Мимо прошел негр, толкая перед собой старую деревянную тележку на скрипучих деревянных колесах и громко распевая песню собственного сочинения о том, как хорошо он точит ножи.
– Как жизнь? – поинтересовалась Гарден.
– Отлично, миссур, – ответил точильщик, включив ответ в свою песню.
Гарден шла по Трэдд-стрит. На углу сидела негритянка в тюрбане и дремала под лучами заходящего солнца. Она лениво обмахивала пальмовым веером стоящий рядом столик. Гарден остановилась, и взмахи веера стали энергичнее.
– Кыш, мухи, – сказала женщина.
– Маума, у тебя есть арахисовые лепешки?
– Конечно, деточка. Совсем свежие, утром пекла. – Она вытащила мятый бумажный пакет из кармана коленкоровой юбки.
Гарден показала на две лепешки. У нее уже слюнки потекли. Арахисовые лепешки всегда имели притягательность запретного плода: Занзи и мама не позволяли их есть. Гарден лишь дважды решилась нарушить запрет и потом долго боялась, что об этом узнают.
Она нырнула в ближайшую парадную, достала из пакета лепешку и впилась в нее зубами, от удовольствия у нее даже слезы выступили на глазах. Арахис, мед и апельсиновая кожура создавали удивительное сочетание соленого, сладкого, кислого. Она съела и вторую лепешку, получая удовольствие и от лакомства, и оттого, что ест на улице. Потом она направилась к дому, который все еще считала своим в Чарлстоне.
Он показался ей прямо крошечным. Гарден прошла мимо, даже не узнав его. Она не помнила, что ее старый дом такой маленький. И полуразрушенный. Неужели этот угол и раньше выпавшими кирпичами напоминал беззубый старческий рот? А эта краска всегда была такой грязной и облезшей? Она стояла в тени. Прохлада зимнего вечера пробиралась сквозь одежду.
Она быстро прошла по Трэдд-стрит, мимо причала, где садилась на яхту, покидая Чарлстон, вдоль Ист-Бэй-стрит до Ист-Бэттери и дома, где теперь жила ее мать.
– Уэнтворт звонила каждые десять минут, – сообщила Маргарет. – Ее звонки не дали мне отдохнуть.
– Извини. Я сейчас ей позвоню. – Гарден сняла перчатки и шляпу. Правая перчатка была липкой, к ней пристали крошки арахисовой лепешки. Гарден сняла ее и сунула в рот. – Мама, я не помню, моя комната выходит окнами на улицу или в сад?
– В сад.
– Я бы хотела наоборот. Мне нравится слушать по утрам крики продавцов креветок и овощей.
– Но зачем, Гарден? Они же будут будить тебя.
– У нас в Нью-Йорке нет уличных разносчиков. Я хочу их послушать.
– Ну хорошо, делай как хочешь. Я велю Занзи перенести твои вещи.
Телефон зазвонил прежде, чем она успела сказать «спасибо».
* * *
Гарден подъехала к дому Уэнтворт и поставила машину недалеко от того места, где покупала сладости. По дороге она остановилась и выбросила перчатки – свидетельство своего преступления – в воду. Не стоит давать Занзи повод для обвинений. Придется признаваться в содеянном, а она не испытывала никаких угрызений совести. Перчатки – это пустяк. Сколько еще у нее точно таких же!
Гарден выразила бурный восторг по поводу свадебных подарков и приданого Уэнтворт. Сама она прислала невесте отделанные кружевами шелковые пеньюар и ночную рубашку, а также серебряный набор для пунша от мистера и миссис Харрис. Он ярко выделялся среди других подарков.
– О Боже, Уэнтворт, мне даже неудобно, они выглядят так вызывающе, – извинилась Гарден. – Но я же не могу притворяться бедной. Я надеялась, ты поймешь.
Уэнтворт отнюдь не была смущена.
– Они мне ужасно нравятся именно такими, какие есть. Когда у меня будет ребенок, я буду купать его в чаше для пунша. Серебряная ложечка на зубок не идет ни в какое сравнение с серебряной ванночкой.
Они пообедали с родителями Уэнтворт. По чарлстонским меркам это была весьма изысканная трапеза, и хозяева старательно поддерживали разговор. «Конечно, – подумала Гарден, – Уэнтворт рассказала им о жизни в Нью-Йорке и Саутхемптоне. Они, должно быть, думают, что я ожидаю, чтобы мне прислуживали Гарольд или Элси». Она понимала, что мистер и миссис Рэгг никогда уже не смогут держаться с ней непринужденно. А возможно, и никто в Чарлстоне. «Чем скорее я уеду, тем лучше для всех, – подумала она с горечью. – Я ничуть не изменилась. Это они стали другими».
62
– Креветки, креветки, сырые креветки! Берите скорее креветки!
Крик этот разбудил Гарден на рассвете. Она по привычке протянула руку к колокольчику на столике у кровати. Там его не оказалось.
«Черт возьми, – подумала она, – спускаться вниз за кофе, да еще разговаривать с Занзи, пока пьешь…» Она повернулась на другой бок и снова заснула. Потом ее разбудил разносчик овощей. На этот раз Гарден встала и подошла к окну послушать. Она увидела реку с неподвижной, гладкой, как зеркало, водой, сверкающей под лучами утреннего солнца. Зеленовато-серая вода напоминала олово. Небо было такого же цвета. Солнце еще не успело очистить его от зимней дымки. Белая чайка носилась по серому небу и ныряла в серую воду, выхватывая оттуда серебряную рыбу. Потом опять все замерло, кроме доносящихся издалека криков зеленщика. Кругом царили мир и покой.
Над крышами разнесся звон колоколов церкви Святого Михаила.
– «Верни кота, Дик Виттенгтон», – тихо пропела с ними Гарден. И еще раз. «Половина – интересно чего», – подумала она и сказала вслух: – Половина после кофе.
Накинув кашемировый халат и домашние туфли, она сбежала вниз, в кухню.
– С добрым утром, Занзи, – пропела Гарден.
– Чего это ты поднялась? Еще только половина девятого.
– Я принюхиваюсь, пахнет ли уже кофе. И кажется, чувствую его запах.
– Что-то ты уж больно разбаловалась, как стала янки, – проворчала Занзи.
Утром Гарден отправилась в Барони навестить Ребу, Метью и остальных друзей в поселке. Реба восхищалась ее платьем, новой прической и удивлялась, как удалось решить проблему двухцветных волос Гарден.
– Это надо же, я все время красила одежду, но мне и в голову не приходило, что людей тоже можно красить.
Гарден рассказала им о Джоне и попыталась уговорить навестить его.
– Может, и съездим, – ответил Метью. Гарден поняла, что этого никогда не случится. Вернувшись в город, Гарден вдруг решила заехать в Эшли-холл. Она бы очень хотела повидать мадемуазель Бонгранд, рассказать, что уезжает на Лазурный берег. Дверь открыла служанка.
– Никого нет, – сказала она. – Сейчас каникулы. О Господи! Какая же она глупая. Конечно, никого здесь быть не может.
– Вы здесь недавно? – спросила Гарден. – Я раньше здесь училась. Меня зовут Гарден Трэдд. Я теперь живу не в Чарлстоне и просто хотела навестить старую школу. Можно войти?
Служанка неохотно впустила ее. Гарден вошла в холл и, как всегда, ощутила радость при виде спиралью поднимающейся вверх лестницы.
– Я даже не представляла, как люблю это место, – тихо произнесла она.
– Да, мэм, но мне еще надо мыть полы.
– Понимаю. Спасибо, что позволили войти. – Гарден шла по дорожке, держась, словно на уроке хороших манер. Как они все смеялись, когда она демонстрировала свое умение носить на голове корзину с бельем! Надо не забыть показать это в Нью-Йорке. Можно будет устроить настоящее соревнование. Такое, в котором она будет победительницей.
– Гарден, дорогая, я так рада, что ты приехала, – поцеловала ее Элизабет Купер. – Садись и расскажи мне о большом городе. Ты можешь остаться пообедать? Надо было спросить, когда ты позвонила, но я так обрадовалась, что обо всем забыла.
– Я должна была бы позвонить раньше. Я не знала, как буду занята, пока не приехала сюда и не говорила с Уэнтворт. Мне придется обедать дома.
Репетиция свадебной церемонии была назначена на следующий день, а после нее – чай у Рэдклифов. Гарден одевалась очень тщательно. «Постараюсь выглядеть как можно хуже, – пообещала себе она. – Сегодня всех должна затмить Уэнтворт». Она уже жалела, что отдала шить платье подружки невесты собственному портному. Оно было того фасона и из той материи, как сказала Уэнтворт, и все же выглядело явно нью-йоркским. Гарден надела простое синее платье. Слишком шикарно. Убрала полосатый шелковый пояс и галстук. Слишком траурно. Добавила широкое золотое ожерелье. Слишком богато.
Пришлось снять. Она достала маленькие ножницы из маникюрного набора, отрезала кружевной воротник от шелкового халата, засунула за ворот платья и расправила. Почти то, что надо. Она, уже не надеясь, порылась в шкатулке с драгоценностями. Вот он. Старинный медальон, подарок Элизабет. Идеально. Она ничего не могла поделать с синими, змеиной кожи туфельками с ремешком, но, может быть, никто и не заметит. Никакой краски, только чуть-чуть пудры. И никаких украшений, кроме колец – обручального и того, которое Скай подарил ей в день помолвки. Уэнтворт удивится, если она их не наденет. Гарден сложила вещи в синюю сумочку, схватила перчатки, ключи от машины и сбежала с лестницы.
– Гарден! Ты же без шляпы!
– У меня есть кружевной платок на голову. Все девушки их носят. А все мои шляпки слишком модные.
Участники свадебной церемонии собрались у церкви Святого Михаила. Гарден поставила машину на другой стороне улицы, перед почтой. Когда она остановилась, четыре темнокожие женщины бросились к машине, толкаясь и протягивая букеты цветов. Эти цветочницы были неотъемлемой частью Чарлстона, а почта – их излюбленным местом. Гарден замахала на них рукой.
– Что я вам, янки какая-нибудь? – сказала она с сильным негритянским акцентом.
Женщины засмеялись и отступили. Гарден засмеялась вместе с ними. Стоял чудесный солнечный день, корзины цветов возле почты полыхали всеми цветами радуги, лучшая подруга выходит замуж, а она сама уже послезавтра вернется в Нью-Йорк, а оттуда поедет во Францию. Жизнь была прекрасна. Гарден пошла с цветочницами туда, где стояли их стульчики и корзины с цветами, и принялась отчаянно торговаться.
Через несколько минут под смех и аплодисменты продавщиц цветов Гарден пересекла Митинг-стрит с полной корзиной цветов на голове.
– Букеты для подружек невесты! – крикнула она. Только много позже она поняла, как ей повезло, что поблизости не оказалось ни одного фоторепортера.
63
«Франция» оказалась меньше и старше «Парижа», зато ее отделка обладала элегантностью, несравнимой с геометрической отделкой новых судов. Золоченая резьба, дорогие ткани, росписи в стиле Фрагонара были здесь в изобилии. Судно все, от носа до кормы, было отделано в стиле Людовика IV, и полученное им прозвище очень подходило ему. Пароход был известен под именем «Замок Атлантик».
Он был украшен гирляндами флагов, а трубы уже дымили, когда Гарден поднималась на палубу. Безостановочно щелкали камеры, запечатлевая происходящее.
Впереди шагала мисс Трейджер с портфелем документов, а также аккуратно отпечатанных специальных инструкций – старший стюард должен был вручить их всем членам команды, которым придется непосредственно общаться с миссис Харрис.
За ней шла Гарден, не обращая внимания ни на репортеров, ни на других пассажиров на палубах, ни на провожающих на причале, которые махали руками друзьям, когда не таращили глаза на Гарден. День шестого января выдался холодным. Гарден была закутана в соболя, воротник высоко поднят, руки в перчатках засунуты глубоко в рукава. Манто было заколото у ворота бриллиантовой брошью в виде солнца с лучами.
Коринна была тяжело нагружена мехами, а к груди крепко прижимала квадратный кожаный чемоданчик.
– Схвати его – и можешь купить всю Бразилию, – заметил один репортер. – В шкатулочке драгоценности этой дамы.
Его приятель присвистнул:
– Да у моей жены одежды меньше, чем помещается в этом чемодане. Сколько же бриллиантов нужно одной женщине?
– Ровно столько, сколько сможет раздобыть. Кончай болтать и считай багаж. Три, четыре… шесть сундуков.
– Я насчитал шестнадцать чемоданов.
– Давай заканчивать.
– Погоди-ка, а это что такое?
– Шляпные коробки. Скажем, что их штук пятьдесят, и пошли. Становится холодно.
Гарден отвели голубую с золотом спальню, белую с золотом гостиную и еще одну маленькую, зеленую с золотом, – для кабинета мисс Трейджер на время их шестидневного путешествия. Каюта самой мисс Трейджер была на другой палубе. Коринна ехала вторым классом.
– Коринна, – сказала Гарден, – я буду на палубе. Хочу посмотреть статую Свободы. К моему возвращению приготовьте ванну и бокал шампанского.
– Но, мадам, как же я найду бутлегера?
– Это французский корабль. Они и не слышали о сухом законе.
Гарден внимательно прочла подготовленные мисс Трейджер бумаги. Предстоящее путешествие через океан втайне радовало ее. К тому же она была довольна вернуться к своей изнеженной жизни, где всегда было кому выполнять ее желания.
Мисс Трейджер нашла ее на палубе. Ей пришлось кричать, чтобы перекрыть шум буксирных гудков.
– Миссис Харрис, капитан приглашает вас за свой стол.
– Нет. Я хочу большой стол для себя одной. Даже без вас, мисс Трейджер. И непременно во вторую смену.
Ресторан первого класса на «Франции» был двухъярусным. Высоко над открытым центром нижнего зала поднимался стеклянный купол. Изысканные металлические перила окружали овальный балкон второго яруса. Балкон и купол поддерживали обшитые панелями колонны с золочеными коринфскими капителями. На второй ярус можно было попасть прямо из центрального холла парохода. На первый входили по великолепной широкой лестнице, предназначенной для торжественных выходов.
Появление Гарден в ресторане было именно таким выходом. Она была в роскошном платье и роскошных украшениях, с маленькой горностаевой накидкой на плечах, но большинство пассажирок первого класса были одеты не менее богато. Она была необыкновенно красива, но кое-кто из других женщин также блистал красотой. Поворачиваться в сторону Гарден заставляла ее гордая походка, то, как она легко, не глядя, скользнула вниз по лестнице и села за стол, способный вместить шестерых и накрытый на одного.
Этот стол уже вызвал немало догадок и оживленных разговоров. Единственным возможным объяснением было присутствие особы королевской крови. Появление Гарден изумило всех.
Она вовсе не собиралась привлекать всеобщее внимание. Просто хотела побыть одна во время путешествия. Теперь, когда она вернулась из Чарлстона, ничто уже не отвлекало ее от неразрешимой проблемы. Как вернуть мужа? Она чувствовала себя ужасно несчастной и хотела все спокойно обдумать, составить какой-то план. В течение шести дней поддерживать разговор с незнакомыми людьми – сама эта мысль казалась ей нестерпимой. Не хотелось и сидеть в тесноте за маленьким столиком. Французская пароходная линия славилась своей кухней, а Гарден любила поесть, особенно когда бывала расстроена. Она собиралась есть как следует, и нужно было место на столе для хлеба, приправ, закусок, соусов и масла. Именно поэтому она заказала большой стол.
Теперь, получив его и став предметом всеобщего интереса, она решила довести начатое до конца. Ей даже нравилось такое внимание, хотя она и виду не подала. Пусть их глазеют. И обсуждают. И пусть об этом услышит Скай Харрис. Его жена может заставить всех смотреть на себя без дешевых трюков вроде младенцев леопарда.
Океан был довольно спокойным для северной Атлантики зимой, но достаточно бурным, чтобы многие пассажиры страдали от качки. Гарден же ее просто не замечала. Низкие облака давали ей возможность бывать на палубе сколько угодно, не боясь солнечного ожога. Она закутывалась в теплое пальто с капюшоном и по двадцать минут гуляла на палубе. Потом вытягивалась в шезлонге, закрыв ноги одеялом, и двадцать минут работала над своим главным проектом. Она училась курить. Все женщины в их компании курили. Алекса курила непрерывно. Двадцать минут Гарден глотала дым и кашляла, потом опять двадцать минут гуляла, чтобы прочистить легкие.
– Я наблюдал за вами. – Мужчина казался высоким и угрожающим. Он был в широком твидовом пальто с пелериной. Ветер хлопал ею у самого лица Гарден. Ее ноги были завернуты в одеяло. Она не могла встать и уйти. Поискала взглядом стюарда, но его нигде не было видно.
– Уходите, – сказала она.
Мужчина согнул колени и склонился над ее креслом.
– Дитя мое, я вовсе не собираюсь совершить над вами насилие, – сказал он. – Просто хотел дать полезный совет относительно курения. Я наблюдаю за вами каждый день, но особых успехов не заметил.
У него было приятное лицо, глубокие морщинки вокруг глаз и обветренная кожа. И, насколько она могла заметить, он не смеялся над ней.
– Вы врач?
– Честно говоря, да. Френсис Фабер, доктор медицины. Хотите, покажу свою визитную карточку?
– Нет, спасибо. Вы специалист по легким?
– Увы, нет. Я врач для ума, психиатр. У вас болят легкие?
– Я все время кашляю. Уже начала беспокоиться, что у меня что-то с легкими.
– Сильно сомневаюсь. Вы не затягиваетесь достаточно глубоко.
Доктор Фабер взял одну из сигарет Гарден и продемонстрировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Как жизнь? – поинтересовалась Гарден.
– Отлично, миссур, – ответил точильщик, включив ответ в свою песню.
Гарден шла по Трэдд-стрит. На углу сидела негритянка в тюрбане и дремала под лучами заходящего солнца. Она лениво обмахивала пальмовым веером стоящий рядом столик. Гарден остановилась, и взмахи веера стали энергичнее.
– Кыш, мухи, – сказала женщина.
– Маума, у тебя есть арахисовые лепешки?
– Конечно, деточка. Совсем свежие, утром пекла. – Она вытащила мятый бумажный пакет из кармана коленкоровой юбки.
Гарден показала на две лепешки. У нее уже слюнки потекли. Арахисовые лепешки всегда имели притягательность запретного плода: Занзи и мама не позволяли их есть. Гарден лишь дважды решилась нарушить запрет и потом долго боялась, что об этом узнают.
Она нырнула в ближайшую парадную, достала из пакета лепешку и впилась в нее зубами, от удовольствия у нее даже слезы выступили на глазах. Арахис, мед и апельсиновая кожура создавали удивительное сочетание соленого, сладкого, кислого. Она съела и вторую лепешку, получая удовольствие и от лакомства, и оттого, что ест на улице. Потом она направилась к дому, который все еще считала своим в Чарлстоне.
Он показался ей прямо крошечным. Гарден прошла мимо, даже не узнав его. Она не помнила, что ее старый дом такой маленький. И полуразрушенный. Неужели этот угол и раньше выпавшими кирпичами напоминал беззубый старческий рот? А эта краска всегда была такой грязной и облезшей? Она стояла в тени. Прохлада зимнего вечера пробиралась сквозь одежду.
Она быстро прошла по Трэдд-стрит, мимо причала, где садилась на яхту, покидая Чарлстон, вдоль Ист-Бэй-стрит до Ист-Бэттери и дома, где теперь жила ее мать.
– Уэнтворт звонила каждые десять минут, – сообщила Маргарет. – Ее звонки не дали мне отдохнуть.
– Извини. Я сейчас ей позвоню. – Гарден сняла перчатки и шляпу. Правая перчатка была липкой, к ней пристали крошки арахисовой лепешки. Гарден сняла ее и сунула в рот. – Мама, я не помню, моя комната выходит окнами на улицу или в сад?
– В сад.
– Я бы хотела наоборот. Мне нравится слушать по утрам крики продавцов креветок и овощей.
– Но зачем, Гарден? Они же будут будить тебя.
– У нас в Нью-Йорке нет уличных разносчиков. Я хочу их послушать.
– Ну хорошо, делай как хочешь. Я велю Занзи перенести твои вещи.
Телефон зазвонил прежде, чем она успела сказать «спасибо».
* * *
Гарден подъехала к дому Уэнтворт и поставила машину недалеко от того места, где покупала сладости. По дороге она остановилась и выбросила перчатки – свидетельство своего преступления – в воду. Не стоит давать Занзи повод для обвинений. Придется признаваться в содеянном, а она не испытывала никаких угрызений совести. Перчатки – это пустяк. Сколько еще у нее точно таких же!
Гарден выразила бурный восторг по поводу свадебных подарков и приданого Уэнтворт. Сама она прислала невесте отделанные кружевами шелковые пеньюар и ночную рубашку, а также серебряный набор для пунша от мистера и миссис Харрис. Он ярко выделялся среди других подарков.
– О Боже, Уэнтворт, мне даже неудобно, они выглядят так вызывающе, – извинилась Гарден. – Но я же не могу притворяться бедной. Я надеялась, ты поймешь.
Уэнтворт отнюдь не была смущена.
– Они мне ужасно нравятся именно такими, какие есть. Когда у меня будет ребенок, я буду купать его в чаше для пунша. Серебряная ложечка на зубок не идет ни в какое сравнение с серебряной ванночкой.
Они пообедали с родителями Уэнтворт. По чарлстонским меркам это была весьма изысканная трапеза, и хозяева старательно поддерживали разговор. «Конечно, – подумала Гарден, – Уэнтворт рассказала им о жизни в Нью-Йорке и Саутхемптоне. Они, должно быть, думают, что я ожидаю, чтобы мне прислуживали Гарольд или Элси». Она понимала, что мистер и миссис Рэгг никогда уже не смогут держаться с ней непринужденно. А возможно, и никто в Чарлстоне. «Чем скорее я уеду, тем лучше для всех, – подумала она с горечью. – Я ничуть не изменилась. Это они стали другими».
62
– Креветки, креветки, сырые креветки! Берите скорее креветки!
Крик этот разбудил Гарден на рассвете. Она по привычке протянула руку к колокольчику на столике у кровати. Там его не оказалось.
«Черт возьми, – подумала она, – спускаться вниз за кофе, да еще разговаривать с Занзи, пока пьешь…» Она повернулась на другой бок и снова заснула. Потом ее разбудил разносчик овощей. На этот раз Гарден встала и подошла к окну послушать. Она увидела реку с неподвижной, гладкой, как зеркало, водой, сверкающей под лучами утреннего солнца. Зеленовато-серая вода напоминала олово. Небо было такого же цвета. Солнце еще не успело очистить его от зимней дымки. Белая чайка носилась по серому небу и ныряла в серую воду, выхватывая оттуда серебряную рыбу. Потом опять все замерло, кроме доносящихся издалека криков зеленщика. Кругом царили мир и покой.
Над крышами разнесся звон колоколов церкви Святого Михаила.
– «Верни кота, Дик Виттенгтон», – тихо пропела с ними Гарден. И еще раз. «Половина – интересно чего», – подумала она и сказала вслух: – Половина после кофе.
Накинув кашемировый халат и домашние туфли, она сбежала вниз, в кухню.
– С добрым утром, Занзи, – пропела Гарден.
– Чего это ты поднялась? Еще только половина девятого.
– Я принюхиваюсь, пахнет ли уже кофе. И кажется, чувствую его запах.
– Что-то ты уж больно разбаловалась, как стала янки, – проворчала Занзи.
Утром Гарден отправилась в Барони навестить Ребу, Метью и остальных друзей в поселке. Реба восхищалась ее платьем, новой прической и удивлялась, как удалось решить проблему двухцветных волос Гарден.
– Это надо же, я все время красила одежду, но мне и в голову не приходило, что людей тоже можно красить.
Гарден рассказала им о Джоне и попыталась уговорить навестить его.
– Может, и съездим, – ответил Метью. Гарден поняла, что этого никогда не случится. Вернувшись в город, Гарден вдруг решила заехать в Эшли-холл. Она бы очень хотела повидать мадемуазель Бонгранд, рассказать, что уезжает на Лазурный берег. Дверь открыла служанка.
– Никого нет, – сказала она. – Сейчас каникулы. О Господи! Какая же она глупая. Конечно, никого здесь быть не может.
– Вы здесь недавно? – спросила Гарден. – Я раньше здесь училась. Меня зовут Гарден Трэдд. Я теперь живу не в Чарлстоне и просто хотела навестить старую школу. Можно войти?
Служанка неохотно впустила ее. Гарден вошла в холл и, как всегда, ощутила радость при виде спиралью поднимающейся вверх лестницы.
– Я даже не представляла, как люблю это место, – тихо произнесла она.
– Да, мэм, но мне еще надо мыть полы.
– Понимаю. Спасибо, что позволили войти. – Гарден шла по дорожке, держась, словно на уроке хороших манер. Как они все смеялись, когда она демонстрировала свое умение носить на голове корзину с бельем! Надо не забыть показать это в Нью-Йорке. Можно будет устроить настоящее соревнование. Такое, в котором она будет победительницей.
– Гарден, дорогая, я так рада, что ты приехала, – поцеловала ее Элизабет Купер. – Садись и расскажи мне о большом городе. Ты можешь остаться пообедать? Надо было спросить, когда ты позвонила, но я так обрадовалась, что обо всем забыла.
– Я должна была бы позвонить раньше. Я не знала, как буду занята, пока не приехала сюда и не говорила с Уэнтворт. Мне придется обедать дома.
Репетиция свадебной церемонии была назначена на следующий день, а после нее – чай у Рэдклифов. Гарден одевалась очень тщательно. «Постараюсь выглядеть как можно хуже, – пообещала себе она. – Сегодня всех должна затмить Уэнтворт». Она уже жалела, что отдала шить платье подружки невесты собственному портному. Оно было того фасона и из той материи, как сказала Уэнтворт, и все же выглядело явно нью-йоркским. Гарден надела простое синее платье. Слишком шикарно. Убрала полосатый шелковый пояс и галстук. Слишком траурно. Добавила широкое золотое ожерелье. Слишком богато.
Пришлось снять. Она достала маленькие ножницы из маникюрного набора, отрезала кружевной воротник от шелкового халата, засунула за ворот платья и расправила. Почти то, что надо. Она, уже не надеясь, порылась в шкатулке с драгоценностями. Вот он. Старинный медальон, подарок Элизабет. Идеально. Она ничего не могла поделать с синими, змеиной кожи туфельками с ремешком, но, может быть, никто и не заметит. Никакой краски, только чуть-чуть пудры. И никаких украшений, кроме колец – обручального и того, которое Скай подарил ей в день помолвки. Уэнтворт удивится, если она их не наденет. Гарден сложила вещи в синюю сумочку, схватила перчатки, ключи от машины и сбежала с лестницы.
– Гарден! Ты же без шляпы!
– У меня есть кружевной платок на голову. Все девушки их носят. А все мои шляпки слишком модные.
Участники свадебной церемонии собрались у церкви Святого Михаила. Гарден поставила машину на другой стороне улицы, перед почтой. Когда она остановилась, четыре темнокожие женщины бросились к машине, толкаясь и протягивая букеты цветов. Эти цветочницы были неотъемлемой частью Чарлстона, а почта – их излюбленным местом. Гарден замахала на них рукой.
– Что я вам, янки какая-нибудь? – сказала она с сильным негритянским акцентом.
Женщины засмеялись и отступили. Гарден засмеялась вместе с ними. Стоял чудесный солнечный день, корзины цветов возле почты полыхали всеми цветами радуги, лучшая подруга выходит замуж, а она сама уже послезавтра вернется в Нью-Йорк, а оттуда поедет во Францию. Жизнь была прекрасна. Гарден пошла с цветочницами туда, где стояли их стульчики и корзины с цветами, и принялась отчаянно торговаться.
Через несколько минут под смех и аплодисменты продавщиц цветов Гарден пересекла Митинг-стрит с полной корзиной цветов на голове.
– Букеты для подружек невесты! – крикнула она. Только много позже она поняла, как ей повезло, что поблизости не оказалось ни одного фоторепортера.
63
«Франция» оказалась меньше и старше «Парижа», зато ее отделка обладала элегантностью, несравнимой с геометрической отделкой новых судов. Золоченая резьба, дорогие ткани, росписи в стиле Фрагонара были здесь в изобилии. Судно все, от носа до кормы, было отделано в стиле Людовика IV, и полученное им прозвище очень подходило ему. Пароход был известен под именем «Замок Атлантик».
Он был украшен гирляндами флагов, а трубы уже дымили, когда Гарден поднималась на палубу. Безостановочно щелкали камеры, запечатлевая происходящее.
Впереди шагала мисс Трейджер с портфелем документов, а также аккуратно отпечатанных специальных инструкций – старший стюард должен был вручить их всем членам команды, которым придется непосредственно общаться с миссис Харрис.
За ней шла Гарден, не обращая внимания ни на репортеров, ни на других пассажиров на палубах, ни на провожающих на причале, которые махали руками друзьям, когда не таращили глаза на Гарден. День шестого января выдался холодным. Гарден была закутана в соболя, воротник высоко поднят, руки в перчатках засунуты глубоко в рукава. Манто было заколото у ворота бриллиантовой брошью в виде солнца с лучами.
Коринна была тяжело нагружена мехами, а к груди крепко прижимала квадратный кожаный чемоданчик.
– Схвати его – и можешь купить всю Бразилию, – заметил один репортер. – В шкатулочке драгоценности этой дамы.
Его приятель присвистнул:
– Да у моей жены одежды меньше, чем помещается в этом чемодане. Сколько же бриллиантов нужно одной женщине?
– Ровно столько, сколько сможет раздобыть. Кончай болтать и считай багаж. Три, четыре… шесть сундуков.
– Я насчитал шестнадцать чемоданов.
– Давай заканчивать.
– Погоди-ка, а это что такое?
– Шляпные коробки. Скажем, что их штук пятьдесят, и пошли. Становится холодно.
Гарден отвели голубую с золотом спальню, белую с золотом гостиную и еще одну маленькую, зеленую с золотом, – для кабинета мисс Трейджер на время их шестидневного путешествия. Каюта самой мисс Трейджер была на другой палубе. Коринна ехала вторым классом.
– Коринна, – сказала Гарден, – я буду на палубе. Хочу посмотреть статую Свободы. К моему возвращению приготовьте ванну и бокал шампанского.
– Но, мадам, как же я найду бутлегера?
– Это французский корабль. Они и не слышали о сухом законе.
Гарден внимательно прочла подготовленные мисс Трейджер бумаги. Предстоящее путешествие через океан втайне радовало ее. К тому же она была довольна вернуться к своей изнеженной жизни, где всегда было кому выполнять ее желания.
Мисс Трейджер нашла ее на палубе. Ей пришлось кричать, чтобы перекрыть шум буксирных гудков.
– Миссис Харрис, капитан приглашает вас за свой стол.
– Нет. Я хочу большой стол для себя одной. Даже без вас, мисс Трейджер. И непременно во вторую смену.
Ресторан первого класса на «Франции» был двухъярусным. Высоко над открытым центром нижнего зала поднимался стеклянный купол. Изысканные металлические перила окружали овальный балкон второго яруса. Балкон и купол поддерживали обшитые панелями колонны с золочеными коринфскими капителями. На второй ярус можно было попасть прямо из центрального холла парохода. На первый входили по великолепной широкой лестнице, предназначенной для торжественных выходов.
Появление Гарден в ресторане было именно таким выходом. Она была в роскошном платье и роскошных украшениях, с маленькой горностаевой накидкой на плечах, но большинство пассажирок первого класса были одеты не менее богато. Она была необыкновенно красива, но кое-кто из других женщин также блистал красотой. Поворачиваться в сторону Гарден заставляла ее гордая походка, то, как она легко, не глядя, скользнула вниз по лестнице и села за стол, способный вместить шестерых и накрытый на одного.
Этот стол уже вызвал немало догадок и оживленных разговоров. Единственным возможным объяснением было присутствие особы королевской крови. Появление Гарден изумило всех.
Она вовсе не собиралась привлекать всеобщее внимание. Просто хотела побыть одна во время путешествия. Теперь, когда она вернулась из Чарлстона, ничто уже не отвлекало ее от неразрешимой проблемы. Как вернуть мужа? Она чувствовала себя ужасно несчастной и хотела все спокойно обдумать, составить какой-то план. В течение шести дней поддерживать разговор с незнакомыми людьми – сама эта мысль казалась ей нестерпимой. Не хотелось и сидеть в тесноте за маленьким столиком. Французская пароходная линия славилась своей кухней, а Гарден любила поесть, особенно когда бывала расстроена. Она собиралась есть как следует, и нужно было место на столе для хлеба, приправ, закусок, соусов и масла. Именно поэтому она заказала большой стол.
Теперь, получив его и став предметом всеобщего интереса, она решила довести начатое до конца. Ей даже нравилось такое внимание, хотя она и виду не подала. Пусть их глазеют. И обсуждают. И пусть об этом услышит Скай Харрис. Его жена может заставить всех смотреть на себя без дешевых трюков вроде младенцев леопарда.
Океан был довольно спокойным для северной Атлантики зимой, но достаточно бурным, чтобы многие пассажиры страдали от качки. Гарден же ее просто не замечала. Низкие облака давали ей возможность бывать на палубе сколько угодно, не боясь солнечного ожога. Она закутывалась в теплое пальто с капюшоном и по двадцать минут гуляла на палубе. Потом вытягивалась в шезлонге, закрыв ноги одеялом, и двадцать минут работала над своим главным проектом. Она училась курить. Все женщины в их компании курили. Алекса курила непрерывно. Двадцать минут Гарден глотала дым и кашляла, потом опять двадцать минут гуляла, чтобы прочистить легкие.
– Я наблюдал за вами. – Мужчина казался высоким и угрожающим. Он был в широком твидовом пальто с пелериной. Ветер хлопал ею у самого лица Гарден. Ее ноги были завернуты в одеяло. Она не могла встать и уйти. Поискала взглядом стюарда, но его нигде не было видно.
– Уходите, – сказала она.
Мужчина согнул колени и склонился над ее креслом.
– Дитя мое, я вовсе не собираюсь совершить над вами насилие, – сказал он. – Просто хотел дать полезный совет относительно курения. Я наблюдаю за вами каждый день, но особых успехов не заметил.
У него было приятное лицо, глубокие морщинки вокруг глаз и обветренная кожа. И, насколько она могла заметить, он не смеялся над ней.
– Вы врач?
– Честно говоря, да. Френсис Фабер, доктор медицины. Хотите, покажу свою визитную карточку?
– Нет, спасибо. Вы специалист по легким?
– Увы, нет. Я врач для ума, психиатр. У вас болят легкие?
– Я все время кашляю. Уже начала беспокоиться, что у меня что-то с легкими.
– Сильно сомневаюсь. Вы не затягиваетесь достаточно глубоко.
Доктор Фабер взял одну из сигарет Гарден и продемонстрировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73