Когда Саймону нацепили значок, он произнес слова клятвы, положив руку на Библию, и пообещал по мере своих сил отстаивать законы государства и нации. Затем новый префект города произнес короткую, но искреннюю речь.
Когда он закончил, граждане Редемпшна закричали громкое «ура» в его честь, и каждый захотел пожать Саймону руку. Уилл и Дерби кричали громче всех и были первыми в толпе, ринувшейся поздравлять вновь назначенного стража закона и порядка. Кейли внимательно наблюдала за ними во время церемонии. Их лица, с такими похожими профилями, были суровыми и озабоченными, они переживали за брата.
– Надо отвезти детей домой, – тихо сказала Бетси, беря под руку Уилла, когда торжество подошло к концу. – Пойди спроси Саймона, может Этта Ли переночует у нас, ведь он, наверное, захочет остаться в городе и уладить какие-то дела в своей конторе.
Уилл кивнул и пошел к Саймону. Дерби уже собрал вокруг себя ватагу племянников. Он закинул их по одному в фургон, нарочито пыхтя от натуги, что ужасно забавляло мальчишек.
– Всем оставаться на месте, хулиганы, – приказал Дерби, вызвав взрыв веселого детского смеха.
– Здесь Самюэл и Натан, – доложил он Бетси, потирая ладони как после тяжелой работы. – Боюсь, что Ангус и Билли на крыше отхожего места и отказываются спускаться.
– Как бы не провалились, – забеспокоилась Бетси, но ее глаза при этом искрились смехом.
Этта Ли несмело подошла к Дерби и потянула его за рукав.
– Вы не могли бы помочь мне забраться в фургон, дядя Дерби? – попросила она.
Дерби наклонился, взял в ладони ее личико и чмокнул племянницу в лоб.
– Конечно, мог бы, принцесса, – ласково ответил он. – И обязательно помогу. Может быть, хоть ты культурно повлияешь на своих неугомонных братьев.
Он посадил ее в фургон с такой нежностью, будто девочка была сделана из самого хрупкого хрусталя.
К тому времени, как Дерби и Кейли вернулись домой, уже смеркалось. Дерби сразу же направился к хлеву, посмотреть, как там дела, а Кейли пошла в дом, чувствуя себя довольной, но очень уставшей.
Мануэла занималась стряпней – со времени обеда прошло уже довольно много времени, и Кейли порядком проголодалась, – а за столом сидел отец Амброс.
Кейли нравился этот человек, и она была искренне рада его визиту.
– Как прошло торжество? – спросил священник, поднимаясь со стула.
– Замечательно. Народу было видимо-невидимо, наверное, весь город собрался, – ответила Кейли.
Она немного смущалась, ведь отец Амброс венчал их с Дерби, но ни Дерби, никто из членов его семьи не были ревностными католиками и редко посещали церковь.
Священник улыбнулся, будто прочел ее мысли.
– Я думаю, Саймон будет хорошим префектом. Он сильный, честный и очень порядочный человек.
Кейли вздохнула. Сейчас, когда сгущались сумерки, все уже не казалось таким радужным, как днем. Она ощущала тревогу не только за себя, но и за Дерби, и за Саймона, и за Ангуса. За всех.
– Дерби и Уилл беспокоятся за него, – призналась Кейли.
Она молча взялась помогать Мануэле готовить ужин, но Мануэла покачала головой, и Кейли села за стол рядом с гостем.
– Я знаю, – тихо сказал отец Амброс.
Кейли закусила губу, чтобы сдержать неожиданно нахлынувшие слезы. Мануэла зажгла лампу и поставила между ними, не говоря ни слова.
– Дитя мое... – начал священник, но не успел договорить, как открылась дверь и вошел Дерби.
– Добрый вечер, Амброс, – весело приветствовал он священника, подходя к комоду, на который Мануэла поставила таз с водой и положила кусок мыла.
– Добрый вечер, Дерби, – кивнул Амброс.
Отец Амброс остался на ужин, и когда все сели за стол, произнес молитву.
После ужина Кейли оставила священника наедине с мужем обсуждать цену на скот и прочие дела, а сама ушла в спальню, разделась, умылась и забралась в постель.
Она не слышала, когда лег Дерби, но когда она проснулась среди ночи и услышала одинокое завывание то ли волка, то ли койота, доносившееся откуда-то издалека, Дерби лежал рядом. Кейли стало не по себе от этого воя, и она прижалась поближе к мужу, его мягкие непослушные волосы щекотали ей щеку.
Возможно, он был прав, подумала Кейли, вспоминая его слова о том, что у нее может быть выбор, остаться в девятнадцатом веке или вернуться. На всякий случай она сконцентрировала всю свою волю на единственной мысли: дожить до глубокой старости вместе с Дерби.
На следующее утро Пабло вернулся из школы раньше обычного верхом на коричневом осле отца Амброса. Кейли работала над скульптурой, а Мануэла стирала рядом. Дерби с помощниками клеймили скот на пастбище.
– Почему ты не в школе? – строго спросила Мануэла, когда сын слез с осла и привязал его к концу бельевой веревки.
– Отец Амброс отправил меня домой, – ответил мальчик, глядя то на мать, то на Кейли. – Он велел оставаться дома, потому что в одной усадьбе обнаружили скарлатину. И он дал мне эту записку для миссис Элдер.
Кейли, прервавшая работу при появлении Пабло, взяла у мальчика записку и прочла ее вслух.
«У Рейни скарлатина. Они живут в Деннисон Крик. Пожалуйста, как можно скорее направьте туда доктора Беллкина и предупредите Саймона и Уилла, чтобы они не выпускали детей из дома».
Скарлатина – болезнь, которая должна была отнять у Кейли ее собственного ребенка. Кейли почувствовала тошноту. Качаясь, поднялась она на ноги, и инстинктивно приложила к животу руку, как бы защищая еще не родившегося ребенка.
– Господи, – прошептала она, и ничего не видя перед собой, повернулась к пастбищу, где работал сейчас Дерби. – Господи.
Мануэла подхватила ее, крепко удерживая за талию, и отдала команду сыну:
– Мистер Элдер там, – она указала на огонь костра, мерцавший вдалеке. – Приведи его сюда.
Пока Мануэла помогала Кейли дойти до дома, Пабло отвязал осла и поспешил к Дерби.
– И нет никаких лекарств, – сокрушалась Кейли, думая о первом больном. Будут ли еще? А если заболеет Этта Ли или кто-нибудь из мальчиков Уилла и Бетси? – Что может сделать доктор, если нет лекарств?
– Вам нужно успокоиться, – уговаривала ее Мануэла, когда они вошли в гостиную, в которой не часто бывали, поскольку в их полной хлопот жизни праздники были редки. – Нехорошо так волноваться.
Кейли села в кресло-качалку, зажав рукой рот, чтобы не дать волю эмоциям. Мануэла была права: ей нельзя расстраиваться, но Кейли сомневалась, что сможет долго сдерживать все поднимающийся прилив паники, всколыхнувший ее душу.
Мануэла вышла. Кейли энергично раскачивалась в кресле, борясь с истерическим страхом. Услышав шаги в кухне, она поняла, что пришел Дерби. Кейли не успела встать с кресла, как он уже оказался в гостиной, подошел к ней, весь в грязи и в саже, потный с головы до ног.
– Ты должна пообещать мне, Кейли. – Он наклонился к ней, упершись руками в ручки кресла и остановив лихорадочное раскачивание. – Ты останешься здесь, с Мануэлой, что бы ни случилось. Ты обещаешь?
Она кивнула в оцепенении, сопротивляясь желанию схватить Дерби за руку и не отпускать его.
– Ты... ты будешь осторожен?
– У меня уже была скарлатина, дорогая, – нежно успокаивал ее Дерби. – Я не заболею снова.
Кейли пыталась вспомнить, делали ли ей в детстве прививку против скарлатины. Некоторые болезни, типа оспы, практически не существовали в конце двадцатого века, и вакцинация уже не была необходима.
– Я люблю тебя, – это все, что Кейли смогла сказать в тот момент, но по глазам Дерби она видела, что этого было достаточно.
Когда он уехал, Кейли снова вышла во двор, опять взялась за скульптуру. Она работала неистово, отчаянно, пока не село солнце и не заныли мышцы рук.
К ужину Дерби не вернулся. Кейли ела хлеб с сыром и нарезанные дольками яблоки, которые положила перед ней Мануэла, потому что понимала, что должна поесть, но совершенно не чувствовала вкуса еды.
Дерби вернулся домой после десяти; было уже совсем темно. Он едва держался на ногах от усталости. Кейли выбежала во двор встречать его.
– Как Рейни? – озабоченно спросила она с порога, держа перед собой фонарь.
– Пять малышей, – тихо сказал Дерби.– Четверо умерли.
Кейли зажала рот свободной рукой, стараясь заглушить стон отчаяния, вырвавшийся у нее из груди при этом скорбном известии.
– И доктор не мог помочь? – В ее голосе звучало плохо скрываемое волнение.
– Было слишком поздно. У меня ушел почти целый день на его поиски. Оказалось, это не единственный случай, и у доктора уже было полно работы.
Немного оправившись от шока, Кейли поставила лампу на ступеньку, чтобы подойти к Дерби и обнять его.
– Не надо, – остановил он ее, подняв вверх руку.
Кейли оцепенела.
– Но ты говорил мне...
– Я говорил, что уже болел скарлатиной, – прервал ее Дерби нежным, но не допускающим возражений голосом.– Но я был в доме Рейни, после того как заехал к Саймону и Уиллу, – доктору была нужна помощь, и кроме меня некому было оказать ее. Я могу быть разносчиком заразы, Кейли.
В сотый раз Кейли пыталась вспомнить, делали ей в детстве прививку от этой болезни или нет, но все тщетно.
– Как мы узнаем?
– Доктор Беллкин сказал, нужно подождать, пока эпидемия не уйдет, – ответил Дерби.
У Кейли сердце оборвалось. Она могла перенести все что угодно, но только когда Дерби был рядом.
– Мальчики Уилла и Бетси и Этта Ли...
– С ними все в порядке. Бетси и Уилл оставили Этту Ли у себя.
– Я не ожидала такого, – сокрушенно покачала головой Кейли.
– Никто не ожидал, – в голосе Дерби была смертельная усталость. – Спокойной ночи, дорогая. Постарайся отдохнуть.
Сказав это, он повернулся и зашагал к хлеву.
Кейли подумала, что не уснет этой ночью, но, едва коснувшись щекой подушки, она погрузилась в глубокий сон, сон без сновидений.
Утром, выглянув в кухонное окно, она увидела Дерби. Он присел у костра, который обычно разводили по утрам его помощники-ковбои, и пил кофе из металлической кружки. Он был очень близко, так близко, что Кейли даже видела, как было напряжено его лицо и могла разглядеть соломинки, приставшие к грязной одежде, но она не решалась подойти к нему. То, что она чувствовала в этот момент, пугающе напоминало ощущения, которые она испытывала стоя по одну сторону зеркала, когда Дерби был по другую.
Кейли ничего не оставалось, как работать над скульптурой, и это хоть немного отвлекало ее от мрачных дум. По ночам, когда она не могла заснуть, а такое случалось часто, она открывала дневник и подробно излагала на бумаге события своей жизни.
Из Трипл Кей пришла весть о том, что Ангус шел на поправку, а от Уилла и Бетси – печальная новость: маленький Самюэл слег со скарлатиной. Уилл перегородил часть дома, и Бетси сама ухаживала за мальчиком.
Кейли пришла в смятение, когда Дерби сообщил ей об этом, стоя на расстоянии двадцати футов от нее. Она разрыдалась и побросала инструменты на траву.
– Прекрати, – приказал ей Дерби.
– А что, если он умрет? – Кейли давилась слезами. – Что, если Самюэл умрет? А что будет с ребенком, которого носит в себе Бетси?
– Мне нечем успокоить тебя, – честно признался Дерби. – Но Уилл и Бетси выдержат все, что бы ни случилось, такие они люди. Ты никому не поможешь слезами, Кейли, и меньше всего это принесет пользы тебе самой и нашему ребенку.
Кейли понимала, что он прав, но от этого ей не становилось легче. Она была романтичной дурочкой, влюбленной в девятнадцатый век, но на самом деле совсем не знала его. Она не принимала во внимание скарлатину, оспу, дифтерию и тысячи других беспощадных убийц, свирепствовавших в то время.
– Я ненавижу это место, – произнесла она исступленно, не помня себя от отчаяния. – Ненавижу.
Дерби замер на мгновение, на его лице застыло горькое выражение. Не произнеся ни слова утешения или упрека, он развернулся и медленно зашагал прочь, ни разу не оглянувшись.
ГЛАВА 12
К Кейли вернулось старое ощущение. Ей казалось, будто она постепенно угасала, с каждым днем становясь все менее реальной, менее осязаемой. Временами она смотрела в зеркало над комодом в спальне, и ее удивляло, что она видит в нем свое отражение.
Проходили день за днем, ночь за ночью, а Дерби все еще был вынужден держаться на расстоянии. Кейли ужасно не хватало его, но она знала, что причиной возникновения странного, вводящего в замешательство ощущения, не являлась их вынужденная разлука. Господи, она безмерно любила своего мужа, отдавая всю себя этому чувству, она носила под сердцем желанного ребенка и была несказанно счастлива. Что же воскресило в ней это, казалось, навсегда покинувшее ее, ощущение, будто она медленно растворяется в ничто?
Три с половиной недели в Редемпшне и на близлежащих ранчо свирепствовала скарлатина. Однажды вечером вдруг нежданно-негаданно приехал Ангус на четверке прекрасных гнедых жеребцов. Рядом с ним в черной пролетке сидел доктор Беллкин.
Кейли, в полной растерянности, вышла во двор встретить их. Какие вести они привезли с собой? Когда она в последний раз видела Ангуса Каванага, он, казалось, стоял на краю могилы, а сейчас он разъезжал в пролетке, сам, управляя лошадьми.
Дерби вышел из хлева, в который сам изгнал себя, чтобы уберечь от заразы Кейли, Мануэлу и Пабло.
Сердце Кейли болезненно сжалось при виде мужа, который все еще держался на почтительном расстоянии ото всех, как прокаженный, но она заставила себя улыбнуться Ангусу и доктору.
Доктор, мужчина средних лет, с мешками под глазами и редкими седыми волосами, по-видимому, не знавшими расчески, выглядел таким уставшим, что казалось, сейчас вывалится из пролетки.
– Юный Самюэл идет на поправку, – громко возвестил Ангус, чтобы Дерби мог слышать его. – Самое худшее позади. Доктор Беллкин осмотрит вас всех, чтобы убедиться, что вы в порядке.
Осторожно ступая, доктор вышел из пролетки и достал с заднего сиденья сумку с медикаментами. Его усталость была настолько заметной, что Кейли подбежала к нему, испугавшись, что он может упасть.
– Сначала я хочу взглянуть на этого юношу, – доктор кивнул в сторону Дерби. – По-моему, у него уже была скарлатина, хотя давно, когда он еще без штанов бегал. – Он посмотрел на Ангуса для подтверждения верности своего замечания и, осведомляясь, согласен ли тот подождать. – Вы не возражаете?
– Чашка горячего кофе с бренди решила бы все мои проблемы, – сказал Ангус.
Как и доктор, он выглядел совершенно разбитым. Кейли подождала, пока свекр привязал лошадей.
– Как дела, Кейли? – нежно взглянул он на нее. – Как мой сын?
Кейли взяла его под руку, как бы невзначай, чтобы он не подумал, что она хочет поддержать его, как немощного старца – это, безусловно, обидело бы Ангуса. Они вошли в кухню. Мануэла, как обычно немногословная, уже поставила кофейник на печь.
– Все... все замечательно, – выдавила из себя Кейли, хотя это было не совсем правдой. Но как она могла объяснить, что в последнее время чувствовала себя призрачной тенью, что срок действия ее визы в девятнадцатый век может закончится? – Я ничего не могу сказать о Дерби. Мы не общались все это время, разве что кричали друг другу через двор. Это он в вас такой упрямый?
– Отчасти, – засмеялся Ангус. – Его мать, царство ей небесное, имела на редкость волевой характер – не женщина была, а римский полководец.
Они прошли в гостиную. В голове Кейли бешеным галопом проносились отрывочные мысли. Наконец, она услышит смех Дерби, ощутит тепло его рук, они опять будут спать в одной постели.
Кейли покраснела и отвернулась на мгновение. Ей было тяжело усидеть сейчас на диване, она нервно теребила юбки на коленях, пытаясь унять дрожь в руках.
Ангус опустился в кресло-качалку и громко вздохнул. Всю свою жизнь он был сильным человеком, энергия била из него ключом, и Кейли видела, как ему тяжело было ходить, опираясь на палку, и мириться со своей немощностью.
– Черт бы побрал мое дряблое тело, – вырвалось у него. – И почему смерть не забрала меня вместо тех малышей.
Напоминание о трагедии омрачило Кейли сладостное предвкушение счастья.
– Но Самюэл и остальные мальчики... – начала она.
Ангус посмотрел ей прямо в глаза.
– Самюэл потерял слух, – сухо сказал он. – Но он жив. Это самое главное, черт возьми. Парень будет жить.
На ресницах Кейли заблестели слезы, она заморгала и подняла голову, чтобы не дать им брызнуть.
– А как Бетси?
– Измаялась, бедняжка, – ответил Ангус в свойственной ему манере говорить со всей откровенностью, не миндальничая и ничего не приукрашивая. – Она не отходила от Самюэля ни днем, ни ночью. Даже когда Уилл хотел сменить ее, она отказалась отойти на шаг от постели сына. Сейчас она отдыхает. Я послал Глорию помочь Уиллу с детьми.
Кейли тщетно боролась с упрямыми слезами.
– Что касается вас, Ангус Каванаг, – она решила сменить тему на более веселую, – то вы отлично выглядите.
– Я думал, что не переживу потерю Хармони. – Ангус больше походил на осиротевшего ребенка, нежели на прошедшего огонь и воду ковбоя, которому уже далеко за шестьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31