Фрейлина принцессы взвизгнула от восторга при виде золотого флакончика с ароматическими шариками, и Елизавета запустила в нее подушкой.
— Убирайся, глупая женщина. От твоего визга у меня будет сердечный приступ или меня вырвет.
Фрейлина пискнула и засеменила к двери. Наступило молчание. Елизавета сунула в рот еще одну фигу, повертела в руках флакон с благовониями и все еще с набитым ртом обратилась к Кристиану.
— Один из драгоценных камней на моем башмачке еле держится. У тебя есть шелковая нитка сизого цвета?
— Да, милостивая госпожа.
Елизавета встала и, подобрав юбки, поставила ногу в бархатной туфельке на кресло.
— Сейчас же укрепи его.
Встав на колени у ног принцессы, Кристиан осторожно взялся за туфельку. Елизавета вынула из нее ногу и наступила ему на руку. Затем прошептала, оглядываясь вокруг.
— Твои штаны в обтяжку тебе больше к лицу, чем плащ, мой беспутный рыцарь.
Кристиан растопырил пальцы под ногой принцессы, продолжая смотреть вниз.
— Известный вам кавалер все еще во Франции, и от него нет никаких известий. Король Филипп выговаривает королеве за то, что она отказывается решать вопрос о наследовании. Совет не дает ей покоя ни днем ни ночью, требуя, чтобы она объявила вас наследницей престола, хотя кое-кто направил прошение королеве Шотландии.
— Она называет меня незаконнорожденной, моя дорогая кузина Мария Шотландская. — Елизавета убрала ногу и уселась в кресло. — Она навлечет на Англию войну, и английский народ окажется под господством французов.
Кристиан присел на корточки и достал иголку с ниткой.
— Ваше высочество, я подсчитал количество ваших сторонников, вернее, я уже сбился со счета, так их много.
Елизавета ударила кулаком по подлокотнику кресла.
— Какой мне от них прок, если сестра успеет убить меня, прежде чем сама умрет.
— В связи с этим я и пришел, Ваше высочество. У меня есть сведения, что испанцы изменили свою позицию. Они решили, что ненавидят вас меньше, чем французов, и для них предпочтительнее, чтобы на английский трон села просто слабая молодая женщина, а не молодая женщина, имеющая мужем будущего короля Франции.
— Откуда ты это узнал?
Воткнув иголку в бархатный башмачок, Кристиан ответил:
— От д'Атеки.
— И каким же образом ты убедил его обнажить перед тобой что-то кроме своего тела?
— Я бросил ему наживку помоложе, и он попытался заглотить ее. Но пока он к ней подкрадывался, мысли его только этим и были заняты, а язык работал сам по себе.
Последовала пауза. Елизавета барабанила пальцами по подлокотнику кресла, Кристиан орудовал иглой, прислушиваясь к малейшему шороху, который мог бы свидетельствовать о приближении посторонних.
— Чем хуже ей становится, — заговорила наконец Елизавета, — тем больше придворных покидают двор и присягают на верность мне. Если она прослышит об этом, она может потерять тот разум, который у нее еще остался, и убить меня.
— Филипп не допустит этого.
— Может быть.
— А ваши тюремщики, по-моему, больше боятся вас, чем вы их.
Елизавета улыбнулась, а потом, откинув голову, громко расхохоталась.
— Клянусь Богом, Кристиан, мне надо взять с тебя клятву, что ты будешь защищать и утешать меня.
— Ваше высочество, мне прекрасно известно, что в ваших жилах течет кровь предка с душой льва. Вы разгоните этих кроликов, которыми они вас окружили.
Откусив нитку, Кристиан встал перед принцессой на колени, надел туфельку ей на ногу и поцеловал руку.
Но когда он попытался поднятья, она положила руку ему на плечо, удерживая на месте. Она внимательно вглядывалась ему в лицо.
— Ты собрался сыграть роль привидения, мой беспутный рыцарь? Я вижу боль в этих фиалковых глазах, которые раньше всегда искрились смехом и озорством.
— Пустяки, не стоящие вашего внимания, Ваша светлость.
Взяв его за подбородок, она приподняла ему голову и заставила посмотреть на себя.
— Я мало кому могу доверять и не могу позволить себе терять этих людей. Ты в беде.
— Боннер пытался покончить со мной.
— Но это ему не удалось, и потом, из-за Боннера ты бы не потерял аппетит. Клянусь кровью Христовой, непозволительно так относиться к своей плоти. В чем дело? Быстро говори мне, а то скоро вернется моя фрейлина.
Кристиан тяжело вздохнул, и плечи его поникли
— Я взял себе жену, Ваше высочество.
— Черт возьми, ради чего ты это сделал?
— Она шпионила в пользу врага. И она чуть не убила моего отца.
— Кто она?
— Нора Бекет.
Елизавета покачала головой.
— Лжешь. Ты и эта мышка Нора Бекет. Нора и Кит. Невозможно. Вдобавок она никому не может причинить зла. Ты что-то напутал, мой мальчик.
Закатав рукав до локтя, Кристиан обнажил руку, на которой тянулся длинный шрам.
— Это знак ее любви ко мне. У меня их несколько, и моего отца она тоже пометила — кинжал в спину, чудом не попавший в сердце.
Елизавета провела по шраму длинными пальцами, и Кристиан вздрогнул.
— Предательство не доставляет особых страданий, если нет любви, — сказала она. — Я всю свою жизнь прожила, балансируя на краю обрыва, сомневалась, плела интриги. Я научилась разбираться в людях. Нора — воплощение доброты и невинности. Я высоко ценю эти два качества, хотя и не обладаю ими сама.
— Я ее ненавижу.
— Знаю. — Елизавета замолчала, прислушиваясь к женским голосам в соседней комнате. — Они возвращаются. Послушай меня, мой дикарь. Ничего не предпринимай, пока не посоветуешься с нашим общим другом. Он узнает правду.
— Как пожелаете, Ваше высочество.
Кристиан поцеловал руки Елизаветы и занялся своим мешком. Он заталкивал в него товары, когда в комнату вошли фрейлины и стражники. Его вывели на задний двор, где его вновь окружили слуги. Лишь спустя несколько часов он вышел за ворота и притворился, что направляется в соседнюю деревню.
Энтони-Простофиля ждал его в лесу с лошадью и чистой одеждой. Кристиан бросил гиганту мешок и скинул залатанный плащ.
— Мы отвезли ее в Фале, — объявил Энтони, предваряя вопрос Кристиана, — и это не слишком ее обрадовало.
— А мои гости?
— Большинство тоже уже там. Саймон Спрай, Иниго со своими людьми, Мег и ее шлюхи.
Кристиан накинул на плечи черный плащ и застегнул серебряную пряжку. Затем подтянул пояс и поправил ножны с мечом.
— А мой отец?
— Сегодня ходил по своей комнате. Шлет тебе свою любовь.
Взяв из рук Энтони поводья, Кристиан вскочил на лошадь. Из кошеля, притороченного к поясу, достал запечатанное письмо и вручил его слуге.
— Отвези это графу и возвращайся ко мне в Фале. И помни, ни слова о нашей милой предательнице. И перестань отшатываться от меня, дурак. Я не тебя собираюсь наказывать.
— Мы все дрожим и трясемся перед тобой в эти дни, все твои верные вассалы и все шлюхи.
— Скажи на милость, вы же не грудные дети.
— Нет, Кит. Каждый из нас обязан тебе жизнью. Мы рады отплатить тебе чем можем за твою заботу. Просто мы все уже видели, как ты умеешь мстить, и нам жаль молодую леди.
Энтони едва успел уклониться от удара хлыстом.
— Жаль! — заорал Кристиан. — Жаль, вот как? Вы отца моего должны жалеть. Она устроила ему ад, да и мне тоже. Говорю тебе, я своими глазами видел, как уходила из него жизнь, зная, что он страдает по мое вине. — Лошадь, обеспокоенная свистом хлыста и громким голосом Кристиана, пританцовывала на месте. Он успокоил животное, не отводя взгляда от Энтони. — Запомни, я не хочу больше слышать причитаний по поводу моей суки-жены и ее тяжелой судьбы. Любому, кто осмелится хотя бы посмотреть на нее с участием, я вырву глаза.
Кристиан пришпорил коня и умчался прочь, оставив Энтони-Простофилю глотать поднятую копытами пыль и приходить в себя после взрыва хозяйского гнева.
Никто не остановит его, сказал себе Кристиан. Он не будет слушатъ нытья слабаков и глупцов. Душа его жаждала мести, и он отомстит, отомстит, несмотря на протестующий внутренний голос. Он не будет слушать. Слушать — значит потакать собственной слабости, а он давно поклялся себе, что никогда больше не поддастся слабости.
16
На следующий день ближе к закату Кристиан выехал из леса и остановился, созерцая поросшую травой равнину, возвещавшую, что уже недалеко до Фале и… Норы. Опоясанный рвом замок стоял на холме, возвышаясь среди окружавших его лугов. Замок был старый — его построили предки Кристиана еще до того, как восемьдесят лет назад Тюдоры уничтожили последнего кроля из династии Плантагенетов, — но Кристиан предпочел перебраться сюда, а не в фамильный замок Монфоров — массивное каменное сооружение, сырое, холодное, грозное.
Возможно, замок Монфор был бы лучшей тюрьмой для его жены, но Фале находился всего в дне пути от Лондона, а Кристиан хотел быть поближе к отцу. Кроме того, он послал людей разыскать тех, кто работал в саду, где Нора прятала донесения, и должен был находиться поблизости на случай, если его разведчики разузнают что-нибудь новое. А еще ему было легче подвергнуть Нору наказанию в собственном доме, ибо, сделай он это в любом другом месте, его отец мог бы узнать, что происходит, и принялся бы осыпать его упреками.
Пустив лошадь в галоп, Кристиан поехал через луг. Вскоре он приблизился к Фале настолько, что разглядел отражавшиеся в воде рва коричневые камни стен, зелень обвивавшего их плюща, голубое, как персидский шелк, небо. Красные трубы торчали на крыше, скрывая башенку, куда он приказа поместить Нору.
Он придержал лошадь, подъезжая к подъемному мосту, и ответил на приветствия нескольких крестян которые принесли что-то в замок и теперь возвращались домой. У лестницы перед главным входом он остановил коня. Подбежавший мальчонка-грум принял поводья, и Кристиан спешился. Он уже дошел до середины лестницы, когда какой-то жужжащий звук заставил его застыть на месте. Клинок из тонкого металла вонзился в дверь за мгновение до того, как Саймон Спрай открыл ее. Вор, моргая, взглянул на клинок, проткнувший дубовую панель рядом с его носом, затем снова скрылся внутри, захлопнув дверь. Кристиан стукнул перчатками для верховой езды по ладони и сказал, глядя на клинок:
— Добрый вечер, мой сладкий.
— Мерзкое шлюхино отродье, — откликнулся откуда-то сзади голос Блейда.
— Удивительно, как тебе удается произносить самые мерзкие похабства с интонацией студента из Оксфорда. Ну что, вспомнил свое прошлое?
Блейд пересек двор, поднялся по лестнице и, остановившись ступенькой выше своего нового хозяина, повернулся и посмотрел ему в лицо.
— Что ты сделал с Норой?
— Занимайся своим делом, мой сладкий, а то придется тебя проучить.
Кристиан прошел мимо Блейда, но юноша взбежал по лестнице и встал перед дверью.
— Она бледная как труп, даже на солнце дрожит и не хочет со мной разговаривать. Ты приставил к ней своих волков и позволяешь им кусать ее. Господи, я знал, что ты злой, но мне казалось, что Нора тебе нравится. Что она сделала?
Засунув перчатки за пояс, Кристиан медленно надвигался на Блейда, который с негодованием воззрился на него, широко расставив ноги.
— Уйди с дороги, ангелочек.
— Что она тебе сделала? — повторил Блейд уже с ухмылкой. — Она что, оказалась не девственницей?
Кристиан выбросил вперед руки. Одной заломил за спину руку Блейда, другой схватил его за горло. Приподняв свою жертву, он принялся колотить ее головой о дверь, одновременно в такт ударам приговаривая:
— Никогда от грязных мыслей не свободен. И на благородные поступки не способен.
Отпустив наконец едва державшегося на ногах Блейда, он спихнул его с лестницы, проговорив:
— Каждый раз, когда тебе придет в голову обсудить добродетель моей жены, для тебя это будет плохо кончаться. Я пришлю кого-нибудь вытереть тебе нос и уложить в постель, мой сладкий.
Он вошел внутрь. Саймон Спрай дожидался его чтобы взять плащ. Он выставил заросший подбородок в сторону двери.
— Этот парень горячее, чем Мег под своими нижними юбками. Бесится, что его оседлали и надели узду, после того как он столько времени носился как хотел.
— Не доверяй неопытным юнцам, Саймон. Вспомни, каким я был в его годы.
— Ты и сейчас немногим старше Блейда, но я тебе доверяю.
— Тогда у тебя, старый плут, мозги не в порядке.
Кристиан отдал Саймону перчатки и вошел в зал, громко стуча сапогами по черно-белым мраморным плитам пола. Саймон следовал за ним. В камине уже горели огромные поленья — к ужину зал успеет как следует прогреться. Лягнув попавшийся ему на дороге стул, Кристиан подошел к камину и, положив руки на каминную полку, приблизил лицо к огню.
— Вы поместили ее в комнату для прислуги?
— Да, Кит, но ты уверен, что это правильно?
— Кормили ее?
— Она не спускается в зал, — ответил Саймон. — Оказавшись в этой комнате, она не стала возмущаться, а уселась на диванчике у окна, сложив руки. Знаешь, меня от нее страх берет. Такая молчаливая и спокойная. Она что-то замышляет, это так же точно, как то, что от рыбы воняет.
— А от моего доверенного ничего не слышно?
— Нет пока. Иниго ездил в город послушать, что ему нашепчут твои сороки, он говорит, что большая часть королевской челяди поразъехалась, после того как королева три дня назад отбыла в Хэмптон-корт. Их послали в какие-то другие дворцы. — Саймон помолчал, глядя в лицо Кристиану. — Послушай, Кит, у тебя такой вид, будто ты не спал с Рождества.
Кристиан взял кружку эля, поданную ему Саймоном, и осушил ее. Но от эля усталость его, казалось, усилилась, а мысли стали еще более путаными. Он отказался от второй кружки — предстояло еще увидеться с Норой. Приказав, чтобы ужин подавали через час, он отправился в комнату в башне восточного крыла замка.
В башне было три комнаты, к которым вела лестница в шесть пролетов с крутыми ступенями. Кристиан остановился перед одной из дверей и заметил, что Иниго повесил на нее массивный серебряный замок, что обычно вешался на двери собственных покоев Кристиана в любом из фамильных замков, который он выбирал своим местожительством. Достав из кошеля у пояса ключ, он замер, уставившись на него.
Это происходило опять. Одной лишь мысли, что она находится по другую сторону двери, оказалось достаточно. Пробормотав сквозь зубы ругательство, он уперся руками в дверь. Он пытался представить еретиков, сжигаемых заживо, вздернутых на дыбу, но воображение рисовало ему одну лишь Нору — обнаженную, большеглазую, доверчивую Нору. Если он сейчас не совладает с собой, он откроет дверь и набросится на нее как зверь, сжигаемый вожделением и ненавистью, и вряд ли и он и она переживут этот ад без ущерба для себя. Поэтому он стал думать об отце, вспоминая, как тот положил руку Норе на голову и благословил ее.
Когда боль в паху немного поутихла, он начал декламировать отрывки из «Илиады» на греческом. Прошло много времени, прежде чем он смог выпрямиться и войти в комнату. Первым, на что он обратил внимание, были густые тени, которые лишь местами рассеивал свет уходящего дня, попадавший в комнату через маленькое оконце в нише, и пыль, лежавшая толстым слоем на комоде, на покрывале на кровати, буфете. Он знал, что никто не позаботился о том, чтобы подготовить комнату к прибытию Норы. Загроможденная мебелью, она казалась маленькой, как коробка для сладостей.
Нора сидела на диванчике у окна, освещенная последними лучами заходящего солнца. Она была без чепца, и волосы, рассыпавшиеся по плечам, казались таким же украшением ее платья для верховой езды, как и выцветшая вышивка. Съежившись, прижав руки к небеленым стенам, она молча наблюдала за Кистианом.
— Ты довольна своим новым жилищем? — спроси он, глядя на нее так же пристально, как и она на него.
Она вздрогнула при звуках его голоса и наморщила лоб. Потом оглядела комнату, словно видела ее впервые. Ничто в комнате не задержало ее внимания и она опять перевела взгляд на его лицо, так ничего и не ответив.
— Я спросил, жена, довольна ли ты своим новым жилищем.
— Да, все прекрасно.
Раздраженный тем, что она словно и не заметила жалкой неудобной обстановки, Кристиан предпринял другую попытку.
— А твои слуги, ими ты тоже довольна?
— Кем?
— Слугами, которых я выбрал специально для тебя — Саймон Спрай, вор-лошадник и плут, Одо Твитч, лженищий и сводник, и, наконец, моя добрая Мег с ее девочками, но с ними ты еще не успела познакомиться.
— Прекрасные слуги, — ответила Нора. — Милорд, пожалуйста, выслушайте меня.
— Единственное, что я хочу от тебя услышать — это имена тех, кому ты служишь. Кому ты отправляла донесения?
— Этого я не могу вам сказать.
— Если мне придется выяснять это самому, тебя ждет наказание гораздо худшее. Скажи мне, и я с миром отправлю тебя в замок Монфор. Ты будешь узницей, но я откажусь… от других своих планов.
Нора протянула к нему руку, но тут же опустила ее. Она сплела пальцы, и он увидел, что глаза ее наполнились слезами.
— Милорд, я умоляю вас выслушать.
Кристиан, давно сдерживавший дыхание, с шумом выдохнул и направился к двери.
— Подождите.
Нарочито медленно он снова подошел к своей маленькой жене и остановился перед ней, скрестив руки и уставившись на нее пустыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43