– Понятия не имею, откуда она возьмет деньги. Остается надеяться, что она не станет играть в долг.
– Признаюсь, я одолжил ей несколько фунтов, – сказал Кларенс. – Я подумал, что это скрасит ей вечер. – Он широко улыбнулся, показывая щербинку между передними зубами, придававшую его улыбке что-то мальчишеское. В бутылочно-зеленом бархатном фраке, необыкновенно шедшем к его глазам и светлым волосам, он казался особенно красивым.
– Впредь не станешь признаваться, что ты банкир, – рассмеялась Джессалин. К своему верному кавалеру она испытывала странную нежность, а также чувство вины за то, что пообещала выйти за него замуж, хотя сердце ее по-прежнему принадлежало Маккейди. И, наверное, будет принадлежать всегда. – Я тебе обязательно отдам. Потому что иначе бабушка, проигравшись, попробует продать тебе одну из своих табакерок…
– А я ее куплю, а после продам тебе. Идет? – Его улыбка была такой нежной и теплой, что у Джессалин в горле застрял мешавший говорить комок.
– Кларенс, я… Ты настоящий друг.
Танец закончился, но Кларенс продолжал держать ее руку, пристально и напряженно заглядывая в глаза.
– Надеюсь, что я все-таки больше, чем просто друг, – проговорил он.
Джессалин убрала руку.
– Я… Тебе не кажется, что здесь слишком душно. Может быть, выпьем по бокалу шампанского?
Кларенс продолжал смотреть ей в глаза. Оба молчали. Джессалин затаила дыхание, боясь одного – что он выскажет вслух то, что она без труда читала в его глазах. Но вот он отвел взгляд – момент был упущен.
– Да, конечно, – согласился Кларенс и, поклонившись, отправился за напитками.
Джессалин смотрела на танцующих. Сердце сжалось от сладкой боли: она вспомнила о том далеком лете, когда на своем первом взрослом балу танцевала с Маккейди… Как он поддразнивал ее, когда она наступала ему на ноги, как у нее кружилась голова, как…
Он появился так неожиданно, что Джессалин показалось, что он возник в бальной зале прямо из ее воспоминаний. И вот он стоит здесь, на пороге и рассматривает зал с таким видом, словно он – Черный принц, а все остальные – его подданные. Сердце Джессалин провалилось куда-то вниз, она затаила дыхание.
Маккейди неторопливо повернулся, чтобы поздороваться с хозяином, а Джессалин не отрываясь смотрела на его гордый профиль. Его длинные волосы и пиратская серьга в ухе удивительно контрастировали с изысканной толпой. Мускулистая фигура тоже казалось слишком мужественной для элегантной бальной одежды. «Он не принадлежит к светскому обществу. Он здесь совершенно чужой», – подумала Джессалин. И точно также он не принадлежал Лондону с его чопорными нравами. Он словно прилетел из совсем другой эпохи, когда мужчины носили оружие и завоевывали королевства, признавая только один закон – закон силы.
«Я хочу тебя, Джессалин». Хочет, но не может любить.
В тот день, когда он холодно предложил ей разделить по постель, ее чувства и мысли окончательно запутались. Гордость Летти требовала, чтобы она дала ему пощечину. Обиженный ребенок хотел вцепиться ногтями в его лицо и причинить хоть какую-то боль. А женщина мечтала броситься в его объятия и любить, любить, несмотря ни на что, любить так сильно, что он просто не смог бы не ответить взаимностью.
Джессалин понимала, что вряд ли когда-нибудь освободится от этого чувства. И неважно, окажутся они вместе о бальной зале или на разных концах земли. Джессалин позволила себе одну маленькую слабость – она верила, что из всех женщин мира только она одна способна изменить его. Только ей одной принадлежит его сердце.
Началась вторая кадриль, и танцующие заслонили Маккейди. Постепенно сердце встало на место и перестало прыгать, как лягушка. Но это продолжалось недолго. Уже в следующую минуту Джессалин увидела, как он своей характерной прихрамывающей походкой пересекает бальный зал, направляясь прямо к ней.
Безумными глазами оглядевшись вокруг, Джессалин заметила небольшую нишу, в которой стоял изящный инкрустированный стол с гигантской белой вазой. Она металась туда, как испуганный заяц в нору. Скользнув внутрь, она оглянулась, чтобы убедиться, что никто не заметил ее бегства, задела бедром стол, и ваза, рухнув на пол, с грохотом разлетелась на мелкие кусочки.
– Вот черт, – вполголоса выругалась Джессалин.
– Она была на редкость уродливой, правда? Джессалин резко обернулась и обнаружила, что ее убежище уже занято. У стола сидела девушка с безукоризненно правильными чертами лица и нежными золотистыми волосами, уложенными мелкими локонами. В прическе сверкала россыпь бриллиантов, а расшитое серебром платье переливалось в ярком свете свечей.
Джессалин вспомнила, что видела эту молодую леди рядом с родителями, когда те встречали гостей, и вспыхнула от стыда.
– Простите меня, мисс Гамильтон, за мою неуклюжесть. Я обязательно вам куплю другую вазу взамен разбитой.
– Даже и не думайте! – В синих глазах зажглись веселые искорки. – Где мы только не ставили эту вазу в надежде, что кто-нибудь ее разобьет. Ее подарила моя тетка Люсинда, а она, бедняжка, так близорука, что почти ничего не видит.
Портьеры в доме Гамильтонов, словно для того, чтобы лишний раз подчеркнуть богатство хозяев, были слишком длинными и широкой оборкой лежали на полу. К великому изумлению Джессалин, девушка приподняла тяжелую парчовую портьеру и ногой аккуратно затолкала под нее осколки.
– Ну вот и все, – сказала она и заговорщицки улыбнулась Джессалин. – Теперь, если кто-нибудь спросит, что случилось с вазой, мы сможем смело отрицать даже самый факт ее существования.
– И все же вы должны позволить мне купить что-нибудь взамен, – продолжала настаивать Джессалин.
– Ну хорошо, пусть только это будет что-нибудь по-настоящему уродливое, чтобы можно было подарить бедной тете Люсинде. – Девушка рассмеялась тихим музыкальным смехом. – Боюсь, что вы меня застали в минуту позорной трусости, ведь я прячусь здесь от гостей. Сегодня мне предстоит сделать не один реверанс, и я опасаюсь, что колени просто не выдержат. – Она выглянула из-за портьеры в бальную залу и тихо вздохнула. Джессалин обратила внимание на замечательную грудь и изящную фигурку. – Вы – приятельница мистера Титвелла, мисс Летти?
– Да. Удивляюсь, как вы это запомнили. По-моему, сегодня вам пришлось здороваться чуть ли не с полутысячей человек, причем с большинством вы наверняка даже не знакомы.
– Вы плохо знаете мою маму. За последние три года и, кажется, не пропустила ни одного бала. Меня выставляли, как породистую лошадку, в надежде, что на нее клюнет какой-нибудь Титул. – Последнее слово она произнесла с откровенной горечью. – Точнее, не на меня саму, а на колоссальное приданое.
– А вот я бы не отказалась от колоссального приданого, – сказала Джессалин и обрадовалась, когда мисс Гамильтон рассмеялась в ответ. Ей нравилась эта девушка. Это был один из тех редких моментов, когда встречаешь человека и сразу понимаешь, что обязательно подружишься.
Мисс Гамильтон опять высунулась из ниши и оглядела бальный зал. Джессалин сообразила, что она кого-то высматривает. Девушка явно нервничала и теребила в руках маленький, вручную расписанный веер, одну из тех элегантных безделушек, что молодые люди нередко дарят девушкам, за которыми ухаживают.
Мисс Гамильтон проследила за направлением взгляда Джессалин и расправила веер. На жестком шелке была нарисована вальсирующая пара. На мягких изящных губках девушки заиграла улыбка.
– Я открою вам секрет, – сказала она. – Хотя в общем-то это уже ни для кого не секрет. Один… человек попросил меня стать его женой. Он очень красив, и у него есть титул.
– Вы, наверное, очень счастливы.
Синие глаза мисс Гамильтон потемнели.
– Я была бы счастлива, если бы этот Титул так откровенно не предпочитал мои деньги. Три дня назад мы еще даже не были знакомы. А он не такой человек, чтобы изображать, чувства, которых не испытывает.
«И тем не менее она уже любит его, – подумала Джессалин. – Бедняжка».
Ярко одетая, увешанная драгоценностями женщина пересекала бальную залу, заглядывая во все ниши.
– О Боже, это мама, – тяжело вздохнула мисс Гамильтон. – Она знает все мои маленькие хитрости. – Она ласково улыбнулась Джессалин, и в синих глазах опять зажглись, веселые огоньки. – Мне было бы очень приятно, мисс Летти, если бы вы изредка навещали меня. – Несмотря на веселый тон, Джессалин физически ощущала окутывающий ее новую знакомую ореол одиночества.
Протянув руку, она улыбнулась в ответ.
– Пожалуйста, называйте меня Джессалин.
– А вы меня – Эмили, – пожимая протянутую руку, сказала мисс Гамильтон.
Они вместе вышли из ниши, и Эмили поспешила навстречу матери. Очень хрупкая, небольшого роста, девушка двигалась с той прирожденной грацией, которой Джессалин всегда завидовала. Миссис Гамильтон опиралась на руку длинноносого блондина с редеющими волосами и застывшим на лице высокомерным выражением. Это, наверное, и есть тот самый Титул, подумала Джессалин, и ей стало очень жаль мисс Эмили. Этот человек явно относился к тому типу мужчин, которые держат жен в золотых клетках, а сами напропалую развлекаются на стороне.
Внезапно ее грубо схватила чья-то рука, и, повернувшись, Джессалин увидела перед собой лицо падшего ангела. Сердце бешено застучало в груди.
– Что ты делаешь? – вскрикнула она.
– Собираюсь станцевать с тобой тур вальса, – ответил Маккейди неожиданно мягким голосом, и уже в следующую минуту сильная рука, обняв ее за талию, увлекла н гущу танцующих.
В какую-то минуту испуганный взгляд Джессалин выхватил из толпы Кларенса, стоявшего в дверях с двумя бокалами шампанского, но его тотчас же заслонили танцующие пары.
Она подняла глаза на Маккейди и была потрясена выражением его глаз. Губы его были плотно сжаты в тонкую линию, что всегда придавало его лицу какое-то жестокое выражение.
– Ты все еще собираешься выйти за него замуж?
– Да, – солгала Джессалин и, потупив взгляд, уставилась на свои ноги, которые почему-то вдруг перестали гнуться.
– Если хочешь знать мое мнение, ты совершаешь большую ошибку.
– Меня совершенно не интересует твое мнение. А теперь, если ты соизволишь отпустить меня, я…
– Да ладно вам, мисс Летти. Куда подевались ваши светские манеры? Когда джентльмен приглашает вас на танец, крайне невежливо ему отказывать.
– Ты меня не приглашал. Ты даже не спросил, хочу ли я танцевать.
– Да, это непростительная оплошность с моей стороны. – Он наклонил голову, и его горячее дыхание щекотало щеку Джессалин. – А вы, мисс Летти, по-прежнему не умеете вальсировать, не глядя на свои ноги.
Неожиданно для себя самой Джессалин рассмеялась. Она понимала, что этот смех нервный, что необходимо немедленно взять себя в руки, но не могла. Ее звонкий и по-прежнему резковатый смех неожиданно громко прозвучал в бальном зале. Она не видела реакции окружающих, потому что, запрокинув голову, смотрела в расписанный золотом потолок. Маккейди не смеялся. Он закрыл глаза, и его губы искривились, как от резкой боли. Его правая рука еще крепче сжала талию.
– Джессалин… ты помнишь то лето и ночь голубой луны?
Джессалин испуганно посмотрела ему в лицо. В темных глазах затаилась какая-то неуверенность, даже ранимость, она никогда не видела их такими раньше. Словно на какое-то мгновение вечные тени развеялись, обнажив частичку его истинной души.
Она сглотнула комок, подступивший к горлу.
– Я никогда не смогу забыть ту ночь. Он отпустил ее, хотя музыка еще длилась.
– Я тоже. Я буду помнить ее столько, сколько буду жить. Несмотря на все то, что мне пришлось и еще придется совершать… Что бы ни случилось, я никогда не забуду той ночи. И никогда не забуду тебя.
Джессалин изумленно смотрела на него, пытаясь понять, зачем он говорит эти слова. Слова, так сильно походившие на прощание.
Глава 17
Кларенс стоял перед Джессалин с двумя бокалами шампанского. На его обычно спокойном лице застыло изумленное выражение.
– Мы не можем уйти сейчас, – говорил он, – Еще нет и полуночи. Что подумают люди?
– Мне безразлично, что они подумают. Скажи им, что бабушке стало нехорошо.
– Если это из-за Сирхэя, если он оскорбил тебя, то я… я потребую сатисфакции.
– Ты собираешься с ним стреляться на рассвете? – саркастически поинтересовалась Джессалин, но тотчас же пожалела об этом. – Кларенс, – со вздохом сказала она, – мы всего лишь танцевали.
«Всего лишь танцевали». Джессалин не могла понять, почему ее охватило такое горькое чувство потери. Но она знала, что не в состоянии больше ни минуты находиться в этой танцующей, смеющейся толпе.
– Пожалуйста, Кларенс, отвези нас домой. Кларенс отдал бокалы проходившему мимо лакею и взял Джессалин под руку.
– Ну что ж, хорошо. Но я надеюсь, ты понимаешь, как важно для меня было приехать сюда сегодня вечером.
Хотя у Алоизия Гамильтона и нет титула, он обладает огромным влиянием в правительственных кругах. Таким влиянием, о котором ваши драгоценные герцоги и графы могут только мечтать. А ты, как моя будущая жена, должна беспокоиться о моей карьере в парламенте.
Джессалин с трудом подавила желание заявить, что никогда не выйдет за него замуж. Зачем портить настроение человеку, который по-прежнему оставался ее самым верным, самым дорогим другом.
Они уже почти пробились к двери, когда в зале раздался резкий звук рога. Разговоры, музыка и смех мгновенно стихли.
Все взгляды устремились в тот конец зала, где на небольшом возвышении с рогом в руке и дурацкой улыбкой на губах стоял Алоизий Гамильтон.
– Теперь, когда наконец мне удалось привлечь ваше внимание… – начал он, и в зале послышались отдельные смешки облегчения.
Речь Алоизия была достаточно сумбурной, и Джессалин мало что разобрала, но она и без того догадалась, о чем говорит хозяин дома – о помолвке Эмили с ее Титулом. И действительно вскоре Эмили присоединилась к отцу на возвышении. Алоизий взял руку дочери и поднес ее к губам. Продолжая держать ее руку в своей, он жестом пригласил кого-то из толпы гостей встать слева.
Несмотря на грусть, точившую ее изнутри, Джессалин не смогла удержаться от улыбки, глядя, как ее новая подруга, Эмили Гамильтон, протягивает свободную руку своему жениху. Она все еще улыбалась, когда этот человек целовал руку своей невесте. Улыбалась даже тогда, когда нестерпимая боль, поднявшаяся в груди, почти ослепила ее.
Как сквозь туман она видела изумленное лицо Кларенса и слышала вокруг голоса: «Помолвка…», «Она выходит за этого графа, Сирхэя…», «У них в роду все с причудами, но этот просто сумасшедший. Прокладывает железную дорогу отсюда в Корнуолл и собирается пустить по ней железных: коней…», «Зато теперь Гамильтон, этот богач-выскочка, будет иметь внука-графа…»
Не обращая внимания на сотни устремленных на него глаз, Сирхэй невозмутимо оглядывал бальный зал. Лишь, один раз его взгляд ненадолго задержался – когда встретился с глазами Джессалин. Но лицо Трелони по-прежнему ничего не выражало. Абсолютно ничего.
Если бы у нее оставалась хоть капля гордости, она бы подошла к нему, улыбнулась и пожелала счастья, пожелала бы счастья им обоим. И держалась бы так, словно и сама она счастлива, счастлива, счастлива и ей на всех наплевать. О Господи…
Джессалин огляделась по сторонам в поисках Кларенса, но тот исчез. Она попыталась пробиться сквозь плотную толпу гостей, разом устремившуюся к возвышению, чтобы принести свои поздравления. Джессалин почувствовала, что задыхается, что вот-вот эта возбужденная толпа сомнет и раздавит ее.
Кто-то взял ее за руку. Кларенс почему-то был очень бледен, под правым глазом у него пульсировала жилка.
– За помолвку он получил ровно столько, чтобы оплатить долги своего брата. – Джессалин с изумлением услышала в голосе Кларенса нотки облегчения. – Остальное получит после того, как родится наследник.
Джессалин показалось, что ее лицо стянуло, словно накрахмаленную ткань. Надо срочно уходить отсюда, пока оно не начало трескаться на миллион мелких кусочков.
– Кларенс, пожалуйста… отвези нас домой. Немедленно.
Он стоял в тени колонн портика и смотрел, как она уезжает. Вся улица была запружена экипажами, кучера переругивались. Гости еще и не думали разъезжаться.
Он видел, как щегольской экипаж Титвелла свернул за угол и пропал из виду.
– Лорд Сирхэй?
Он обернулся. В свете мерцающих факелов перед ним стояла Эмили Гамильтон. На ее хорошеньком личике застыла смесь обожания и страха.
– Что вам угодно? – сухо поинтересовался он. Но тотчас же пожалел о своей невольной грубости. Они помолвлены уже три дня, но девушка все еще не могла заставить себя называть его по имени. Видимо, и в брачную ночь она назовет его лорд Сирхэй.
– Отец хочет поговорить с вами, милорд. – Эмили попыталась улыбнуться, но губы предательски дрожали.
Ему хотелось ненавидеть эту женщину, но ненависть не приходила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47