— Едва ли это похоже на убийство. Матильда подняла на меня взгляд. Глаза на ее полном наивном лице были похожи на круглые фарфоровые блюдца.
— А кто говорил об убийстве?
— Ну, об этом заговорил сам милорд во время нашего знакомства, — ответила я сдержанно.
Вставив ключ в замочную скважину, Матильда повернула его с заметным усилием, потом толкнул дверь.
— Вот ваша комната, — послышался ее голос изнутри. — Я скажу старине Джиму, чтобы он принес сюда торфа для камина.
Снова повернувшись к двери, Матильда поколебалась и, прежде чем попрощаться, бросила беглый взгляд через плечо.
— Располагайтесь, мисс, и желаю всего хорошего.
Первое, что я поспешила сделать, это раздвинула тяжелые бархатные шторы, закрывавшие окно. Пылинки заплясали в слабом свете, потом успокоились и начали оседать на окружавшие меня предметы.
Комната была крошечной, но не меньше тех, к которым я привыкла. Главное, что теперь это была моя комната. И ни один дворец на свете не мог показаться мне лучше и прекраснее.
В это мгновение облака на небе рассеялись, и сквозь стрельчатое окно в комнату заструился свет. Его луч прошел где-то над моей головой, теперь расслоившись на ослепительно желтый, красный и синий и нежно коснулся моей шеи, согревая ее. Я закрыла глаза и представила то, что представляла до этого много ночей, лежа на своей постели в гостинице и мечтая провести в этом доме хотя бы одну ночь.
Сердце мое бешено забилось, потом встревоженно замерло. Как легко воплощался в жизнь план Джерома. Пожалуй, слишком легко. Меня смущало только одно: мои чувства к Нику еще не угасли, и сознание этого причиняло мне боль. Но иначе и быть не могло. Мне придется задеть его чувства, и хотя я пыталась как-то подготовиться к этому, закалить свою душу и сердце до того, как попала в Уолтхэм-Менор, теперь у меня не было необходимого равновесия и спокойствия, чтобы совершить то, что я задумала. Потому что ему и без меня было тяжело: его терзали собственные демоны. И похоже, что ребенок был одной лишь нитью, Дававшей ему надежду вновь обрести рассудок.
Что будет с Николасом, если я отниму ее? Я должна была успокоиться в эти минуты уединения, прежде чем покинуть свою комнату.
Коридоры, черные, как деготь, и холодные, как колодцы, шли направо и налево, напоминая сказочные лабиринты.
Войдя в детскую, я оглядела марионеток в человеческий рост, свешивавшихся на веревках с потолка. Их разрисованные дубовые лица приветливо улыбались мне ярко-красными ртами, растянутыми буквально от уха до уха. На них были высокие шапки из медвежьего меха, как у королевских гвардейцев. На стенах были развешаны картинки. Ягнята с черными мордочками, перемежавшиеся изображениями бабочек, резвящихся среди пестрых цветов. Пчелы, навеки застывшие на обоях, парили над цветущими лугами. И внезапно с озадачившим меня чувством гордости я поняла, что все это было работой Николаса.
Я все осматривалась, впитывая каждую деталь прелестных картинок. Комната была солнечной и уютной. В камине, расположенном в дальнем конце помещения, шипели поленья, разгоняя сырость холод, и постепенно дрожь перестала сотрясать меня. Оставшись в своей комнате, я почувствовала как на меня наваливается черное одиночество. Здесь же, в этой милой обстановке, меня вновь наполни ли радужные надежды.
Я провела рукой по богатой резьбе гардероб орехового дерева, погладила его полированную дверцу. В отличие от остальной мебели в доме на нем не было пугающих изображений демонов. Пол покрывал ковер с восточным орнаментом. Холод стен смягчали гобелены с летающими в облаках пухлыми херувимами.
Наконец мое внимание привлекла колыбель. Она занимала почетное место в центре комнаты и была задрапирована ярдами и ярдами какой-то воздушной, почти прозрачной ткани, свисавшей с потолка каскадами. Эта крошечная кроватка притягивала меня, я провела рукой по пышному матрасику, коснулась кукол с фарфоровыми личиками, стоявших на полках. Там были солдаты в мундирах и красавицы со струящимися льняными волосами до талии.
Когда я осторожно взяла одну из них в руки, из холла до меня донеслись голоса. Испугавшись, что меня обнаружат в детской, куда я проникла без разрешения, я торопливо огляделась, но не обнаружила способа ускользнуть незамеченной. Чувствуя, что сердце бьется где-то у горла, я спряталась за дверью.
— Как вы смеете? — послышался голос старой няньки. — Как вы осмелились привести сюда эту женщину так скоро после смерти Джейн?
Войдя в комнату сына, Николас направился к колыбели, потом повернулся к своей собеседнице.
— Заткнись, Би, — сказал Николас ей. — Лучше замолчи.
— Не замолчу. Вам удалось отвертеться от обвинения в убийстве, Николас Уиндхэм, удалось выкрутиться, но, пока я жива, я добьюсь, что вы за это заплатите.
Опираясь о кроватку, Николас сложил руки на груди и горько улыбнулся.
— Вы опять напоминаете мне об этом, Би, но ведь ни у кого нет доказательств моей вины.
— Доказательство спит вечным сном на фамильном кладбище, как вы отлично знаете.
— Если вы так уверены, что я убил Джейн, отправляйтесь к властям. Я вам не стану мешать.
— Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем видеть вас болтающимся на виселице.
— Делай что хочешь, старая ведьма, но еще одна оплошность по отношению к моему сыну, и ты вылетишь из этого дома.
— Так я и испугалась!
Она сделала шаг — ее черные башмаки на толстых подошвах глухо постукивали по полу.
— Когда я приехала сюда с мисс Джейн, я вовсе не собиралась водиться с этим маленьким от…
Николас сделал столь внезапное движение, что она не успела отпрянуть. Я услышала только, как Би судорожно втянула воздух, — он схватил ее за тощую жилистую руку и толкнул к стене. Марионетки нестройно задвигались, заплясали, головы их принялись подпрыгивать вверх, опускаться вниз и раскачиваться из стороны в сторону.
— Если когда-нибудь вы еще раз посмеете сказать что-нибудь подобное о моем сыне, пожалеете. Я многое могу стерпеть, включая то, что со мной сотворили, но, что касается Кевина, держите рот на запоре… или…
Я задержала дыхание и смотрела теперь на лицо женщины, искаженное злобной ухмылкой, обнажившей желтые пеньки сломанных зубов.
— Вы безумны, и мы все это знаем, — злобно прошипела Би. — Когда-нибудь вы получите по заслугам за то, что вы сделали с моей бедной дорогой девочкой. Она пришла в ваш дом чистой, как лилия…
— Она была шлюхой.
Его голос оставался спокойным, но я чувствовала, что в нем бушуют страсти. Николас пытался обуздать себя, я видела, как напряглись его плечи. «Никакой он не безумец, — подумала я. — Ни один невменяемый человек не смог бы выслушать подобные оскорбления от такой, как она, и совладать с собой».
Он продолжал:
— Она искала радостей в постелях своих любовников, а не в моей.
— И вы ее осуждаете?
Злобные глаза старой ведьмы буравили его, потом она язвительно проскрежетала:
— Вы никогда не любили Джейн. Вы всегда любили ее, эту маленькую потаскушку…
— Следи за своим языком, старая карга . а не то. — Снова устроите скандал? У вас уже снова помутилось в голове, милорд? Вы дрожите?
Николас смотрел на свою руку — та заметно дрожала.
— Это уже случалось, да, милорд? Интересно, кого ваша рука поразит на этот раз? И когда? Думаю, это случится скоро. Готова держать пари. Вы ведь ночами не спите…
— Заткнись!
— Я же слышу, как вы бродите ночами, как шагаете из угла в угол. Я нашла полотна, которые, как вы воображали, уничтожены. Это отражение вашего безумия. Вы безумны и когда-нибудь заплатите за то, что сделали с Джейн.
Николас сделал шаг назад, и по тому, как он сжимал и разжимал руки, было ясно, что ему очень хотелось стиснуть ими ее морщинистую шею. Я чувствовала, какой душевной борьбы ему стоило сдержаться, и внутренне рукоплескала ему, когда он овладел собой и ответил Би ровным голосом:
— Я вас предупредил. Если что-нибудь случится с моим сыном, вы будете за это в ответе. А теперь выметайтесь. Вон отсюда!
Подхватив свою бесформенную черную юбку, женщина растворилась, как призрак, в темной глубине коридора. Николас долго смотрел ей вслед, потом уставился на свои руки, вытянув их прямо перед собой и дожидаясь, пока их дрожь утихнет.
Потом он бросил взгляд на дверь, за которой притаилась я. Улыбнувшись, он сказал:
— Как мне надоела эта глупая, выжившая из ума старая курица. Клянусь, я и сам не знаю, почему до сих пор не выгнал ее… Можете выйти из-за двери, мисс Рашдон.
Я повиновалась, но осталась стоять возле стены.
Глубоко вздохнув, Николас завел руки за спину и оглядел детскую своего сына, потом перевел взгляд на меня.
— Вы уже слишком взрослая, чтобы играть в куклы, верно? — спросил он.
— Но это такая красивая кукла, — сказала я, проводя пальцами по волнистым светлым волосам и фарфоровому личику игрушки, потом нерешительно подняла глаза и встретилась взглядом с серыми глазами Уиндхэма.
Лицо его было холодным, не выражавшим ни гнева, ни сарказма, которым прежде отличался его голос. Но глаза его… от их немигающего неподвижного взгляда я содрогнулась.
— Ну что, убедились? — спросил он меня насмешливо, будто эта издевка в его тоне относилась к нему самому, и это меня смущало и одновременно будоражило. Николас все еще сердился и никак не мог успокоиться. Возможно, его смущало то, что я подслушала перепалку между ним и Би.
— Убедилась в чем?
Забытая кукла свисала из моей руки. Он обезоруживающе улыбнулся, именно такую улыбку я сотни раз видела в своих фантазиях и снах. Потом Николас откинул свою темноволосую голову назад и искренне рассмеялся.
— Мисс Рашдон, вы никак не похожи на простушку. И до этой минуты не вели себя как простушка. Я горжусь своим умением распознавать человеческие характеры, неважно, хороши они или плохи, и я подозреваю, что, кроме красоты, у вас есть еще и… мозги.
Он медленно приблизился ко мне. Ник скинул сюртук, свободная белая рубашка была расстегнута до середины груди. Его близость необыкновенно взволновала меня. Я никогда не считала себя робкой, а в этот момент почувствовала, что дрожу. Свободной рукой я пошарила за спиной, ища опоры. Прислонившись к стене, я молила Бога о том, чтобы он ниспослал мне мужества, и оно пришло.
— Я не простушка, — ответила я.
— Отлично. Судя по всему, у вас есть уши, а значит, вы слышали мою беседу с Би. Кажется, мы говорили с ней о безумии и убийстве.
Я кивнула.
— Она убеждена, что я убил свою жену.
— А вы ее действительно убили?
Он повернулся ко мне. Не двигаясь с места, Николас как-то странно смотрел на меня, а губы его кривились в полуулыбке.
— Было бы крайне трудно заставить меня сознаться в этом преступлении.
— Ну, если отбросить в сторону совесть, — сказала я.
— Благодарю вас за заботу о моей совести, но она меня не беспокоит. А вот с чем я не смог бы примириться, так это если бы меня заставили болтаться на виселице в Лидсе. Это весьма грязное дело, и я никогда бы не согласился подвергнуть себя этой процедуре, если бы это только было в моих силах.
Тон его был небрежным, и в моей памяти всплыли долгие и многочисленные ночи, когда я тайком слушала его препирательства с друзьями в гостинице «Петух и бутылка».
И улыбнулась этим воспоминаниям.
— Да Винчи немедленно запечатлел бы на полотне такую улыбку, — сказал он спокойно, — А я упускаю такой шанс.
Я снова уставилась на куклу, так и висевшую у меня на руке, смущенная пристальностью его насмешливого взгляда. Когда-то я видела в нем волшебное очарование, да, возможно, так оно и было. Нет, если бы он владел чарами, то излечил бы себя сам и не было бы больше толков о безумии и убийстве. Тот Николас Уиндхэм, которого я знала, не мог совершить убийства. Но этот Николас Уиндхэм был для меня загадкой.
— Что вы здесь делаете? — спросил он меня, вторгаясь в мои мысли.
Я не ответила, и он продолжал:
— Ну вот, теперь вам известны мои тайны. Думаю, было бы справедливо, если бы я узнал ваши.
— Я просто полюбопытствовала, милорд. Ничего более.
Ничего не ответив, он приблизился к куклам-марионеткам. Когда он обернулся, улыбающиеся раскрашенные лица подчеркивали мрачность и суровость его собственного лица. Глаза Николаса, похожие на кусочки остывшего угля, казались странно невыразительными в этой комнате, освещенной ярким блеском свечей. И не в первый уже раз я спросила себя, правильно ли я поступила, появившись здесь.
— Вы любите детей? — неожиданно спросил он.
— Да.
— Вы хорошо обошлись с Кевином.
— Он красивый ребенок, сэр.
Между нами повисло молчание. Я положила куклу на постель, откуда раньше взяла ее, потом повернулась к двери. После успокоительного тепла детской коридор, продуваемый сквозняком, показался мне особенно холодным, и я зябко передернула плечами. Не оглядываясь, я поспешила в свою комнату, стараясь скрыться от любопытного взгляда Николаса, стремясь отгородиться от него. Однако уединения не нашла, потому что Николас последовал за мной.
Когда я потянулась к дверной ручке, оказалось, что он стоит за моей спиной. С минуту он не произносил ни слова, потом сунул руку в карман и извлек ключ. Ключ был старым, отполированным временем и тускло поблескивал в скудном освещении коридора.
— Матильда забыла отдать вам ключ от комнаты, мисс Рашдон.
Тяжелый ключ, согретый теплом его руки, скользнул мне на ладонь. Ник продолжал держаться за дверь, пока я не посмотрела ему прямо в лицо.
— Этот ключ от вашей комнаты — единственный, — сказал он тихо. — Держите его всегда при себе. Когда уходите из комнаты, запирайте дверь. Когда будете внутри, тоже запирайте ее. Особенно по ночам. Если внезапно у меня возникнет прилив вдохновения, я постучу три раза. Если постучат дважды, не отпирайте. Если я постучу четырежды, тоже не обращайте внимания. Вы меня поняли, Ариэль?
Хоть я ничего и не поняла, но все-таки машинально кивнула.
Тут Уиндхэм повернулся и, не глядя на меня, направился в свою комнату и закрыл за собой дверь.
Глава 3
Из своего окна я могла видеть самые дальние надворные постройки Малхэма, всю усадьбу. Крыши влажно поблескивали и казались темными под тонким слоем льда. Расплывчатые очертания предметов выступали из тумана, они были настолько зыбкими, что их было трудно разглядеть отчетливо. Я видела неясные фигуры, и только мое воображение помогло мне понять, что то были овцы. За зигзагообразной каменной стеной выступали крыши и трубы домов Малхэма. Вершины холмов были скрыты туманом, но их желто-зеленые склоны служили фоном для черепичных крыш. Тут и там можно было рассмотреть голые ветви высоких вязов, будто пронзавших низко нависшие тучи. Пока я любовалась пейзажем, несколько больших черных птиц вспорхнули с ближайшей акации и скрылись вдали.
Из окна я могла любоваться северной частью садов Уолтхэмстоу. Я видела высокие каменные стены и карнизы, по которым пустила плети вистерия. Я представляла, как весной сладостное благоухание ее пурпурных и белых цветов вытесняет затхлый запах плесени, царящий в старом доме.
В такие туманные дни, как сегодня, плоская окрестность выглядела как огромное пространство, покрытое ватой, с отдельными группами деревьев, выступающих из белой пелены. Я надеялась, что когда-нибудь наступят солнечные дни, когда я смогу видеть Пайкадоу-Хилл и Скарсдейл, а также вершину Малхэм-Коув. Тогда холмы будут усеяны фигурками пасущихся овец, охраняемых овчарками, и лохматых пони. И, возможно, я возьму Кевина на верховую прогулку и покатаю на одном из пони.
Было уже часа три пополудни, а Николаса я досих пор не видела и не слышала. Мне казалось, что он не покидал своей комнаты.
Джим с моими вещами прибыл примерно через час после того, как я устроилась в своей комнате. Из своего окна я видела, как он погонял пони, запряженного в тележку, по извилистой, похожей на узкую ленту дороге в Малхэм. За ними мчались с полдюжины собак. Их лай вызвал воспоминание о Николасе, окруженном собаками, сквозь свору которых он пробирался. Собаки ластились к нему, вились у его ног.
— На охоту, джентльмены! — кричал он своим конным спутникам.
Из окна своей спальни в гостинице «Петух и бутылка» я с завистью следила за ними и видела, как они садились на своих лоснящихся ухоженных лошадей и направлялись к вересковым пустошам.
Тогда в его поведении ничто не предвещало безумия. Неужели, размышляла я, человек может свихнуться вот так внезапно, всего за одну ночь?
А потом напомнила себе, что прошло два года с тех пор, как я в последний раз шла по Райкс-роуд в Малхэм. Пустошь ничуть не изменилась. Как и все пятьсот лет, усадьбы на ней разделялись все теми же низкими каменными оградами, это были квадратные участки роскошных и ровных зеленых пастбищ. Но люди за это время изменились. Их изменили обстоятельства.
Я не знала точного времени, но чувствовала, что день уже постепенно начинает угасать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35