— Для меня в этом нет ничего удивительного. Воину не сыскать подруги лучше тебя.
— По мне, так лучше умереть, чем стать его подругой. Меня тошнит при одной только мысли о том, что он будет мужем Элен.
— Откуда такая неприязнь? — Уильям нежно сжал руку дочери. — Не в твоих правилах, дочка, дурно отзываться о благородном рыцаре. Он, конечно, мужчина мрачный, ничего не скажу, но воин великий. И щедрый, кстати, — обещал подарить мне меч. Так что, полагаю, Блэкстоун вовсе не так плох, как ты думаешь. Ну а теперь поведай — что между вами было? Только имей в виду, я желаю знать правду.
Ларк прежде не лгала отцу, да и впредь не собиралась. Она решила рассказать ему самую суть, умолчав о той власти, которую возымел над ней Стоук.
— Надеюсь, отец, теперь ты уяснил себе, почему он подозревает меня — особенно после того, что случилось сегодня утром?
— Да уж, уяснил. — Уильям поморщился, и его глаза выразили неподдельную озабоченность.
— Только не говори матери, очень тебя прошу. Она, как обычно, станет во всем обвинять меня.
— Могла бы об этом и не просить. О таких вещах в присутствии Элизабет лучше помалкивать. Ты сама знаешь, ничего такого, что могло бы ее взволновать, я давно уже ей не говорю. В замке у меня только два доверенных лица — ты да Гован.
— Мне хотелось бы, отец, чтобы ты и Говану об этом не говорил. Чем меньше людей знает об этой интриге, тем лучше.
— Шила в мешке не утаишь. Рано или поздно люди обо всем проведают. К тому же у твоей матушки глаза как у ястреба, да и Элен ненаблюдательной не назовешь.
— Чтобы сохранить все в тайне, я постараюсь держаться подальше от Блэкстоуна, — сказала Ларк.
— И сколько же времени ты предполагаешь скрываться от него? — В глазах Уильяма вспыхнули зеленые искорки, а взгляд стал колючим и жестким.
— До тех пор, пока он не уедет отсюда, — криво улыбнулась Ларк.
— А не лучше ли тебе все-таки встретиться с ним? Помнится, я всегда учил тебя смотреть в глаза опасности, а не прятаться от нее. — В голосе Уильяма прозвучало разочарование. — По-моему, если ты не будешь скрытничать, то и у него не будет причин подозревать тебя.
— Мое присутствие будет лишь провоцировать его. Блэкстоун подозревает меня, и ничто не заставит его изменить мнение обо мне. К тому же я не хотела бы отвлекать Блэкстоуна от Элен, которая, кажется, к нему неравнодушна — хотя и не знаю почему. Так что прошу тебя в это дело не вмешиваться и ни к чему меня не принуждать!
— Что ж, буду разыгрывать из себя дурака и делать вид, что ничего не знаю. Но только до тех пор, пока Блэкстоун не решит, делать ему предложение Элен или нет, и не соберется восвояси. Если тебе к тому времени не удастся убедить Блэкстоуна в твоей невиновности, я сам поговорю с ним. Постараюсь доказать ему, что ты не имеешь никакого отношения к покушениям на его жизнь, а все случившееся — лишь цепочка совпадений, к сожалению, не слишком приятных. Я не потерплю, чтобы мою дочь обвиняли в том, чего она не совершала!
— Прошу тебя, не торопись с объяснениями. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня между тобой и Стоуком пробежала черная кошка. Позволь мне самой все уладить, поскольку вся эта кутерьма поднялась из-за меня. Если Блэкстоун узнает, кто покушался на его жизнь, все подозрения с меня будут сняты. Остается только убедить его, чтобы он искал истинного виновника.
Уильям задумчиво поскреб подбородок:
— Хотелось бы и мне надеяться, что все разрешится благополучно.
— А я вот не сомневаюсь в благополучном исходе, — Ларк пожала руку отца. — Так что обещай ни во что не вмешиваться и положись на меня.
— Как это на тебя похоже — брать все на себя… Хорошо, согласен. Даю тебе слово не касаться этого дела. Но если Блэкстоун будет вести себя недостойно, мне придется-таки вправить ему мозги.
— По рукам!
— Но прошу тебя, Ларк, будь осторожна. Мне почему-то кажется, что причиной твоего сегодняшнего бегства из замка был именно Блэкстоун. Или я ошибаюсь?
Ларк почувствовала, что щеки у нее запылали. При всем желании она не могла рассказать отцу о том, как возбуждают ее прикосновения Блэкстоуна. Поэтому Ларк ограничилась весьма туманным заявлением:
— Он наговорил мне всякого и сильно меня… разозлил.
Отец окинул ее скептическим взглядом.
— Хочу надеяться, что дело и впрямь ограничилось словами. Но оставим это. Скажи лучше, ты по-прежнему отказываешься спуститься в зал?
— Уж лучше я останусь здесь. После укуса пчелы вид у меня отвратительный. — В эту минуту внимание Ларк привлек Балтазар: стянув с подноса мясной пирог, он уселся под столом и начал с урчанием пожирать добычу.
Уильям тоже глянул на волка и сказал:
— По мне, выглядишь ты нормально, а этого маленького бугорка у тебя на носу почти не видно. Думаю, однако, дело тут вовсе не в укусе, а в уязвленной женской гордости. Что ж, я и это в состоянии понять, хотя ты из-за какого-то крохотного прыщика — или, может, по какой другой причине? — сегодня предпочла общество своего любимца — моему.
— К чему ты все это говоришь, отец? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. — Ларк поцеловала Уильяма в щеку. Он улыбнулся и потрепал дочь за подбородок.
— Ладно уж, оставайся. Но мне придется вернуться в зал. Мать на этом настаивала — надо же ей кого-нибудь есть поедом.
Уже собираясь уходить, Уильям добавил:
— Хорошо, что ты поговорила с Элен. А то я уже устал — вечно у нее глаза на мокром месте. Кстати, по какому поводу слезы на этот раз?
— Это я обидела ее. Разозлилась, наговорила гадостей. Потом пожалела.
— Ничего, главное, ты успокоила ее. Правда, реветь она перестала только перед самым ужином, и теперь Черному Дракону предстоит созерцать заплаканную физиономию Элен, а это, уверен, ему не понравится. — Уильям подмигнул дочери, отодвинул засовы и вышел.
Уже спустилась ночь, и когда Ларк вышла во двор, у нее над головой раскинулся черный небесный шатер, усыпанный мириадами сверкающих звезд.
Послышались чьи-то голоса, и девушка отступила в густую тень у стены. Мимо нее, направляясь к входу в жилые покои замка, прошла группа оживленно переговаривавшихся рыцарей. Через пару минут хлопнула входная дверь, звуки стихли, и снова наступила тишина.
Ларк крадучись направилась к скотному двору. Навоз, сваленный у двери коровника, издавал такую одуряющую вонь, что она зажала нос и невольно ускорила шаг — до конюшни оставалась еще добрая сотня ярдов. Рядом находился крытый загон, предназначенный для лошадей вассалов и гостей сэра Уильяма.
Ларк отворила массивную створку ворот, вошла в конюшню и двинулась по проходу, минуя стойла, в которых негромко всхрапывали и переступали ногами лошади Эвела и близнецов. Она задержалась у загончика, где стоял Тенсендур — серый жеребец ее отца, доставленный в Англию морем аж из самой Гаскони. Конь узнал ее и, просунув сквозь прутья ограды длинную породистую морду, тихонько заржал. Ларк погладила его по загривку и прошла дальше, туда, где находилось стойло Деболта — ее любимого белого жеребца, одного из самых удачных отпрысков Тенсендура. Стоило только взглянуть на его могучую грудь, стройные сильные ноги и широкий круп, как сразу становилось ясно, что сын статью, силой и ростом не уступает своему папаше.
Когда девушка приблизилась, Деболт вытянул шею и начал обнюхивать карман у нее на куртке.
— Лакомство ищешь? А хозяйка, стало быть, не нужна? Ах ты чревоугодник! — Ларк вынула из кармана яблоко и протянула его коню.
Деболт деликатно взял зубами яблоко у нее с ладони и громко захрустел. Пока жеребец хрумкал сочным плодом, Ларк нежно гладила его по гладкой белой шее.
— Ну, что мы будем делать сегодня ночью? Может, покатаемся?
— Отчего же не покататься в хорошей компании? Милое дело.
Услышав низкий, глубокий мужской голос, нарушивший тишину ночи, девушка вздрогнула и устремила взгляд в сторону входа.
Глава 11
Ларк увидела в дверях конюшни силуэт человека. В тусклом свете луны его лицо походило на темную маску, а плечи казались необъятными — куда шире, чем на самом деле. Если бы Ларк не знала, кто стоит перед ней, она поклялась бы, что это Голиаф.
— Ну и куда ты, скажи на милость, собралась?
— Если тебе так уж важно это знать, скажу: хочу убраться отсюда куда угодно, только бы оказаться подальше от тебя.
— Тебе никогда не удастся удрать от меня, пока я сам этого не захочу.
Ларк одарила Стоука презрительным взглядом, а Балтазар, понюхав воздух, двинулся к непрошеному гостю, и тот сосредоточил внимание на волке.
— Как ты узнал, что я в конюшне?
— После того как твой отец заявил, что ты не хочешь присоединиться к нам, я незаметно покинул зал и направился в твою комнату. Знал, что у тебя не хватит терпения слишком долго сидеть взаперти, — и, как видишь, оказался прав.
Показав Балтазару кусок мяса, Стоук швырнул его за дверь.
— Убирайся отсюда и поищи свою поживу во дворе, волчище!
Зверь самым бессовестным образом потерся о бедро Блэкстоуна, позволил погладить себя, после чего выбежал из конюшни и скрылся в ночи.
Неожиданно двери конюшни захлопнулись, и они оказались в кромешной темноте.
— Итак, на чем мы остановились? — прозвучал низкий голос.
— Ни на чем. Я сию же минуту уезжаю. — Ларк много бы дала, чтобы выскользнуть за дверь, но, во-первых, знала, что она заперта, а во-вторых, не представляла, как к ней пробраться в темноте. Зато она кожей ощущала на себе взгляд Стоука.
— Теперь, когда ты целиком в моей власти, я не отпущу тебя.
Ларк сделала шаг назад:
— Тебе никогда не говорили, что у тебя есть что-то общее с ночным кошмаром?
Она отступила еще на шаг, и тут солома, покрывавшая пол конюшни, предательски захрустела. Девушка вздрогнула и инстинктивным движением положила ладонь на рукоять кинжала.
— Ничего не имею против того, чтобы являться к тебе по ночам, — отозвался Стоук.
— Зато я имею.
До ее ушей донесся едва слышный шорох сена.
— Уходи, — бросила она, сжимая рукоять кинжала. Сердце у нее неистово колотилось.
— Уйду, когда мы завершим начатое.
— Ничего мы с тобой не начинали…
— Быстро же ты забыла, как трепетала в моих объятиях после того, как я спас тебе жизнь. Я мог бы взять тебя тогда прямо на скале, прежде чем нам помешали Роуленд и твой брат. Или вчера ночью. Забыла уже, какое удовольствие тебе доставляли мои прикосновения? Я-то все помню…
Не успела Ларк возразить, как Стоук продолжил:
— Не смей этого отрицать, иначе снова осквернишь свои уста ложью. Позволь мне доказать, что я прав. Дай мне дотронуться до тебя.
— Нет. Я обручена с Эвенелом. — Ларк сжала кулаки и отступила в чернильную темноту конюшни. — Стой там, где стоишь, иначе, клянусь, тебе не удастся выйти отсюда живым.
— И ты, и я — мы оба знаем, что это только пустые слова. Угрозы в твоих устах звучат как приглашение к любви. — Он сделал еще шаг к ней.
Стоук ступал тихо, как дикий зверь, но Ларк чутко ловила каждое его движение. Сделав еще шаг назад, она наткнулась спиной на дверцу стойла. Дверная скоба впилась ей в тело, и девушка поморщилась.
— Еще раз говорю тебе — стой там, где стоишь, — звенящим от напряжения шепотом произнесла она, выставив перед собой кинжал и начиная круговой обходный маневр вдоль стены.
— И не подумаю. Я желал тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Мне не терпелось сорвать с тебя одежду и почувствовать, каково твое тело на ощупь. Мне хотелось узнать вкус твоих губ, коснуться твоих грудей, погладить влажную плоть у тебя между ногами…
— Прекрати…
Помимо воли Ларк, слова Стоука вызвали во всем ее теле горячечный озноб.
— Предупреждаю тебя в последний раз: не смей приближаться ко мне!
Стоук громко рассмеялся. Напуганные Деболт и Тенсендур заржали и беспокойно забили копытами в своих стойлах. Воспользовавшись моментом, Ларк отступила в пустующее стойло.
В то же мгновение Стоук бросился вперед и обрушился на нее всей своей тяжестью. Пальцы ее, сжимавшие рукоять кинжала, дрогнули, и оружие едва не выскользнуло из рук. Возблагодарив Бога и всех святых, что этого не произошло, она стиснула рукоять кинжала и попятилась. Она отступала до тех пор, пока не споткнулась и не упала навзничь на груду сваленной в углу стойла прелой соломы.
— Когда же ты наконец поймешь, что мне угрожать бесполезно?
Стоук нежно коснулся подбородка Ларк, а потом провел пальцем по ее пухлой нижней губке. От этих прикосновений у нее перехватило дыхание.
— Я уже все поняла. Теперь позволь мне подняться.
Тело Стоука продолжало давить на нее, однако это была приятная тяжесть.
— Нет, прежде я хочу доказать тебе, что лгать и упрямиться нехорошо. — Его горячее дыхание обжигало ей щеку. — Впрочем, мне нравится твое упрямство. Оно заставляет бурлить мою кровь так, как она никогда еще не бурлила из-за женщины.
— В таком случае мне хотелось бы оказаться тишайшей женщиной на свете, — пробормотала Ларк, чувствуя, как ее снова захлестывает жаркая волна желания.
— В тебе много всего намешано, но тихоней тебе не стать, как бы ты ни старалась. — Стоук коснулся ее рта губами.
Власть его губ была так велика, что девушка содрогнулась. Казалось, еще немного, и она перестанет сопротивляться.
«Я не принадлежу ему», — твердила она про себя те же самые слова, которые говорила Эвенелу, когда тот расспрашивал о ее отношениях со Стоуком.
В панике растерявшаяся Ларк выпростала из-под соломы руку с кинжалом, размахнулась и вонзила клинок в спину Стоуку.
Он вздрогнул, застонал, пробормотал: «Чтоб тебя черти взяли!» — и вдруг обрушился на Ларк всей массой своего тела, придавив ее, словно глыбой, к соломенной подстилке.
Остановившимся взглядом она взирала на дело рук своих, не в силах поверить в то, что совершила. Тело Стоука давило на Ларк все сильнее, ей стало трудно дышать, и она, собрав все свои силы, спихнула его с себя. Оказавшись на свободе, Ларк некоторое время лежала рядом со Стоуком, с шумом втягивая в себя воздух.
Тут Ларк подумала, что он, возможно, еще жив. Она, зажмурившись, дотронулась до него. Когда ее пальцы коснулись холодной стали кинжала, она инстинктивно отдернула руку. Правда, потом, проведя рукой по груди Стоука, Ларк была вознаграждена за смелость: она почувствовала, как его грудь вздымается и опадает.
— Господи, он жив! Благодарение Пресвятой Деве, — пробормотала девушка, нащупывая торчавшую из спины Стоука рукоятку кинжала. Закрыв глаза, она потянула кинжал на себя. Клинок вышел из тела с чавкающим звуком, а по пальцам и ладони Ларк потекла кровь. Она тут же отшвырнула кинжал.
Зажимая ладонью рану Стоука, свободной рукой она оторвала подол своей рубахи, вытащила хранившийся у нее в сапоге маленький кинжальчик и разрезала материю на полосы. Изготовив таким образом подобие бинтов, она быстро и умело забинтовала рану, пропустив концы бинтов у Стоука под мышкой и стянув их в тугой узел у него на плече. Закончив работу, она перевела дух, присела рядом с раненым и прислушалась.
Тот сделал вдох, больше похожий на стон, а потом вдруг затих.
— Нет, ты не умрешь, — пробормотала Ларк, — ты просто не имеешь права умирать… Эй, ты слышишь меня? — Склонившись над Стоуком, она коснулась жилки у него на шее.
Биения не было.
— Не смей умирать! Ты слышишь меня, ну-ка, сейчас же начинай дышать!
Ларк шлепнула Стоука по затылку, затем сделала это еще раз — уже сильнее.
— Говорю же тебе, не смей умирать! Останься со мной! Уверена, тебе не хотелось бы покинуть этот мир, не овладев мною! Что ж, возможно, теперь я этого и заслуживаю… Я не стану теперь тебя винить, если ты даже и сделаешь это! Ты не умрешь! — повторяла она, отвесив раненому оплеуху. — Не умрешь, слышишь?
Потом Ларк снова дотронулась до жилки у него на шее. И снова ничего — даже самого легкого биения.
— Ты не имеешь права умирать! Ведь Элен любит тебя, и все считают, что вы скоро поженитесь. Прошу тебя, не оставляй меня с таким грехом на совести до конца жизни! Ты не имеешь права подвергать меня такой пытке!
Туг она замолотила кулаками ему по груди.
— Эй, ты слышишь меня? Открой глаза! Сейчас же!
Стоук не шевелился.
Ларк рухнула на солому, и из ее глаз потекли горячие злые слезы.
Ее затошнило. Она встала на колени, согнулась в три погибели и извергла из себя то немногое, что успела съесть в этот вечер. Потом начала раскачиваться из стороны в сторону, стеная и содрогаясь всем телом. Господь свидетель, Ларк не хотела убивать его, она просто испугалась… Не Стоука, а той власти, которую, как ей казалось, он над ней возымел. Пресвятая Дева! Ведь Стоук спас ей жизнь! А она даже не сказала ему спасибо.
И теперь уже не скажет… Никогда…
— Ларк, где ты там?
Услышав шепот Эвела, девушка замерла, но потом, когда заскрипела дверь конюшни, отозвалась:
— Я здесь.
— Открой дверь!
— Ты один?
— Один, но скоро сюда придут.
Слова Эвела вывели ее из ступора и заставили действовать. Кое-как поднявшись с колен, Ларк на непослушных, будто деревянных ногах направилась к воротцам конюшни и дрожащими руками отодвинула запоры, задвинутые Стоуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— По мне, так лучше умереть, чем стать его подругой. Меня тошнит при одной только мысли о том, что он будет мужем Элен.
— Откуда такая неприязнь? — Уильям нежно сжал руку дочери. — Не в твоих правилах, дочка, дурно отзываться о благородном рыцаре. Он, конечно, мужчина мрачный, ничего не скажу, но воин великий. И щедрый, кстати, — обещал подарить мне меч. Так что, полагаю, Блэкстоун вовсе не так плох, как ты думаешь. Ну а теперь поведай — что между вами было? Только имей в виду, я желаю знать правду.
Ларк прежде не лгала отцу, да и впредь не собиралась. Она решила рассказать ему самую суть, умолчав о той власти, которую возымел над ней Стоук.
— Надеюсь, отец, теперь ты уяснил себе, почему он подозревает меня — особенно после того, что случилось сегодня утром?
— Да уж, уяснил. — Уильям поморщился, и его глаза выразили неподдельную озабоченность.
— Только не говори матери, очень тебя прошу. Она, как обычно, станет во всем обвинять меня.
— Могла бы об этом и не просить. О таких вещах в присутствии Элизабет лучше помалкивать. Ты сама знаешь, ничего такого, что могло бы ее взволновать, я давно уже ей не говорю. В замке у меня только два доверенных лица — ты да Гован.
— Мне хотелось бы, отец, чтобы ты и Говану об этом не говорил. Чем меньше людей знает об этой интриге, тем лучше.
— Шила в мешке не утаишь. Рано или поздно люди обо всем проведают. К тому же у твоей матушки глаза как у ястреба, да и Элен ненаблюдательной не назовешь.
— Чтобы сохранить все в тайне, я постараюсь держаться подальше от Блэкстоуна, — сказала Ларк.
— И сколько же времени ты предполагаешь скрываться от него? — В глазах Уильяма вспыхнули зеленые искорки, а взгляд стал колючим и жестким.
— До тех пор, пока он не уедет отсюда, — криво улыбнулась Ларк.
— А не лучше ли тебе все-таки встретиться с ним? Помнится, я всегда учил тебя смотреть в глаза опасности, а не прятаться от нее. — В голосе Уильяма прозвучало разочарование. — По-моему, если ты не будешь скрытничать, то и у него не будет причин подозревать тебя.
— Мое присутствие будет лишь провоцировать его. Блэкстоун подозревает меня, и ничто не заставит его изменить мнение обо мне. К тому же я не хотела бы отвлекать Блэкстоуна от Элен, которая, кажется, к нему неравнодушна — хотя и не знаю почему. Так что прошу тебя в это дело не вмешиваться и ни к чему меня не принуждать!
— Что ж, буду разыгрывать из себя дурака и делать вид, что ничего не знаю. Но только до тех пор, пока Блэкстоун не решит, делать ему предложение Элен или нет, и не соберется восвояси. Если тебе к тому времени не удастся убедить Блэкстоуна в твоей невиновности, я сам поговорю с ним. Постараюсь доказать ему, что ты не имеешь никакого отношения к покушениям на его жизнь, а все случившееся — лишь цепочка совпадений, к сожалению, не слишком приятных. Я не потерплю, чтобы мою дочь обвиняли в том, чего она не совершала!
— Прошу тебя, не торопись с объяснениями. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня между тобой и Стоуком пробежала черная кошка. Позволь мне самой все уладить, поскольку вся эта кутерьма поднялась из-за меня. Если Блэкстоун узнает, кто покушался на его жизнь, все подозрения с меня будут сняты. Остается только убедить его, чтобы он искал истинного виновника.
Уильям задумчиво поскреб подбородок:
— Хотелось бы и мне надеяться, что все разрешится благополучно.
— А я вот не сомневаюсь в благополучном исходе, — Ларк пожала руку отца. — Так что обещай ни во что не вмешиваться и положись на меня.
— Как это на тебя похоже — брать все на себя… Хорошо, согласен. Даю тебе слово не касаться этого дела. Но если Блэкстоун будет вести себя недостойно, мне придется-таки вправить ему мозги.
— По рукам!
— Но прошу тебя, Ларк, будь осторожна. Мне почему-то кажется, что причиной твоего сегодняшнего бегства из замка был именно Блэкстоун. Или я ошибаюсь?
Ларк почувствовала, что щеки у нее запылали. При всем желании она не могла рассказать отцу о том, как возбуждают ее прикосновения Блэкстоуна. Поэтому Ларк ограничилась весьма туманным заявлением:
— Он наговорил мне всякого и сильно меня… разозлил.
Отец окинул ее скептическим взглядом.
— Хочу надеяться, что дело и впрямь ограничилось словами. Но оставим это. Скажи лучше, ты по-прежнему отказываешься спуститься в зал?
— Уж лучше я останусь здесь. После укуса пчелы вид у меня отвратительный. — В эту минуту внимание Ларк привлек Балтазар: стянув с подноса мясной пирог, он уселся под столом и начал с урчанием пожирать добычу.
Уильям тоже глянул на волка и сказал:
— По мне, выглядишь ты нормально, а этого маленького бугорка у тебя на носу почти не видно. Думаю, однако, дело тут вовсе не в укусе, а в уязвленной женской гордости. Что ж, я и это в состоянии понять, хотя ты из-за какого-то крохотного прыщика — или, может, по какой другой причине? — сегодня предпочла общество своего любимца — моему.
— К чему ты все это говоришь, отец? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. — Ларк поцеловала Уильяма в щеку. Он улыбнулся и потрепал дочь за подбородок.
— Ладно уж, оставайся. Но мне придется вернуться в зал. Мать на этом настаивала — надо же ей кого-нибудь есть поедом.
Уже собираясь уходить, Уильям добавил:
— Хорошо, что ты поговорила с Элен. А то я уже устал — вечно у нее глаза на мокром месте. Кстати, по какому поводу слезы на этот раз?
— Это я обидела ее. Разозлилась, наговорила гадостей. Потом пожалела.
— Ничего, главное, ты успокоила ее. Правда, реветь она перестала только перед самым ужином, и теперь Черному Дракону предстоит созерцать заплаканную физиономию Элен, а это, уверен, ему не понравится. — Уильям подмигнул дочери, отодвинул засовы и вышел.
Уже спустилась ночь, и когда Ларк вышла во двор, у нее над головой раскинулся черный небесный шатер, усыпанный мириадами сверкающих звезд.
Послышались чьи-то голоса, и девушка отступила в густую тень у стены. Мимо нее, направляясь к входу в жилые покои замка, прошла группа оживленно переговаривавшихся рыцарей. Через пару минут хлопнула входная дверь, звуки стихли, и снова наступила тишина.
Ларк крадучись направилась к скотному двору. Навоз, сваленный у двери коровника, издавал такую одуряющую вонь, что она зажала нос и невольно ускорила шаг — до конюшни оставалась еще добрая сотня ярдов. Рядом находился крытый загон, предназначенный для лошадей вассалов и гостей сэра Уильяма.
Ларк отворила массивную створку ворот, вошла в конюшню и двинулась по проходу, минуя стойла, в которых негромко всхрапывали и переступали ногами лошади Эвела и близнецов. Она задержалась у загончика, где стоял Тенсендур — серый жеребец ее отца, доставленный в Англию морем аж из самой Гаскони. Конь узнал ее и, просунув сквозь прутья ограды длинную породистую морду, тихонько заржал. Ларк погладила его по загривку и прошла дальше, туда, где находилось стойло Деболта — ее любимого белого жеребца, одного из самых удачных отпрысков Тенсендура. Стоило только взглянуть на его могучую грудь, стройные сильные ноги и широкий круп, как сразу становилось ясно, что сын статью, силой и ростом не уступает своему папаше.
Когда девушка приблизилась, Деболт вытянул шею и начал обнюхивать карман у нее на куртке.
— Лакомство ищешь? А хозяйка, стало быть, не нужна? Ах ты чревоугодник! — Ларк вынула из кармана яблоко и протянула его коню.
Деболт деликатно взял зубами яблоко у нее с ладони и громко захрустел. Пока жеребец хрумкал сочным плодом, Ларк нежно гладила его по гладкой белой шее.
— Ну, что мы будем делать сегодня ночью? Может, покатаемся?
— Отчего же не покататься в хорошей компании? Милое дело.
Услышав низкий, глубокий мужской голос, нарушивший тишину ночи, девушка вздрогнула и устремила взгляд в сторону входа.
Глава 11
Ларк увидела в дверях конюшни силуэт человека. В тусклом свете луны его лицо походило на темную маску, а плечи казались необъятными — куда шире, чем на самом деле. Если бы Ларк не знала, кто стоит перед ней, она поклялась бы, что это Голиаф.
— Ну и куда ты, скажи на милость, собралась?
— Если тебе так уж важно это знать, скажу: хочу убраться отсюда куда угодно, только бы оказаться подальше от тебя.
— Тебе никогда не удастся удрать от меня, пока я сам этого не захочу.
Ларк одарила Стоука презрительным взглядом, а Балтазар, понюхав воздух, двинулся к непрошеному гостю, и тот сосредоточил внимание на волке.
— Как ты узнал, что я в конюшне?
— После того как твой отец заявил, что ты не хочешь присоединиться к нам, я незаметно покинул зал и направился в твою комнату. Знал, что у тебя не хватит терпения слишком долго сидеть взаперти, — и, как видишь, оказался прав.
Показав Балтазару кусок мяса, Стоук швырнул его за дверь.
— Убирайся отсюда и поищи свою поживу во дворе, волчище!
Зверь самым бессовестным образом потерся о бедро Блэкстоуна, позволил погладить себя, после чего выбежал из конюшни и скрылся в ночи.
Неожиданно двери конюшни захлопнулись, и они оказались в кромешной темноте.
— Итак, на чем мы остановились? — прозвучал низкий голос.
— Ни на чем. Я сию же минуту уезжаю. — Ларк много бы дала, чтобы выскользнуть за дверь, но, во-первых, знала, что она заперта, а во-вторых, не представляла, как к ней пробраться в темноте. Зато она кожей ощущала на себе взгляд Стоука.
— Теперь, когда ты целиком в моей власти, я не отпущу тебя.
Ларк сделала шаг назад:
— Тебе никогда не говорили, что у тебя есть что-то общее с ночным кошмаром?
Она отступила еще на шаг, и тут солома, покрывавшая пол конюшни, предательски захрустела. Девушка вздрогнула и инстинктивным движением положила ладонь на рукоять кинжала.
— Ничего не имею против того, чтобы являться к тебе по ночам, — отозвался Стоук.
— Зато я имею.
До ее ушей донесся едва слышный шорох сена.
— Уходи, — бросила она, сжимая рукоять кинжала. Сердце у нее неистово колотилось.
— Уйду, когда мы завершим начатое.
— Ничего мы с тобой не начинали…
— Быстро же ты забыла, как трепетала в моих объятиях после того, как я спас тебе жизнь. Я мог бы взять тебя тогда прямо на скале, прежде чем нам помешали Роуленд и твой брат. Или вчера ночью. Забыла уже, какое удовольствие тебе доставляли мои прикосновения? Я-то все помню…
Не успела Ларк возразить, как Стоук продолжил:
— Не смей этого отрицать, иначе снова осквернишь свои уста ложью. Позволь мне доказать, что я прав. Дай мне дотронуться до тебя.
— Нет. Я обручена с Эвенелом. — Ларк сжала кулаки и отступила в чернильную темноту конюшни. — Стой там, где стоишь, иначе, клянусь, тебе не удастся выйти отсюда живым.
— И ты, и я — мы оба знаем, что это только пустые слова. Угрозы в твоих устах звучат как приглашение к любви. — Он сделал еще шаг к ней.
Стоук ступал тихо, как дикий зверь, но Ларк чутко ловила каждое его движение. Сделав еще шаг назад, она наткнулась спиной на дверцу стойла. Дверная скоба впилась ей в тело, и девушка поморщилась.
— Еще раз говорю тебе — стой там, где стоишь, — звенящим от напряжения шепотом произнесла она, выставив перед собой кинжал и начиная круговой обходный маневр вдоль стены.
— И не подумаю. Я желал тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Мне не терпелось сорвать с тебя одежду и почувствовать, каково твое тело на ощупь. Мне хотелось узнать вкус твоих губ, коснуться твоих грудей, погладить влажную плоть у тебя между ногами…
— Прекрати…
Помимо воли Ларк, слова Стоука вызвали во всем ее теле горячечный озноб.
— Предупреждаю тебя в последний раз: не смей приближаться ко мне!
Стоук громко рассмеялся. Напуганные Деболт и Тенсендур заржали и беспокойно забили копытами в своих стойлах. Воспользовавшись моментом, Ларк отступила в пустующее стойло.
В то же мгновение Стоук бросился вперед и обрушился на нее всей своей тяжестью. Пальцы ее, сжимавшие рукоять кинжала, дрогнули, и оружие едва не выскользнуло из рук. Возблагодарив Бога и всех святых, что этого не произошло, она стиснула рукоять кинжала и попятилась. Она отступала до тех пор, пока не споткнулась и не упала навзничь на груду сваленной в углу стойла прелой соломы.
— Когда же ты наконец поймешь, что мне угрожать бесполезно?
Стоук нежно коснулся подбородка Ларк, а потом провел пальцем по ее пухлой нижней губке. От этих прикосновений у нее перехватило дыхание.
— Я уже все поняла. Теперь позволь мне подняться.
Тело Стоука продолжало давить на нее, однако это была приятная тяжесть.
— Нет, прежде я хочу доказать тебе, что лгать и упрямиться нехорошо. — Его горячее дыхание обжигало ей щеку. — Впрочем, мне нравится твое упрямство. Оно заставляет бурлить мою кровь так, как она никогда еще не бурлила из-за женщины.
— В таком случае мне хотелось бы оказаться тишайшей женщиной на свете, — пробормотала Ларк, чувствуя, как ее снова захлестывает жаркая волна желания.
— В тебе много всего намешано, но тихоней тебе не стать, как бы ты ни старалась. — Стоук коснулся ее рта губами.
Власть его губ была так велика, что девушка содрогнулась. Казалось, еще немного, и она перестанет сопротивляться.
«Я не принадлежу ему», — твердила она про себя те же самые слова, которые говорила Эвенелу, когда тот расспрашивал о ее отношениях со Стоуком.
В панике растерявшаяся Ларк выпростала из-под соломы руку с кинжалом, размахнулась и вонзила клинок в спину Стоуку.
Он вздрогнул, застонал, пробормотал: «Чтоб тебя черти взяли!» — и вдруг обрушился на Ларк всей массой своего тела, придавив ее, словно глыбой, к соломенной подстилке.
Остановившимся взглядом она взирала на дело рук своих, не в силах поверить в то, что совершила. Тело Стоука давило на Ларк все сильнее, ей стало трудно дышать, и она, собрав все свои силы, спихнула его с себя. Оказавшись на свободе, Ларк некоторое время лежала рядом со Стоуком, с шумом втягивая в себя воздух.
Тут Ларк подумала, что он, возможно, еще жив. Она, зажмурившись, дотронулась до него. Когда ее пальцы коснулись холодной стали кинжала, она инстинктивно отдернула руку. Правда, потом, проведя рукой по груди Стоука, Ларк была вознаграждена за смелость: она почувствовала, как его грудь вздымается и опадает.
— Господи, он жив! Благодарение Пресвятой Деве, — пробормотала девушка, нащупывая торчавшую из спины Стоука рукоятку кинжала. Закрыв глаза, она потянула кинжал на себя. Клинок вышел из тела с чавкающим звуком, а по пальцам и ладони Ларк потекла кровь. Она тут же отшвырнула кинжал.
Зажимая ладонью рану Стоука, свободной рукой она оторвала подол своей рубахи, вытащила хранившийся у нее в сапоге маленький кинжальчик и разрезала материю на полосы. Изготовив таким образом подобие бинтов, она быстро и умело забинтовала рану, пропустив концы бинтов у Стоука под мышкой и стянув их в тугой узел у него на плече. Закончив работу, она перевела дух, присела рядом с раненым и прислушалась.
Тот сделал вдох, больше похожий на стон, а потом вдруг затих.
— Нет, ты не умрешь, — пробормотала Ларк, — ты просто не имеешь права умирать… Эй, ты слышишь меня? — Склонившись над Стоуком, она коснулась жилки у него на шее.
Биения не было.
— Не смей умирать! Ты слышишь меня, ну-ка, сейчас же начинай дышать!
Ларк шлепнула Стоука по затылку, затем сделала это еще раз — уже сильнее.
— Говорю же тебе, не смей умирать! Останься со мной! Уверена, тебе не хотелось бы покинуть этот мир, не овладев мною! Что ж, возможно, теперь я этого и заслуживаю… Я не стану теперь тебя винить, если ты даже и сделаешь это! Ты не умрешь! — повторяла она, отвесив раненому оплеуху. — Не умрешь, слышишь?
Потом Ларк снова дотронулась до жилки у него на шее. И снова ничего — даже самого легкого биения.
— Ты не имеешь права умирать! Ведь Элен любит тебя, и все считают, что вы скоро поженитесь. Прошу тебя, не оставляй меня с таким грехом на совести до конца жизни! Ты не имеешь права подвергать меня такой пытке!
Туг она замолотила кулаками ему по груди.
— Эй, ты слышишь меня? Открой глаза! Сейчас же!
Стоук не шевелился.
Ларк рухнула на солому, и из ее глаз потекли горячие злые слезы.
Ее затошнило. Она встала на колени, согнулась в три погибели и извергла из себя то немногое, что успела съесть в этот вечер. Потом начала раскачиваться из стороны в сторону, стеная и содрогаясь всем телом. Господь свидетель, Ларк не хотела убивать его, она просто испугалась… Не Стоука, а той власти, которую, как ей казалось, он над ней возымел. Пресвятая Дева! Ведь Стоук спас ей жизнь! А она даже не сказала ему спасибо.
И теперь уже не скажет… Никогда…
— Ларк, где ты там?
Услышав шепот Эвела, девушка замерла, но потом, когда заскрипела дверь конюшни, отозвалась:
— Я здесь.
— Открой дверь!
— Ты один?
— Один, но скоро сюда придут.
Слова Эвела вывели ее из ступора и заставили действовать. Кое-как поднявшись с колен, Ларк на непослушных, будто деревянных ногах направилась к воротцам конюшни и дрожащими руками отодвинула запоры, задвинутые Стоуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39