А что до него самого, то сейчас, с недельной щетиной, копьем, и в невыразимо грязном тартане он вполне мог сойти за подлинного британца.
Молодая женщина оставила пряжу, осторожно положила младенца рядом с Фабианом, который шарахнулся в сторону, принесла большой кувшин и вылила его содержимое в глиняную чашку.
– У нас есть козье молоко, – застенчиво сказала она Квинту. – Возьми.
– Не раньше, чем они заплатят! – перебила ее старуха.
Квинт снова заверил ее в этом, гадая, сколько же может заломить жадная старуха. Молоко он принял с благодарностью. Когда они выпили молоко и съели волчье мясо, Квинт понял, что пора уходить, но попытался получить еще какие-то сведения.
Он поставил кубок на стол и улыбнулся молодой женщине.
– А что, все мужчины атребатов ушли на войну с римлянами?
– Атребатов? – повторила она с некоторым удивлением. – Возможно. Не знаю. Они живут дальше, в Стране Великого Белого Коня. Мы – добунии, – гордо заявила она.
– Ясно… – страх коснулся Квинта. Итак, мятеж охватывает все новые племена. Сколько же их сейчас собралось под рукой Боадицеи? Где ее войско? Знают ли женщины об этом хоть что-нибудь? Непохоже. Однако интуиция подсказывала ему продолжить.
Дион глядел на него, явно удивляясь причине задержки, но боялся спрашивать по-латыни. Фабиан уже встал и ждал у выхода.
Квинт сделал им быстрый предупреждающий знак и покачал головой. Они сразу поняли, повернулись спиной и небрежно откинули входной полог, словно интересуясь погодой снаружи, и предоставил Квинту свободу действий.
– Нам нужно долго идти, чтобы успеть к сражению, – на сей раз Квинт сообщил чистую правду. – Так долго, что мы стали опасаться, что можем пропустить битву. Как вы думаете, может, великая битва между британцами и римским губернатором уже была?
Женщины внимательно смотрели на него, явно желая ответить, но то ли мысль его до них не доходила, то ли он сам не мог точно выразиться на своем ломаном кельтском.
Он попытался снова, тщательно подбирая слова. Старуха дернула плечом, и потеряв к нему всякий интерес, принялась мешать какую-то бурду, кипевшую в железном котелке над огнем. Но молодая, радуясь возможности отвлечься от повседневного однообразия, уловила, наконец, смысл вопроса и отрицательно замотала головой.
– Думаю, нет. Гонец, который пришел за моим мужем и братьями, сказал, что великая королева будет выжидать, пока вокруг не соберется столько племен, что земля станет черна от воинов, насколько сможет видеть глаз. И женщины тоже будут сражаться, – с завистью заметила она, – но мне муж не позволил пойти. Это не в обычае добуниев.
– Надеюсь, – пробормотал Квинт, обдумывая следующий вопрос.
Женщина подняла младенца, и прижав его к груди, воскликнула:
– Андраста, преславная богиня, пошлет нам победу, но у меня мурашки бегут, когда я думаю, как много римских чудовищ – так много, словно песчинок на дне реки.
«Хотел бы я, чтоб это было так», – уныло подумал Квинт.
– Я никогда не видела римлян, – продолжала женщина, – но слышала, что у них клыки, как у диких кабанов, а головы сделаны из золота и горят на солнце. Иценский гонец рассказывал, что, когда по пути сюда он проходил мимо их лагеря, то с холма видел одного – у него с головы спускался рыжий лошадиный хвост» а сам он весь переливался золотом.
Квинт прервал эти испуганно-восхищенные излияния.
– А где был лагерь, в котором гонец видел римлянина в золоте? Вдоль реки? Вдоль города?
Она выглядела озадаченной.
– Он этого не сказал… кроме того, что римские чудовища всегда останавливались в этом месте с тех пор, как пришел первый из них.
– Первый? Он назвал его имя? Юлий Цезарь?
– Может… да, я вспомнила, он сказал что-то вроде Цезаря. А зачем тебе нужно это знать?
– Просто мы с друзьями тоже хотим поглядеть на римских чудовищ прежде, чем встретимся с ними в битве…
– Милая женщина, ты и твоя мать были очень добры. Спасибо, но мы должны идти.
– Плата – проныла старуха, отрываясь от горшка. – За огонь… за козье молоко!
– Да, да… – Квинт потянулся за кошельком. – На трех монетах сойдемся? – Это было щедрое предложение. Он выложил деньги. Они были, разумеется, с изображением Нерона, но Квинт считал, что сможет сплести какую-нибудь историю, если женщины обратят на это внимание.
– Это еще что? – презрительно фыркнула старуха. – Простые кусочки металла! Ты обещал заплатить!
– Я и плачу, – возразил Квинт. – Это хорошие деньги, они имеют хождение по всей стране.
– Это не плата! – толстая физиономия старухи побагровела. Она в бешенстве ударила Квинта по руке, так, что монеты покатились по земляному полу. – Вы лживые воры!
– Эй, подожди, подожди! – Квинт разрывался между яростью и недоумением, а Дион с Фабианом, угадав неладное, молча подошли ближе. – Не понимаю…
– Конечно же, мама хочет брусок железа, – хмурясь сказала молодая женщина. – Маленький.
– Большой! – завизжала старуха, потрясая кулаками.
– Маленький или большой, я не знаю, о чем вы… – огрызнулся Квинт, но почувствовал, как его дергают за руку, и обернувшись, увидел, что Фабиан делает ему знаки. – Сейчас я поговорю с друзьями.
У выхода Фабиан очень тихо объяснил:
– Эти отсталые племена используют для расчета железные бруски – дело в этом, я угадал? Они никогда не видели денег.
– Как же нам быть?
– Постараемся им как-нибудь втолковать. Квинт вернулся к женщинам. Молодая женщина вскоре согласилась принять обстоятельство, что племя, из которого явились пришельцы, не пользуется железными брусками, и что монеты на полу – вполне достойная плата, но старуха – нет. Ее тусклые глаза заполыхали гневом.
– Лжецы! Воры! – продолжала она вопить, яростно мечась по хижине. – Платите! Платите!
Не заходя больше никаких доводов, Квинт бросил на молодую женщину извиняющийся взгляд, и повернулся, чтобы присоединиться к товарищам, но старуха в бешенстве выхватила из горшка половник и швырнула им в Квинта. В горшке была какая-то тушенка и обжигающее варево выплеснулось из половника. Квинт бросился наутек, и все трое обратились в позорное бегство через двор, в то время, как старуха призывала на них проклятия, а собака рычала и хватала их за пятки.
Они выскочили за ворота, захлопнули их перед носом у пса, и неслись по дороге, покуда хватало дыхания, потом Дион окинул взглядом Квинта и разразился смехом.
– Стойте! Стойте! – давился он. – Давайте, сочтем наши раны после постыдного отступления. И, по крайней мере, счистим с Квинта бобы и… ага! – он что-то выдернул из волос Квинта, – и куски тушеного кролика.
Квинт с отвращением соскребал с шеи налипшие бобы.
– Это проклятое варево было горячее! – злобно заявил он, затем внезапно расхохотался вслед за Дионом. – Ну, мы прекрасно представили наши доблестные легионы! Обращены в бегство половником!
Даже Фабиан хохотнул: – И паршивой собаченкой, которая оторвала кусок моей сандалии.
– Радуйся, что не кусок твоей ноги… – Квинт нашел ручей, и мыл голову, пока полностью не избавился от следов старухиной тушенки. Вернувшись к остальным, он сказал:
– Однако послушайте, я добыл кое-какие сведения. Хотя не уверен, есть ли от них польза. Существует ли место под названием Лагерь Цезаря?
– Конечно, – хором ответили Дион и Фабиан. Затем Фабиан продолжал:
– Это британский форт с земляной насыпью, где Цезарь устроил укрепления. Мы там останавливались, когда Светоний шел из Уэльса. Он на этой стороне Темзы, юго-западнее Лондона. А что?
– Я думаю, Светоний сейчас там.
И он рассказал, что услышал от женщины. Фабиан кивнул.
– Похоже на то. По крайней мере, мы знаем, куда идти. Что еще она сказала?
– Я попытался узнать, где собираются силы Боадицеи, но все, что они знали – нечто вроде «За Белым Конем, потом по древней дороге малого народца и дальше, к восходящему солнцу» – короче никакого смысла.
– Смысл есть, – задумчиво сказал Фабиан. – Я знаю Долину Белого Коня. Мы и сами будем там завтра. А древняя дорога ведет оттуда на северо-восток, хотя я и не уверен, как далеко. В любом случае, Боадицея явно где-то поблизости от своих родных краев.
– Интересно, что она делала с тех пор, как ты, Квинт, последний раз слышал о ней? – спросил Дион. Голос его сразу стал серьезен.
– Ничего хорошего для нас, это ясно, – ответил Квинт. – Боадицея – ужасная женщина с сердцем льва… или волка… – Мрачно добавил он, вспомнив утреннюю встречу с волками и яростное их стремление защищать своих сородичей и мстить за них.
Когда они двинулись дальше, он думал о Регане и ужасающей пытке, которой подвергла бы ее Боадицея, если бы той не удалось бежать. Его рука сама потянулась к пряжке Реганы, спрятанной под рубаху, у сердца. Он надеялся, что другие не заметили этого проявления слабости. Возможно, если бы в хижине он показал пряжку старухе, она не стала бы упорно требовать свой железный брусок – знак друидов, похоже, творит с британцами чудеса… погоди-ка! Он внезапно встал, как вкопанный. Откуда я знаю, что красная эмалевая змейка – знак друидов? Разве Регана об этом что-нибудь говорила?
– В чем дело, Квинт? – спросил Дион. – Тебя кто-то укусил?
– Мысль, – ответил Квинт и двинулся дальше.
Коротышка-неаполитанец хихикнул, и трое продолжали свой путь. Но весь остаток дня, пока они осторожно огибали город добуниев – едва ли больший чем грязная деревня, и спускались по холмам к истокам Темзы, Квинт мучился недоумением. Он припоминал каждое слово, сказанное ему Реганой в ту ночь у костра в лесу. На пряжку не было и намека. И тем не менее у него было ощущение, что он присутствовал при том, как пряжку показали враждебно настроенным людям, и те отнеслись к ней с уважением. Когда молодые римляне остановились напиться из реки, Квинт неожиданно спросил:
– Вы верите в чары? То есть… как вы думаете, может что-нибудь заставить человека забыть один из дней своей жизни.
Дион рассмеялся и заявил, что он и так постоянно все забывает, но Фабиан отвечал серьезно:
– Это случается… Я видел магию в Галлии и знаю, что такое возможно. А что?
– Сдается, что это произошло со мной. Но память о том дне иногда возвращается.
– Это важно? – спросил Фабиан. – Имеет отношение к нашему заданию, или к Риму?
– Я так не думаю. – Кажется… – на смуглом лице Квинта выступил румянец. Он вымучил улыбку… – Это личное дело… – очень странное.
«Если Регана в действительности не бросила меня, если она была со мной в тот день, который я, похоже, забыл… » На него нахлынули чувства невыразимой нежности и облегчения, но не успели захлестнуть, прерванные восклицанием Диона:
– Смотрите! Обед… там… впереди! Стоило мне только пообещать еще одну жертву Фортуне…
На речном берегу сидел человек и жарил над костром жирного поросенка, насаженного на вертел.
Квинт принюхался к одуряющему запаху жаркого, затем увидел за костром нечто, еще более привлекательное.
– Лошади! – выдохнул он. Глаза его сверкнули. – Это лучше, чем обед!
– Надеюсь, мы получим и то, и другое, – прошептал Фабиан, увлекая товарищей за раскидистый куст орешника, – честным путем или грязным… Но сперва убедимся, что он один.
Они различали человека не очень ясно, поскольку он сидел по другую сторону костра, но, казалось, он был высок, с гривой светлых волос и вислыми рыжими усами, одетый в плащ, наподобие тех, что Квинт видел на британцах-горожанах. За ним стояла местная двуколка, запряженная волом, а кругом нее семеро лохматых пони щипали сочную траву.
– Похоже, он один. Попытаем удачи. Квинт, тебе снова придется прибегнуть к знанию кельтского.
Они вышли из-за орешника, протягивая открытые ладони в знак мирных намерений, в то время, как Квинт произносил дружеское приветствие.
Человек взглянул на них сквозь дым костра.
– Эгей! – отозвался он глубоким басом. – Чего вы хотите от несчастного, которого защищают боги?
– Кто он хочет этим сказать? – удивился Квинт. Но подойдя поближе, трое оцепенели.
Когда человек повернулся к ним, выяснилось, что у него нет одного глаза. На его месте зиял ужасающий провал, и тот же чудовищный удар в свое время снес ему половину носа. И это еще не все. Одна его нога представляла всего лишь обрубок, прикрытый подвернутой штаниной.
– Одна нога, один глаз… – прошептал Квинт. – Воистину, он несчастен.
Трое беспомощно переглянулись, пораженные единой угнетающей мыслью. Они хотели есть, им нужны были Лошади, и они намеревались отобрать их, если хозяин не отдаст добром, но обстоятельства изменились. Перед ними был калека.
– Кто ты, и куда направляешься, друг? – спросил Квинт.
Человек отрезал кусок мяса, попробовал, облизал пальцы. Единственный глаз насмешливо смотрел на пришельцев.
– Я – Гвиндах, торговец лошадьми. Езжу, где хочу, и ни один человек не посмеет причинить мне вреда.
Это была правда – как по отношению к римлянам, так и британцам. У обоих народов считалось, что калеки находятся под непосредственной защитой богов, которые сами их покарали. А боги ревнивы к своим правам и могут наслать жуткие несчастья на тех, кто покусится на их избранные жертвы.
– Мы хотим есть, о Гвиндах, – сказал Квинт, жадно глядя на жарящегося поросенка. – И нам отчаянно нужны лошади, так как мы спешим по делу великой важности. Как ты думаешь, можем мы их получить?
Трудно было судить точно, но, казалось, под рыжими усами появилась улыбка. Пронзительный глаз спокойно обозрел каждого из молодых людей…
– Подойдите сюда, все трое, – сказал конский барышник наконец. Они медленно повиновались, и встали перед ним. Гвиндах поднял руку и ткнул пальцем в Диона. – А ну скажи: «Цезарь Август Нерон, император Рима»! – приказал он.
Дион был так потрясен, услышав вполне сносную латынь, что охнул и оглянулся на Квинта, ища поддержки, но тот и сам не знал, что предпринять.
– Скажи эти слова, – резко произнес калека, – или не дождешься от меня никакой помощи.
Дион сглотнул и очень быстро пробормотал: «Цезарь Август Нерон, император Рима». Гвиндах критически прислушивался.
– А теперь ты, – обратился он к Фабиану, который неохотно подчинился. То же получилось и с Квинтом.
– Итак, – сказал Гвиндах, – я все понял. Вы – римляне, хоть и пытаетесь это скрыть, и к тому же легионеры. Я вижу это по форме ваших мечей.
– Твой единственный глаз, добрый Гвиндах, служит тебе хорошую службу, – отвечал Квинт, пытаясь храбриться. – Но откуда тебе знать точно? Мои друзья могли украсть эти мечи.
– Могли, – согласился Гвиндах, невозмутимо поворачивая вертел. – Но никто не может «украсть» подлинного пиетета римлянина, когда тот титулует своего императора.
Так вот в чем дело. И нет нужды притворяться.
– Ну, – неуверенно сказал Квинт, поскольку не мог знать, как этот человек отнесется к открывшейся ему правде. – Ты угадал. Но нам действительно нужны пища и лошади. У нас есть деньги – римские деньги, но недостаточно, чтобы уплатить тебе, как подобает.
– Ты честен, – заметил Гвиндах, пробуя другой кусок поросячьей шкуры. – Большинство моих собратьев-британцев в это не верят, но и среди римлян встречаются честные люди. Я мог бы одолжить вам половину моего поросенка. Я мог бы одолжить вам трех лошадей… если бы вам не предстояла вскоре битва с британским войском, где вас, конечно, убьют. А я понесу убыток.
Квинт перевел его слова Диону и Фабиану, а Гвиндах внимательно слушал. Он неплохо понимал латынь, –поскольку, живя в Лондоне, он поставлял лошадей римскому правительству.
– Ничего не остается, – сказал Фабиан, – кроме как заплатить за поросенка и забрать лошадей, нравится ему это или нет.
– И заслужить мое проклятие? Проклятие богов? Всемогущего Луга, который правит небом и землей? – провозгласил Гвиндах с величайшей торжественностью.
– Извини, – сказал Квинт, – придется рискнуть.
И проклятие Луга вряд ли действует на римлян.
Гвиндах молча признал это, затем принял решение.
– Ну и ладно. Давайте мне все ваши деньги, и делайте все, что хотите. По правде говоря, я рад подложить свинью иценам, ибо именно иценская колесница с ножами на ободьях много лет назад сделала это, – он указал на свое лицо. – А это, – он дотронулся до обрубка ноги, – произошло при другом случае, в который мы не будем углубляться.
– Премного благодарны! – пылко воскликнул Квинт, и остальные эхом повторили его слова.
Гвиндах пожал плечами.
– Если вас не убьют, – а повторяю, вряд ли это возможно, – я вас найду, будьте уверены, и заберу своих лошадей.
– Ты их получишь, – заверил его Квинт, – и кошелек золота впридачу, обещаю тебе.
Фабиан состроил гримасу, услышав о таком расточительстве, но промолчал. Они уселись рядом с Гвиндахом, когда поросенок дожарился, осторожно сняли его с вертела. Съели часть того, что им причиталось, сложили остальное в сумки, отдали Гвиндаху все свои наличные и отбыли с тремя подходящими пони.
Когда они в последний раз оглянулись на барышника, тот карабкался на повозку, ловко управляясь единственной ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Молодая женщина оставила пряжу, осторожно положила младенца рядом с Фабианом, который шарахнулся в сторону, принесла большой кувшин и вылила его содержимое в глиняную чашку.
– У нас есть козье молоко, – застенчиво сказала она Квинту. – Возьми.
– Не раньше, чем они заплатят! – перебила ее старуха.
Квинт снова заверил ее в этом, гадая, сколько же может заломить жадная старуха. Молоко он принял с благодарностью. Когда они выпили молоко и съели волчье мясо, Квинт понял, что пора уходить, но попытался получить еще какие-то сведения.
Он поставил кубок на стол и улыбнулся молодой женщине.
– А что, все мужчины атребатов ушли на войну с римлянами?
– Атребатов? – повторила она с некоторым удивлением. – Возможно. Не знаю. Они живут дальше, в Стране Великого Белого Коня. Мы – добунии, – гордо заявила она.
– Ясно… – страх коснулся Квинта. Итак, мятеж охватывает все новые племена. Сколько же их сейчас собралось под рукой Боадицеи? Где ее войско? Знают ли женщины об этом хоть что-нибудь? Непохоже. Однако интуиция подсказывала ему продолжить.
Дион глядел на него, явно удивляясь причине задержки, но боялся спрашивать по-латыни. Фабиан уже встал и ждал у выхода.
Квинт сделал им быстрый предупреждающий знак и покачал головой. Они сразу поняли, повернулись спиной и небрежно откинули входной полог, словно интересуясь погодой снаружи, и предоставил Квинту свободу действий.
– Нам нужно долго идти, чтобы успеть к сражению, – на сей раз Квинт сообщил чистую правду. – Так долго, что мы стали опасаться, что можем пропустить битву. Как вы думаете, может, великая битва между британцами и римским губернатором уже была?
Женщины внимательно смотрели на него, явно желая ответить, но то ли мысль его до них не доходила, то ли он сам не мог точно выразиться на своем ломаном кельтском.
Он попытался снова, тщательно подбирая слова. Старуха дернула плечом, и потеряв к нему всякий интерес, принялась мешать какую-то бурду, кипевшую в железном котелке над огнем. Но молодая, радуясь возможности отвлечься от повседневного однообразия, уловила, наконец, смысл вопроса и отрицательно замотала головой.
– Думаю, нет. Гонец, который пришел за моим мужем и братьями, сказал, что великая королева будет выжидать, пока вокруг не соберется столько племен, что земля станет черна от воинов, насколько сможет видеть глаз. И женщины тоже будут сражаться, – с завистью заметила она, – но мне муж не позволил пойти. Это не в обычае добуниев.
– Надеюсь, – пробормотал Квинт, обдумывая следующий вопрос.
Женщина подняла младенца, и прижав его к груди, воскликнула:
– Андраста, преславная богиня, пошлет нам победу, но у меня мурашки бегут, когда я думаю, как много римских чудовищ – так много, словно песчинок на дне реки.
«Хотел бы я, чтоб это было так», – уныло подумал Квинт.
– Я никогда не видела римлян, – продолжала женщина, – но слышала, что у них клыки, как у диких кабанов, а головы сделаны из золота и горят на солнце. Иценский гонец рассказывал, что, когда по пути сюда он проходил мимо их лагеря, то с холма видел одного – у него с головы спускался рыжий лошадиный хвост» а сам он весь переливался золотом.
Квинт прервал эти испуганно-восхищенные излияния.
– А где был лагерь, в котором гонец видел римлянина в золоте? Вдоль реки? Вдоль города?
Она выглядела озадаченной.
– Он этого не сказал… кроме того, что римские чудовища всегда останавливались в этом месте с тех пор, как пришел первый из них.
– Первый? Он назвал его имя? Юлий Цезарь?
– Может… да, я вспомнила, он сказал что-то вроде Цезаря. А зачем тебе нужно это знать?
– Просто мы с друзьями тоже хотим поглядеть на римских чудовищ прежде, чем встретимся с ними в битве…
– Милая женщина, ты и твоя мать были очень добры. Спасибо, но мы должны идти.
– Плата – проныла старуха, отрываясь от горшка. – За огонь… за козье молоко!
– Да, да… – Квинт потянулся за кошельком. – На трех монетах сойдемся? – Это было щедрое предложение. Он выложил деньги. Они были, разумеется, с изображением Нерона, но Квинт считал, что сможет сплести какую-нибудь историю, если женщины обратят на это внимание.
– Это еще что? – презрительно фыркнула старуха. – Простые кусочки металла! Ты обещал заплатить!
– Я и плачу, – возразил Квинт. – Это хорошие деньги, они имеют хождение по всей стране.
– Это не плата! – толстая физиономия старухи побагровела. Она в бешенстве ударила Квинта по руке, так, что монеты покатились по земляному полу. – Вы лживые воры!
– Эй, подожди, подожди! – Квинт разрывался между яростью и недоумением, а Дион с Фабианом, угадав неладное, молча подошли ближе. – Не понимаю…
– Конечно же, мама хочет брусок железа, – хмурясь сказала молодая женщина. – Маленький.
– Большой! – завизжала старуха, потрясая кулаками.
– Маленький или большой, я не знаю, о чем вы… – огрызнулся Квинт, но почувствовал, как его дергают за руку, и обернувшись, увидел, что Фабиан делает ему знаки. – Сейчас я поговорю с друзьями.
У выхода Фабиан очень тихо объяснил:
– Эти отсталые племена используют для расчета железные бруски – дело в этом, я угадал? Они никогда не видели денег.
– Как же нам быть?
– Постараемся им как-нибудь втолковать. Квинт вернулся к женщинам. Молодая женщина вскоре согласилась принять обстоятельство, что племя, из которого явились пришельцы, не пользуется железными брусками, и что монеты на полу – вполне достойная плата, но старуха – нет. Ее тусклые глаза заполыхали гневом.
– Лжецы! Воры! – продолжала она вопить, яростно мечась по хижине. – Платите! Платите!
Не заходя больше никаких доводов, Квинт бросил на молодую женщину извиняющийся взгляд, и повернулся, чтобы присоединиться к товарищам, но старуха в бешенстве выхватила из горшка половник и швырнула им в Квинта. В горшке была какая-то тушенка и обжигающее варево выплеснулось из половника. Квинт бросился наутек, и все трое обратились в позорное бегство через двор, в то время, как старуха призывала на них проклятия, а собака рычала и хватала их за пятки.
Они выскочили за ворота, захлопнули их перед носом у пса, и неслись по дороге, покуда хватало дыхания, потом Дион окинул взглядом Квинта и разразился смехом.
– Стойте! Стойте! – давился он. – Давайте, сочтем наши раны после постыдного отступления. И, по крайней мере, счистим с Квинта бобы и… ага! – он что-то выдернул из волос Квинта, – и куски тушеного кролика.
Квинт с отвращением соскребал с шеи налипшие бобы.
– Это проклятое варево было горячее! – злобно заявил он, затем внезапно расхохотался вслед за Дионом. – Ну, мы прекрасно представили наши доблестные легионы! Обращены в бегство половником!
Даже Фабиан хохотнул: – И паршивой собаченкой, которая оторвала кусок моей сандалии.
– Радуйся, что не кусок твоей ноги… – Квинт нашел ручей, и мыл голову, пока полностью не избавился от следов старухиной тушенки. Вернувшись к остальным, он сказал:
– Однако послушайте, я добыл кое-какие сведения. Хотя не уверен, есть ли от них польза. Существует ли место под названием Лагерь Цезаря?
– Конечно, – хором ответили Дион и Фабиан. Затем Фабиан продолжал:
– Это британский форт с земляной насыпью, где Цезарь устроил укрепления. Мы там останавливались, когда Светоний шел из Уэльса. Он на этой стороне Темзы, юго-западнее Лондона. А что?
– Я думаю, Светоний сейчас там.
И он рассказал, что услышал от женщины. Фабиан кивнул.
– Похоже на то. По крайней мере, мы знаем, куда идти. Что еще она сказала?
– Я попытался узнать, где собираются силы Боадицеи, но все, что они знали – нечто вроде «За Белым Конем, потом по древней дороге малого народца и дальше, к восходящему солнцу» – короче никакого смысла.
– Смысл есть, – задумчиво сказал Фабиан. – Я знаю Долину Белого Коня. Мы и сами будем там завтра. А древняя дорога ведет оттуда на северо-восток, хотя я и не уверен, как далеко. В любом случае, Боадицея явно где-то поблизости от своих родных краев.
– Интересно, что она делала с тех пор, как ты, Квинт, последний раз слышал о ней? – спросил Дион. Голос его сразу стал серьезен.
– Ничего хорошего для нас, это ясно, – ответил Квинт. – Боадицея – ужасная женщина с сердцем льва… или волка… – Мрачно добавил он, вспомнив утреннюю встречу с волками и яростное их стремление защищать своих сородичей и мстить за них.
Когда они двинулись дальше, он думал о Регане и ужасающей пытке, которой подвергла бы ее Боадицея, если бы той не удалось бежать. Его рука сама потянулась к пряжке Реганы, спрятанной под рубаху, у сердца. Он надеялся, что другие не заметили этого проявления слабости. Возможно, если бы в хижине он показал пряжку старухе, она не стала бы упорно требовать свой железный брусок – знак друидов, похоже, творит с британцами чудеса… погоди-ка! Он внезапно встал, как вкопанный. Откуда я знаю, что красная эмалевая змейка – знак друидов? Разве Регана об этом что-нибудь говорила?
– В чем дело, Квинт? – спросил Дион. – Тебя кто-то укусил?
– Мысль, – ответил Квинт и двинулся дальше.
Коротышка-неаполитанец хихикнул, и трое продолжали свой путь. Но весь остаток дня, пока они осторожно огибали город добуниев – едва ли больший чем грязная деревня, и спускались по холмам к истокам Темзы, Квинт мучился недоумением. Он припоминал каждое слово, сказанное ему Реганой в ту ночь у костра в лесу. На пряжку не было и намека. И тем не менее у него было ощущение, что он присутствовал при том, как пряжку показали враждебно настроенным людям, и те отнеслись к ней с уважением. Когда молодые римляне остановились напиться из реки, Квинт неожиданно спросил:
– Вы верите в чары? То есть… как вы думаете, может что-нибудь заставить человека забыть один из дней своей жизни.
Дион рассмеялся и заявил, что он и так постоянно все забывает, но Фабиан отвечал серьезно:
– Это случается… Я видел магию в Галлии и знаю, что такое возможно. А что?
– Сдается, что это произошло со мной. Но память о том дне иногда возвращается.
– Это важно? – спросил Фабиан. – Имеет отношение к нашему заданию, или к Риму?
– Я так не думаю. – Кажется… – на смуглом лице Квинта выступил румянец. Он вымучил улыбку… – Это личное дело… – очень странное.
«Если Регана в действительности не бросила меня, если она была со мной в тот день, который я, похоже, забыл… » На него нахлынули чувства невыразимой нежности и облегчения, но не успели захлестнуть, прерванные восклицанием Диона:
– Смотрите! Обед… там… впереди! Стоило мне только пообещать еще одну жертву Фортуне…
На речном берегу сидел человек и жарил над костром жирного поросенка, насаженного на вертел.
Квинт принюхался к одуряющему запаху жаркого, затем увидел за костром нечто, еще более привлекательное.
– Лошади! – выдохнул он. Глаза его сверкнули. – Это лучше, чем обед!
– Надеюсь, мы получим и то, и другое, – прошептал Фабиан, увлекая товарищей за раскидистый куст орешника, – честным путем или грязным… Но сперва убедимся, что он один.
Они различали человека не очень ясно, поскольку он сидел по другую сторону костра, но, казалось, он был высок, с гривой светлых волос и вислыми рыжими усами, одетый в плащ, наподобие тех, что Квинт видел на британцах-горожанах. За ним стояла местная двуколка, запряженная волом, а кругом нее семеро лохматых пони щипали сочную траву.
– Похоже, он один. Попытаем удачи. Квинт, тебе снова придется прибегнуть к знанию кельтского.
Они вышли из-за орешника, протягивая открытые ладони в знак мирных намерений, в то время, как Квинт произносил дружеское приветствие.
Человек взглянул на них сквозь дым костра.
– Эгей! – отозвался он глубоким басом. – Чего вы хотите от несчастного, которого защищают боги?
– Кто он хочет этим сказать? – удивился Квинт. Но подойдя поближе, трое оцепенели.
Когда человек повернулся к ним, выяснилось, что у него нет одного глаза. На его месте зиял ужасающий провал, и тот же чудовищный удар в свое время снес ему половину носа. И это еще не все. Одна его нога представляла всего лишь обрубок, прикрытый подвернутой штаниной.
– Одна нога, один глаз… – прошептал Квинт. – Воистину, он несчастен.
Трое беспомощно переглянулись, пораженные единой угнетающей мыслью. Они хотели есть, им нужны были Лошади, и они намеревались отобрать их, если хозяин не отдаст добром, но обстоятельства изменились. Перед ними был калека.
– Кто ты, и куда направляешься, друг? – спросил Квинт.
Человек отрезал кусок мяса, попробовал, облизал пальцы. Единственный глаз насмешливо смотрел на пришельцев.
– Я – Гвиндах, торговец лошадьми. Езжу, где хочу, и ни один человек не посмеет причинить мне вреда.
Это была правда – как по отношению к римлянам, так и британцам. У обоих народов считалось, что калеки находятся под непосредственной защитой богов, которые сами их покарали. А боги ревнивы к своим правам и могут наслать жуткие несчастья на тех, кто покусится на их избранные жертвы.
– Мы хотим есть, о Гвиндах, – сказал Квинт, жадно глядя на жарящегося поросенка. – И нам отчаянно нужны лошади, так как мы спешим по делу великой важности. Как ты думаешь, можем мы их получить?
Трудно было судить точно, но, казалось, под рыжими усами появилась улыбка. Пронзительный глаз спокойно обозрел каждого из молодых людей…
– Подойдите сюда, все трое, – сказал конский барышник наконец. Они медленно повиновались, и встали перед ним. Гвиндах поднял руку и ткнул пальцем в Диона. – А ну скажи: «Цезарь Август Нерон, император Рима»! – приказал он.
Дион был так потрясен, услышав вполне сносную латынь, что охнул и оглянулся на Квинта, ища поддержки, но тот и сам не знал, что предпринять.
– Скажи эти слова, – резко произнес калека, – или не дождешься от меня никакой помощи.
Дион сглотнул и очень быстро пробормотал: «Цезарь Август Нерон, император Рима». Гвиндах критически прислушивался.
– А теперь ты, – обратился он к Фабиану, который неохотно подчинился. То же получилось и с Квинтом.
– Итак, – сказал Гвиндах, – я все понял. Вы – римляне, хоть и пытаетесь это скрыть, и к тому же легионеры. Я вижу это по форме ваших мечей.
– Твой единственный глаз, добрый Гвиндах, служит тебе хорошую службу, – отвечал Квинт, пытаясь храбриться. – Но откуда тебе знать точно? Мои друзья могли украсть эти мечи.
– Могли, – согласился Гвиндах, невозмутимо поворачивая вертел. – Но никто не может «украсть» подлинного пиетета римлянина, когда тот титулует своего императора.
Так вот в чем дело. И нет нужды притворяться.
– Ну, – неуверенно сказал Квинт, поскольку не мог знать, как этот человек отнесется к открывшейся ему правде. – Ты угадал. Но нам действительно нужны пища и лошади. У нас есть деньги – римские деньги, но недостаточно, чтобы уплатить тебе, как подобает.
– Ты честен, – заметил Гвиндах, пробуя другой кусок поросячьей шкуры. – Большинство моих собратьев-британцев в это не верят, но и среди римлян встречаются честные люди. Я мог бы одолжить вам половину моего поросенка. Я мог бы одолжить вам трех лошадей… если бы вам не предстояла вскоре битва с британским войском, где вас, конечно, убьют. А я понесу убыток.
Квинт перевел его слова Диону и Фабиану, а Гвиндах внимательно слушал. Он неплохо понимал латынь, –поскольку, живя в Лондоне, он поставлял лошадей римскому правительству.
– Ничего не остается, – сказал Фабиан, – кроме как заплатить за поросенка и забрать лошадей, нравится ему это или нет.
– И заслужить мое проклятие? Проклятие богов? Всемогущего Луга, который правит небом и землей? – провозгласил Гвиндах с величайшей торжественностью.
– Извини, – сказал Квинт, – придется рискнуть.
И проклятие Луга вряд ли действует на римлян.
Гвиндах молча признал это, затем принял решение.
– Ну и ладно. Давайте мне все ваши деньги, и делайте все, что хотите. По правде говоря, я рад подложить свинью иценам, ибо именно иценская колесница с ножами на ободьях много лет назад сделала это, – он указал на свое лицо. – А это, – он дотронулся до обрубка ноги, – произошло при другом случае, в который мы не будем углубляться.
– Премного благодарны! – пылко воскликнул Квинт, и остальные эхом повторили его слова.
Гвиндах пожал плечами.
– Если вас не убьют, – а повторяю, вряд ли это возможно, – я вас найду, будьте уверены, и заберу своих лошадей.
– Ты их получишь, – заверил его Квинт, – и кошелек золота впридачу, обещаю тебе.
Фабиан состроил гримасу, услышав о таком расточительстве, но промолчал. Они уселись рядом с Гвиндахом, когда поросенок дожарился, осторожно сняли его с вертела. Съели часть того, что им причиталось, сложили остальное в сумки, отдали Гвиндаху все свои наличные и отбыли с тремя подходящими пони.
Когда они в последний раз оглянулись на барышника, тот карабкался на повозку, ловко управляясь единственной ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22