А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Она оставила свои попытки вырвать руку и молча смотрела на него, ожидая, что будет дальше.
Кристиан улыбнулся ей, нежно погладил руку кончиками пальцев, потом легонько пожал ее.
— Какая маленькая ручка, — он поцеловал руку. — Послушай, Нора.
Моя благородная леди,
Себя отдаю вам во власть
Вы в упоенье победой.
Властвовать будете всласть.
Не дотянул я до друга,
Так потяну на слугу.
Какими должны быть слуги,
Представить себе я могу.
Почтительный и не лживый,
Веселый я паренек,
А чтобы не стал нерадивым,
Меня накажите вы впрок.
Но все же вам не решиться
Меня, как скотину, задрать,
Во львицу вам не превратиться,
Медведицей тоже не стать.
Когда он закончил, Нора поджала губы. Под влиянием нежного, тихого голоса нервозность ее уменьшилась, хотя и не исчезла полностью.
— Вы отдаете себя мне во власть? — спросила она. — Вы почтительный и не лживый?
— И полный раскаяния, как согрешившая монахиня.
— Кристиан!
— Черт возьми, я стараюсь изо всех сил.
— Докажите это, отпустите мою руку.
— Но я еще не кончил ухаживать за тобой.
— Отпустите мою руку, или я пойму, что вы остались тем же, кем и были — распутным бродягой.
Он отбросил ее руку с преувеличенно тяжелым вздохом и уперся кулаками в бока.
— Ты слишком жестока.
— Вы сказали, что будете мне повиноваться. — Норе начинало нравиться ощущение своей власти над ним.
— Да, и еще я сказал, что я веселый, Сейчас я докажу это.
Нору насторожил блеск, появившийся внезапно в его глазах. Он начал насвистывать какую-то мелодию, потом запел.
Вышла за околицу
Милая девица.
Стадо в поле выгнала,
Надо торопиться.
Были в стаде маленьком
Овцы и ослицы,
Козлики и козочки,
И телок с телицей.
Школяра увидела
В поле под сосною:
«Что сидишь без дела ты?
Поиграй со мною!
Кристиан просвистел еще несколько так-тов и рассмеялся. Нора нахмурилась, рассердившись на себя за то, что покраснела как маков цвет.
— Я так и думала, — сказала она. — Вы распутник, хитрый и изворотливый, как ящерица.
— Твои слова ранят меня, дорогая.
— А вы пытаетесь меня рассмешить в надежде, что я забуду те ужасные слова, что вы мне наговорили.
— Согласен. Тут ты меня поймала.
— Так вот, у вас ничего не выйдет. — Она вскочила и, подхватив свое вышивание и корзинку, бросила их мужу. — Вот. Коль скоро вы захотели служить мне, несите это.
Подобрав юбки обеими руками, Нора направилась к замку, даже не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли за ней Кристиан. Он шел; не сделав и десятка шагов, она услышала прямо у себя за спиной его голос. Он затянул очередную песню.
Если бы был я божьей птичкой,
Сойкой, пеночкой, синичкой,
Я б не вил гнезда.
Я клянусь, что на всю ночку
К ней залез бы под сорочку,
Мне гнездо — ее…
23
Две следующие недели принесли Норе мир и покой, каких она не знала с того дня, как Кристиан де Риверс ворвался в ее жизнь со своими стихами, жаждой крови и стремлением обладать ее телом.
Лишь сейчас, когда муж поставил себе целью угождать ей, она в полной мере осознала, в каком хаосе жила все это время. В одно прекрасное утро она, проснувшись, обнаружила, что весь уклад жизни в замке изменился самым коренным образом. Тайдмен ни с того ни с сего отдал ей все ключи. Без всяких объяснений дворецкий и его подчиненные стали обращаться к ней за указаниями буквально по любому вопросу, будь то изготовление сальных свечей, или починка ковров, или установление отцовства ребенка одной из молочниц. Нора быстро догадалась, в чем тут дело: ее муж предоставил ей возможность стать полноправной хозяйкой Фале.
Итак, у Норы появились обязанности и занятия, к которым ее готовили няньки, гувернантки и наставники, но о которых до сих пор она не осмеливалась и мечтать. Выполняя функции хозяйки замка, она постепенно обретала самоуважение и чувствовала, как один за другим спадают с ее души железные обручи. Теперь у нее было дело. Находясь во дворе королевы, она неосознанно постоянно тяготилась своей бесполезностью. В своем стремлении вновь добиться ее расположения Кристиан неожиданно сделал ей бесценный подарок. Нора расцветала с каждой очередной удачно решенной ею задачей, с каждым своим новым хозяйственным достижением.
Кристиан тоже не сидел без дела, пока она хлопотала по хозяйству, а хлопот, как в доме любого знатного сеньора, было предостаточно. Он наконец-то вспомнил о своих обязанностях владельца замка, которыми раньше пренебрегал, за что его частенько журил Тайдмен. Он объезжал свои земли, осматривал леса и пастбища, беседовал с управляющим поместьем, улаживал различные спорные вопросы. Иногда, никого не предупредив, он исчезал на день или больше, а, вернувшись, бросался к ногам Норы и преподносил ей драгоценности или редкие духи. Нисколько не смущаясь, Нора отказывалась принимать их и строго выговаривала мужу за то, что он по-прежнему охотится за Черным Джеком.
Как-то утром — Кристиан как раз возвратился из очередной своей таинственной поездки — Нора с тремя служанками пришла в буфетную; она собиралась заняться приготовлением розовой воды. Встав на табуретку, она потянулась за кувшином, стоявшим высоко на полке. Чья-то рука появилась рядом с ее головой. Кристиан взял кувшин, а другой рукой снял Нору с стула.
— Доброе утро, дорогая жена, — он громко чмокнул ее в щеку и поставил на пол.
Бросив взгляд на хихикающих служанок, Нора кивнула Кристиану и выхватила у него кувшин. Нимало не обескураженный ее сердитым видом, Кристиан указал служанкам на открытую дверь, и они мигом исчезли.
— Я собираюсь делать розовую воду, милорд.
— Не сложная задача для той, что прекрасна как роза.
Нора подняла брови и фыркнула. Прекрасна, как роза. Что за обманщик. Отвернувшись, она поставила кувшин на стол. В комнате вдруг потемнело, послышался звук закрываемой двери. Она резко обернулась и увидела, что Кристиан, прислонившись к закрытой двери, зажигает вторую свечу от той, что уже горела.
Насторожившись, Нора зашла за чан, наполненный водой, когда Кристиан пересек комнату.
— Не пугайся, — сказал он. — Я всего лишь хочу подарить тебе кое-что.
— Опять?
— Когда-нибудь я найду достойный тебя подарок, такой, что вызовет твое восхищение, а пока буду ограничиваться теми скромными дарами, какие могу достать.
Он вытащил из камзола какой-то маленький предмет и, положив на ладонь, протянул Норе. Это был миниатюрный молитвенник, из тех, что дамы могут носить на поясе. В золотом переплете, украшенный эмалью ярких тонов — красного, белого и зеленого, он вполне мог соперничать с любым из молитвенников королевы, которые она носила на золотой цепочке, прикрепленной к поясу.
Не в силах устоять, Нора потрогала его.
— Возьми. — От его тихого голоса по коже у Норы пошли мурашки.
Она вытянула руку, и он вложил в нее молитвенник. Открыв его, она вглядывалась в латинские слова.
— Он очень красив.
— Но ему не сравниться с тобой.
Страх вытеснил удовольствие. Однажды он уже похвалил ее, а потом втоптал в грязь. Она протянула ему молитвенник.
— Он мне не нужен.
У Кристиана поникли плечи.
— Почему, Нора? Я думал порадовать тебя. Прошло так много времени…
— Некрасивая как горшок.
— Что?
— Так вы меня назвали. — Она хотела сглотнуть и не смогла — в горле у нее пересохло. — Я давно знала, что некрасива, но никто не говорил мне об этом в лицо. А услышать такое от вас было невыносимо.
Он резко взмахнул рукой.
— Прекрати! Ты должна забыть то, что я когда-то сказал. Это не правда. Неужели ты не понимаешь? Я был вне себя, терзаемый любовью и ненавистью. Да и вообще я не понимаю, как ты могла такому поверить.
— Потому что еще раньше мой отец растолковал мне, что я из себя представляю.
— Твой отец не способен будет понять, что ты из себя представляешь, даже если сам Господь Бог спустится на землю и объяснит ему это. Не знаю, что за бес вселился в Бекета, знаю только, что он заблуждается на твой счет. — Он подошел к ней так близко, что коснулся ее рукава. — Если ты мне не веришь, я могу привести чертову дюжину своих друзей, которые поклянутся в том, что ты умна и красива.
— Чертову дюжину? — Нора стиснула руки и с минуту раздумывала, потом покачала головой. — Бесполезно. Я боюсь поверить вам снова.
Он подошел еще ближе. Она встретилась с ним взглядом и, увидев в его глазах решимость, разволновалась еще больше.
— Я предполагал, что такое может случиться, — сказал он. — Если я не найду способа снова завоевать твое доверие, я в конце концов сойду с ума. Я даже не могу прикоснуться к тебе. Блейд говорит, что скоро я просто рассыплюсь. Но не смотри на меня осуждающе, я вовсе не пытаюсь вызвать у тебя жалость. Я решил, что единственный способ завоевать твое доверие — довериться тебе.
Он поднял молитвенник, открыл крошечную застежку, затем повернул крошечный язычок. Нора услышала щелчок, и обложка открылась. Под ней было потайное отделение. Кристиан повернул молитвенник так, что Норе стал виден находящийся внутри потайного отделения сложенный пергамент. Он вынул его.
— Возьми.
Нора взяла пергамент и, развернув, прочитала: «Я, Кристиан де Риверс виконт Монфор не признаю власти папы и объявляю себя последователем вероучения, которое предписывал покойный король Англии Генрих VIII». Внизу стояла подпись Кристиана.
Нора уставилась на слова, которые могли привести ее мужа на костер, ощущая пульсацию крови в висках.
— Вы еретик, — прошептала она.
Он пожал плечами.
— С точки зрения папистов — да. Но по-моему, наши душевные устремления имеют для Бога большее значение, нежели внешние атрибуты нашего служения Ему.
И вы даете это признание мне? — Сейчас Нора в полной мере осознала, что сделал Кристиан. Страх охватил ее, а вслед за страхом гнев. Она скомкала пергамент в кулаке и принялась колотить Кристиана по руке. — Вы что, лишились разума? Что нашло на вас? Зачем вы это написали?
Обежав вокруг чана, она поднесла пергамент к пламени свечи, положила его в углубление подсвечника и не сводила с него глаз, пока не убедилась, что он превратился в пепел. Затем повернулась к Кристиану и погрозила ему пальцем.
— Никогда больше не делайте ничего подобного, Кристиан де Риверс.
— Ты не понимаешь.
— Да я редко когда понимаю резоны дураков.
— Выслушай меня.
— Доверить такое бумаге, Господи, спаси нас и помилуй.
Он склонился над ней и, взяв за руку, поцеловал кончики пальцев.
— Ты не поняла главного. Я доверил тебе свою жизнь.
Повернув ее руку, он стал водить губами по ладони. Она смотрела на его опущенную голову.
— Доверили мне свою жизнь?
— Да, в уверенности, что ты не воспользуешься этим во зло.
— Но мне бы такое и в голову не пришло.
Из-за пережитого потрясения Нора плохо соображала. Она никак не могла понять, зачем Кристиан дал ей оружие против себя. Разве могло у нее хоть на минуту возникнуть желание поставить под угрозу его жизнь?
— Возможно, я был излишне драматичен, — сказал он. — Я подумал, тебе будет приятно сознавать, что моя жизнь находится у тебя в руках, висит, можно сказать, у тебя на поясе.
Глаза ее широко раскрылись, и она сердито выкрикнула:
— Это невероятно! Мне это совсем не нравится. Это отвратительно!
Усмехнувшись, он отвесил ей поклон.
— Прошу прощения.
Она дернула мужа за ухо.
— Ох!
— Послужит вам уроком, пустая башка. Вы не написали чего-нибудь еще в этом роде?
— Нет.
— И не надо.
— Хорошо, маленький дракон.
— Дайте мне молитвенник.
Взяв молитвенник, она положила его в висевший на поясе кошелек.
— Теперь, по крайней мере, вам не придет в голову написать еще одно сумасшедшее признание и спрятать его в этом тайнике.
Она открыла дверь буфетной, намереваясь уйти, но Кристиан опередил ее и преградил путь, встав в дверном проеме. Она уперлась грудью ему в руку и принялась толкать его. Наклонившись, он шепнул ей:
— Теперь, если я захочу спрятать что-нибудь в молитвеннике, мне придется снять его у тебя с пояса, любовь моя.
Она почувствовала на талии его руку. Рука скользнула вниз якобы в поисках кошелька.
— Где он? — спросил Кристиан, ощупывая ее бедра.
Рот у нее открылся, и она чуть не задохнулась, когда он просунул руку ей между ног. Оттолкнув его, она выбежала из буфетной.
— Вернись, жена. Я не нашел свой молитвенник, а у меня вдруг возникло желание. Помолиться, я имею в виду.
Впервые за много недель его слова вызвали у Норы улыбку. Она ускорила шаги, услышав, как хлопнула дверь в буфетную.
— Нора, — снова позвал он, — маленькая плутовка, вернись и дай мне молитвенник.
Подняв юбки, Нора припустилась бегом и, пробежав через весь дом, выскочила в садик целебных трав и спряталась там за грядкой с наперстянкой. Кристиан пронесся мимо и помчался к реке. Когда он скрылся из вида, она встала и посмотрела ему вслед. Как ни странно, а это преследование привело ее в состояние приятного возбуждения.
В последующие две недели страх Норы перед мужем поуменьшился. Возможно, потому что он засыпал ее дорогими подарками, от которых она, правда, отказывалась. А может, этому способствовала его привычка затягивать непристойную песенку всякий раз, когда она о чем-то задумывалась, или то, что он мгновенно сбивался с мысли, если ловил на себе ее взгляд.
Она поймала себя на том, что часто на него смотрит. Она считала, что ей уже никогда не захочется на него смотреть, но в последнее время его губы стали притягивать ее взгляд. Губы у него были темно-Розовыми. Она знала, что они теплые и мягкие, помнила, что при его поцелуях ей казалось, будто его губы развязывают какой-то узелок у нее между ног.
Все чаще и чаще ей приходили в голову подобные мысли. Она пришла к выводу, что Кристиан специально внушает ей такие мысли своими песенками и подношениями.
Он часто расхаживал перед ней как петух, красующийся перед курами, хотя, в отличие от петуха, не столь явно демонстрировал свои достоинства. Он выходил к завтраку в одной рубашке, штанах в обтяжку и сапогах. Его рубашки, сшитые из тончайшего шелка или батиста, были свободного покроя, но все равно прилегали к плечам и рукам так, что подчеркивали их мускулистость, вызывая у Норы желание разорвать белую ткань и прикоснуться к обнаженной плоти. Если бы только она перестала бояться.
В этом-то и была беда. Она осталась все той же Норой — робкой, обуреваемой страхом, что в один прекрасный день Кристиан вновь превратится в чудовище. Она была способна проявить мужество ради Артура, и она поклялась, что никогда не даст его в обиду. Но преодолеть страх ради себя самой — это было совсем другое дело.
Она колебалась — с одной стороны ей хотелось отбросить свою настороженность, с другой, она боялась, что сделай она это, и ей снова причинят боль, которой на этот раз она не вынесет. Но собственные сомнения и колебания не мешали ей видеть, что Кристиан страдает. Блейд не солгал, сказав, что он почти ничего не ест.
Вдобавок, по ночам он бродил по дому, мучаясь от бессонницы, и Нора начала чувствовать себя виноватой — ведь она была причиной его страданий. Первое время после его возвращения из Лондона она была слишком погружена в собственные переживания, чтобы вникать в объяснения Кристиана или пытаться понять его чувства. Что бы он ни делал, ничто не находило отклика в ее душе, и ее единственным чувством к нему было отвращение. Его подарки воспринимались ею как оскорбление, комплименты как обман. Так было до тех пор, пока не приехал д'Атека. Угроза жизни Кристиана пробудила в Норе способность к насилию, о наличии которой у себя она и не подозревала. Броня ее безразличия была пробита, и она не могла заменить ее на новую.
Она не могла больше не замечать Кристиана, а обратив на него внимание, увидела человека в агонии. Вечером того дня, когда тело д'Атеки увезли в Лондон, она стала невольной свидетельницей этой агонии. Все еще испытывая угрызения совести оттого, что убила человека, Нора весь день вела себя так, будто Кристиана не существовало. После вечерней трапезы он прекратил свои попытки добиться от нее хотя бы слова и сказал, что пойдет погулять. Позже Нора сама вышла в садик целебных трав, решив, что уж сюда-то он наверняка не придет. Она ошиблась. Он стоял там, созерцая кустик розмарина, а рядом стоял Блейд, внимательно глядя на самого Кристиана.
— Ты лишишь меня удовольствия, если умрешь от голода, — говорил Блейд.
— Уходи.
— Держи.
Блейд протянул ему половину краюхи хлеба. Кристиан равнодушно посмотрел на нее. Он слегка изменил позу, и Норе стало видно его лицо. Свет луны посеребрил прекрасные черты, подчеркивая тени под глазами.
— Чего ты хочешь, мой сладкий? — спросил он. — Накормить меня и тем самым продлить мои страдания?
— Можно и так сказать.
— Кристиан без предупреждения набросился на Блейда.
— Я заключу с тобой сделку, — голос его прервался. Схватив юношу за воротник, он приблизил к нему лицо. — Смотри, черт тебя возьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43