— Посмотри на меня! — требовательно произнес Брэббс.
Я подняла глаза.
— Скажи мне, где ты остановилась?
— В Уолтхэмстоу.
— Боже мой!
— Он меня не помнит, — поспешила заверить его я.
— Это не мое дело. Но преступление…
— Преступление!
В порыве гнева я вскочила с места, сбросила его руку со своего плеча.
— Преступление, сэр? Преступление забрать у вора то, что в первую очередь принадлежит мне? Ребенок мой! Его отняли от моей груди и забрали от меня менее чем через сутки после его рождения!
— Мэгги, подумай о ребенке. Что ты можешь ему дать?
— Я его мать!
Я наступала на него, продолжая свою гневную отповедь:
— Я его мать! Разве я люблю его меньше оттого, что у меня нет дома? Оттого что я бедна? Необразованна? Разве это имеет отношение к тому, что я чувствую к нему? Он моя плоть и кровь…
— Но он еще и Уиндхэм!
Старик поднялся со стула.
— Скажи мне, девочка! Ты ведь видела их вместе: разве Николас любит его меньше, чем ты?
Я отвернулась, и горло мое свело судорожными рыданиями. У меня было такое ощущение, будто внутри у меня разверзлась огромная, ужасная рана, и меня затопило такой болью, гневом и печалью, какие я ощутила впервые после того, как меня заперли в этот злосчастный сумасшедший дом в Менстоне.
Брэббс обнял меня и прижал к груди.
— Тише, тише, Мэгги, послушай меня. Ты не можешь забрать ребенка. Если ты попытаешься похитить сына, тебя наверняка поймают и ты потеряешь его навсегда. Ты будешь страдать, потому что тебя отдадут под суд. И этим ты предашь его!
— Нет! Его забрали у меня! Я только хочу вернуть своего ребенка…
— Тише, Мэгги, успокойся, — повторил он. — А теперь скажи мне… Джером работал на обе стороны? Ты никогда не соглашалась, чтобы он поместил дитя в приличную семью? Смотри на меня, Мэгги, и отвечай правдиво. Такое соглашение существовало?
— Да. Но…
— В таком случае он понимал, что делает, девочка…
— Перестаньте напоминать мне об этом. Оттолкнув его, я начала мерить шагами комнату.
— Мэгги, — услышала я его ласковый голос, — иди сюда и сядь рядом. Я приготовил на обед маллигатони . Мы обсудим этот вопрос и, может быть, придумаем что-нибудь.
— Что тут придумывать! — возразила я, но невольно мой взгляд обратился к столу, на котором покоилась тарелка с уже нарезанным хлебом и кувшин посита . Запах горячего молока, сдобренного пряностями, заставил меня вспомнить, что я с утра ничего не ела.
— Садись.
Брэббс принес из буфета еще одну миску и поставил на стол. Обернувшись ко мне, он улыбнулся. Лицо его заросло седой щетиной.
— Мэгги, когда это было, чтобы ты отказывалась от моего маллигатони ? Прежде ты очень его любила.
Я снова попыталась отказаться.
— Уже поздно, доктор Брэббс. Он налил мне кружку посита .
— Сначала хороший глоток этого пойла и миска супа, и потом я тебя отпущу. Я запрягу свою лошадку и отвезу тебя обратно в Уолтхэмстоу, нечего тебе бродить в темноте по такому холоду.
Больше я не стала отказываться, потому что аппетит мой пробудился и я испытывала острое чувство голода. Брэббс сел за стол напротив меня, его добрые карие глаза не отрывались от моего лица.
Я ощущала его интерес к себе, даже любопытство: во мне все изменилось — и внешность, и характер. Но мне был неприятен его оценивающий взгляд, поэтому я старалась не встречаться с ним глазами, а смотреть в сторону, на стену или в тот угол, где горел камин. Я была совсем не готова к тому, чтобы говорить о том, что испытала в Менетоне. Вместо этого мысли мои снова возвращались к Николасу. И моему сыну.
Покончив с супом, я некоторое время сидела, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, ощущая приятную сытость и недолгий покой, потом спросила:
— Как вы думаете, Николас сумасшедший?
— Не знаю, девочка.
— Но вы, должно быть, слышали…
— Ну, это только слухи. Мне трудно о нем судить, Николас Уиндхэм настоящий затворник.
— Но eго брат, конечно…
Руки Брэббса в возмущенном жесте взметнулись кверху:
— Его брат столь же годится, чтобы быть продолжателем нашей профессии, как я на то, чтобы стать королем Англии. Хочешь еще посита, Мэгги? Я покачала головой.
— У Тревора неплохая голова на плечах, я этого не стану отрицать, но он лишен сострадания, столь необходимого, чтобы быть настоящим доктором.
Вспомнив сегодняшний визит мистера Дикса, я мысленно согласилась с такой оценкой.
— Из Джорджа мог бы получиться отличный врач. И он об этом подумывал.
Я и забыла о Джордже Уиндхэме, втором сыне родителей милорда. Тут же мне припомнился и Юджин Уиндхэм, который был чуть старше Тревора. Тревор был младшим из сыновей Уиндхэма.
— Они все еще в колониях? — спросила я.
— Да, они прекрасно там устроились и осели в Бостоне. — Отодвинув стул от стола, Брэббс устремил взгляд на меня и сказал: — А теперь пора назад в Уолтхэмстоу, пока буря не разыгралась еще сильнее. Я приготовлю тележку, а ты пока посиди у огня и погрейся. Я вернусь в мгновение ока.
Я смотрела, как он натягивает шерстяной плащ.
— Мистер Брэббс? Я хочу задать вам один вопрос и задам его прямо, без обиняков. Вы думаете, он убил ее?
Налетел порыв ветра, и оконное стекло задребезжало под его напором.
— Ты знаешь его лучше, чем я, Мэгги, — ответил он наконец, потом повернулся к двери.
Я снова остановила его:
— Вас вызвали туда в ту ночь, когда она умерла?
— Да, — не оборачиваясь, ответил он.
— Вы видели ее тело?
— То, что от него осталось.
— А как вел себя Николас?
— Он был похож на человека в трансе. Прошло несколько дней, прежде чем шок начал проходить. Тогда, я боюсь, и началось самое худшее.
Брэббс открыл дверь и выглянул в темноту, прежде чем выйти в ночь.
Я надела плащ и принялась греть руки у камина перед тем, как решиться выйти.
Стоя на пронизывающем ветру, я оглядывала сад, где под покрывалом снега скрылись сухие стебли мака и душистого горошка. Наконец появился Брэббс с повозкой, и я взобралась в нее.
Мы проехали прямо через город, потом через общественный выгон — Овечью Пустошь и миновали Лавли-лейн. Дважды нам попадались навстречу всадники, и каждый раз я старалась как можно плотнее закутаться в плащ. Потом мы проехали мимо какого-то человека, стоящего сгорбившись на обочине дороги, и, поскольку Брэббс придержал лошадей, пропуская одинокого прохожего, я смогла узнать свою давнюю подругу Розину.
Перейдя дорогу до половины, она остановилась, подняла капюшон плаща, чтобы видеть меня лучше. Я не старалась укрыться от ее глаз, хотя инстинкт подсказывал мне, что я должна это сделать, но я не могла заставить себя таиться и скрываться от Рози.
Какие чувства я различила в ее близоруком взгляде? Может быть, в ее глазах заблестели слезы узнавания? Воспоминаний? Прощения? Ее губы тронула улыбка, но тотчас же ее фигура скрылась за пеленой снежных хлопьев. Повозка покатилась дальше.
Брэббс тихо сказал:
— Она очень больна.
Мы проехали молча оставшиеся полчаса до Уолтхэмстоу. Мне совсем не хотелось расставаться со своим старым другом. Я подняла на него глаза и улыбнулась. Он ответил мне улыбкой и поежился от холода.
— Милая Мэгги, — услышала я его неуверенный голос из темноты. — Ответь мне: если ты приехала сюда только ради ребенка, почему ты не забрала его и не бежала?
Я выбралась из повозки.
— Мэгги?..
Я подняла глаза на Брэббса, не отворачиваясь от снега, падавшего мне на лицо.
— Потому что я нужна Николасу.
Я отвернулась и закончила фразу тихо, чтобы Брэббс не услышал меня:
— Потому что я люблю его.
И, когда я призналась себе в этом, сразу почувствовала облегчение, которого не ожидала. Я была вольна любить Николаса Уиндхэма, потому что теперь я все поняла. Он любил меня. Он возвращался ко мне, но по жестокой прихоти злой судьбы его конь провалился под лед. И этот несчастный случай отчасти лишил его памяти. Но неужели последствия этой травмы неизлечимы?
Я повернулась, чтобы посмотреть на дорогу. Брэббса уже не было: его поглотили ночной мрак и снежная пелена.
Я направилась к дому.
Я не сразу заметила, что дорожка в свежем снегу кем-то протоптана. Однако следы на ней были, хотя снег быстро засыпал их. Я наклонилась, полная любопытства, чтобы рассмотреть их, и заметила, что они сворачивают от дома и исчезают под деревьями.
Сугробы, гораздо более глубокие у края леса, почти скрывали из виду заинтересовавшие меня следы. Все-таки я продолжала свои исследования еще некоторое время, пока не потеряла надежду на то, что смогу их как следует разглядеть. Повернувшись к дому, я остановилась, чтобы оценить все величие и внушительные размеры Уолтхэмстоу. Это крыло дома я узнала даже в темноте. Там располагались апартаменты милорда. Я всматривалась в его окна, потом перевела взгляд на свое окно.
Что заставляло меня стоять на холоде, под слепящим снегом и смотреть на этот огромный мрачный дом? Я не знала этого и не могла бы объяснить. И все же продолжала стоять и смотреть, будто какая-то сила приковала меня к месту. И тут я увидела тень в окне, гораздо более темную, чем мрак, окружавший меня, эта тень силуэтом выделялась на фоне окна. Кто-то был в моей комнате.
Сердце мое на мгновение перестало биться. Судорожно сунув руку в карман плаща, я нащупала и сжала в руке ключ. Неужели я забыла запереть свою дверь? Нет, я заперла ее на ключ. Я помнила это совершенно ясно. Мой мозг лихорадочно работал. Я приняла все мыслимые предосторожности, чтобы меня невозможно было связать с Ройал-Оуксом. Но что, если я упустила что-нибудь: какой-нибудь клочок бумаги или другую мелочь?
Я отступила под деревья, внезапно осознав, что тот, кто стоял у окна в моей комнате, мог выглянуть в сад и увидеть меня. Я все отступала шаг за шагом, земля уходила куда-то вниз и вдруг ушла из-под ног, и, хотя я и попыталась найти опору и ухватиться за что-нибудь, мне это не помогло, и я опрокинулась назад в черно-белую пропасть, охватившую мое тело ледяными пальцами. Я ударилась головой о затвердевшую землю, имир растаял у меня перед глазами, сменившись полным мраком.
Я приходила в себя постепенно. Снег покрывал мое лицо и таял на ресницах. Как давно я находилась здесь? Странно, что мне, закутанной в холодный снежный саван, было тепло. Я огляделась. Теперь снег падал не так сильно, как прежде. Сквозь снежную пелену просачивался призрачный свет луны, отбрасывавший смутные тени.
Голова сильно болела. Я зажмурила глаза, прежде чем попыталась сесть.
Сначала движение справа от себя я приняла за завиваемый вихрем снег, обретший какой-то причудливый облик. Возможно, снег, залепивший мне ресницы, сыграл со мной шутку. Я протерла глаза, потом снова стала вглядываться в кружение снега.
Привидение исчезло.
Что я видела? Первым моим побуждением было окликнуть это видение. Но кого я должна была позвать? Конечно, там никого и ничего не было — теперь это стало для меня очевидно. Да и само видение было смутным, как струйка серого дыма, налетевшего и тотчас же растаявшего в воздухе.
Я с трудом поднялась на ноги и, выпрямившись, прислонилась к стволу дерева, пока мир перед моими глазами не перестал качаться из стороны в сторону и не встал на место. Я продолжила свой путь, неуверенно ступая по снегу, доходившему мне до щиколоток, налипшему на башмаки и затруднявшему движение.
Кухня показалась мне приветливой и желанной гаванью, темной и теплой. Угли таинственно светились в камине под уложенным поверх них торфом. Я скорчилась перед огнем, пока еще не будучи в силах вернуться в свою комнату; сейчас я жаждала человеческого общества, и мне было все равно, будет ли это Матильда, Кейт или даже Полли.
Внезапно я почувствовала, что я в кухне не одна. Я медленно повернула голову и уставилась в темноту, стараясь разглядеть, кто находится рядом на меня смотрели желтые глаза.
— Вельзевул, — прошептала я. — Иди сюда, киска.
Кошечка потянулась, зевнула и не спеша направилась ко мне. Я взяла ее на руки, улыбаясь про себя и слушая ее довольное мурлыканье, умиротворяюще действующее на меня.
— Ариэль?
Мое имя, неожиданно раздавшееся в тишине, вызвало у меня дрожь.
В комнату вошла Адриенна. Ее сизо-серое платье мерцало в полумраке.
— Вы выходили из дома? — спросила она. Трудно было это отрицать, и я ответила:
— Да.
— Я искала вас…
— Что-нибудь случилось? Адриенна нервно переплетала пальцы. — Это все Ник. О! Это было ужасно. О, Ариэль! Ужасно!
Я опустила кошечку на пол и поспешила к ней.
— Что нам делать? — спросила она. — Я никогда еще не видела его таким — в таком отчаянии. Он едва узнал меня, свою родную сестру! Едва узнал меня.
Взяв ее холодные руки в свои, я сказала:
— Вы должны успокоиться. Расскажите мне, что случилось.
Она покачала головой и на мгновение закрыла глаза.
— Мы видели, что приступ приближается. Этот инцидент с кружевами вчера должен был насторо-ить нас. — Глядя прямо на меня, она спросила: — Что за безумие в него вселилось, Ариэль? Ник мечется по комнате и говорит сам с собой. Он утверждает, что его покойная жена приходит и преследует его. О Боже, что же нам делать?
— Где он сейчас?
— В детской.
Я почувствовала слабость, отпустила руку Адриенны, повернулась к двери и, ничего не объясняя, бросилась по коридору.
В холодном и темном коридоре свечи не были зажжены. Я продвигалась ощупью, натыкаясь на столы и опрокидывая стулья. Мои глаза обшаривали каждый угол и каждую нишу. Вокруг сгустился мрак, и я задыхалась в этой темноте.
Я свернула в другой коридор и остановилась, как какой-нибудь заблудший путник, не знающий, какую дорогу выбрать. Темнота сбивала меня с толку. Наконец я повернула направо. Стало еще холоднее, и теперь мрак казался почти непроницаемым. Но я продолжала торопливо продвигаться, намереваясь найти Ника и Кевина, не замечая, что роскошный ковер под моими ногами уступил место каменному полу, и мои шаги теперь отдавались гулким эхом.
Я остановилась, пытаясь сориентироваться, где именно нахожусь.
Меня окружал непроглядный мрак. Я чувствовала, как сырость заползает под одежду, липкой рукой касается кожи, как страх сжимает сердце.
Меня охватила паника. «Глупая девчонка, — с презрением думала я о себе. — Здесь нет ничего, кроме слоя пыли, а возможно, пары мышей. Закрой глаза, и, когда ты их снова откроешь, мрак покажется тебе не таким непроницаемым и не таким пугающим».
Я попыталась это сделать.
Увы, это не подействовало! Бездонная глубина и неизмеримое пространство коридора не обещали ничего хорошего. Я попятилась, сначала медленно, ощупывая ногами пол, ступая осторожно, пока наконец мои ноги не ощутили снова мягкую поверхность ковра. Тогда я повернулась и побежала, лихорадочно размахивая руками; я миновала коридор. Да, думала я, теперь мне следует повернуть налево, а не направо.
Я поспешила вверх по лестнице.
Куда подевались все эти чертовы служанки?
Будь я хозяйкой этого холодного и темного особняка, я бы приказала увешать стены жирандолями , и свечи — множество свечей — горели бы здесь днем и ночью!
Жирандоль —большой фигурный подсвечник для нескольких свечей.
Добравшись до верхней площадки, я остановилась. Блаженное облегчение! Верхний холл не был темным. Мягкое сияние сочилось и окрашивало ковер на полу в цвет старого портвейна. Стул у стены отражал свет свечи своими золочеными подлокотниками и ножками. Я смотрела на все это, как дитя, заблудившееся в лесу и по счастливой случайности нашедшее дорогу домой. Я поспешила в детскую — теперь мой страх уступил место беспокойству за моего сына… и его отца.
Я подошла к двери.
— Джейн вернулась, — услышала я голос старой ведьмы, — вернулась, чтобы заставить вас заплатить за содеянное. Убийца! Она взывает из могилы, милорд. Она зовет вас как раз сейчас. Послушайте!
Я остановилась, затаив дыхание, стараясь приглушить биение сердца, глухо колотившегося о ребра. Ветер ревел, и его гудение прорывалось сквозь толщу стен, а снег, смешанный с дождем, бился о стекла. Звук и вправду походил на тоскливый плач, но это был всего лишь ветер.
Собравшись с силами, я вошла в комнату Кевина.
Би сидела у огня, подавшись вперед, пальцы ее — узловатые и скрюченные, как ветви дерева. — обвивались вокруг подлокотников стула. Она покачивалась на стуле, и ее ноги, обутые в башмаки с толстыми подошвами, в такт словам постукивали по полу.
Малыш крепко спал в своей кроватке. Николас, повернувшись спиной ко мне, стоял у постели Кевина, глядя на спящего сына.
Постукивание ног Би прекратилось, как только я позвала:
— Лорд Малхэм?
Однако Николас не двинулся с места. Не обращая внимания на старуху, я подошла к милорду и дотронулась до его руки.
— Да, — сказал он шепотом, подоткнул одеяльце и повернулся ко мне. — В чем дело?
— Давайте выйдем из комнаты, сэр, я хочу поговорить с вами.
— Выйти с вами?
Николас поднял глаза и с минуту смотрел на меня, будто пытаясь вспомнить мои черты. И что произошло тогда — было ли это озарение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35