вас — и вы мгновенно умрете.
С кинжалом в зубах, направив острие на начальника полиции, Рыцарь схватил обе руки Фейдо и крепко их связал, потом связал ему ноги и прикрутил веревками к креслу. Начальник полиции не мог сделать ни малейшего движения. Рыцарь заткнул ему рот.
— Вы будете отвечать наклоном головы, — сказал Рыцарь и извлек из кармана начальника полиции связку ключей.
— Который ключ от железного шкафа? — спросил он. — Я вам буду показывать их один за другим, и вы кивнете, когда увидите его.
Когда ключ был указан — де Марвилю ничего иного не оставалось, — Рыцарь открыл железный шкаф. Не говоря ни слова, он выбрал нужные бумаги, потом поднял двойное дно, взял свертки с золотом и банковские билеты. После этого он все запер, положил ключи в карман начальника полиции, сел перед бюро и начал писать. Закончив, он встал.
— Вот письмо к месье Беррье, — сказал он. — Я ему написал о том, что здесь случилось, и объяснил необходимость прийти и освободить вас. Я пошлю ему это письмо с дежурным посыльным.
Де Марвиль задыхался от бешенства и гнева, но не мог ничего поделать. Рыцарь низко поклонился, взял бумаги, золото и банковские билеты и тихо отпер дверь.
— Оставляю вам на память свои пистолеты, — сказал он, еще раз поклонился и вышел.
Часть третья
ГРАФ ле СЕН-ЖЕРМЕН
I
Опера
В то апрельское утро 1745 года в Париже стояла ненастная погода: шел сильный дождь, дул порывистый ветер, а улицы представляли собой потоки липкой грязи.
Карета, запряженная двумя прекрасными лошадьми-тяжеловозами, с извозчиком в ливрее и напудренном парике, выехав с улицы Фромандо, повернула на улицу Сент-Оноре и остановилась у здания Оперы.
Лакей соскочил со своего места, распахнул дверцу, опустил подножку и отошел в сторону. Показалась маленькая ножка, хорошенькая головка, и грациозная женщина, очень кокетливо одетая, промелькнула, как быстрая тень, из кареты в вестибюль Оперы, предназначенный для артистов. Было видно, что молодая особа прекрасно знала расположение уборных и скорее всего принадлежала к числу артистов Оперы. Налево располагалась комната швейцара. Увидев молодую женщину, цербер низко поклонился.
— Для меня нет ничего? — спросила хорошенькая дама.
— Ничего, — ответил швейцар.
Она быстро прошла в коридор, в глубине которого находилась лестница, слабо освещенная тусклым фонарем. Молодая женщина проворно взбежала по ступенькам, открыла дверь, но на пороге споткнулась.
— Как же здесь темно, недолго и шею сломать! — сказала она.
— Шею — это еще полбеды, — ответил веселый голос, — хуже сломать ногу. Шеи нужны певицам, а танцовщицам необходимы ноги!
— Я опоздала, Дюпре?
— Как всегда, дорогая Комарго.
— Меня ждут, чтобы начинать?
— Да. Все уже на сцене.
— И Сале?
— Только что приехала, она в своей уборной.
— Я иду в свою и скоро буду на сцене.
— Я могу велеть начинать?
— Да-да! Я вас не задержу!
Комарго исчезла в коридоре. Дюпре направился к сцене. В прошлом он был танцором и имел огромный успех, потом стал балетмейстером, капельмейстером и танцмейстером Королевской академии. Он был учителем Комарго.
Дюпре взял свою маленькую скрипку, лежавшую на бархатной скамейке, и вышел на сцену. Сцена была освещена не лучше коридоров. Зал была погружен в глубокий мрак. Сальные свечи (восковые зажигали только вечером) в железных подсвечниках, прикрепленных к деревянным балкам, были размещены на сцене, бросая красноватый свет. Восемь музыкантов сидели в оркестровой яме. По сцене расхаживали три молодые женщины в специальных костюмах для репетиции: в шелковых панталонах, юбках и корсажах из белого пике. Это были Аллар, Софи и Лемуан. Перед сценой какой-то мужчина проделывал пируэты. Это был Новерр, знаменитый танцор, ученик Дюпре, дебют которого в 1743 году в Фонтенбло имел блестящий успех. Он первый осмелился танцевать с открытым лицом — до него танцоры носили маски. Справа другой танцор, Гардель, также репетировал, проделывая разные па. В глубине сцены находились групповые танцоры.
— Начнем, — сказал Дюпре, выходя на сцену. — Прошу занять свои места.
II
Визит Петушиного Рыцаря
— Итак, Аллар, пока не пришли Комарго и Сале, повторите это па.
— Отсюда начать, месье Дюпре?
— Да, моя красавица.
Дюпре отошел немного влево, к авансцене.
Аллар, прелестная восемнадцатилетняя девушка с белокурыми волосами, голубыми глазами, гибким станом и удивительно стройными ножками, стала в третью позицию.
— Пятую! — сказал Дюпре. — Скрестите ноги совсем… Чтобы носок левой ноги совершенно касался пятки правой ноги… Вот так! Опустите руки… Так! Наклоните голову направо… пусть ваша поза будет естественной…
Аллар в точности исполняла команды. В этой позе она казалась нимфой, готовой к полету. Дюпре смотрел на нее как тонкий знаток и сделал одобрительный знак головой.
Затем он взял свою скрипку и сыграл на ней мелодию танца.
— Хорошо, хорошо, — говорил он, глядя, как Аллар танцует, — очень хорошо! Наклонитесь теперь медленно, как бы для того, чтобы поднять что-нибудь с пола… постарайтесь это проделать, не сгибая ноги… еще… еще…
Вдруг он сильно ударил по скрипке и закричал:
— Да не так! Три раза вы пробуете это движение, и оно не становится лучше…
— Месье Дюпре, я делаю, как вы мне сказали, — проговорила со слезами на глазах Аллар.
— Да нет же!
За кулисами послышался звонкий голос, напевающий модный куплет.
— А! Это Сале, — сказал Новерр, сделав пируэт, который он кончил низким поклоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Признаюсь в этом откровенно.
— Какое вознаграждение буду я иметь?
— Какое вы хотите?
— Я променяю это место только на главное интендантство.
— На лангедокское, например. Это ваша родина.
— Это было бы для меня удобнее всякого другого, но я приму и провансальское, потому что моя жена родом из Марселя.
— Если успех будет сопутствовать мне, я обязуюсь употребить все силы, чтобы исполнить ваше желание, и даю вам слово, что приму ваше место только после вашего назначения.
— Решено, любезный Беррье. Я питаю к вам такое доверие, какое и вы питаете ко мне. Теперь в случае, если вы потерпите неудачу, что я буду должен сделать для вас?
— Предоставить мне место главного откупщика. Я хочу заняться финансами. Турншер будет в восторге от моего покровительства и будет сам мне покровительствовать.
— Даю вам слово. Я убежден, что успешным все же будет ваш вариант.
— Так повидайтесь сами с мадам д'Этиоль, если убеждены в ее победе.
— Я не верю в свои успехи на посту начальника полиции. Вот уже год мне ничего не удается, дело Петушиного Рыцаря чрезвычайно повредило мне в глазах короля… Я понимаю неудовольствие его величества…
— Это правда. Дело становится непонятным. Что означает исчезновение молодых девушек?
— Дочери Даже и невесты его сына? В судьбах обеих девушек сам король принимает участие, он даже сделал им свадебные подарки, и в ту же самую ночь они похищены. Причем никак не удается узнать, куда они девались! Честное слово, есть от чего сойти с ума!
Дверь кабинета отворилась.
— Монсеньор д'Аржансон, — доложил посыльный.
— Министр! — с живостью сказал Фейдо, вставая. — Все, о чем говорили, решено? — спросил он Беррье.
— Да, если вы этого хотите, — отвечал секретарь.
— Хочу.
— Что ж, начнем действовать. Я прямо от вас иду к мадам д'Этиоль.
— Идите и действуйте.
Министр вошел, Беррье низко поклонился и вышел.
XXXIX
Недовольство короля
Когда дверь закрылась, д'Аржансон пристально взглянул на начальника полиции.
— Любезный Фейдо, — сказал он, — с сожалением должен сообщить что я принес вам плохое известие.
— Я этого ждал, — отвечал Фейдо.
— Король поручил мне выразить вам его недовольство. Епископ Мирпуа приезжал сегодня утром просить короля возвратить свободу мнимому Петушиному Рыцарю, которого вы удерживаете, и король отдал мне приказание выпустить из тюрьмы каноника Ронье.
— Но возвратить свободу этому человеку, личность которого не была в достаточной мере доказана, — значит подвергнуться осуждению публики и расписаться в бессилии полиции!
— Этого требует король.
— Как! Я должен признаться, что не поймал Петушиного Рыцаря? Но ведь известие о его конце распространилось повсюду, и спокойствие вернулось в Париж?
— Так захватите Рыцаря!
— Каким способом?
— Если бы я знал!
— Черт побери! — сказал Фейдо с тихой яростью.
— Вы имеете сведения о похищении молодых девушек?
— Никаких!
— Это случилось третьего дня ночью во время бала!
— Именно. Все поиски оказались тщетными, хотя я сделал все, что только возможно было сделать.
— Сабина Даже была опасно ранена месяц назад и похищена две ночи назад, а вы, начальник полиции, ничего не можете узнать! Это недопустимо!
— Но это так.
— Король этого не допускает.
— Меня обвиняют в небрежности или неспособности?
— Нет, но король хочет все знать… А об этом исчезнувшем агенте, которого судил и приговорил к казни Рыцарь, вы имеете сведения?
— Нет.
— А что дало обещание награды тому, кто отправил вам письмо?
— Оно осталось без последствий.
— Не приходил никто?
— Решительно никто.
— Это странно.
— Так что голова идет кругом!
— А пожар в особняке Шароле?
— Виновник не найден.
— А графиня Потоцкая, исчезнувшая в лесу Бонди?
— Никакого известия о ней. Лес был осмотрен весь.
Маркиз д'Аржансон стоял, не выражая желания садиться.
— Любезный Фейдо, — сказал он, — сейчас же освободите каноника Брюссельского капитула и объясните ему, как вы были обмануты. Теперь последний совет, любезный месье де Марвиль, последний…
— Я слушаю.
— Во что бы то ни стало захватите Петушиного Рыцаря.
И, слегка поклонившись, министр вышел. Начальник полиции проводил его по правилам этикета и, когда министр сел в карету, вернулся в свой кабинет. Он был вне себя от гнева, принялся разрывать рапорты и реестры, срывал бахрому с занавесей, топал ногами, сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, ходил, садился, вставал, как человек, надеющийся успокоить себя движением. В дверь тихо постучали.
— Войдите! — сказал он.
Вошел посыльный и принес письмо на серебряном подносе.
— От кого? — спросил Фейдо.
— Не знаю. Мне подали это письмо и велели немедля отнести его вам. Человек, принесший его, ждет ответа.
Фейдо де Марвиль распечатал письмо и прочел его. Его мрачная физиономия вдруг просияла. «О! — подумал он. — Это было бы большим счастьем!»
Обратившись к посыльному, ожидавшему приказаний, он сказал:
— Проводите сюда этого человека!
Посыльный поклонился, вышел и почти тотчас вернулся.
XL
Старик
— Войдите, месье, — посыльный отворил дверь и посторонился.
Спустя мгновение на пороге показался человек лет семидесяти, сгорбленный, с белыми волосами, по-видимому, очень смущенный, не смевший идти ни вперед, ни назад и не знавший, что ему делать.
— Войдите! — повторил посыльный.
Старик вошел, и дверь закрылась за ним. Он медленно поднял голову, осмотрелся вокруг с беспокойством, и выражение робости и страха изобразилось на его физиономии.
— Подойдите ко мне! — сказал Фейдо тоном почти любезным.
Старик подошел, низко поклонившись несколько раз.
— Ваше имя? — спросил начальник полиции. Вместо ответа старик снова осмотрелся вокруг.
— Нас никто не услышит? — спросил он дрожащим голосом.
— Никто, — ответил Фейдо.
— Нас точно никто не слушает?
— Никто.
— Сюда никто не войдет невзначай?
— Нет.
— Умоляю вас, заприте двери на замок.
— Говорите, говорите!
— Я не могу, я не буду спокоен, если вы не запрете двери. Я бедный старик, пожертвовавший своей жизнью для того, чтобы услужить начальнику полиции…
— Не бойтесь ничего!
— Говорят, что здесь пробито все насквозь: потолки, стены — все…
Фейдо улыбнулся и запер двери.
— Теперь, — сказал он, — вы можете быть спокойны.
— Да, — сказал старик, вздохнув с облегчением.
— Как вас зовут?
— Жюль Алексис Лоазо.
— Это вы написали письмо?
— Я, монсеньор.
— Это вы нашли то письмо с моим адресом, которое потом послали по почте?
— Я, монсеньор.
— Почему вы не пришли раньше?
— Я не смел, я боялся…
— Где именно вы нашли это письмо?
— О далеко отсюда! На улице Сент-Этьенн.
— Как вы его нашли?
— Утром. Я шел, заметил на мостовой бумагу и поднял ее…
— Это было на улице Сент-Этьенн? В каком месте?
— Напротив церкви Святой Женевьевы.
— Вы знаете еще что-либо об этом письме?
— Ничего.
Фейдо задумался.
— Вы знаете, — сказал он, — что я обещал награду тому, кто послал мне это письмо?
— Знаю и надеюсь, что получу ее.
— Вы, разумеется, получите, только…
— Только что? — с беспокойством спросил старик.
— Я должен иметь верное доказательство, что именно вы нашли письмо, потому что всякий может прийти ко мне и заявить то же самое.
Беспокойство старика, по-видимому, удвоилось.
— Но это правда, это правда! — стал уверять он.
— Вы можете это доказать?
— Увы, нет!
— Никто не видел, как вы подняли это письмо?
— Никто… я был один.
— Вы проводите агента на ту самую улицу и покажете место, где нашли это письмо.
— Хорошо, монсеньор.
— Вы не хотите ничего больше сообщить мне?
Старик казался сильно взволнованным.
— Я… не… могу… — пролепетал он, — однако… мне хотелось бы…
— Что? Что такое? Что вы хотите сказать?
— Я не смею.
— Говорите! Не бойтесь ничего.
Старик выпрямился с усилием и посмотрел на начальника полиции.
— Дело касается Петушиного Рыцаря, — сказал он.
— Рыцаря? — повторил Фейдо недоверчиво.
— Да, ваше превосходительство.
— Вы его видели?
— Да… очень часто.
— Но где же?
— Он мой жилец.
— Рыцарь — ваш жилец! — закричал с изумлением начальник полиции.
— Да… но он не все время живет в этой квартире, а приходит туда время от времени.
— Где это?
— Ваше превосходительство, позвольте мне спросить: сколько, вы сказали, дадите тому, кто выдаст вам Рыцаря, настоящего Рыцаря, а не фальшивого?
— Я дам двести луидоров и место с жалованьем в две тысячи ливров.
— Это хорошо, но мало.
— Как! Двести луидоров и жалованье в две тысячи?
— Может быть, для меня вы дадите другую награду?
— Вы как будто намерены торговаться?
— Но ведь это действительно торг. Я продаю вам Рыцаря и назначаю цену.
— Какую?
— Я стар, мне остается жить недолго, мне не нужно место с жалованьем, но я люблю делать добро, и мне всегда нужны наличные. Дайте мне вместо двух тысяч жалованья тысячу пистолей.
— Тысячу пистолей! — повторил Фейдо. — Вы забываетесь. Спор неуместен! Вы знаете, где Петушиный Рыцарь и сообщите об этом мне, потому что я должен знать правду именем короля. Я вас награжу, но не будьте требовательны, а то вы будете обвинены.
— Обвинен? В чем?
— Человек, знающий, где скрывается разбойник, предводитель убийц, и не служит обществу, не помогает раздавить это чудовище, виновен перед королем и перед законом, потому что становится сообщником этого злодея.
— Вы пугаете меня! Хорошо, я готов! Спрашивайте, я буду вам отвечать. Но крепко ли заперты двери? Потому что я рискую своей жизнью для того, чтобы принести вам пользу.
— Никто не смеет войти без моего приказания.
— Если так, спрашивайте.
— Прежде чем отвечать, подумайте. Если вы расскажете мне правду, если не будете стараться обмануть меня, я щедро вас награжу… даже очень щедро, но если вы меня обманете…
— Моя жизнь в ваших руках, сделайте со мной, что хотите.
— Вы будете жестоко наказаны.
— Я ничего не боюсь.
Наступило молчание. Фейдо сидел на кресле у камина, старик стоял перед ним.
— Вы знаете, где Петушиный Рыцарь? — спросил Фейдо.
— Знаю, — отвечал старик.
— Где он?
— Очень близко отсюда.
— Очень близко, говорите вы?
— Гораздо ближе, чем вы думаете.
— Где же он?
— Я не могу этого сказать, но, если ваше превосходительство желает, я сведу вас с Петушиным Рыцарем.
— Вы?
— Клянусь моей головой.
— Когда?
— Когда вам угодно.
— Сегодня.
— Сейчас.
— Вы выдадите мне Петушиного Рыцаря?
— Вы будете стоять с ним лицом к лицу.
— Сделайте же это!
— Это уже сделано.
Фейдо откинулся на спинку кресла. Два пистолета были направлены в его грудь. Старик преобразился: глаза его горели, на губах мелькала насмешливая улыбка, в лице таилась угроза.
— Вы хотели видеть Петушиного Рыцаря, — сказал он, — глядите же на него, господин начальник полиции, он перед вами!
Фейдо не отвечал.
— Одно слово, одно движение — и вы умрете. Я вам сказал свое имя, мне не нужно угрожать вам другим образом.
С этими словами Рыцарь положил пистолеты на стол, потом, вынув из кармана одной рукой небольшой кинжал, взял его в зубы, другой рукой вынул из кармана тонкие и крепкие веревки и, подойдя к начальнику полиции, сказал:
— Дайте связать себя, или я вас убью! Этот кинжал отравлен. Мне стоит только уколоть вас — и вы мгновенно умрете.
С кинжалом в зубах, направив острие на начальника полиции, Рыцарь схватил обе руки Фейдо и крепко их связал, потом связал ему ноги и прикрутил веревками к креслу. Начальник полиции не мог сделать ни малейшего движения. Рыцарь заткнул ему рот.
— Вы будете отвечать наклоном головы, — сказал Рыцарь и извлек из кармана начальника полиции связку ключей.
— Который ключ от железного шкафа? — спросил он. — Я вам буду показывать их один за другим, и вы кивнете, когда увидите его.
Когда ключ был указан — де Марвилю ничего иного не оставалось, — Рыцарь открыл железный шкаф. Не говоря ни слова, он выбрал нужные бумаги, потом поднял двойное дно, взял свертки с золотом и банковские билеты. После этого он все запер, положил ключи в карман начальника полиции, сел перед бюро и начал писать. Закончив, он встал.
— Вот письмо к месье Беррье, — сказал он. — Я ему написал о том, что здесь случилось, и объяснил необходимость прийти и освободить вас. Я пошлю ему это письмо с дежурным посыльным.
Де Марвиль задыхался от бешенства и гнева, но не мог ничего поделать. Рыцарь низко поклонился, взял бумаги, золото и банковские билеты и тихо отпер дверь.
— Оставляю вам на память свои пистолеты, — сказал он, еще раз поклонился и вышел.
Часть третья
ГРАФ ле СЕН-ЖЕРМЕН
I
Опера
В то апрельское утро 1745 года в Париже стояла ненастная погода: шел сильный дождь, дул порывистый ветер, а улицы представляли собой потоки липкой грязи.
Карета, запряженная двумя прекрасными лошадьми-тяжеловозами, с извозчиком в ливрее и напудренном парике, выехав с улицы Фромандо, повернула на улицу Сент-Оноре и остановилась у здания Оперы.
Лакей соскочил со своего места, распахнул дверцу, опустил подножку и отошел в сторону. Показалась маленькая ножка, хорошенькая головка, и грациозная женщина, очень кокетливо одетая, промелькнула, как быстрая тень, из кареты в вестибюль Оперы, предназначенный для артистов. Было видно, что молодая особа прекрасно знала расположение уборных и скорее всего принадлежала к числу артистов Оперы. Налево располагалась комната швейцара. Увидев молодую женщину, цербер низко поклонился.
— Для меня нет ничего? — спросила хорошенькая дама.
— Ничего, — ответил швейцар.
Она быстро прошла в коридор, в глубине которого находилась лестница, слабо освещенная тусклым фонарем. Молодая женщина проворно взбежала по ступенькам, открыла дверь, но на пороге споткнулась.
— Как же здесь темно, недолго и шею сломать! — сказала она.
— Шею — это еще полбеды, — ответил веселый голос, — хуже сломать ногу. Шеи нужны певицам, а танцовщицам необходимы ноги!
— Я опоздала, Дюпре?
— Как всегда, дорогая Комарго.
— Меня ждут, чтобы начинать?
— Да. Все уже на сцене.
— И Сале?
— Только что приехала, она в своей уборной.
— Я иду в свою и скоро буду на сцене.
— Я могу велеть начинать?
— Да-да! Я вас не задержу!
Комарго исчезла в коридоре. Дюпре направился к сцене. В прошлом он был танцором и имел огромный успех, потом стал балетмейстером, капельмейстером и танцмейстером Королевской академии. Он был учителем Комарго.
Дюпре взял свою маленькую скрипку, лежавшую на бархатной скамейке, и вышел на сцену. Сцена была освещена не лучше коридоров. Зал была погружен в глубокий мрак. Сальные свечи (восковые зажигали только вечером) в железных подсвечниках, прикрепленных к деревянным балкам, были размещены на сцене, бросая красноватый свет. Восемь музыкантов сидели в оркестровой яме. По сцене расхаживали три молодые женщины в специальных костюмах для репетиции: в шелковых панталонах, юбках и корсажах из белого пике. Это были Аллар, Софи и Лемуан. Перед сценой какой-то мужчина проделывал пируэты. Это был Новерр, знаменитый танцор, ученик Дюпре, дебют которого в 1743 году в Фонтенбло имел блестящий успех. Он первый осмелился танцевать с открытым лицом — до него танцоры носили маски. Справа другой танцор, Гардель, также репетировал, проделывая разные па. В глубине сцены находились групповые танцоры.
— Начнем, — сказал Дюпре, выходя на сцену. — Прошу занять свои места.
II
Визит Петушиного Рыцаря
— Итак, Аллар, пока не пришли Комарго и Сале, повторите это па.
— Отсюда начать, месье Дюпре?
— Да, моя красавица.
Дюпре отошел немного влево, к авансцене.
Аллар, прелестная восемнадцатилетняя девушка с белокурыми волосами, голубыми глазами, гибким станом и удивительно стройными ножками, стала в третью позицию.
— Пятую! — сказал Дюпре. — Скрестите ноги совсем… Чтобы носок левой ноги совершенно касался пятки правой ноги… Вот так! Опустите руки… Так! Наклоните голову направо… пусть ваша поза будет естественной…
Аллар в точности исполняла команды. В этой позе она казалась нимфой, готовой к полету. Дюпре смотрел на нее как тонкий знаток и сделал одобрительный знак головой.
Затем он взял свою скрипку и сыграл на ней мелодию танца.
— Хорошо, хорошо, — говорил он, глядя, как Аллар танцует, — очень хорошо! Наклонитесь теперь медленно, как бы для того, чтобы поднять что-нибудь с пола… постарайтесь это проделать, не сгибая ноги… еще… еще…
Вдруг он сильно ударил по скрипке и закричал:
— Да не так! Три раза вы пробуете это движение, и оно не становится лучше…
— Месье Дюпре, я делаю, как вы мне сказали, — проговорила со слезами на глазах Аллар.
— Да нет же!
За кулисами послышался звонкий голос, напевающий модный куплет.
— А! Это Сале, — сказал Новерр, сделав пируэт, который он кончил низким поклоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51