Она заморгала, и слезы покатились по ее щекам. Рамон вспомнил, что Кэрли очень не любит плакать.
— Я испытала твой гнев, — тихо сказала Кэрли. Печаль в ее глазах подействовала на него так сильно, как ничто прежде. — Мне также известна твоя доброта. Умоляю тебя, Рамон, прояви и сейчас доброту.
Его сердце сжалось. Только что ярость бушевала в нем, готовая прорваться наружу, захлестнуть его, и вдруг — она исчезла. Ее сменили чувства, которые он всегда испытывал к этой девушке, но упорно подавлял. Дрожащими руками он стер слезы с ее щек. Кожа Кэрли казалась ему нежной, как шелк.
— Не плачь, querida. — Он прижался губами к ее виску, ощутил легкую дрожь, пробежавшую по телу Кэрли. — Даже желая причинить тебе боль, я не смог бы сделать этого.
— Прости, Рамон.
Он поднял пальцами ее подбородок, заглянул в печальные глаза, склонил голову и коснулся ее губ.
— Я тоже должен просить прощения. Мы оба совершали ошибки. Мне не следовало забывать об этом. — Он ласково погладил пальцем ее щеку. — Не бойся, — прошептал Рамон, стараясь рассеять ее страх. — Я хотел тебя с тех пор, как увидел. Теперь ты моя жена. Доверься мне, как прежде.
Посмотрев на него, Кэрли перестала плакать. Глаза Рамона излучали нежность и что-то еще, от чего сердце девушки сжалось. Она потянулась к нему и обхватила его руками за шею.
— Я доверяю тебе.
Это был ее Рамон, Тот, кто спас ей жизнь. Он вернулся к ней, и она больше не боялась.
Когда настойчивые и жаркие губы Рамона скользнули по ее щеке, за окном сверкнула молния. Его язык щекотал ее кожу, тело девушки таяло, сливаясь с телом испанца. Напряженные соски прижимались к его обнаженной груди. Он захватил ее губы в неистовом поцелуе, поток тепла подхватил Кэрли и понес куда-то. Язык Рамона проник в ее рот, а руки, скользнув под сорочку, принялись ласкать ее груди. Он потеребил пальцем сосок, и тот затвердел, а девушку обдало жаром, Кэрли бессознательно льнула к нему, ласкала плечи Рамона, тянулась к вьющимся черным волосам на его груди, мягким и упругим.
Застонав, он стянул с Кэрли ночную сорочку и снова поцеловал ее. Увидев девушку нагой, он на мгновение замер и отодвинулся, чтобы получше разглядеть ее.
— Ты так прекрасна! — глухо пробормотал он. — Но я всегда это знал.
За окном выл и свистел ветер, на землю с оглушительным ревом обрушивались потоки воды. Рамон обхватил талию девушки, прижал к себе, заставил ее ощутить силу своего желания. Его упругие горячие губы пожирали ее рот, язык проникал глубоко внутрь, разжигая в ней огонь и заставляя отвечать на его неистовые поцелуи и ласки.
Сверкали молнии, и гром гремел так, словно Рамон повелевал ими. Кэрли сжимала его плечи, а его рука скользила все ниже и ниже, и вот уже длинные пальцы пробрались сквозь волосы на лобке, раздвинули ее бедра и проникли внутрь.
Кэрли застонала.
— Не бойся, дорогая!
Он закрыл ей рот страстным поцелуем, тогда как его пальцы проникали все глубже и глубже. Кэрли стонала и выгибалась всем телом.
— Тебе нравится?
— Д-да…
Наверное, ей следовало испытывать смущение, но она наслаждалась сладостным огнем, ритмичными движениями его руки. Потом Рамон положил ее на середину кровати и отпустил лишь на мгновение, чтобы снять брюки.
Дрожа всем телом, она завороженно наблюдала за Рамоном. Под его гладкой смуглой кожей играли упругие мышцы. Упругая мужская плоть прижималась к плоскому животу. Кэрли видела обнаженных мужчин, когда помогала ухаживать за больными в шахтерском поселке, но они выглядели совсем иначе.
— Рамон?..
Стекла задрожали от порыва ветра. Рамон склонился над Кэрли, и губы их слились в страстном поцелуе. Он стал покусывать ее шею, ухо.
— Рамон?..
— Si, querida?
— Ты такой… большой.
Он тихо засмеялся:
— Все мужчины такие, дорогая, когда занимаются любовью.
— Все? Все такие?
Снова прозвучал тихий смех.
— Ну, возможно, не такие большие. Но мы подойдем друг другу… Вот увидишь.
«Подойдем друг другу»? Она не совсем поняла, что он имеет в виду. Кэрли впервые осознала, как мало знает о таких вещах.
— Как ты… как мы?..
— Тс-с, иеса. Ничего больше не говори. Я покажу тебе, как это делается.
Он погладил ее грудь, взял сосок в рот, и Кэрли забыла о своих сомнениях. Она лишь ощущала охвативший ее огонь. Жар опалял кожу, проникал в кровь.
Сверкнула молния, удар грома расколол воздух. Лампа возле кровати вспыхнула и потухла. Кэрли тихо стонала, теряя контроль над собой. Он принялся лизать ее грудь, нежно покусывать сосок. Страстное желание охватило ее.
— Рамон!.. — шептала она, извиваясь всем телом.
Наконец он навис над Кэрли, раздвинул ее ноги коленом. Она трепетала от напряжения и ожидания.
Рамон начал осторожно проникать в Кэрли, заполняя ее собой.
Господи, она и не представляла себе!..
На мгновение он замер, дыша тяжело и прерывисто, потом наклонил голову, обхватил губами ее рот и глубоко проник в него языком. Когда Рамон подался вперед, Кэрли выгнулась. Что-то порвалось, она ахнула от боли, и испанец замер.
— Извини, дорогая. Сейчас все закончится.
Она чувствовала, как напряжены его мышцы. Он старался подчинить себе свою трепещущую плоть.
— Не надо, чтобы все кончалось. Я хочу…
Рамон улыбнулся краешком рта:
— Si, я знаю, чего ты хочешь, дорогая. Я боялся причинить тебе боль. — Он начал медленно двигаться. — Посмотрим, могу ли я дать тебе то, что ты хочешь.
Его твердая плоть снова погрузилась в Кэрли, потом осторожно вышла наружу. Она терлась о то место, к которому Рамон прежде прикасался пальцами. Потом он начал двигаться быстрее, входить глубже, он наращивал ритм, заставляя Кэрли изгибаться все сильнее и сильнее. Маленький дом вздрагивал от мощных порывов ветра, гроза неистовствовала, как огонь внутри Кэрли. Темп ускорился, узкие бедра Рамона сжимались, двигаясь со всевозрастающей скоростью.
Напряжение возрастало, Кэрли вонзила ногти в плечи Рамона, жар усиливался, в висках стучала кровь, кожа покрылась испариной.
И вдруг — словно распрямилась тугая пружина — Кэрли потеряла контроль над собой. Она парила на серебряных крыльях, погружаясь в неведомое прежде блаженство, в ни с чем не сравнимый океан наслаждения.
— Рамон! — закричала Кэрли, изогнувшись всем телом и впуская мужа так глубоко, что перед глазами у нее поплыли золотистые точки. Казалось, она ощущала вкус блаженства.
Тело Рамона напряглось. Быстро и мощно войдя в Кэрли, он откинул голову и испустил стон облегчения, словно извещая о том, что поднялся в те небесные выси, которых она уже достигла. Кэрли прижалась к Рамону, будто боясь не найти без него обратного пути.
Он прикасался губами к ее лбу, целовал глаза, нос, рот. Ветер за окном стих, листья мирно шелестели, дождь усыпляюще стучал по крыше. Перекатившись на бок, Рамон привлек Кэрли к своей груди. Их тела оставались слитыми воедино.
Он ласково поправил прядь ее волос.
— Прости, что сделал тебе больно, но так бывает только раз.
Она нежно улыбнулась:
— Ты почти не причинил мне боли. Я охотно заплатила бы эту цену еще раз,
Рамон шевельнулся, глаза его потемнели, рука легла на грудь Кэрли, погладила ее, возбудила сосок. Его плоть, все еще погруженная в Кэрли, опять отвердела, и новая волна тепла прокатилась по ее телу.
— Рамон… — шепнула она.
Он повернул жену на спину и лег сверху, так и не выходя из нее.
— Я не буду ничего делать, если тебе больно.
Она улыбнулась:
— Я чувствую себя великолепно.
— Вот и хорошо. Я снова хочу тебя. Я давно не был с женщиной.
Эти слова укололи Кэрли. Рамон дал ей почувствовать, что она особенная и он любит ее. Но разве не ощутил бы он того же с другой женщиной?
Рамон снова начал целовать Кэрли, двигаться внутри нее, и печаль прошла. Через несколько мгновений она извивалась под ним, сжимала его плечи, кричала от страсти, опять испытывая блаженство. Потом Рамон вздрогнул всем телом и затих.
Он прижал Кэрли к себе и нежно погладил ее волосы.
— Рамон?
— Поспи, дорогая. День был очень длинным, завтра ты ощутишь боль.
Кэрли покраснела, только сейчас осознав, как смело вела себя. Ей хотелось спросить, доволен ли он ею, но его глаза закрылись. Рамон, казалось, думал о чем-то другом. Возможно, мужчины всегда чувствуют отчуждение после того, как занимаются любовью. Кэрли почти ничего не знала об этом.
Она тоже закрыла глаза, но не могла заснуть и слушала шум дождя и ветра, пытаясь не думать о происшедшем. Однако ее мысли беспрестанно возвращались к свадьбе. Должно быть, она — нежеланная жена разбойника, жизни которого постоянно угрожала опасность.
Лежа в темноте, она гадала, о чем думает Рамон, но не смела тревожить его, ибо и так доставила ему много неприятностей.
Прижавшись к мужу, Кэрли наконец погрузилась в сон.
А утром обнаружила, что он уже исчез.
Глава 13
Рамон повернул крупного гнедого жеребца к Льяно-Мирада. Покидая долину, он поднимался в холмистую местность. Яркое солнце согревало увлажненную дождем землю. На лугу паслись олени — самец и шесть самок. Над деревьями парил орел, лучи солнца золотили его коричневые с желтоватыми крапинками крылья.
Испанец выехал из дома на рассвете, испытывая непреодолимое желание куда-нибудь убежать и надеясь, что чистый, прохладный горный воздух прояснит ему голову и поможет разобраться в случившемся.
Он потер рукой отросшую за ночь щетину, приподнял шляпу, потом опустил ее на лоб. Ему следовало остаться в Лас-Алмас, а он написал жене короткую сухую записку и отправился в горы.
Рамон не мог поступить иначе, ибо хотел убежать от презрения к самому себе. В холодном утреннем свете он отчетливо увидел череду событий, начавшихся в день fandango и последовавших за этим днем.
Во второй раз после знакомства с Кэрли Мак-Коннелл ему приходилось обратить собственный гнев на себя.
Рамон с горечью выругался. А ведь Кэрли вовсе не заставила его жениться на ней. Не было на земле женщины, способной повести под венец Рамона против его воли. Он, как и раньше, солгал себе.
Вечером в конюшне, когда Кэрли умоляюще смотрела на него, безмолвно прося о помощи, он больше всего хотел швырнуть Винсента Баннистера на жесткий грязный пол и увезти девушку с собой. Ее план оказался спасительным для него. Один Бог ведает, что он мог совершить через несколько минут.
Тогда чувства захватили его с такой силой, что прорвавшийся гнев стал его защитой. Он не проходил целых три дня, владел им и вчера, когда Рамон отправился в спальню.
Однако горькая правда была в том, что он страстно желал Кэрли Мак-Коннелл. Так страстно, что нарушил свои клятвы. Забыв об обещании, данном семье и людям, зависевшим от него. Как ни странно, переспав с Кэрли, он хотел ее еще сильнее. И все это несмотря на то, что она племянница Флетчера Остина. Женщина английского происхождения.
Рамон погнал коня через холм по мягкой земле. Его неотступно преследовали мысли о Кэрли и неистовом желании, которое она пробуждала в нем. Андреас тоже хотел ее. Так сильно, что погиб.
Кэрли не виновата в этом, да и ни в чем случившемся с того дня, когда он познакомился с ней. Но что почувствуют тетя и мать, узнав, что именно она подняла тревогу во время налета? Рамон молил Бога скрыть это от них.
Он подумал о том, как мучил ее в день свадьбы, вспомнил вчерашние жестокие слова. Рамон ощутил раскаяние. Он плохо обошелся с Кэрли. Сомнения . и колебания заставили его говорить и делать то, о чем сейчас приходилось жалеть.
Однако выбор не вполне зависел от него. Он не мог позволить себе проявить чувства, которые Кэрли пробуждала в нем, не мог понять свое настойчивое желание защитить ее. Если на нее смотрел мужчина, Рамона терзала ревность, и это смущало его. Если девушка была с ним, он ощущал теплоту к ней, которая тоже смущала его.
Рамон въехал на вершину холма и оглянулся назад, на долину. Ранчо Лас-Алмас давно скрылось из виду, но Рамон еще видел западную границу ранчо дель Роблес, имевшего площадь в двадцать тысяч акров. Эта земля должна была принадлежать ему, и он поклялся вернуть ее своей семье. Сейчас бывшим имением де ла Герра владел Флетчер Остин, единственный родственник жены Рамона.
Испанец снова подумал о том, что ему следовало остаться дома. Что почувствует Кэрли, обнаружив, что он покинул ее на следующий день после свадьбы? Хорошо еще, что он овладел ею бережно, мягко. Правда, Рамон знал: какая бы ярость им ни владела, он поступит именно так.
Он вспомнил ее неистовую страсть, свое исступленное желание, какого не пробуждала в нем ни одна женщина. Даже Лили. Однако он дал понять Кэрли, что она ничем не лучше других его женщин.
Но это неправда. Его страсть к ней граничила с безумием, однако Рамон не смел открыть ей это. Она — gringa, а такие женщины относятся к браку иначе, чем испанки. Супружеская измена для них — пустяк. Дюжина адюльтеров — мелочь. Они стараются получить от жизни столько удовольствий, сколько могут найти.
В Испании он бывал в обществе, где часто появлялись богатые путешественники, в основном американцы, англичане и французы. Там, в доме своего близкого друга в Севилье, он познакомился с Лили. Рамона очаровала эта женщина, но в последующие годы он переспал со многими, подобными ей.
Возможно, Кэрли другая. Он молился, чтобы так и оказалось, но как знать?
Рамон доверял ей, но боялся полностью открыть сердце.
Он пустил коня в галоп. Из-под копыт летели комья сырой земли. Дела заставляли его ехать в лагерь. Несколько дней, проведенных вдали от Кэрли, позволят ему овладеть чувствами. До его возвращения Санчес и другие ковбои присмотрят за девушкой. Через три дня мать и тетка вернутся от родственников и составят Кэрли компанию.
Так что незачем жалеть, что он теряет три дня, которые мог бы провести в объятиях своей страстной молодой жены.
Найдя на камине записку Рамона с объяснением, что дела зовут его в лагерь, Кэрли не поверила в это. Ночью муж овладел ею, потому что нуждался в женщине, но она не понравилась ему, а значит, сама оттолкнула его.
Чувствуя тяжесть на душе, она ходила по теплой уютной sala. В большом камине потрескивали догорающие поленья. На побеленных саманных стенах висели портреты родителей Рамона, его тетки и брата. Белые кружевные салфетки украшали спинку дивана и темные дубовые столы. Но Кэрли, поглощенная чувством вины и ощущением потери, ничего не замечала.
Утром к ней пришел Педро Санчес и сказал, что она может чувствовать себя в безопасности и в отсутствие Рамона. Ковбоям велело охранять ее. Рамон поговорил с ними перед отъездом. Синее Одеяло будет готовить и убирать. С Кэрли не случится ничего плохого, пока ее муж в лагере.
Конечно, не случится.
Но ей было не по себе.
Думая о красивых женщинах, ждавших Рамона в Льяно-Мирада, Кэрли ревновала. Если бы муж не уехал так внезапно, она научилась бы доставлять ему удовольствие.
Кэрли поняла, что больше всего на свете хочет этого, потому что влюблена в него.
Кэрли села на обтянутый конской шкурой диван. Почему она не поняла это сразу или так долго скрывала от себя правду? Да, она влюблена в Рамона с того самого дня, когда он спас ее от Виллегаса, а может, даже раньше. Пожалуй, с того момента, когда впервые после болезни она открыла глаза и увидела, как он молится у ее кровати.
Да, она любит его и, вероятно, поэтому навязала ему этот брак. Странно, но еще несколько дней назад Кэрли не задумывалась об этом, убежденная . в необходимости такого шага и считая его единственным выходом из ситуации. Теперь уже очевидно: не признаваясь себе в этом, она желала Рамона так сильно, что была готова на все, лишь бы заполучить его. Значит, она ничем не лучше Винсента Баннистера. При этой мысли сердце Кэрли сжалось.
Прошло три дня. Сначала ее смущало, что Рамон оставил ее сразу после брачной ночи. Педро, ковбои, все обитатели Лас-Алмас знали об этом. Она убивала время, бродя по дому, потом завела нового друга на конюшне — маленького бело-коричневого Баджито, который сидел на спине Рея дель Сол в день скачек.
Собака спала в одном из денников возле большого белого жеребца. Она была игрива, и Кэрли удалось без труда выманить ее из конюшни. Она бросала небольшую палку, а собака приносила ее назад. Кэрли стала приходить на конюшню каждый день с куском сахара для Рея и остатками ужина для Баджито.
Как-то, играя с собакой, Кэрли услышала разговор ковбоев, стоявших снаружи.
Панчо Фернандес, один из ковбоев с Лас-Алмас, был на ранчо дель Роблес во время fandango. Он слышал, что произошло на конюшне, когда дона Рамона вынудили жениться, и поведал эту историю приятелям, добавив, что вообще-то испанец не хочет жену, поэтому он и оставил ее одну.
Кэрли охватило отчаяние — Фернандес сказал чистую правду.
— Не верю я в это, — возразил другой ковбой. — Да какой нормальный мужчина не захочет ее? К тому же дон Рамон не смотрел так еще ни на одну девушку.
При этих словах в душе Кэрли затеплился лучик надежды. Может, она научится доставлять ему удовольствие, завоюет его любовь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30