Эта ночная прогулка по кладбищу, покрытому снегом, таила в себе что-то зловещее, пугающее.
А остановился перед деревянным крестом и стоял неподвижно, сложив руки и склонив голову. Потом он опустился на колени и долго молился. Крупные слезы падали из его глаз на сложенные руки. Два часа пробило у часовни Лоретанской Богоматери. А вздрогнул и протянул правую руку, в которой держал кольцо.
— Отец мой, — сказал он глухим голосом, — вот обручальное кольцо, которое я нынешней ночью снял с пальца моей матери и принес на твою могилу. Тридцать лет назад в этот день вы оба были счастливы, и будущее улыбалось вам. Двадцать лет назад, в эту самую ночь, в этот самый час вы оба сделались жертвами гнусных убийц! Тебе, отец мой, я поклялся отомстить! С помощью неба я шел по пути, который должен был вести меня к истине. Сегодня ночью я нашел доказательство. Над этим кольцом, отец мой, которое ты надел на палец моей матери, я повторяю клятву и исполню ее. И это мщение будет продолжаться без пощады и без остановки до самого того часа, пока Бог не соединит меня с тобой!
А встал с колен и, протянув обе руки над могилой, повторил:
— Клянусь!
Собака, следовавшая за А, стояла возле него все время, пока он молился, ни разу не зарычав, не сделав ни одного движения. Устремив глаза на А, умное животное словно понимало, что творилось в душе человека, стоявшего на коленях возле отцовской могилы. Когда А встал, Жако смотрел на него, не трогаясь с места. Потом, когда человек протянул руки и произнес последние слова, Жако слегка зарычал.
А медленно вернулся к сторожке. Жако следовал за ним шаг за шагом. А тихо постучал в дверь и сказал:
— Подойдите сюда, друзья мои!
Он еще не успел произнести этих слов, как сторож и его жена показались в дверях. А вынул из кармана два кожаных мешочка.
— Андре! — сказал он, подавая один мешочек сторожу. — Вот пятьсот луидоров на похороны всех трудолюбивых людей, семейства которых слишком бедны для того, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
Потом он повернулся к Марии и продолжал:
— Мария, вот пятьсот луидоров для больных детей и несчастных матерей. А этот кошелек для вас, Мария. В нем пенсия за год для вашей матери и деньги, нужные вашему брату для окончания его предприятия.
Две крупные слезы скатились по лицу женщины. Она сложила руки.
— И вы не хотите, чтобы я упала к вашим ногам, — сказала она, — когда вы столько делаете для нас!
— Разве вы не сделали для меня больше, чем я могу когда-нибудь сделать для вас! — сказал А в сильном волнении. — Не по вашей ли милости могу я два года преклонять колени на могиле моего отца, а с этой ночи, наконец, и на могиле моей матери.
— Неужели? — вскричала Мария.
— Да, сведения, которые вы сообщили мне, оказались верны.
— О! Нам помогало небо в тот день, когда мы познакомились с вами, сударь.
— Небо сжалилось над моими страданиями. Я должен из признательности к его неограниченному милосердию иметь жалость к страданиям других. Не благодарите меня, но помогите и облегчите мое горе.
— Мы должны по-прежнему хранить тайну? — спросила Мария.
— Храните ее строго, я этого требую! Жив я буду или умру, никто не должен знать, от кого является эта помощь; пусть ваш отец, и ваша мать, и ваши дети не узнают этого никогда: эта тайна должна умереть с нами.
— Ваша воля будет исполнена, — ответила Мария, поклонившись.
— Прощайте, друзья мои, — сказал А, направляясь к двери.
— Вы пойдете один в такой час, в такую вьюгу?! — воскликнула Мария.
— Чего мне бояться?
— Разбойников и воров.
— Если я встречу разбойников, у меня достаточно золота, чтобы откупиться от них. Если этого золота будет недостаточно, у меня за поясом пара пистолетов и, кроме того, шпага.
Открыв дверь, А сделал прощальное движение рукой Андре и Марии и пошел по улице Гранж-Бательер, где стояли в ту пору всего три дома напротив кладбища. Снег не переставал идти. А снова надел маску и, закутавшись в плащ, пошел быстрым шагом вдоль высокой стены Люксембургского особняка. Когда он проходил по улице Сен-Фиакр, вдруг раздался крик: «Кукареку». При этом громком петушином крике А остановился: его окружили шесть человек. Пятеро держали в правой руке пистолеты, а в левой — шпаги с короткими и толстыми клинками. Шестой прятал руки в карманах своего короткого кафтана.
На всех шестерых были лохмотья, а лица вымазаны двумя красками, красной и черной. Ничто не могло быть страшнее вида этих невесть откуда появившихся существ.
А осмотрелся вокруг без малейшего волнения.
— Что вам нужно? — спросил он твердым голосом, не принимая оборонительной позы.
Тот из шестерых, у которого руки были засунуты в карманы, медленно подошел:
— Заплати за яйцо! — сказал он.
Протянув правую руку, он открыл ладонь, на которой лежало красное яйцо с белым крестом.
— Заплатить за яйцо? — спросил А.
— Да, двадцать луидоров за яйцо, которое обеспечит тебе спокойствие на всю ночь.
— А если у меня нет двадцати луидоров?
— Мы тебя обыщем и возьмем то, что у тебя есть, и будем держать тебя до тех пор, пока ты нам не заплатишь всю цену.
— А если у меня нет таких денег?
— Ты в маске, хорошо одет, у тебя внешность дворянина, ты возвращаешься с какого-нибудь любовного свидания, ты — вельможа и, значит, богат.
— А если ты ошибаешься?
— Я не ошибаюсь. Плати!
— А если у меня с собой больше двадцати луидоров?
— Я прошу у тебя только двадцать: таково наше правило. Но если хочешь, ты можешь купить безопасность на следующую ночь, взяв другие яйца и заплатив за них.
— Кто мне поручится за мою безопасность?
— Слово петуха.
— А если я буду защищаться? — спросил А, внезапно раскрыв свой плащ.
Он схватил два пистолета, заткнутые за пояс. Разбойник не двинулся с места, пятеро других тотчас приблизились и окружили А.
— Не сопротивляйся! — приказал тот, кто назвал себя петухом. — Плати или умри!
— Я заплачу, — сказал А.
Он вынул из кармана двадцать луидоров и подал их разбойнику; тот взял деньги одной рукой, а другой подал яйцо.
— Квиты! — сказал он. — Ты можешь идти, куда хочешь, нынешней ночью, а если кто-нибудь тебя остановит, покажи это яйцо — и тебя пропустят.
Он поклонился, раздалось кукареканье, и все шестеро исчезли. Куда они подевались — невозможно было сказать.
А осмотрелся и продолжил свой путь спокойно, будто с ним ничего не случилось.
Через несколько минут он дошел до предместья Сен-Дени. В этом предместье возвышался монастырь Сестер Милосердия, которых звали тогда Серыми Сестрами. Этот монастырь находился на углу улиц Сен-Дени и Сен-Лорант. День и ночь дверь его не запиралась, у входа висел колокол, в который каждый мог звонить.
А остановился перед этой низкой дверью и тихо позвонил. Дверь открылась, небольшая лампа слабо освещала прихожую, выходившую к большому двору.
В прихожей сидела сестра милосердия в костюме, который не менялся с 1633 года, когда Венсан де Поль заставил надеть его в первый раз Луизу де Мальяк, основательницу ордена. Руки сестры милосердия были спрятаны в серые рукава. Большой накрахмаленный чепец скрывал ее лицо, но по голосу можно было судить, что она молода.
— Чего хочет брат мой? — спросила она.
— Поговорить с матушкой от имени страждущих, — отвечал А. — Вы знаете, что сегодня 30 января, сестра моя?
А сделал заметное ударение на последней фразе. Сестра милосердия отошла в сторону и встала к стене.
— Наша матушка ждет вас в часовне, — сказала она тихим голосом.
А прошел через двор в часовню. Свисавшая со свода лампа слабо освещала ее.
Женщина в одежде сестры милосердия стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки своими худыми руками. А медленно подошел и встал на колени за спиной монахини.
— Помолитесь за меня! — сказал он.
Монахиня тихо повернула голову; она, по-видимому, нисколько не была удивлена, увидев человека в черной бархатной маске. Она перекрестилась и поднялась с колен.
— Это вы, брат мой, — сказала она.
— Сегодня 30 января, сестра моя, — отвечал он, — и четвертый час утра.
— Я вас ждала.
А остался на коленях. У него в руках был маленький ящик, который он подал настоятельнице.
— Вот мое обычное приношение, — сказал он. Настоятельница взяла ящик, подошла к алтарю и поставила его на амвон.
— Да примет этот дар наш Создатель! — сказала она. — Пусть мольбы всех страждущих, чьи судьбы вы облегчаете, вознесутся к Нему и вымолят у Него милосердие к вам.
А медленно приподнялся. Он низко поклонился сестре милосердия, потом пошел к двери часовни. Сестра милосердия поспешила его опередить и, окропив пальцы в святой воде, подала ему чашу. А казался очень взволнованным.
— Сестра моя, — сказал он, — моя рука не смеет коснуться вашей…
— Почему?
— Потому что ваша рука чиста, а моя осквернена.
Сестра милосердия тихо покачала головой.
— Брат мой, — сказала она, — я не знаю, кто вы, потому что я никогда не видела вашего лица и не знаю вашего имени, мне неизвестно ваше прошлое, но я знаю, что вы делаете. Вот уже четвертый год, как ночью 30 января вы приносите мне в эту часовню сто тысяч ливров, чтобы тайно раздавать страждущим. Сто тысяч ливров спасли жизнь многим больным! Дело, исполняемое вами тайно, есть дело благочестивое. Какой проступок совершили вы, я не знаю, но милосердие всемогущего Господа неистощимо, а доказательством, что это милосердие распространяется на вас, служит то, что за эти два года, особенно в нынешнем, все, кому я помогала вашими деньгами, исцелялись быстрее.
А сложил руки у сердца.
— Неужели? — спросил он в сильном волнении. Настоятельница утвердительно склонила голову. А поклонился ей.
— Это ваши молитвы даровали мне милосердие Божие, пусть эти молитвы и впредь возносятся к Богу. — Он сделал шаг назад и прибавил: — Через год в этот самый час.
Он прошел двор, прихожую и быстрыми шагами направился к Сен-Дени.
Пробило четыре часа на монастырской колокольне.
— Добрые дела кончены, — сказал А, — теперь очередь за скверными. Час благодеяния прошел, час мщения пробил!
III
Волшебная звезда
Снег перестал идти, но черные тучи над Парижем предвещали, что скоро он пойдет опять.
А шел по направлению к Сене. Дойдя до улицы Коссонри, он замедлил шаги и стал осторожно двигаться вдоль стены кладбища. Он вышел на улицу Ферронри. Напротив кладбищенских ворот стояла карета без герба, похожая на наемную. Извозчик спал на козлах.
А осмотрел карету и бесшумно подошел. Стекло дверцы, которое было поднято, вдруг опустилось, и голова женщины, закутанная в шелковые складки черного капюшона, показалась в тени. А остановился очень близко от кареты.
— Откуда явилась звезда? — спросил он.
— Из леса, — ответил нежный взволнованный голос. А подошел ближе.
— На маскараде в ратуше все будет готово, — сказал он.
— А Вине?
— Он с нами. Вот его письмо.
А подал бумагу, которую отдал ему В.
— А Ришелье? — спросила незнакомка.
— Он ничего не знает и не будет знать.
— А король?
— Он не расстается с миниатюрным портретом.
— Маскарад будет совсем скоро?
— Да, надо взять реванш нынешней ночью, или все погибнет.
— Но как?
— Делами мадам д'Эстрад занимается тот… кого вы знаете.
Незнакомка наклонилась к А.
— Начальник полиции? — спросила она тихим голосом.
— Он самый.
— О! С ним бессмысленно бороться. Фейдо всемогущ!
— Не бойтесь ничего, он выйдет из игры до маскарада…
— Каким образом?
— Его убьет шутка.
— Объясните мне…
— Ничего не объясню, вы все узнаете, когда придет пора узнать. Надейтесь и действуйте! То, что вы делали до сих пор, великолепно. Продолжайте ваше дело и положитесь на меня.
— Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?
— Немедленно.
А шагнул назад, поклонился, но шляпы не снял. Дама в капюшоне жестом остановила его. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешочек, лежавший на передней скамье, и протянула его А. Тот не поднял даже руки, чтобы взять мешок. .
— Как, — сказала дама, — вы не хотите?
— Больше ничего! — отвечал А.
— Тут только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…
— Пожалуйста, положите мешок обратно. Не будем об этом говорить. Считаете ли вы, что я служу вам хорошо?
— Прекрасно!
— Я не принял вашей руки с деньгами, но я прошу вас дать мне вашу руку пустой.
Изящная, красивая рука с белоснежной кожей без перчатки была просунута в дверцу. А взял эти тонкие пальцы в свою левую руку и поднес их к губам, а правой быстро надел на палец бриллиантовый перстень, до того прекрасный, что тот засверкал в ночной темноте, как светлячок в густой траве.
— О! — сказала дама с восторгом. — Но я не могу принять…
— Это ничтожная безделица. Я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.
— Но, Боже мой, — сказала молодая женщина, сложив руки, — кто вы?
— Скоро узнаете.
— Когда?
— Когда окажетесь в Версале и когда весь двор будет у ваших ног… Тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награду за свою службу!
— Приходите, я исполню все, о чем вы меня попросите.
— Поклянитесь!
— Клянусь!
— Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.
— Как, — прошептала молодая женщина, — вы думаете, что мне удастся?
— Да. Через месяц в Версале.
А отступил и сделал движение рукой. Извозчик, прежде, очевидно, спавший, вдруг приподнялся, взял вожжи, ударил ими лошадей, которые, несмотря на снег, пошли крупной рысью. Карета исчезла на улице Ферронри.
А бросил прощальный взгляд вокруг. В уверенности, что никто его не подстерегает, он пошел быстрыми шагами к Сене.
Меньше чем за десять минут А дошел до набережной, где возвышался длинный ряд высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, разделенных узкими переулками.
Ночью, да еще в такую погоду эта часть Парижа выглядела весьма уныло. Мрачное здание суда возвышалось на противоположном берегу, как грозная тюрьма с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.
На набережной, где располагались маленькие лавочки, было совсем темно. А остановился на улице Сонри у одной двери. Снег не переставал идти, и поднялась сильная вьюга, так что нельзя было разглядеть фонарей. А, видимо, чего-то ждал. Слышался лишь шум воды в Сене. Вдруг запел петух в ночной тишине, он пропел три раза. А кашлянул; на набережной показалась тень, и во вьюге вырисовался человек. На нем было коричневое платье полувоенного покроя, большая фетровая шляпа закрывала лоб. С изумительной быстротой человек обогнул угол улицы Сонри и очутился напротив А. Он поднес руку ко лбу, как солдат, отдающий честь начальнику.
— Какие новости? — спросил А.
— Никаких, — отвечал человек, — все идет хорошо.
— Особняк окружен?
— Наилучшим образом. Ваши приказания исполнены.
— Где Растрепанный Петух?
— На улице Барбет, с одиннадцатью курицами.
— Где Петух Коротышка?
— У монастыря святого Анастасия, с десятью курицами.
— Где Петух Яго?
— В подвале особняка Альбре, с десятью курицами.
— Золотой Петух на Монмартре с пятью курицами, — перебил А.
— Вам это известно? — удивился его собеседник.
— Я заплатил за право пройти, не выдав себя.
Он вытащил яйцо из кармана и сказал:
— Положи это в гнездо, и, если все готово… пойдем!
На минуту воцарилось молчание.
— Где курятник? — вдруг спросил А.
— Под первой аркой моста.
— Он полон?
— Почти.
— Сколько там куриц?
— Восемнадцать.
— А петухов?
— Три.
— Хорошо. Иди и приготовь все к полету.
— Куда летим?
— Узнаешь об этом, когда я к тебе приду.
— Других приказаний не будет?
— Нет. Иди!
Человек исчез в снежном вихре. А все стоял на том же месте спиной к двери. Он прислонился к ней, потом поднялся на деревянную ступень и стоял так несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А исчез.
IV
Нисетта
А оказался в узкой комнате, освещенной небольшим фонарем, висевшим на стене. Он снял с себя плащ, шляпу с широкими полями и маску.
Луч фонаря осветил лицо человека лет тридцати пяти, невероятно красивого. Но особенно бросалась в глаза сила этого подвижного и умного лица. Во взгляде была видна твердость, показывавшая необыкновенную душевную мощь. Кожа была бледной, черты — правильными, губы — розовыми. Обнаруживалась в чертах лица и доброта.
А стряхнул с платья следы земли, оставленные ночным посещением сада на улице Вербуа, потом пошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с черной шелковой тесьмой и серый плащ. Сняв фонарь, он распахнул небольшую дверь, переступил через порог, спустился на две ступени вниз, и дверь закрылась сама без малейшего шума.
А стоял теперь в коротком коридоре, в конце которого была большая комната, напоминавшая своим видом лавку оружейника. А шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни закрыты изнутри. Большая железная дверь с огромным замком, в который был вставлен огромный ключ, находилась в конце лавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
А остановился перед деревянным крестом и стоял неподвижно, сложив руки и склонив голову. Потом он опустился на колени и долго молился. Крупные слезы падали из его глаз на сложенные руки. Два часа пробило у часовни Лоретанской Богоматери. А вздрогнул и протянул правую руку, в которой держал кольцо.
— Отец мой, — сказал он глухим голосом, — вот обручальное кольцо, которое я нынешней ночью снял с пальца моей матери и принес на твою могилу. Тридцать лет назад в этот день вы оба были счастливы, и будущее улыбалось вам. Двадцать лет назад, в эту самую ночь, в этот самый час вы оба сделались жертвами гнусных убийц! Тебе, отец мой, я поклялся отомстить! С помощью неба я шел по пути, который должен был вести меня к истине. Сегодня ночью я нашел доказательство. Над этим кольцом, отец мой, которое ты надел на палец моей матери, я повторяю клятву и исполню ее. И это мщение будет продолжаться без пощады и без остановки до самого того часа, пока Бог не соединит меня с тобой!
А встал с колен и, протянув обе руки над могилой, повторил:
— Клянусь!
Собака, следовавшая за А, стояла возле него все время, пока он молился, ни разу не зарычав, не сделав ни одного движения. Устремив глаза на А, умное животное словно понимало, что творилось в душе человека, стоявшего на коленях возле отцовской могилы. Когда А встал, Жако смотрел на него, не трогаясь с места. Потом, когда человек протянул руки и произнес последние слова, Жако слегка зарычал.
А медленно вернулся к сторожке. Жако следовал за ним шаг за шагом. А тихо постучал в дверь и сказал:
— Подойдите сюда, друзья мои!
Он еще не успел произнести этих слов, как сторож и его жена показались в дверях. А вынул из кармана два кожаных мешочка.
— Андре! — сказал он, подавая один мешочек сторожу. — Вот пятьсот луидоров на похороны всех трудолюбивых людей, семейства которых слишком бедны для того, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
Потом он повернулся к Марии и продолжал:
— Мария, вот пятьсот луидоров для больных детей и несчастных матерей. А этот кошелек для вас, Мария. В нем пенсия за год для вашей матери и деньги, нужные вашему брату для окончания его предприятия.
Две крупные слезы скатились по лицу женщины. Она сложила руки.
— И вы не хотите, чтобы я упала к вашим ногам, — сказала она, — когда вы столько делаете для нас!
— Разве вы не сделали для меня больше, чем я могу когда-нибудь сделать для вас! — сказал А в сильном волнении. — Не по вашей ли милости могу я два года преклонять колени на могиле моего отца, а с этой ночи, наконец, и на могиле моей матери.
— Неужели? — вскричала Мария.
— Да, сведения, которые вы сообщили мне, оказались верны.
— О! Нам помогало небо в тот день, когда мы познакомились с вами, сударь.
— Небо сжалилось над моими страданиями. Я должен из признательности к его неограниченному милосердию иметь жалость к страданиям других. Не благодарите меня, но помогите и облегчите мое горе.
— Мы должны по-прежнему хранить тайну? — спросила Мария.
— Храните ее строго, я этого требую! Жив я буду или умру, никто не должен знать, от кого является эта помощь; пусть ваш отец, и ваша мать, и ваши дети не узнают этого никогда: эта тайна должна умереть с нами.
— Ваша воля будет исполнена, — ответила Мария, поклонившись.
— Прощайте, друзья мои, — сказал А, направляясь к двери.
— Вы пойдете один в такой час, в такую вьюгу?! — воскликнула Мария.
— Чего мне бояться?
— Разбойников и воров.
— Если я встречу разбойников, у меня достаточно золота, чтобы откупиться от них. Если этого золота будет недостаточно, у меня за поясом пара пистолетов и, кроме того, шпага.
Открыв дверь, А сделал прощальное движение рукой Андре и Марии и пошел по улице Гранж-Бательер, где стояли в ту пору всего три дома напротив кладбища. Снег не переставал идти. А снова надел маску и, закутавшись в плащ, пошел быстрым шагом вдоль высокой стены Люксембургского особняка. Когда он проходил по улице Сен-Фиакр, вдруг раздался крик: «Кукареку». При этом громком петушином крике А остановился: его окружили шесть человек. Пятеро держали в правой руке пистолеты, а в левой — шпаги с короткими и толстыми клинками. Шестой прятал руки в карманах своего короткого кафтана.
На всех шестерых были лохмотья, а лица вымазаны двумя красками, красной и черной. Ничто не могло быть страшнее вида этих невесть откуда появившихся существ.
А осмотрелся вокруг без малейшего волнения.
— Что вам нужно? — спросил он твердым голосом, не принимая оборонительной позы.
Тот из шестерых, у которого руки были засунуты в карманы, медленно подошел:
— Заплати за яйцо! — сказал он.
Протянув правую руку, он открыл ладонь, на которой лежало красное яйцо с белым крестом.
— Заплатить за яйцо? — спросил А.
— Да, двадцать луидоров за яйцо, которое обеспечит тебе спокойствие на всю ночь.
— А если у меня нет двадцати луидоров?
— Мы тебя обыщем и возьмем то, что у тебя есть, и будем держать тебя до тех пор, пока ты нам не заплатишь всю цену.
— А если у меня нет таких денег?
— Ты в маске, хорошо одет, у тебя внешность дворянина, ты возвращаешься с какого-нибудь любовного свидания, ты — вельможа и, значит, богат.
— А если ты ошибаешься?
— Я не ошибаюсь. Плати!
— А если у меня с собой больше двадцати луидоров?
— Я прошу у тебя только двадцать: таково наше правило. Но если хочешь, ты можешь купить безопасность на следующую ночь, взяв другие яйца и заплатив за них.
— Кто мне поручится за мою безопасность?
— Слово петуха.
— А если я буду защищаться? — спросил А, внезапно раскрыв свой плащ.
Он схватил два пистолета, заткнутые за пояс. Разбойник не двинулся с места, пятеро других тотчас приблизились и окружили А.
— Не сопротивляйся! — приказал тот, кто назвал себя петухом. — Плати или умри!
— Я заплачу, — сказал А.
Он вынул из кармана двадцать луидоров и подал их разбойнику; тот взял деньги одной рукой, а другой подал яйцо.
— Квиты! — сказал он. — Ты можешь идти, куда хочешь, нынешней ночью, а если кто-нибудь тебя остановит, покажи это яйцо — и тебя пропустят.
Он поклонился, раздалось кукареканье, и все шестеро исчезли. Куда они подевались — невозможно было сказать.
А осмотрелся и продолжил свой путь спокойно, будто с ним ничего не случилось.
Через несколько минут он дошел до предместья Сен-Дени. В этом предместье возвышался монастырь Сестер Милосердия, которых звали тогда Серыми Сестрами. Этот монастырь находился на углу улиц Сен-Дени и Сен-Лорант. День и ночь дверь его не запиралась, у входа висел колокол, в который каждый мог звонить.
А остановился перед этой низкой дверью и тихо позвонил. Дверь открылась, небольшая лампа слабо освещала прихожую, выходившую к большому двору.
В прихожей сидела сестра милосердия в костюме, который не менялся с 1633 года, когда Венсан де Поль заставил надеть его в первый раз Луизу де Мальяк, основательницу ордена. Руки сестры милосердия были спрятаны в серые рукава. Большой накрахмаленный чепец скрывал ее лицо, но по голосу можно было судить, что она молода.
— Чего хочет брат мой? — спросила она.
— Поговорить с матушкой от имени страждущих, — отвечал А. — Вы знаете, что сегодня 30 января, сестра моя?
А сделал заметное ударение на последней фразе. Сестра милосердия отошла в сторону и встала к стене.
— Наша матушка ждет вас в часовне, — сказала она тихим голосом.
А прошел через двор в часовню. Свисавшая со свода лампа слабо освещала ее.
Женщина в одежде сестры милосердия стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки своими худыми руками. А медленно подошел и встал на колени за спиной монахини.
— Помолитесь за меня! — сказал он.
Монахиня тихо повернула голову; она, по-видимому, нисколько не была удивлена, увидев человека в черной бархатной маске. Она перекрестилась и поднялась с колен.
— Это вы, брат мой, — сказала она.
— Сегодня 30 января, сестра моя, — отвечал он, — и четвертый час утра.
— Я вас ждала.
А остался на коленях. У него в руках был маленький ящик, который он подал настоятельнице.
— Вот мое обычное приношение, — сказал он. Настоятельница взяла ящик, подошла к алтарю и поставила его на амвон.
— Да примет этот дар наш Создатель! — сказала она. — Пусть мольбы всех страждущих, чьи судьбы вы облегчаете, вознесутся к Нему и вымолят у Него милосердие к вам.
А медленно приподнялся. Он низко поклонился сестре милосердия, потом пошел к двери часовни. Сестра милосердия поспешила его опередить и, окропив пальцы в святой воде, подала ему чашу. А казался очень взволнованным.
— Сестра моя, — сказал он, — моя рука не смеет коснуться вашей…
— Почему?
— Потому что ваша рука чиста, а моя осквернена.
Сестра милосердия тихо покачала головой.
— Брат мой, — сказала она, — я не знаю, кто вы, потому что я никогда не видела вашего лица и не знаю вашего имени, мне неизвестно ваше прошлое, но я знаю, что вы делаете. Вот уже четвертый год, как ночью 30 января вы приносите мне в эту часовню сто тысяч ливров, чтобы тайно раздавать страждущим. Сто тысяч ливров спасли жизнь многим больным! Дело, исполняемое вами тайно, есть дело благочестивое. Какой проступок совершили вы, я не знаю, но милосердие всемогущего Господа неистощимо, а доказательством, что это милосердие распространяется на вас, служит то, что за эти два года, особенно в нынешнем, все, кому я помогала вашими деньгами, исцелялись быстрее.
А сложил руки у сердца.
— Неужели? — спросил он в сильном волнении. Настоятельница утвердительно склонила голову. А поклонился ей.
— Это ваши молитвы даровали мне милосердие Божие, пусть эти молитвы и впредь возносятся к Богу. — Он сделал шаг назад и прибавил: — Через год в этот самый час.
Он прошел двор, прихожую и быстрыми шагами направился к Сен-Дени.
Пробило четыре часа на монастырской колокольне.
— Добрые дела кончены, — сказал А, — теперь очередь за скверными. Час благодеяния прошел, час мщения пробил!
III
Волшебная звезда
Снег перестал идти, но черные тучи над Парижем предвещали, что скоро он пойдет опять.
А шел по направлению к Сене. Дойдя до улицы Коссонри, он замедлил шаги и стал осторожно двигаться вдоль стены кладбища. Он вышел на улицу Ферронри. Напротив кладбищенских ворот стояла карета без герба, похожая на наемную. Извозчик спал на козлах.
А осмотрел карету и бесшумно подошел. Стекло дверцы, которое было поднято, вдруг опустилось, и голова женщины, закутанная в шелковые складки черного капюшона, показалась в тени. А остановился очень близко от кареты.
— Откуда явилась звезда? — спросил он.
— Из леса, — ответил нежный взволнованный голос. А подошел ближе.
— На маскараде в ратуше все будет готово, — сказал он.
— А Вине?
— Он с нами. Вот его письмо.
А подал бумагу, которую отдал ему В.
— А Ришелье? — спросила незнакомка.
— Он ничего не знает и не будет знать.
— А король?
— Он не расстается с миниатюрным портретом.
— Маскарад будет совсем скоро?
— Да, надо взять реванш нынешней ночью, или все погибнет.
— Но как?
— Делами мадам д'Эстрад занимается тот… кого вы знаете.
Незнакомка наклонилась к А.
— Начальник полиции? — спросила она тихим голосом.
— Он самый.
— О! С ним бессмысленно бороться. Фейдо всемогущ!
— Не бойтесь ничего, он выйдет из игры до маскарада…
— Каким образом?
— Его убьет шутка.
— Объясните мне…
— Ничего не объясню, вы все узнаете, когда придет пора узнать. Надейтесь и действуйте! То, что вы делали до сих пор, великолепно. Продолжайте ваше дело и положитесь на меня.
— Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?
— Немедленно.
А шагнул назад, поклонился, но шляпы не снял. Дама в капюшоне жестом остановила его. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешочек, лежавший на передней скамье, и протянула его А. Тот не поднял даже руки, чтобы взять мешок. .
— Как, — сказала дама, — вы не хотите?
— Больше ничего! — отвечал А.
— Тут только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…
— Пожалуйста, положите мешок обратно. Не будем об этом говорить. Считаете ли вы, что я служу вам хорошо?
— Прекрасно!
— Я не принял вашей руки с деньгами, но я прошу вас дать мне вашу руку пустой.
Изящная, красивая рука с белоснежной кожей без перчатки была просунута в дверцу. А взял эти тонкие пальцы в свою левую руку и поднес их к губам, а правой быстро надел на палец бриллиантовый перстень, до того прекрасный, что тот засверкал в ночной темноте, как светлячок в густой траве.
— О! — сказала дама с восторгом. — Но я не могу принять…
— Это ничтожная безделица. Я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.
— Но, Боже мой, — сказала молодая женщина, сложив руки, — кто вы?
— Скоро узнаете.
— Когда?
— Когда окажетесь в Версале и когда весь двор будет у ваших ног… Тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награду за свою службу!
— Приходите, я исполню все, о чем вы меня попросите.
— Поклянитесь!
— Клянусь!
— Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.
— Как, — прошептала молодая женщина, — вы думаете, что мне удастся?
— Да. Через месяц в Версале.
А отступил и сделал движение рукой. Извозчик, прежде, очевидно, спавший, вдруг приподнялся, взял вожжи, ударил ими лошадей, которые, несмотря на снег, пошли крупной рысью. Карета исчезла на улице Ферронри.
А бросил прощальный взгляд вокруг. В уверенности, что никто его не подстерегает, он пошел быстрыми шагами к Сене.
Меньше чем за десять минут А дошел до набережной, где возвышался длинный ряд высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, разделенных узкими переулками.
Ночью, да еще в такую погоду эта часть Парижа выглядела весьма уныло. Мрачное здание суда возвышалось на противоположном берегу, как грозная тюрьма с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.
На набережной, где располагались маленькие лавочки, было совсем темно. А остановился на улице Сонри у одной двери. Снег не переставал идти, и поднялась сильная вьюга, так что нельзя было разглядеть фонарей. А, видимо, чего-то ждал. Слышался лишь шум воды в Сене. Вдруг запел петух в ночной тишине, он пропел три раза. А кашлянул; на набережной показалась тень, и во вьюге вырисовался человек. На нем было коричневое платье полувоенного покроя, большая фетровая шляпа закрывала лоб. С изумительной быстротой человек обогнул угол улицы Сонри и очутился напротив А. Он поднес руку ко лбу, как солдат, отдающий честь начальнику.
— Какие новости? — спросил А.
— Никаких, — отвечал человек, — все идет хорошо.
— Особняк окружен?
— Наилучшим образом. Ваши приказания исполнены.
— Где Растрепанный Петух?
— На улице Барбет, с одиннадцатью курицами.
— Где Петух Коротышка?
— У монастыря святого Анастасия, с десятью курицами.
— Где Петух Яго?
— В подвале особняка Альбре, с десятью курицами.
— Золотой Петух на Монмартре с пятью курицами, — перебил А.
— Вам это известно? — удивился его собеседник.
— Я заплатил за право пройти, не выдав себя.
Он вытащил яйцо из кармана и сказал:
— Положи это в гнездо, и, если все готово… пойдем!
На минуту воцарилось молчание.
— Где курятник? — вдруг спросил А.
— Под первой аркой моста.
— Он полон?
— Почти.
— Сколько там куриц?
— Восемнадцать.
— А петухов?
— Три.
— Хорошо. Иди и приготовь все к полету.
— Куда летим?
— Узнаешь об этом, когда я к тебе приду.
— Других приказаний не будет?
— Нет. Иди!
Человек исчез в снежном вихре. А все стоял на том же месте спиной к двери. Он прислонился к ней, потом поднялся на деревянную ступень и стоял так несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А исчез.
IV
Нисетта
А оказался в узкой комнате, освещенной небольшим фонарем, висевшим на стене. Он снял с себя плащ, шляпу с широкими полями и маску.
Луч фонаря осветил лицо человека лет тридцати пяти, невероятно красивого. Но особенно бросалась в глаза сила этого подвижного и умного лица. Во взгляде была видна твердость, показывавшая необыкновенную душевную мощь. Кожа была бледной, черты — правильными, губы — розовыми. Обнаруживалась в чертах лица и доброта.
А стряхнул с платья следы земли, оставленные ночным посещением сада на улице Вербуа, потом пошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с черной шелковой тесьмой и серый плащ. Сняв фонарь, он распахнул небольшую дверь, переступил через порог, спустился на две ступени вниз, и дверь закрылась сама без малейшего шума.
А стоял теперь в коротком коридоре, в конце которого была большая комната, напоминавшая своим видом лавку оружейника. А шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни закрыты изнутри. Большая железная дверь с огромным замком, в который был вставлен огромный ключ, находилась в конце лавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51