— Он очень чистоплотен и никогда не гадит в помещении.
— Знать ничего не знаю, — отрезал монах. — Собаке здесь не место.
Ларк открыла было рот, чтобы запротестовать, но Стоук жестом призвал ее к молчанию. Он заметил, как алчно сверкнули глаза монаха, когда тот увидел висевший у него на поясе кожаный кошель. В повадке святого отца было что-то крысиное, и Стоук брезгливо поморщился. Тем не менее он сунул руку в кошель и извлек оттуда монету.
— Прими, святой отец, марку на нужды церкви.
Монах взглянул на серебряную монету и пробормотал:
— Возможно, при сложившихся обстоятельствах правилами можно поступиться. Скажи, милорд, тебе нужно две комнаты?
— Довольно и одной. Эта молодая дама — моя жена.
— Поверь, святой отец, это ложь…
Стоук ладонью закрыл девушке рот.
— Она недавно замужем и еще не свыклась со своим новым положением. Другими словами, жена у меня строптивая.
Монах с подозрением посмотрел на приезжих, всем своим видом давая понять, что они не внушают ему доверия и следовало бы, согласно правилам аббатства, вовсе отказать им в приюте.
Одной рукой Стоук продолжал зажимать рот Ларк, а другой снова наведался в свой кошель.
— А вот еще одно приношение на нужды церкви. — Он вложил в загребущую руку монаха вторую серебряную марку.
Монах зажал деньги в кулаке и расплылся в улыбке:
— Идите за мной.
— Если будешь держать язык за зубами, жена, я уберу руку, — прошептал Стоук на ухо Ларк, толчком посылая ее вперед.
Она кивнула.
Стоук убрал ладонь, зато, словно клещами, стиснул ей локоть.
Между тем монах остановился и отворил дверь в покои.
— Здесь топится очаг и есть полотенца, так что вы сможете обогреться и обсушиться. Об одном прошу — ведите себя потише. — Монах со значением посмотрел на девушку: — Наш монашеский орден свято блюдет покой обители. Если вы будете кричать или вести себя недостойно, аббат выставит вас вон.
Глаза Ларк полыхнули огнем.
Поняв, что за этим последует взрыв негодования, Стоук снова зажал девушке рот.
— Мы будем вести себя тихо как мышки, — сказал он, вводя Ларк в комнату и закрывая за собой дверь.
Ларк взглянула на Стоука.
— Как муж ты не слишком-то любезен.
— Я обращаюсь с тобой лучше, чем ты того заслуживаешь, жена, — возразил он с глумливой усмешкой.
— Уж и не знаю, зачем ты настоял на том, чтобы нас поселили в одной комнате. Ты мог бы привязать меня к кровати в моих собственных покоях.
— Монахи не допустили бы этого. Видишь ли, проявление насилия здешними правилами не дозволяется. А ты, воспользовавшись этим, попыталась бы улизнуть.
Ларк наморщила носик:
— У меня есть к тебе еще одна претензия. Ты дал монаху слишком много денег. С него хватило бы и четверти того, что ты ему отвалил.
— Ты ворчишь, как старая скупая жена.
Ларк иронически улыбнулась:
— Когда я вижу тебя, во мне просыпается все самое лучшее.
— Может, снова засунуть тебе в рот кляп? Как видно, держать язык за зубами ты не в состоянии. — Стоук прищурился.
— В этом нет необходимости, поскольку я до утра не скажу ни слова.
— Никогда не подумал бы, что ты сможешь продержаться так долго. — Не сводя с Ларк пронзительного взгляда, Стоук взял со стола полотенце и стал вытирать голову. — Ну, что стоишь? — обратился он к своей пленнице. — Возьми полотенце и обсушись.
Ларк послушно взяла полотенце из стопки лежавшего на столе белья и уселась на стоявший у очага деревянный стул. Балтазар улегся у ее ног. Плащ распахнулся на груди у девушки, позволяя Стоуку созерцать ее груди сквозь мокрую ткань сорочки. Они были вовсе не так малы, как ему поначалу казалось.
Заметив, что он наблюдает за ней, Ларк запахнула плащ, распустила волосы и начала сушить их полотенцем. Затем наклонилась к полыхавшим в очаге поленьям.
Стоук замер. Ее золотистые волосы находились в каком-нибудь дюйме от желтых языков пламени. Казалось, еще немного, и они вспыхнут. Бросившись к Ларк, Стоук дернул ее за руку, отчего она откинулась назад и ударилась спиной о деревянную спинку стула.
Зрелище полыхавшего в очаге огня завораживало. В голове у Стоука промелькнуло видение.
Огонь, кругом огонь! Под самый потолок, выше потолка. Толпа бежала, пытаясь пробиться сквозь стену пламени и оглашая воздух криками ужаса и боли. Вот уже пламя опалило кожу Стоука. А потом он услышал собственный, исполненный страдания вопль…
— Что случилось?
Стоук почувствовал прикосновение пальцев Ларк к своей руке, и это вернуло его к действительности. Сердце Стоука неистово колотилось, ладони вспотели, мышцы напряглись, а на шее канатами проступили вены. В следующее мгновение он осознал, что все еще держит Ларк за руку. Выпустив ее, Стоук сделал шаг назад.
— Ты чуть не спалила себе волосы, — пробормотал он хриплым, изменившимся до неузнаваемости голосом.
— Нет, в твоем порыве было нечто большее — не только желание спасти мои волосы… — Ларк впилась в него взглядом. — Я увидела в твоих глазах страх. Ты боишься огня — вот в чем дело! Это правда?
— Я же говорил, что молчать долго ты не сможешь…
— Это не ответ. А между тем я задала тебе вопрос. — В голосе Ларк не чувствовалось ни малейшего сожаления по поводу того, что она нарушила обет молчания.
Стоук решил, что скрывать истину не имеет смысла.
— Вот видишь, ты нашла щелочку в моей броме. Интересно, воспользуешься ли ты этим, чтобы причинить мне зло?
То, что он увидел в ее глазах, поразило его. Взгляд Ларк выражал понимание и человеческое тепло, а уж этого Стоук никак не ожидал в ней найти.
— Успокойся, этого не будет, — сказала она. — Я знаю, что такое страхи, постоянно терзающие душу.
— И много их у тебя?
— Да так. Есть немного. — Девушка многозначительно посмотрела на него. — Знаешь, когда страхов нет вовсе — это как-то даже не по-человечески.
Стоуку не хотелось замечать проявлений ее доброты. Ларк — женщина, а значит, существо, недостойное доверия. Он нагнулся, подобрал с пола полотенце и стал вытирать волосы.
Некоторое время они предавались этому занятию в полном молчании, однако то и дело обменивались взглядами.
Стоук, например, впервые обратил внимание на то, какие длинные и красивые у Ларк пальцы. Заметил он и небольшие шрамы у нее на руках, а еще увидел, что ногти у девушки хотя и чистые, но подстрижены коротко, как и у него. Помнится, Уильям рассказывал, как ловко Ларк управляется с оружием, и даже уверял Стоука, что в учебных схватках она не раз одерживала верх над его людьми. Тогда Стоуку казалось, что это обычное хвастовство любящего отца. Но после того как эта девица весьма профессионально ткнула его кинжалом в спину, всякие сомнения в справедливости слов Уильяма у Стоука отпали. Об умении владеть оружием свидетельствовали и шрамы у нее на руках. Стоук еще больше утвердился в мысли, что поворачиваться к ней спиной опасно. Более того, теперь эта женщина знала его секрет, который прежде он тщательно хранил.
Стоук мрачно взглянул на Ларк:
— Сними с себя эти мокрые тряпки.
Девушка замерла.
— Ни за что.
— Тебе придется это сделать.
— Не понимаю, с какой стати мне раздеваться.
— Может, тебе и нравится спать на влажном белье, но мне это противно. Кроме того, я не собираюсь спорить с тобой. Если не разденешься сама, я сорву с тебя одежду.
С этими словами Стоук шагнул к ней.
Глава 14
Ларк вскинула руку:
— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Но может быть, ты не станешь унижать меня, наблюдая за тем, как я раздеваюсь?
— Нечего разыгрывать из себя недотрогу. Можно подумать, что тебе внове раздеваться перед мужчиной. Уверен, перед своими любовниками ты проделывала это десятки раз.
— У меня не было любовников. — Ларк сорвала с себя плащ Стоука и швырнула его на пол. — Сколько раз мне говорить тебе об этом!
— Об этом не стоит говорить вообще. — Стоук нарочно не отводил от нее взгляда. — Прибереги свои россказни для кого-нибудь другого. Кроме того, я уже видел тебя обнаженной. Даже если ты ляжешь на кровать и раздвинешь ноги, не беспокойся: между ними я пристраиваться не стану.
— Этого я тебе никогда не предложу. — Подхватив влажный подол своей сорочки, Ларк поднялась и стащила ее с себя.
Балтазар потянулся к сорочке мордой и тщательно обнюхал ее.
На щеках у Ларк заиграл яркий румянец. Она скрестила на груди руки и устремила на своего похитителя полный негодования взор, который, казалось, говорил: «Ты за это еще поплатишься!»
Терпение Стоука истощилось. Он протянул руки, чтобы схватить девушку, но совершил при этом ошибку — взглянул на ее обнаженное тело. Взглянул — и замер. Он увидел золотые, потемневшие от дождя волосы, которые мокрыми прядями змеились по ее телу и достигали бедер, почти смыкаясь с золотистым треугольником внизу живота.
— Ну что? Ты собираешься как-то использовать свои конечности? — кивком Ларк указала Стоуку на его руки, которые застыли в нескольких дюймах от ее плеч.
— Конечно. Но то, что я сделаю, вряд ли порадует тебя.
Стоук заставил себя опустить руки и отвести взгляд. Он должен преодолеть влечение к этой женщине. Любой ценой.
Стоук расстегнул пояс, на котором висел длинный меч. Краем глаза он заметил, что Ларк при этом даже не шевельнулась.
— Сейчас же лезь в постель! — приказал он.
Он думал, что Ларк возразит, однако она, шлепая босыми ногами по каменному полу, направилась к кровати.
Стоук не мог оторвать от нее глаз. То, как девушка покачивала при ходьбе небольшими округлыми бедрами, сводило его с ума. Наконец Ларк отогнула край коричневого грубошерстного одеяла и скользнула в постель.
— Сегодня я сплю на правой стороне. — Стоук стянул с себя намокшую тунику. — Так что подвинься.
— Ты что же, спишь то слева, то справа? — удивилась девушка.
— Я же не знаю, когда заявится очередной убийца. Жизнь научила меня не обзаводиться привычками такого рода.
— Понятно. — Ларк уступила правую сторону Стоуку.
Он сел на стул и стащил сапоги, кожей чувствуя устремленный на него взгляд.
— Где ты получил эти раны? — с сочувствием спросила девушка, разглядывая старые шрамы у него на ногах.
— Когда мне было десять, в замке Кенилворт случился пожар. В огне погибли моя мать, отец, брат, а также наши слуги. Мне повезло: я избежал смерти, но, как видишь, огонь все-таки пометил меня.
Стоук опустил глаза и посмотрел на шрамы, покрывавшие его ноги от щиколоток до колен.
— Прости, я не знала…
— Да чего уж там. Давно это было… — Он поднялся и вытащил «Глаз дракона» из ножен. В свете очага полированная сталь меча сверкала, как ртуть. Стоук взглянул на девушку. Она смотрела на него широко открытыми глазами.
— Скажи, ты… собираешься пустить это в ход?
К удивлению Стоука, Ларк смотрела вовсе не на меч, а на его напряженный мужской орган. Стоук хмыкнул:
— Полагаю, ты имеешь в виду «Глаз дракона»?
Девушка вспыхнула и перевела взгляд на блестящий клинок.
— Разумеется, меч, что ж еще?
— Не бойся, тебя я рубить не стану. — Стоук наслаждался смущением Ларк. — Просто с тех пор, как мне довелось побывать в Святой Земле, я всегда сплю с «Глазом дракона». И как выяснилось, поступаю мудро. Если бы не это, меня бы уже сто раз убили — прямо в постели. — Тут он со значением взглянул на Ларк.
— Не, понимаю, почему ты на меня так смотришь? — Ларк недоуменно пожала плечами и, помолчав, добавила: — Впрочем, что это я? Все равно ты мне ни чуточки не веришь. — Она откатилась еще дальше влево и накрылась одеялом с головой.
Стоук отогнул одеяло с правой стороны и забрался в постель. При этом ему снова удалось увидеть белые округлые ягодицы Ларк, и он едва не взвыл от желания. Чтобы положить между ними меч, Стоук сделал над собой невероятное усилие. Холодная сталь должна была напоминать ему о клятве, которую он дал себе, и о дьявольски непостоянном и непредсказуемом характере этой женщины.
— Дай мне свои волосы, — сказал Стоук.
— Я бы с радостью, но дело в том, что мать-природа крепко-накрепко соединила их с моей головой. — Девушка удивленно взглянула на Стоука через плечо.
— Давай сюда волосы и не спорь со мной. Иначе мне придется дергать за них, а уж это тебе не понравится, ручаюсь.
Нахмурившись, Ларк приподнялась на локте и собрала волосы на затылке в хвост.
— Вот, — сказала она. — Непонятно только, что ты будешь с ними делать.
— Это так… на всякий случай. — Стоук намотал ее волосы на руку. — Не хочу, чтобы ты сбежала, когда я буду спать.
— Мне неудобно. Я и голову-то повернуть не могу.
— Думаешь, я буду заботиться о твоих удобствах, миледи?
Некоторое время он возился на постели, стараясь улечься так, чтобы острые соломинки не кололи.
— Не дергай меня за волосы, прошу тебя. — Ларк повернулась и с возмущением посмотрела на него.
— Подвинься ближе.
— То, что я нахожусь с тобой в одной комнате, уже непозволительная близость, — бросила Ларк, стараясь не касаться его. И все же ее нога коснулась ноги Стоука.
— Ты что, не можешь лежать спокойно?
Его так и подмывало притянуть Ларк к себе и сжать в объятиях.
— Это все твой меч. У него рукоять колется.
— Меч останется там, где лежит. Повторяю, потакать твоим прихотям я не намерен.
— Господь свидетель, я и не ожидала от тебя иного! — Ларк легла на спину и стала смотреть в потолок, всем своим видом выказывая презрение к своему мучителю. Потом, однако, молчание сделалось для нее нестерпимым, и она спросила: — Скажи хотя бы, что вделано в рукоять твоего меча? Большинство рыцарей, я знаю, хранят там святые реликвии. В первый раз вижу, чтобы кинжал украшали камнем. Это не рубин? Я было подумала, что так оно и есть, но тогда это самый большой рубин, какой мне только случалось видеть. Должно быть, он стоит целое состояние.
— Как ты любишь все переводить в звонкую монету. Мошенник меняла — вот ты кто.
— Возможно, я испорченная и все такое, но не скупа — это точно. Да и в мошенничестве меня до сих пор никто не обвинял.
— И очень жаль. Это было бы лучшим из твоих качеств. — Стараясь не заглядывать в золотистые глубины ее глаз, Стоук устремил взгляд в потолок и добавил: — Впрочем, на этот вопрос я отвечу, кем бы ты ни была. Это не рубин, не обольщайся. И цена этому камню — марка, не больше. Я купил его у мелкого торговца в Акре. Он сказал, что это окаменевший глаз дракона. Уверял также, что эта штука принесет мне удачу.
— Ну и как? Принесла? — Ларк зевнула. Она была измучена, и ее клонило в сон.
Стоуку надоело созерцать стены, потолок и матерчатый верх балдахина над кроватью, поэтому он снова взглянул на девушку — как раз в тот момент, когда она смежила веки, скрыв глаза за частоколом ресниц.
Продолжая исследовать ее лицо, он сказал:
— Приносила, да. До тех пор, пока я не встретил тебя.
Боль в спине напомнила Стоуку о ране, и он криво усмехнулся.
— Это говорит о том, что и талисманы не всесильны. Скажи, где и когда этот красный камень принес тебе удачу. Я хочу понять, есть ли талисманы, помогающие обрести счастье в любви.
— Никто и ничто не поможет тебе обрести счастье в любви.
— Не может быть, чтобы ты не был счастлив со своей первой женой. Насколько я могу судить, ты любил ее…
— Было дело… Когда-то. Очень давно.
— А почему ты разлюбил ее?
— Она меня предала.
— Как это?
— Она… — Тут Стоук неожиданно осознал, что собирается открыть Ларк еще одну тщательно хранимую им тайну, и стиснул зубы. Им овладело странное чувство. Он понял, что не прочь облегчить душу, но почему он исповедуется именно этой женщине?
— Не представляю, что это значит, когда тебя предает тот, кого ты любишь, — пробормотала Ларк сонным голосом. — Я вот, к примеру, знаю, что отец и Эвенел никогда не предадут меня. Если бы такое случилось, я бы, наверное, умерла.
Стоуку прежде никогда не приходило в голову, что эта женщина способна на сильные чувства. Он вдруг ощутил острый укол ревности, что уж совершенно не поддавалось объяснению. Как бы то ни было, Стоук спросил:
— Скажи, а ты очень любишь лорда Эвенела?
— Ага. Я всегда любила его.
И снова им овладела ревность. Стоук постарался избавиться от очередного наваждения, успокоился и прислушался к ее глубокому, ровному дыханию. Потом не выдержал и опять посмотрел на Ларк. Она спала, подложив под щеку ладошки. Длинные стрельчатые ресницы окаймляли чуть удлиненные веки. Ее нежное лицо имело овальную форму, а алые, как рубины, губы приоткрылись во сне, будто призывая к поцелую. Рядом со Стоуком лежала прелестная молодая женщина — Ева, Далила, Таис и Афродита в одном лице. Боль в паху Стоука становилась нестерпимой. Но рыцарь держался насмерть.
То, что обрушилось на Стоука, походило на болезнь или наваждение, другими словами, на несчастье. И Стоук подозревал, что все его несчастья начались в тот момент, когда он повстречался с этой мегерой, имевшей, впрочем, соблазнительное обличье античной богини.
Через час Ларк проснулась. Огонь в очаге погас, оставив после себя россыпь тлевших углей. С минуту полежав, она медленно повернулась, решив выяснить, что поделывает ее похититель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Знать ничего не знаю, — отрезал монах. — Собаке здесь не место.
Ларк открыла было рот, чтобы запротестовать, но Стоук жестом призвал ее к молчанию. Он заметил, как алчно сверкнули глаза монаха, когда тот увидел висевший у него на поясе кожаный кошель. В повадке святого отца было что-то крысиное, и Стоук брезгливо поморщился. Тем не менее он сунул руку в кошель и извлек оттуда монету.
— Прими, святой отец, марку на нужды церкви.
Монах взглянул на серебряную монету и пробормотал:
— Возможно, при сложившихся обстоятельствах правилами можно поступиться. Скажи, милорд, тебе нужно две комнаты?
— Довольно и одной. Эта молодая дама — моя жена.
— Поверь, святой отец, это ложь…
Стоук ладонью закрыл девушке рот.
— Она недавно замужем и еще не свыклась со своим новым положением. Другими словами, жена у меня строптивая.
Монах с подозрением посмотрел на приезжих, всем своим видом давая понять, что они не внушают ему доверия и следовало бы, согласно правилам аббатства, вовсе отказать им в приюте.
Одной рукой Стоук продолжал зажимать рот Ларк, а другой снова наведался в свой кошель.
— А вот еще одно приношение на нужды церкви. — Он вложил в загребущую руку монаха вторую серебряную марку.
Монах зажал деньги в кулаке и расплылся в улыбке:
— Идите за мной.
— Если будешь держать язык за зубами, жена, я уберу руку, — прошептал Стоук на ухо Ларк, толчком посылая ее вперед.
Она кивнула.
Стоук убрал ладонь, зато, словно клещами, стиснул ей локоть.
Между тем монах остановился и отворил дверь в покои.
— Здесь топится очаг и есть полотенца, так что вы сможете обогреться и обсушиться. Об одном прошу — ведите себя потише. — Монах со значением посмотрел на девушку: — Наш монашеский орден свято блюдет покой обители. Если вы будете кричать или вести себя недостойно, аббат выставит вас вон.
Глаза Ларк полыхнули огнем.
Поняв, что за этим последует взрыв негодования, Стоук снова зажал девушке рот.
— Мы будем вести себя тихо как мышки, — сказал он, вводя Ларк в комнату и закрывая за собой дверь.
Ларк взглянула на Стоука.
— Как муж ты не слишком-то любезен.
— Я обращаюсь с тобой лучше, чем ты того заслуживаешь, жена, — возразил он с глумливой усмешкой.
— Уж и не знаю, зачем ты настоял на том, чтобы нас поселили в одной комнате. Ты мог бы привязать меня к кровати в моих собственных покоях.
— Монахи не допустили бы этого. Видишь ли, проявление насилия здешними правилами не дозволяется. А ты, воспользовавшись этим, попыталась бы улизнуть.
Ларк наморщила носик:
— У меня есть к тебе еще одна претензия. Ты дал монаху слишком много денег. С него хватило бы и четверти того, что ты ему отвалил.
— Ты ворчишь, как старая скупая жена.
Ларк иронически улыбнулась:
— Когда я вижу тебя, во мне просыпается все самое лучшее.
— Может, снова засунуть тебе в рот кляп? Как видно, держать язык за зубами ты не в состоянии. — Стоук прищурился.
— В этом нет необходимости, поскольку я до утра не скажу ни слова.
— Никогда не подумал бы, что ты сможешь продержаться так долго. — Не сводя с Ларк пронзительного взгляда, Стоук взял со стола полотенце и стал вытирать голову. — Ну, что стоишь? — обратился он к своей пленнице. — Возьми полотенце и обсушись.
Ларк послушно взяла полотенце из стопки лежавшего на столе белья и уселась на стоявший у очага деревянный стул. Балтазар улегся у ее ног. Плащ распахнулся на груди у девушки, позволяя Стоуку созерцать ее груди сквозь мокрую ткань сорочки. Они были вовсе не так малы, как ему поначалу казалось.
Заметив, что он наблюдает за ней, Ларк запахнула плащ, распустила волосы и начала сушить их полотенцем. Затем наклонилась к полыхавшим в очаге поленьям.
Стоук замер. Ее золотистые волосы находились в каком-нибудь дюйме от желтых языков пламени. Казалось, еще немного, и они вспыхнут. Бросившись к Ларк, Стоук дернул ее за руку, отчего она откинулась назад и ударилась спиной о деревянную спинку стула.
Зрелище полыхавшего в очаге огня завораживало. В голове у Стоука промелькнуло видение.
Огонь, кругом огонь! Под самый потолок, выше потолка. Толпа бежала, пытаясь пробиться сквозь стену пламени и оглашая воздух криками ужаса и боли. Вот уже пламя опалило кожу Стоука. А потом он услышал собственный, исполненный страдания вопль…
— Что случилось?
Стоук почувствовал прикосновение пальцев Ларк к своей руке, и это вернуло его к действительности. Сердце Стоука неистово колотилось, ладони вспотели, мышцы напряглись, а на шее канатами проступили вены. В следующее мгновение он осознал, что все еще держит Ларк за руку. Выпустив ее, Стоук сделал шаг назад.
— Ты чуть не спалила себе волосы, — пробормотал он хриплым, изменившимся до неузнаваемости голосом.
— Нет, в твоем порыве было нечто большее — не только желание спасти мои волосы… — Ларк впилась в него взглядом. — Я увидела в твоих глазах страх. Ты боишься огня — вот в чем дело! Это правда?
— Я же говорил, что молчать долго ты не сможешь…
— Это не ответ. А между тем я задала тебе вопрос. — В голосе Ларк не чувствовалось ни малейшего сожаления по поводу того, что она нарушила обет молчания.
Стоук решил, что скрывать истину не имеет смысла.
— Вот видишь, ты нашла щелочку в моей броме. Интересно, воспользуешься ли ты этим, чтобы причинить мне зло?
То, что он увидел в ее глазах, поразило его. Взгляд Ларк выражал понимание и человеческое тепло, а уж этого Стоук никак не ожидал в ней найти.
— Успокойся, этого не будет, — сказала она. — Я знаю, что такое страхи, постоянно терзающие душу.
— И много их у тебя?
— Да так. Есть немного. — Девушка многозначительно посмотрела на него. — Знаешь, когда страхов нет вовсе — это как-то даже не по-человечески.
Стоуку не хотелось замечать проявлений ее доброты. Ларк — женщина, а значит, существо, недостойное доверия. Он нагнулся, подобрал с пола полотенце и стал вытирать волосы.
Некоторое время они предавались этому занятию в полном молчании, однако то и дело обменивались взглядами.
Стоук, например, впервые обратил внимание на то, какие длинные и красивые у Ларк пальцы. Заметил он и небольшие шрамы у нее на руках, а еще увидел, что ногти у девушки хотя и чистые, но подстрижены коротко, как и у него. Помнится, Уильям рассказывал, как ловко Ларк управляется с оружием, и даже уверял Стоука, что в учебных схватках она не раз одерживала верх над его людьми. Тогда Стоуку казалось, что это обычное хвастовство любящего отца. Но после того как эта девица весьма профессионально ткнула его кинжалом в спину, всякие сомнения в справедливости слов Уильяма у Стоука отпали. Об умении владеть оружием свидетельствовали и шрамы у нее на руках. Стоук еще больше утвердился в мысли, что поворачиваться к ней спиной опасно. Более того, теперь эта женщина знала его секрет, который прежде он тщательно хранил.
Стоук мрачно взглянул на Ларк:
— Сними с себя эти мокрые тряпки.
Девушка замерла.
— Ни за что.
— Тебе придется это сделать.
— Не понимаю, с какой стати мне раздеваться.
— Может, тебе и нравится спать на влажном белье, но мне это противно. Кроме того, я не собираюсь спорить с тобой. Если не разденешься сама, я сорву с тебя одежду.
С этими словами Стоук шагнул к ней.
Глава 14
Ларк вскинула руку:
— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Но может быть, ты не станешь унижать меня, наблюдая за тем, как я раздеваюсь?
— Нечего разыгрывать из себя недотрогу. Можно подумать, что тебе внове раздеваться перед мужчиной. Уверен, перед своими любовниками ты проделывала это десятки раз.
— У меня не было любовников. — Ларк сорвала с себя плащ Стоука и швырнула его на пол. — Сколько раз мне говорить тебе об этом!
— Об этом не стоит говорить вообще. — Стоук нарочно не отводил от нее взгляда. — Прибереги свои россказни для кого-нибудь другого. Кроме того, я уже видел тебя обнаженной. Даже если ты ляжешь на кровать и раздвинешь ноги, не беспокойся: между ними я пристраиваться не стану.
— Этого я тебе никогда не предложу. — Подхватив влажный подол своей сорочки, Ларк поднялась и стащила ее с себя.
Балтазар потянулся к сорочке мордой и тщательно обнюхал ее.
На щеках у Ларк заиграл яркий румянец. Она скрестила на груди руки и устремила на своего похитителя полный негодования взор, который, казалось, говорил: «Ты за это еще поплатишься!»
Терпение Стоука истощилось. Он протянул руки, чтобы схватить девушку, но совершил при этом ошибку — взглянул на ее обнаженное тело. Взглянул — и замер. Он увидел золотые, потемневшие от дождя волосы, которые мокрыми прядями змеились по ее телу и достигали бедер, почти смыкаясь с золотистым треугольником внизу живота.
— Ну что? Ты собираешься как-то использовать свои конечности? — кивком Ларк указала Стоуку на его руки, которые застыли в нескольких дюймах от ее плеч.
— Конечно. Но то, что я сделаю, вряд ли порадует тебя.
Стоук заставил себя опустить руки и отвести взгляд. Он должен преодолеть влечение к этой женщине. Любой ценой.
Стоук расстегнул пояс, на котором висел длинный меч. Краем глаза он заметил, что Ларк при этом даже не шевельнулась.
— Сейчас же лезь в постель! — приказал он.
Он думал, что Ларк возразит, однако она, шлепая босыми ногами по каменному полу, направилась к кровати.
Стоук не мог оторвать от нее глаз. То, как девушка покачивала при ходьбе небольшими округлыми бедрами, сводило его с ума. Наконец Ларк отогнула край коричневого грубошерстного одеяла и скользнула в постель.
— Сегодня я сплю на правой стороне. — Стоук стянул с себя намокшую тунику. — Так что подвинься.
— Ты что же, спишь то слева, то справа? — удивилась девушка.
— Я же не знаю, когда заявится очередной убийца. Жизнь научила меня не обзаводиться привычками такого рода.
— Понятно. — Ларк уступила правую сторону Стоуку.
Он сел на стул и стащил сапоги, кожей чувствуя устремленный на него взгляд.
— Где ты получил эти раны? — с сочувствием спросила девушка, разглядывая старые шрамы у него на ногах.
— Когда мне было десять, в замке Кенилворт случился пожар. В огне погибли моя мать, отец, брат, а также наши слуги. Мне повезло: я избежал смерти, но, как видишь, огонь все-таки пометил меня.
Стоук опустил глаза и посмотрел на шрамы, покрывавшие его ноги от щиколоток до колен.
— Прости, я не знала…
— Да чего уж там. Давно это было… — Он поднялся и вытащил «Глаз дракона» из ножен. В свете очага полированная сталь меча сверкала, как ртуть. Стоук взглянул на девушку. Она смотрела на него широко открытыми глазами.
— Скажи, ты… собираешься пустить это в ход?
К удивлению Стоука, Ларк смотрела вовсе не на меч, а на его напряженный мужской орган. Стоук хмыкнул:
— Полагаю, ты имеешь в виду «Глаз дракона»?
Девушка вспыхнула и перевела взгляд на блестящий клинок.
— Разумеется, меч, что ж еще?
— Не бойся, тебя я рубить не стану. — Стоук наслаждался смущением Ларк. — Просто с тех пор, как мне довелось побывать в Святой Земле, я всегда сплю с «Глазом дракона». И как выяснилось, поступаю мудро. Если бы не это, меня бы уже сто раз убили — прямо в постели. — Тут он со значением взглянул на Ларк.
— Не, понимаю, почему ты на меня так смотришь? — Ларк недоуменно пожала плечами и, помолчав, добавила: — Впрочем, что это я? Все равно ты мне ни чуточки не веришь. — Она откатилась еще дальше влево и накрылась одеялом с головой.
Стоук отогнул одеяло с правой стороны и забрался в постель. При этом ему снова удалось увидеть белые округлые ягодицы Ларк, и он едва не взвыл от желания. Чтобы положить между ними меч, Стоук сделал над собой невероятное усилие. Холодная сталь должна была напоминать ему о клятве, которую он дал себе, и о дьявольски непостоянном и непредсказуемом характере этой женщины.
— Дай мне свои волосы, — сказал Стоук.
— Я бы с радостью, но дело в том, что мать-природа крепко-накрепко соединила их с моей головой. — Девушка удивленно взглянула на Стоука через плечо.
— Давай сюда волосы и не спорь со мной. Иначе мне придется дергать за них, а уж это тебе не понравится, ручаюсь.
Нахмурившись, Ларк приподнялась на локте и собрала волосы на затылке в хвост.
— Вот, — сказала она. — Непонятно только, что ты будешь с ними делать.
— Это так… на всякий случай. — Стоук намотал ее волосы на руку. — Не хочу, чтобы ты сбежала, когда я буду спать.
— Мне неудобно. Я и голову-то повернуть не могу.
— Думаешь, я буду заботиться о твоих удобствах, миледи?
Некоторое время он возился на постели, стараясь улечься так, чтобы острые соломинки не кололи.
— Не дергай меня за волосы, прошу тебя. — Ларк повернулась и с возмущением посмотрела на него.
— Подвинься ближе.
— То, что я нахожусь с тобой в одной комнате, уже непозволительная близость, — бросила Ларк, стараясь не касаться его. И все же ее нога коснулась ноги Стоука.
— Ты что, не можешь лежать спокойно?
Его так и подмывало притянуть Ларк к себе и сжать в объятиях.
— Это все твой меч. У него рукоять колется.
— Меч останется там, где лежит. Повторяю, потакать твоим прихотям я не намерен.
— Господь свидетель, я и не ожидала от тебя иного! — Ларк легла на спину и стала смотреть в потолок, всем своим видом выказывая презрение к своему мучителю. Потом, однако, молчание сделалось для нее нестерпимым, и она спросила: — Скажи хотя бы, что вделано в рукоять твоего меча? Большинство рыцарей, я знаю, хранят там святые реликвии. В первый раз вижу, чтобы кинжал украшали камнем. Это не рубин? Я было подумала, что так оно и есть, но тогда это самый большой рубин, какой мне только случалось видеть. Должно быть, он стоит целое состояние.
— Как ты любишь все переводить в звонкую монету. Мошенник меняла — вот ты кто.
— Возможно, я испорченная и все такое, но не скупа — это точно. Да и в мошенничестве меня до сих пор никто не обвинял.
— И очень жаль. Это было бы лучшим из твоих качеств. — Стараясь не заглядывать в золотистые глубины ее глаз, Стоук устремил взгляд в потолок и добавил: — Впрочем, на этот вопрос я отвечу, кем бы ты ни была. Это не рубин, не обольщайся. И цена этому камню — марка, не больше. Я купил его у мелкого торговца в Акре. Он сказал, что это окаменевший глаз дракона. Уверял также, что эта штука принесет мне удачу.
— Ну и как? Принесла? — Ларк зевнула. Она была измучена, и ее клонило в сон.
Стоуку надоело созерцать стены, потолок и матерчатый верх балдахина над кроватью, поэтому он снова взглянул на девушку — как раз в тот момент, когда она смежила веки, скрыв глаза за частоколом ресниц.
Продолжая исследовать ее лицо, он сказал:
— Приносила, да. До тех пор, пока я не встретил тебя.
Боль в спине напомнила Стоуку о ране, и он криво усмехнулся.
— Это говорит о том, что и талисманы не всесильны. Скажи, где и когда этот красный камень принес тебе удачу. Я хочу понять, есть ли талисманы, помогающие обрести счастье в любви.
— Никто и ничто не поможет тебе обрести счастье в любви.
— Не может быть, чтобы ты не был счастлив со своей первой женой. Насколько я могу судить, ты любил ее…
— Было дело… Когда-то. Очень давно.
— А почему ты разлюбил ее?
— Она меня предала.
— Как это?
— Она… — Тут Стоук неожиданно осознал, что собирается открыть Ларк еще одну тщательно хранимую им тайну, и стиснул зубы. Им овладело странное чувство. Он понял, что не прочь облегчить душу, но почему он исповедуется именно этой женщине?
— Не представляю, что это значит, когда тебя предает тот, кого ты любишь, — пробормотала Ларк сонным голосом. — Я вот, к примеру, знаю, что отец и Эвенел никогда не предадут меня. Если бы такое случилось, я бы, наверное, умерла.
Стоуку прежде никогда не приходило в голову, что эта женщина способна на сильные чувства. Он вдруг ощутил острый укол ревности, что уж совершенно не поддавалось объяснению. Как бы то ни было, Стоук спросил:
— Скажи, а ты очень любишь лорда Эвенела?
— Ага. Я всегда любила его.
И снова им овладела ревность. Стоук постарался избавиться от очередного наваждения, успокоился и прислушался к ее глубокому, ровному дыханию. Потом не выдержал и опять посмотрел на Ларк. Она спала, подложив под щеку ладошки. Длинные стрельчатые ресницы окаймляли чуть удлиненные веки. Ее нежное лицо имело овальную форму, а алые, как рубины, губы приоткрылись во сне, будто призывая к поцелую. Рядом со Стоуком лежала прелестная молодая женщина — Ева, Далила, Таис и Афродита в одном лице. Боль в паху Стоука становилась нестерпимой. Но рыцарь держался насмерть.
То, что обрушилось на Стоука, походило на болезнь или наваждение, другими словами, на несчастье. И Стоук подозревал, что все его несчастья начались в тот момент, когда он повстречался с этой мегерой, имевшей, впрочем, соблазнительное обличье античной богини.
Через час Ларк проснулась. Огонь в очаге погас, оставив после себя россыпь тлевших углей. С минуту полежав, она медленно повернулась, решив выяснить, что поделывает ее похититель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39