Аннабель уткнулась лицом в шею Ройса, когда тот направился к лестнице.
Черт возьми, довольно секретов…
– Привезите моей жене доктора! – крикнул Ройс через плечо.
Глава 23
Оливия приготовилась постучать в закрытую дверь, но ее рука на мгновение замерла в воздухе. Расправив плечи, она взялась за резную хрустальную ручку и открыла дверь.
Полковник Кинкейд сидел на краешке кровати, скрытой балдахином, а рука Аннабель лежала у него на коленях. Ройс слышал, как вошла Оливия, но головы не повернул. Он продолжал смотреть на спящую жену, поглаживая ее запястье.
Оливия оперлась о дверной косяк и, скрестив руки на груди, остановила на мужчине изучающий взгляд. На нем были облегающие штаны из оленьей кожи и забрызганные грязью сапоги. На бедре болтался пистолет. У Оливии было ощущение, словно в ее дом прокрался дикий, злобный снежный барс.
– Полковник Кинкейд…
Ее голос вывел Ройса из раздумий. В его глазах сквозила такая боль, что Оливия при всем желании не смогла бы его возненавидеть. Заметив, что девушка внимательно смотрит на него, Ройс опустил глаза. Энни говорила, что ему всегда удавалось скрывать свои чувства. Сердце Оливии болезненно сжалось. Господи, как же страстно он любит Аннабель!
– Я останусь с Энни, – сказала она. – Моя мать хочет с вами побеседовать.
– Я обещал Аннабель, что посижу с ней.
Оливия произнесла тихо, но твердо:
– Энни родилась здесь, в этой самой комнате.
Девушка медленно оглядела залитую пламенем свечей спальню. Ее взгляд остановился на стеклянном шаре, в котором хранился букетик цветов из свадебного торта Анны Ли Холст он, миновал старое, выкрашенное в белый цвет кресло-качалку с потертой гобеленовой подушкой на нем, а потом перекочевал на подсвечник с хрустальными подвесками, в которых свет, преломляясь, распадался на разноцветные радужные искорки. Двух подвесок на подсвечнике не хватало. Они с Аннабель в детстве делали из них сережки, когда наряжались принцессами.
Наконец взгляд Оливии остановился на лице Ройса Кинкейда. Ему нет оправдания, хотя он прекрасен как грех, c темными волосами, вьющимися над воротничком, и четко очерченными скулами, выступающими под упругой загорелой кожей. Ладно пригнанный китель идеально сидел на его мускулистых плечах. Сейчас в его глазах Оливия увидела лишь серебристо-серый туман. Однако она успела заметить в них боль и теперь хотела нанести ему еще один удар.
– Ее мать умерла в этой комнате, – произнесла она.
Губы Ройса изогнулись в циничной усмешке.
– Зачем вы мне это говорите, мисс Шервуд?
– Гарриет Шервуд заменила Аннабель мать. Поэтому вы должны объяснить ей, каким образом Аннабель стала вашей женой. Вы не упустите ни одной детали, включая глупую просьбу Ричарда Шервуда вернуть ему жалкие пятьдесят долларов, которые отец бедняжки Энни задолжал ему. Кстати, именно из-за этого Энни и Бо не поехали в «Веселый Шервуд», когда нуждались в крыше над головой. Здесь ее настоящая семья. А когда будете рассказывать Гарриет Шервуд эту милую историю, не забудьте пояснить, насколько близкие отношения связывают вас с Аннабель. Вот о чем я хотела попросить вас, полковник, и вы выполните мою просьбу.
Ройс перевел взгляд на белое как полотно лицо Аннабель.
– Она рассказала вам все, – утвердительно произнес он.
Оливия пожала плечами. Ей было все равно, утаила ли от нее что-нибудь Аннабель. Достаточно было и того, что она рассказала, чтобы понять, какую она испытывала боль.
Ройс осторожно взял руку Аннабель и, положив ее поверх одеяла, встал.
– Может, это и не важно, но она никогда не рассказывала мне о Ричарде Шервуде и пятидесяти долларах долга, – сказал он.
– Думаю, она многого вам не рассказывала.
Серые глаза изучали Оливию некоторое время, а потом их обладатель пожал плечами, словно ему не было до этого никакого дела. Однако даже с другого конца комнаты Оливия ощутила напряжение, исходящее из натянутого как струна тела мужчины. Он наклонился, заботливо укрыл Аннабель и осторожно убрал с ее щеки прядь волос. Какую-то долю секунды его рука дрожала, но он быстро сумел совладать с собой, сжав пальцы в кулак. Оливия отошла в сторону, пропустив его, и подождала, пока он выйдет в коридор.
– Полковник Кинкейд, думаю, кое в чем Энни все-таки ошиблась. Пожалуй, вы в самом деле любите ее.
Ройс остановился и обернулся. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным, однако Оливия заметила складку у упрямо сжатых губ и залегшие под глазами тени. Внезапно Оливии стало жаль этого мужчину, но еще больше ей было жаль Энни.
– И если вы действительно ее любите, то, возможно, вас заинтересует одна вещь, которую она мне сказала.
– Что же это, мисс Шервуд?
– Она сказала, что больше не хочет вас видеть. Никогда.
* * *
Когда Ройс вышел из кабинета Гарриет Шервуд, входная дверь открылась и в дом вошел Джон Дешилдс, принеся с собой морозный воздух. Однако доктора с ним не было. Черт возьми, Ройс оказывал помощь своим гораздо более серьезно раненным солдатам, когда Фарлоу не оказывалось поблизости. Но теперь ранена его жена, а это совсем другое.
В лице Джона угадывалось напряжение, и Ройс понял, что их проблемы на сегодня не кончились, а только начинаются. Джон снял краги и принялся растирать замерзшие руки.
– Бр-р, жуткий холод!
– Мне почему-то кажется, что ты приехал сообщить мне совсем не это.
– Мы обнаружили в оцеплении лазейку и хотели прорваться в нее во время смены караула. Нам также удалось поймать парочку янки, которые были не прочь предоставить интересующую нас информацию. – Джон вздохнул. – Тебе придется забрать ее отсюда. Утром они планируют совершить рейд по домам.
– Господи, но я не могу отправиться с ней в путь. Да еще в такую погоду.
– Если они найдут ее с дыркой в боку, непременно отправят в Вашингтон. – Джон хлопнул крагами себя по ладони, и звук эхом отразился от обитых деревянными панелями стен. – Дьявол! Мне очень жаль, Ройс. Все было бы не так страшно, не будь она твоей женой.
Однако Ройсу не требовалось ничего объяснять. Он прекрасно знал, что произойдет утром. Все будет гораздо хуже, чем в случае с Гордоном. Янки сочтут Энни шпионкой, а если станет известно ее настоящее имя, немедленно приговорят к смертной казни. А ее имя уже было указано в документах на передачу «Излучины» в ее собственность.
Выбора нет. Он просто обязан спасти жену от янки, если даже придется везти в такой холод раненную.
– Тогда отправимся на гору Хоуп. Созывай людей. Пары сотен достаточно. Человек пятьдесят находятся у Ректортауна и столько же у Миддлберга. Необходимо их найти. Но никакой перестрелки, если только их не вынудят к этому. Я просто хочу удержать голубые мундиры в их лагере.
– Понял, к чему ты клонишь, – подхватил Джон. – А другая сотня расположится в скалах между поместьем и ущельем.
Ройс кивнул:
– Пусть Гири возглавит отряд в Миддлберге, а Чанси – в Ректортауне. Ты и Хэнк Паркер возьмете на себя линию между, Фронт-Ройял и ущельем Торнтон. Если Сэвидж и доктор Фарлоу успеют добраться сюда вовремя, они поедут со мной.
Ройс не мог остаться с женой на всю ночь. По крайней мере не сейчас, когда ее необходимо вывезти из «Веселого Шервуда» до рассвета. Кто-то похлопал его по плечу. Ройс накрыл маленькую пухлую ручку своей ладонью и посмотрел в пронзительные зеленые глаза, излучавшие тепло. Он не ожигал такого дружелюбия после долгой, обличающей нотации, которую прочитала ему эта невысокая пухлая наседка. Ее едкие замечания были гораздо хуже тех, что он слышал от Пейтона в годы своей бунтарской юности, но он заслужил их и поэтому смиренно выслушал.
«Мои парни дорого дали бы за то, чтобы присутствовать при этой беседе», – подумал Ройс.
– Аннабель поймет, полковник, – произнесла Гарриет Шервуд.
– Нет, – ответил Ройс. Странно, но он чувствовал себя так, словно неожиданно обрел мать.
Глава 24
Тетя Хетти вздохнула и бросила перепачканное кровью платье Аннабель в камин. Их взгляды встретились, когда женщина потянулась за черной от копоти кочергой. Аннабель наблюдала, как языки огня пожирают ее последнее приличное платье.
– Он твой муж, Аннабель.
– Раньше для него это ничего не значило.
Тетя Хетти со вздохом присела на край кровати.
– Будь у нас другой выход, дорогая, я не заставляла бы тебя ехать с ним, – сказала она, укрывая Аннабель и подтыкая одеяло под подушки своими маленькими пухлыми ручками. – Только в прошлом году северяне арестовали молодую леди за то, что она якобы сообщила какую-то информацию партизанам Макнейла. Она несколько месяцев провела в Вашингтоне, но ее вина так и не была доказана. И если бы не связи ее отца, она до сих пор сидела бы в тюрьме.
Аннабель подумала, что лучше провести несколько месяцев в тюрьме, чем несколько недель в горном убежище Ройса Кинкейда.
– Тетя Хетти, мне так жаль…
Аннабель не знала, о чем именно она сожалела – о том, что заставила страдать тетю Хетти, о собственном замужестве или об этой ужасной войне.
– Тебе не о чем сожалеть. Ты не сделала ничего плохого, – твердо сказала тетя Хетти.
Она встала, подошла к окну и раздвинула тяжелые портьеры. Над горами занимался рассвет.
– Они приехали за тобой, дорогая.
Аннабель услышала тяжелый топот ног по лестнице. Когда дверь спальни распахнулась, она отвернулась и вновь устремила взгляд на огонь, но это не помогло. Она ощутила его присутствие.
Аннабель слушала, как тетя Хетти и ее муж говорили о ней, словно ее здесь не было. Она старалась не слушать их, неподвижно сидя на постели. Ройс положил свою большую руку ей на колени. Она смотрела на его длинные загорелые пальцы, которые показались такими горячими, когда он коснулся ее ледяной кожи. Ее ноги слегка задрожали, а глаза заволокло слезами.
– Ты готова? – спросил Ройс.
– Нет, – ответила Аннабель.
– Это моя Энни.
Девушка хотела сказать, что она не его Энни, но не успела. Ройс подхватил ее на руки.
* * *
Они ехали уже целый час, и Аннабель никак не могла унять дрожь. Ройс остановил лошадей, вырезал в попоне отверстие и надел ее на Аннабель.
– Не понимаю, с чего это ты стал таким заботливым, – сказала она, когда Ройс подтыкал попону со всех сторон.
Он погладил обветренную щеку девушки и попытался улыбнуться:
– Потому что ты моя жена, Энни.
Ее лицо было серым, словно грозовые тучи, а губы – белыми от холода. Она ничего не говорила, лишь смотрела на нeгo своими огромными карими глазами, и грудь Ройса разрывалась от боли под этим взглядом. Она вновь ускользала от нeгo туда, где ей было тепло и комфортно, и он понимал почему. Из-за этой проклятой войны он вновь причинил ей боль.
Он готов был упасть на колени перед этой женщиной и вымаливать у нее прощение за все то, что она из-за него выстрадала.
Несколько миль они ехали в полном молчании, охраняемые дюжиной всадников. Тишину нарушали лишь топот копыт по замерзшей земле да изредка ругательства промерзших до костей солдат.
Ройс не мог насмотреться на свою жену, такую болезненно красивую. Ее бледное лицо обрамлял капюшон, а на висках покачивались от ветра мелкие завитки волос. Он так много хотел сказать ей. И ей необходимо было это услышать. Ройс должен был объяснить ей, почему он так поступил с ней, с ними обоими. Но он не мог найти нужных слов и вряд ли когда-нибудь их найдет. Он не мог объяснить то, что произошло, даже самому себе. Он просто не мыслил себе жизни без этой женщины и опасался, что судьба сыграла с ним злую шутку.
Как только стемнело, Аннабель заснула, едва не свалившись с лошади, и Ройс остановился у домика фермера, чтобы дать отдых и лошадям, и людям. Здесь их и нагнал Сэвидж в сопровождении доктора Фарлоу. Аннабель отвели комнату, и жена фермера помогла ей раздеться.
Пока доктор осматривал девушку, Ройс стоял, оперевшись плечом о дощатую стену. Аннабель, бледная и притихшая, лежала, не произнося ни слова, когда доктор снял с ее раны окровавленные бинты, ощупал рану и наложил свежую повязку. Ройс чувствовал на себе тяжелый взгляд карих глаз девушки, когда выходил с доктором из комнаты. Никто из них не произнес ни слова, пока они не достигли кухни.
– Если вы доживете до конца войны, то я посоветовал бы вам заняться медициной, полковник, – сказал доктор Фарлоу, беря из рук фермерши миску с ароматной тушеной олениной.
– Вы чего-то недоговариваете, майор?
Доктор смерил Ройса взглядом:
– На улице жуткий холод. В такую погоду любое ранение неизбежно влечет за собой пневмонию, и вам это известно.
– Я должен доставить ее в безопасное место в горах.
– От пневмонии она может умереть так же, как и от пули янки.
Ройсу не понравилось выражение лица доктора, и теперь он изучал знаки отличия на его воротничке, тщетно пытаясь вспомнить имя приютившей их фермерши. А ведь он не в первый раз останавливался на ночлег в ее доме и ел за ее столом.
Миссис Безымянная, суетящаяся у большого очага, повернулась и протянула Ройсу миску с дымящейся едой.
– Мы уже много недель не видели ни одного янки в нашей маленькой долине, – сказала она. – Бедная девочка совсем выбилась из сил. Дайте ей немного отдохнуть.
Впервые за все время войны Ройс пошел наперекор своему внутреннему голосу, который говорил ему, что нужно двигаться в путь, пока погода не ухудшилась. Аннабель не была крепким наездником и становилась все слабее с каждой минутой. Но она была спартанкой, и Ройс знал, что его жена скорее умрет, чем пожалуется ему, и он никогда не узнает, насколько плохо ей было, до тех пор, пока она не испустит свой последний вздох.
Он послал гонца, чтобы привести с гор нескольких всадников установить охрану вокруг фермы. Дав Сэвиджу указания, он вернулся в комнату, где лежала Аннабель. Он не мог заставить ее поесть, но доктору Фарлоу удалось уговорить ее выпить немного бренди с добавленной в него настойкой опия. Ройс сел на стул подле скудного очага, наблюдая за лежащей на низенькой кровати Аннабель, которая вскоре уснула. Он слышал доносившиеся из соседней комнаты звуки шагов, мужские голоса и приглушенный смех. С наступлением ночи эти звуки смолкли, и теперь тишину нарушало лишь едва уловимое дыхание девушки, и Ройс с замиранием сердца прислушивался к каждому ее вздоху. А потом он, должно быть, задремал. Разбудил его Сэвидж, сообщив, что уже светает.
Прежде чем первые лучи солнца позолотили вершины гор, маленький отряд тронулся в путь. Они ехали в полном молчании, взбираясь на горы по тропам, петлявшим среди деревьев, известным лишь горнам, которые называли эти труднопроходимые ущелья своим домом. Они спустились в горную впадину, когда Ройс почувствовал, что Аннабель бьет дрожь.
– Они похожи на зверей, ждущих, когда можно будет полакомиться падалью, – сказала она.
Ройс был настолько обеспокоен хриплым голосом Аннабель, что не сразу понял, что она имела в виду, а потом поднял глаза и посмотрел на горизонт. Там вырисовались силуэты нескольких всадников. Они казались мистическими и какими-то зловещими в своих черных прорезиненных плащах. У Ройса мурашки побежали по телу.
– Они жаждут трупов янки, – гордо ответил Ройс.
Это были его солдаты, и благодаря им Аннабель окажется в безопасности.
Повалил снег. Мокрые хлопья постепенно превратились в мелкую снежную пыль, которую ветер закружил в воздухе. Ройса нагнал Сэвидж.
– Я возьму пару всадников и поскачу вперед, – сказал он, стянув через голову попону. Он протянул попону Ройсу, и тот с благодарностью принял ее. – Мы разведем огонь и приготовим что-нибудь поесть.
Когда Сэвидж с двумя бойцами скрылись за скалой, Ройс заботливо укутал замерзшую Аннабель еще одной попоной. Он склонился над ней, пытаясь защитить от ледяных порывов ветра и больно бьющего по лицу снега, и, казалось, Аннабель немного расслабилась в его объятиях. Мужчине хотелось обвить рукой ее талию и прижать девушку крепче к своему горячему телу, но он не сделал этого, опасаясь причинить ей боль.
Наконец они перевалили через последний хребет. Тонкая струйка дыма поднималась из трубы потемневшего от непогоды дощатого домика. За этим домиком располагалась еще одна бревенчатая хижина.
Лагерь мятежников у подножия хребта выглядел как обычная высокогорная ферма с полуразвалившейся конюшней и обветшалыми подсобными постройками. Люди Ройса обнаружили эту заброшенную ферму еще в самом начале войны и устроили здесь свой перевалочный пункт.
На всем пути к перевалу Харперс у партизанского отряда было несколько подобных укрытий, но это, на горе Хоуп, Ройс считал наиболее безопасным. Они ни разу не подвергались преследованию янки в этой узкой высокогорной долине, да и немногочисленные обитатели здешних мест были ярыми сторонниками южан. Здесь Аннабель будет в полной безопасности, даже если ему придется уехать.
Едва только они остановили коней у бревенчатого дома, как навстречу им вышел Сэвидж. Лошади фыркали, выпуская из ноздрей облачка белого пара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Черт возьми, довольно секретов…
– Привезите моей жене доктора! – крикнул Ройс через плечо.
Глава 23
Оливия приготовилась постучать в закрытую дверь, но ее рука на мгновение замерла в воздухе. Расправив плечи, она взялась за резную хрустальную ручку и открыла дверь.
Полковник Кинкейд сидел на краешке кровати, скрытой балдахином, а рука Аннабель лежала у него на коленях. Ройс слышал, как вошла Оливия, но головы не повернул. Он продолжал смотреть на спящую жену, поглаживая ее запястье.
Оливия оперлась о дверной косяк и, скрестив руки на груди, остановила на мужчине изучающий взгляд. На нем были облегающие штаны из оленьей кожи и забрызганные грязью сапоги. На бедре болтался пистолет. У Оливии было ощущение, словно в ее дом прокрался дикий, злобный снежный барс.
– Полковник Кинкейд…
Ее голос вывел Ройса из раздумий. В его глазах сквозила такая боль, что Оливия при всем желании не смогла бы его возненавидеть. Заметив, что девушка внимательно смотрит на него, Ройс опустил глаза. Энни говорила, что ему всегда удавалось скрывать свои чувства. Сердце Оливии болезненно сжалось. Господи, как же страстно он любит Аннабель!
– Я останусь с Энни, – сказала она. – Моя мать хочет с вами побеседовать.
– Я обещал Аннабель, что посижу с ней.
Оливия произнесла тихо, но твердо:
– Энни родилась здесь, в этой самой комнате.
Девушка медленно оглядела залитую пламенем свечей спальню. Ее взгляд остановился на стеклянном шаре, в котором хранился букетик цветов из свадебного торта Анны Ли Холст он, миновал старое, выкрашенное в белый цвет кресло-качалку с потертой гобеленовой подушкой на нем, а потом перекочевал на подсвечник с хрустальными подвесками, в которых свет, преломляясь, распадался на разноцветные радужные искорки. Двух подвесок на подсвечнике не хватало. Они с Аннабель в детстве делали из них сережки, когда наряжались принцессами.
Наконец взгляд Оливии остановился на лице Ройса Кинкейда. Ему нет оправдания, хотя он прекрасен как грех, c темными волосами, вьющимися над воротничком, и четко очерченными скулами, выступающими под упругой загорелой кожей. Ладно пригнанный китель идеально сидел на его мускулистых плечах. Сейчас в его глазах Оливия увидела лишь серебристо-серый туман. Однако она успела заметить в них боль и теперь хотела нанести ему еще один удар.
– Ее мать умерла в этой комнате, – произнесла она.
Губы Ройса изогнулись в циничной усмешке.
– Зачем вы мне это говорите, мисс Шервуд?
– Гарриет Шервуд заменила Аннабель мать. Поэтому вы должны объяснить ей, каким образом Аннабель стала вашей женой. Вы не упустите ни одной детали, включая глупую просьбу Ричарда Шервуда вернуть ему жалкие пятьдесят долларов, которые отец бедняжки Энни задолжал ему. Кстати, именно из-за этого Энни и Бо не поехали в «Веселый Шервуд», когда нуждались в крыше над головой. Здесь ее настоящая семья. А когда будете рассказывать Гарриет Шервуд эту милую историю, не забудьте пояснить, насколько близкие отношения связывают вас с Аннабель. Вот о чем я хотела попросить вас, полковник, и вы выполните мою просьбу.
Ройс перевел взгляд на белое как полотно лицо Аннабель.
– Она рассказала вам все, – утвердительно произнес он.
Оливия пожала плечами. Ей было все равно, утаила ли от нее что-нибудь Аннабель. Достаточно было и того, что она рассказала, чтобы понять, какую она испытывала боль.
Ройс осторожно взял руку Аннабель и, положив ее поверх одеяла, встал.
– Может, это и не важно, но она никогда не рассказывала мне о Ричарде Шервуде и пятидесяти долларах долга, – сказал он.
– Думаю, она многого вам не рассказывала.
Серые глаза изучали Оливию некоторое время, а потом их обладатель пожал плечами, словно ему не было до этого никакого дела. Однако даже с другого конца комнаты Оливия ощутила напряжение, исходящее из натянутого как струна тела мужчины. Он наклонился, заботливо укрыл Аннабель и осторожно убрал с ее щеки прядь волос. Какую-то долю секунды его рука дрожала, но он быстро сумел совладать с собой, сжав пальцы в кулак. Оливия отошла в сторону, пропустив его, и подождала, пока он выйдет в коридор.
– Полковник Кинкейд, думаю, кое в чем Энни все-таки ошиблась. Пожалуй, вы в самом деле любите ее.
Ройс остановился и обернулся. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным, однако Оливия заметила складку у упрямо сжатых губ и залегшие под глазами тени. Внезапно Оливии стало жаль этого мужчину, но еще больше ей было жаль Энни.
– И если вы действительно ее любите, то, возможно, вас заинтересует одна вещь, которую она мне сказала.
– Что же это, мисс Шервуд?
– Она сказала, что больше не хочет вас видеть. Никогда.
* * *
Когда Ройс вышел из кабинета Гарриет Шервуд, входная дверь открылась и в дом вошел Джон Дешилдс, принеся с собой морозный воздух. Однако доктора с ним не было. Черт возьми, Ройс оказывал помощь своим гораздо более серьезно раненным солдатам, когда Фарлоу не оказывалось поблизости. Но теперь ранена его жена, а это совсем другое.
В лице Джона угадывалось напряжение, и Ройс понял, что их проблемы на сегодня не кончились, а только начинаются. Джон снял краги и принялся растирать замерзшие руки.
– Бр-р, жуткий холод!
– Мне почему-то кажется, что ты приехал сообщить мне совсем не это.
– Мы обнаружили в оцеплении лазейку и хотели прорваться в нее во время смены караула. Нам также удалось поймать парочку янки, которые были не прочь предоставить интересующую нас информацию. – Джон вздохнул. – Тебе придется забрать ее отсюда. Утром они планируют совершить рейд по домам.
– Господи, но я не могу отправиться с ней в путь. Да еще в такую погоду.
– Если они найдут ее с дыркой в боку, непременно отправят в Вашингтон. – Джон хлопнул крагами себя по ладони, и звук эхом отразился от обитых деревянными панелями стен. – Дьявол! Мне очень жаль, Ройс. Все было бы не так страшно, не будь она твоей женой.
Однако Ройсу не требовалось ничего объяснять. Он прекрасно знал, что произойдет утром. Все будет гораздо хуже, чем в случае с Гордоном. Янки сочтут Энни шпионкой, а если станет известно ее настоящее имя, немедленно приговорят к смертной казни. А ее имя уже было указано в документах на передачу «Излучины» в ее собственность.
Выбора нет. Он просто обязан спасти жену от янки, если даже придется везти в такой холод раненную.
– Тогда отправимся на гору Хоуп. Созывай людей. Пары сотен достаточно. Человек пятьдесят находятся у Ректортауна и столько же у Миддлберга. Необходимо их найти. Но никакой перестрелки, если только их не вынудят к этому. Я просто хочу удержать голубые мундиры в их лагере.
– Понял, к чему ты клонишь, – подхватил Джон. – А другая сотня расположится в скалах между поместьем и ущельем.
Ройс кивнул:
– Пусть Гири возглавит отряд в Миддлберге, а Чанси – в Ректортауне. Ты и Хэнк Паркер возьмете на себя линию между, Фронт-Ройял и ущельем Торнтон. Если Сэвидж и доктор Фарлоу успеют добраться сюда вовремя, они поедут со мной.
Ройс не мог остаться с женой на всю ночь. По крайней мере не сейчас, когда ее необходимо вывезти из «Веселого Шервуда» до рассвета. Кто-то похлопал его по плечу. Ройс накрыл маленькую пухлую ручку своей ладонью и посмотрел в пронзительные зеленые глаза, излучавшие тепло. Он не ожигал такого дружелюбия после долгой, обличающей нотации, которую прочитала ему эта невысокая пухлая наседка. Ее едкие замечания были гораздо хуже тех, что он слышал от Пейтона в годы своей бунтарской юности, но он заслужил их и поэтому смиренно выслушал.
«Мои парни дорого дали бы за то, чтобы присутствовать при этой беседе», – подумал Ройс.
– Аннабель поймет, полковник, – произнесла Гарриет Шервуд.
– Нет, – ответил Ройс. Странно, но он чувствовал себя так, словно неожиданно обрел мать.
Глава 24
Тетя Хетти вздохнула и бросила перепачканное кровью платье Аннабель в камин. Их взгляды встретились, когда женщина потянулась за черной от копоти кочергой. Аннабель наблюдала, как языки огня пожирают ее последнее приличное платье.
– Он твой муж, Аннабель.
– Раньше для него это ничего не значило.
Тетя Хетти со вздохом присела на край кровати.
– Будь у нас другой выход, дорогая, я не заставляла бы тебя ехать с ним, – сказала она, укрывая Аннабель и подтыкая одеяло под подушки своими маленькими пухлыми ручками. – Только в прошлом году северяне арестовали молодую леди за то, что она якобы сообщила какую-то информацию партизанам Макнейла. Она несколько месяцев провела в Вашингтоне, но ее вина так и не была доказана. И если бы не связи ее отца, она до сих пор сидела бы в тюрьме.
Аннабель подумала, что лучше провести несколько месяцев в тюрьме, чем несколько недель в горном убежище Ройса Кинкейда.
– Тетя Хетти, мне так жаль…
Аннабель не знала, о чем именно она сожалела – о том, что заставила страдать тетю Хетти, о собственном замужестве или об этой ужасной войне.
– Тебе не о чем сожалеть. Ты не сделала ничего плохого, – твердо сказала тетя Хетти.
Она встала, подошла к окну и раздвинула тяжелые портьеры. Над горами занимался рассвет.
– Они приехали за тобой, дорогая.
Аннабель услышала тяжелый топот ног по лестнице. Когда дверь спальни распахнулась, она отвернулась и вновь устремила взгляд на огонь, но это не помогло. Она ощутила его присутствие.
Аннабель слушала, как тетя Хетти и ее муж говорили о ней, словно ее здесь не было. Она старалась не слушать их, неподвижно сидя на постели. Ройс положил свою большую руку ей на колени. Она смотрела на его длинные загорелые пальцы, которые показались такими горячими, когда он коснулся ее ледяной кожи. Ее ноги слегка задрожали, а глаза заволокло слезами.
– Ты готова? – спросил Ройс.
– Нет, – ответила Аннабель.
– Это моя Энни.
Девушка хотела сказать, что она не его Энни, но не успела. Ройс подхватил ее на руки.
* * *
Они ехали уже целый час, и Аннабель никак не могла унять дрожь. Ройс остановил лошадей, вырезал в попоне отверстие и надел ее на Аннабель.
– Не понимаю, с чего это ты стал таким заботливым, – сказала она, когда Ройс подтыкал попону со всех сторон.
Он погладил обветренную щеку девушки и попытался улыбнуться:
– Потому что ты моя жена, Энни.
Ее лицо было серым, словно грозовые тучи, а губы – белыми от холода. Она ничего не говорила, лишь смотрела на нeгo своими огромными карими глазами, и грудь Ройса разрывалась от боли под этим взглядом. Она вновь ускользала от нeгo туда, где ей было тепло и комфортно, и он понимал почему. Из-за этой проклятой войны он вновь причинил ей боль.
Он готов был упасть на колени перед этой женщиной и вымаливать у нее прощение за все то, что она из-за него выстрадала.
Несколько миль они ехали в полном молчании, охраняемые дюжиной всадников. Тишину нарушали лишь топот копыт по замерзшей земле да изредка ругательства промерзших до костей солдат.
Ройс не мог насмотреться на свою жену, такую болезненно красивую. Ее бледное лицо обрамлял капюшон, а на висках покачивались от ветра мелкие завитки волос. Он так много хотел сказать ей. И ей необходимо было это услышать. Ройс должен был объяснить ей, почему он так поступил с ней, с ними обоими. Но он не мог найти нужных слов и вряд ли когда-нибудь их найдет. Он не мог объяснить то, что произошло, даже самому себе. Он просто не мыслил себе жизни без этой женщины и опасался, что судьба сыграла с ним злую шутку.
Как только стемнело, Аннабель заснула, едва не свалившись с лошади, и Ройс остановился у домика фермера, чтобы дать отдых и лошадям, и людям. Здесь их и нагнал Сэвидж в сопровождении доктора Фарлоу. Аннабель отвели комнату, и жена фермера помогла ей раздеться.
Пока доктор осматривал девушку, Ройс стоял, оперевшись плечом о дощатую стену. Аннабель, бледная и притихшая, лежала, не произнося ни слова, когда доктор снял с ее раны окровавленные бинты, ощупал рану и наложил свежую повязку. Ройс чувствовал на себе тяжелый взгляд карих глаз девушки, когда выходил с доктором из комнаты. Никто из них не произнес ни слова, пока они не достигли кухни.
– Если вы доживете до конца войны, то я посоветовал бы вам заняться медициной, полковник, – сказал доктор Фарлоу, беря из рук фермерши миску с ароматной тушеной олениной.
– Вы чего-то недоговариваете, майор?
Доктор смерил Ройса взглядом:
– На улице жуткий холод. В такую погоду любое ранение неизбежно влечет за собой пневмонию, и вам это известно.
– Я должен доставить ее в безопасное место в горах.
– От пневмонии она может умереть так же, как и от пули янки.
Ройсу не понравилось выражение лица доктора, и теперь он изучал знаки отличия на его воротничке, тщетно пытаясь вспомнить имя приютившей их фермерши. А ведь он не в первый раз останавливался на ночлег в ее доме и ел за ее столом.
Миссис Безымянная, суетящаяся у большого очага, повернулась и протянула Ройсу миску с дымящейся едой.
– Мы уже много недель не видели ни одного янки в нашей маленькой долине, – сказала она. – Бедная девочка совсем выбилась из сил. Дайте ей немного отдохнуть.
Впервые за все время войны Ройс пошел наперекор своему внутреннему голосу, который говорил ему, что нужно двигаться в путь, пока погода не ухудшилась. Аннабель не была крепким наездником и становилась все слабее с каждой минутой. Но она была спартанкой, и Ройс знал, что его жена скорее умрет, чем пожалуется ему, и он никогда не узнает, насколько плохо ей было, до тех пор, пока она не испустит свой последний вздох.
Он послал гонца, чтобы привести с гор нескольких всадников установить охрану вокруг фермы. Дав Сэвиджу указания, он вернулся в комнату, где лежала Аннабель. Он не мог заставить ее поесть, но доктору Фарлоу удалось уговорить ее выпить немного бренди с добавленной в него настойкой опия. Ройс сел на стул подле скудного очага, наблюдая за лежащей на низенькой кровати Аннабель, которая вскоре уснула. Он слышал доносившиеся из соседней комнаты звуки шагов, мужские голоса и приглушенный смех. С наступлением ночи эти звуки смолкли, и теперь тишину нарушало лишь едва уловимое дыхание девушки, и Ройс с замиранием сердца прислушивался к каждому ее вздоху. А потом он, должно быть, задремал. Разбудил его Сэвидж, сообщив, что уже светает.
Прежде чем первые лучи солнца позолотили вершины гор, маленький отряд тронулся в путь. Они ехали в полном молчании, взбираясь на горы по тропам, петлявшим среди деревьев, известным лишь горнам, которые называли эти труднопроходимые ущелья своим домом. Они спустились в горную впадину, когда Ройс почувствовал, что Аннабель бьет дрожь.
– Они похожи на зверей, ждущих, когда можно будет полакомиться падалью, – сказала она.
Ройс был настолько обеспокоен хриплым голосом Аннабель, что не сразу понял, что она имела в виду, а потом поднял глаза и посмотрел на горизонт. Там вырисовались силуэты нескольких всадников. Они казались мистическими и какими-то зловещими в своих черных прорезиненных плащах. У Ройса мурашки побежали по телу.
– Они жаждут трупов янки, – гордо ответил Ройс.
Это были его солдаты, и благодаря им Аннабель окажется в безопасности.
Повалил снег. Мокрые хлопья постепенно превратились в мелкую снежную пыль, которую ветер закружил в воздухе. Ройса нагнал Сэвидж.
– Я возьму пару всадников и поскачу вперед, – сказал он, стянув через голову попону. Он протянул попону Ройсу, и тот с благодарностью принял ее. – Мы разведем огонь и приготовим что-нибудь поесть.
Когда Сэвидж с двумя бойцами скрылись за скалой, Ройс заботливо укутал замерзшую Аннабель еще одной попоной. Он склонился над ней, пытаясь защитить от ледяных порывов ветра и больно бьющего по лицу снега, и, казалось, Аннабель немного расслабилась в его объятиях. Мужчине хотелось обвить рукой ее талию и прижать девушку крепче к своему горячему телу, но он не сделал этого, опасаясь причинить ей боль.
Наконец они перевалили через последний хребет. Тонкая струйка дыма поднималась из трубы потемневшего от непогоды дощатого домика. За этим домиком располагалась еще одна бревенчатая хижина.
Лагерь мятежников у подножия хребта выглядел как обычная высокогорная ферма с полуразвалившейся конюшней и обветшалыми подсобными постройками. Люди Ройса обнаружили эту заброшенную ферму еще в самом начале войны и устроили здесь свой перевалочный пункт.
На всем пути к перевалу Харперс у партизанского отряда было несколько подобных укрытий, но это, на горе Хоуп, Ройс считал наиболее безопасным. Они ни разу не подвергались преследованию янки в этой узкой высокогорной долине, да и немногочисленные обитатели здешних мест были ярыми сторонниками южан. Здесь Аннабель будет в полной безопасности, даже если ему придется уехать.
Едва только они остановили коней у бревенчатого дома, как навстречу им вышел Сэвидж. Лошади фыркали, выпуская из ноздрей облачка белого пара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39