Лина покачала головой, ее прямые черные волосы упали на лоб.
— Белые люди давно желают нам смерти. Вы — другие. Мы не забудем это. — Она повернулась к Кэрли: — Да поможет тебе Бог, маленькая Ва-су-ви.
Кэрли улыбнулась:
— Спасибо, Лина. Заботься о брате, ладно?
— Он будет бегать, как олень, и наживет себе новые неприятности еще до новой луны.
Рамон посмотрел на женщин. Совместная работа сблизила Лину и Кэрли. Девушка подружилась и с мальчиком, которого Рамон тоже полюбил. Когда он приезжал в деревню, мальчик бежал к нему с приветствиями, говорил, что больше всего на свете хочет стать великим ковбоем, упрашивал Рамона заняться его обучением и взять с собой в Лас-Алмас, где он смог бы овладеть искусством испанских наездников.
Рамон всегда отвечал отказом.
Ему и без того приходилось кормить слишком много людей. Зачем еще один рот? Однако испанец жалел мальчика. В лучшем случае его ждала унылая, тягостная жизнь. Но ковбой всегда превосходный наездник, гордость укрепляет его дух, а если повезет, он может найти работу.
Кэрли посмотрела на Рамона, и он взял ее за руку.
— Как она назвала тебя? — спросил он девушку, ведя ее к повозке.
— Ва-су-ви. Она дала мне это индейское имя.
— Что оно означает?
— Подсолнечник. — Кэрли смутилась. — Лина говорит, что моя улыбка такая же яркая, как утреннее солнце.
Рамон почувствовал, что у него защемило в груди.
— Верно, — тихо ответил он. — Как утреннее солнце.
Ее щеки порозовели, губы кокетливо изогнулись, и она потупила взор.
— Они хотят, чтобы мы вернулись, Рамон, — Кэрли поглядела ему в лицо, — и повеселились с ними на празднике. Они благодарны нам за помощь.
— А ты хотела бы этого, chica?
Радость осветила ее лицо. Испанцу нравилось ее жизнелюбие. Его соотечественники умели радоваться жизни в отличие от многих американцев, которых он знал.
Внезапно ее улыбка исчезла, свет в глазах потух.
— Больше всего я бы хотела отправиться домой. Но если ты не позволяешь мне покинуть вас, тогда давай вернемся сюда.
Рамон коснулся ее щеки — нежной, как грудка голубя. Зардевшаяся румянцем, она походила на розу. Рамон вспомнил ту ночь, что Кэрли провела в его объятиях, и сердце его неистово заколотилось.
Проклиная себя и ее, он отвернулся.
— Твое желание, — сдержанно сказал он, — для меня закон.
Не ответив ему, Кэрли спросила Флоренсию:
— Мы готовы к отъезду?
— Si, сеньорита Мак-Коннелл.
Кухарка предложила ей присоединиться к другим женщинам. Рамон между тем взял поводья и вскочил в седло.
— Я готов. Мне не терпится провести ночь в своей постели.
— Как ни странно, я тоже радуюсь возвращению, — сказала Кэрли. — Хотя бы потому, что смогу постирать эту грязную одежду.
Забираясь в двуколку и подобрав подол желтой юбки, она невольно обнажила изящную щиколотку. Рамон стиснул зубы — по телу его прокатилась горячая волна. Подъехав к двуколке, он наклонился, обхватил талию девушки, поднял ее и посадил перед собой.
— Тележка перегружена. Поедешь назад со мной.
Кэрли напряглась, но Рамон сделал вид, что не заметил этого. Если она хочет возбуждать в нем желание, ее постигнет та же участь, внезапно решил он.
— Тебе не нравится ехать на Вьенто? — прошептал он, нарочно задев губами ее маленькое ушко.
Кэрли напряглась еще сильнее, как и он — под своими узкими брюками. Проклиная себя, Рамон все же не отпустил девушку.
— Мне очень нравится Вьенто. — Она подвинулась и села поудобнее. Испанец прижал ее к своим бедрам. — Зато тебя я порой нахожу невыносимым.
— О! Я знаю средство от этого! — Повернув коня, Рамон направился к перелеску.
— Куда ты? Что ты?..
Голос Кэрли оборвался, когда его рука скользнула вверх, к ее груди. Она была округлой, полной. Ему до боли захотелось сжать ее. Пальцы жаждали обхватить эту грудь, заставить сосок отвердеть. Какой он — маленький и плотный или большой и широкий? Подумав об этом, Рамон услышал собственный стон. Когда он прижался губами к пульсирующей жилке на шее, ощутил вкус гладкой белой кожи, острое желание пронзило его.
— Д-дон Рамон?..
В ее голосе появилась неуверенность, которой прежде не было… И что-то еще, слишком ему знакомое. С каждой секундой страсть Рамона нарастала.
— Si, — тихо шепнул он. — Я здесь. Тебя по-прежнему интересует, чего я хочу?
Остановив жеребца за нагромождением валунов, он повернул девушку к себе. Глаза Кэрли округлились, щеки пылали. Откинув ее голову, Рамон провел пальцем по мягкой нижней губе, наклонился и жадно поцеловал Кэрли.
Она вздрогнула и начала сопротивляться, изумленная его дерзостью и полная решимости освободиться. Но неистовый жар требовательных губ уже проник в ее тело и заставил вцепиться в его плечи. Прижавшись к нему грудью, она ощутила, как огонь опалил ее. Язык Рамона коснулся уголка ее губ, словно соблазняя Кэрли раскрыть их.
Девушка застонала, когда его теплый язык проник в ее рот, а в животе разлилось тепло. Сильная рука стиснула ее талию. Господи, все это было как в ее сне!
Нет, совсем иначе! Разве какой-нибудь сон мог сравниться с этим!
Кэрли пошевелилась в седле, ее соски, прижатые к мощной груди испанца; набухли и отвердели. Рамон ласкал ее через блузку, сжимал грудь, мял своими пальцами. Потом рука скользнула вверх и коснулась обнаженной кожи над глубоким вырезом.
— Рамон, — прошептала Кэрли, — пожалуйста…
Хриплый стон вырвался из его горла. Он снова поцеловал ее крепко и страстно, потом отпрянул, учащенно дыша и глядя на Кэрли потемневшими глазами.
Она облизнула распухшие губы, пытаясь преодолеть прокатывавшуюся по телу горячую дрожь.
— Я не думала, что ты хотел… ты не должен… ты сказал, что я в безопасности.
У него заходили желваки.
— Si, querida. Ты права. Я не должен был делать этого. Я совершил глупый и опасный поступок.
Он развернул Кэрли в седле и молча подъехал к двуколке.
— Сеньорита убедила меня, что ей лучше ехать с вами. — Рамон помог Кэрли спуститься на землю.
Она чувствовала, что ее щеки горят, а сердце стучало так громко, что все, вероятно, слышали удары, но Кэрли подняла голову, расправила плечи и решительно забралась в двуколку. Женщины промолчали. Гнедая потащила тяжелую деревянную повозку по узкой тропе.
Вся трепеща, Кэрли бросила взгляд на Рамона. Он ехал с мрачным, непроницаемым лицом.
Сердится ли он? Если это так, то она надеялась, что его гнев скоро пройдет. Пока она оставалась в Льяно-Мирада, Рамон де ла Герра полностью распоряжался ее жизнью: мог отпустить на свободу или убить.
Или овладеть ею. В любое удобное для него время и где угодно. Он только что доказал это.
Дрожь пронизала девушку — на этот раз холодная и неприятная. Кэрли не забыла, как жесток и безжалостен бывает испанец.
Она помнила и свои ощущения в тот миг, когда Рамон целовал ее.
Господи, если бы она поддалась страсти, дядя никогда не простил бы ее! Кэрли потеряла бы невинность, и дядя Флетчер стыдился бы ее. Возможно, он даже прогнал бы ее. Но Кэрли некуда было идти, не к кому обратиться за помощью. Она боялась думать о том, что может остаться в одиночестве, тоскуя по дому и близким.
Сейчас девушке еще сильнее, чем прежде, захотелось убежать и вернуться на ранчо дель Роблес, К безопасности и новой жизни, которую она только что начала.
Следя за тем, чтобы Кэрли не догадалась, по какому пути удирать, Рамон доставил женщин в лагерь. В дороге Санчес говорил мало, но не раз с осуждением смотрел на него.
— Не упрекай меня, — сказал ему Рамон, когда они остались одни. — Я хотел лишь преподать ей урок, но кое-что понял сам.
— О? И что же?
— Я не могу полагаться на себя, находясь с этой gringa. Sangre de Christo, Педро, я не помню, когда хотел женщину так сильно!
Старый ковбой улыбнулся:
— В американке горит огонь, verdad? Она красива, горда и сильна. Двадцать лет назад я едва ли устоял бы перед ней. Тебе надо решить, как поступить с этой девушкой, Рамон.
— Чтобы сохранить свою свободу, я должен держать ее здесь.
— Возможно, если бы ты объяснил кое-что… рассказал ей правду… она взглянула бы на все иначе.
Рамон усмехнулся:
— Эта женщина — gringa. Она никогда не примет сторону калифорнийца, враждующего с ее родней.
— Не знаю, прав ли ты. За мою долгую жизнь я видел и более странные вещи и понял, что правда — это средство убеждения, которое часто преодолевает расовые и религиозные границы.
Рамон покачал головой. Должно быть, Санчес стареет. Подумать, что девушка прислушается к его словам и он может доверить ей тайну, — на такое способен только безумец.
Однако эта мысль не давала ему покоя. На следующий день он отправился на ранчо Лас-Алмас, решив держаться подальше от Кэрли, но каждый вечер вспоминал, как целовал ее, и воображал, как мог бы заниматься с ней любовью. А между тем Рамон постоянно вспоминал слова старого друга.
Если бы ему удалось убедить ее! Если бы она поверила правде о своем дяде! Тогда Рамон отпустил бы ее на ранчо дель Роблес, его проблема разрешилась бы и со временем он забыл бы Кэрли.
Ну что ж, вернувшись в лагерь, он попытается сказать ей правду. Да и чем он рискует?
Рамон вздрогнул, подумав о том, что может потерять жизнь, если по глупости доверится девушке.
Идея возникла неожиданно, очевидно, благодаря женскому инстинкту, который Кэрли совсем недавно обнаружила в себе.
«Кто в лагере захочет мне помочь?» — спросила она себя. И ответила — никто. Все его обитатели хранили верность Рамону. А кому выгодно ее бегство? Например, наемникам, о которых упоминал испанец. Они искали свою долю добычи, полученной преступным путем. Но ей было нечем заплатить за помощь, а обещания ничего не стоили.
Внезапно Кэрли осенило: Миранда.
Миранда Агилар страстно желает, чтобы она исчезла.
Эта девушка пришла к дому Рамона заявить о том, что принадлежит ему. Она не поступила бы так, если бы не видела в Кэрли соперницу. Но захочет ли Миранда помочь ей?
Кэрли научилась ездить верхом — во всяком случае, немного. Занимался с ней не Рамон, уехавший на следующий день после их возвращения из индейской деревни. Кэрли давали уроки Руис и Санчес, отличные наездники и очень хорошие учителя, терпеливые, но твердые и решительные. Добиваясь того, чтобы она ездила, как чистокровная испанка, они посадили ее в мужское седло, но обещали научить Кэрли ездить и в дамском, если дон Рамон найдет такое. Кэрли относилась к урокам серьезно, не сомневаясь, что дядя обрадуется, узнав, что она ездит верхом, как светская дама.
Сейчас она научилась управлять лошадью в той мере, в какой это необходимо для побега.
Если бы только удалось убедить Миранду помочь ей!
Утром Кэрли тщательно оделась, расчесала волосы, закрепила их черепаховым гребнем так, чтобы они соблазнительно падали на одно плечо, потянула вниз блузку, чтобы больше обнажить грудь, направилась к домику Миранды и постучала в дверь.
Послышались шаги, дверь распахнулась, и темноволосая девушка вышла на крыльцо. В первый миг ее глаза изумленно вспыхнули, потом неприязненно сузились.
— Дона Рамона здесь нет, — отрезала она.
Кэрли улыбнулась:
— Buenos dias, Миранда. Чудесный день, правда?
— Уходи. Я сказала тебе — дона Рамона здесь нет.
— Я пришла не для того, чтобы увидеть Рамона. — Кэрли нарочно опустила «дона». — Я к тебе.
— Зачем?
— Думаю, ты можешь оказать мне услугу… в обмен на мою.
Миранда смерила Кэрли холодным взглядом, откинула со лба густые черные волосы и жестом предложила войти. Маленький домик состоял всего из двух комнат; земляной пол был подметен так чисто, что казался отполированным. На окнах висели чистые занавески. Кэрли ощутила сладкий запах духов Миранды.
— С чего это ты решила, что можешь оказать мне услугу? — спросила молодая женщина.
Кэрли старалась не думать о том, что Миранда очень хорошенькая и изящная, и о том, что Рамон спал в ее постели. Напротив, она постаралась убедить Миранду, что испанец предпочитает ее.
— Возможно, это и не так, но полагаю, тебя обрадует, если я покину лагерь. Тогда мы могли бы договориться.
Миранда оглядела грудь Кэрли, оценивая ее размер и форму.
— Рамон хочет, чтобы ты оставалась здесь. Зачем мне нарушать его волю? — Она не предложила Кэрли сесть.
— Именно потому, что Рамой решил оставить меня здесь. Наверное, он просто хочет меня.
— Он не хочет тебя, puta. Зачем ты ему? У него есть я.
— Так почему же он целовал меня?
Глаза Миранды потемнели от гнева, но она не удивилась, ибо знала об этом. Женщины, сидевшие в двуколке, видимо, догадались, что между ними произошло, а может, даже решили, что Рамон из-за этого покинул лагерь.
— Как всякий мужчина, — сказала Миранда, — Рамон стремится овладеть любой женщиной, готовой ублажить его.
Кэрли пожала плечами, сделав вид, будто собирается уходить.
— Ну, если ты согласна делить его…
— Твое возвращение к дяде грозит Рамону опасностью. Ты выдашь его властям.
Кэрли в упор посмотрела на Миранду:
— Я не сделаю этого, если мы заключим договор. Дай слово, что поможешь мне бежать, а я поклянусь, что не выдам Рамона.
— Разве я могу верить gringa?
— Но ведь и мне трудно верить женщине Района, способной послать меня по ложному пути или заманить в ловушку! Однако чтобы добиться своего, нам придется положиться друг на друга.
Миранда задумалась, и сердце Кэрли затрепетало от надежды. Они обе рискуют. Сдержит ли слово женщина Рамона? Опасности, названные Кэрли, были весьма реальны. Ей следует проявить предельную осторожность, особенно после бегства.
Сейчас Кэрли пообещала бы что угодно, лишь бы покинуть лагерь, и не хотела думать о том, будет ли молчать, вернувшись домой.
— Я дам тебе ответ сегодня ночью, — проговорила Миранда. — Оставь окно в своей спальне открытым. В полночь ты узнаешь мое решение.
Кэрли боялась надеяться, однако впервые почувствовала, что у нее есть шанс. Миранда явно ненавидит ее, но едва ли способна на убийство. Конечно, она может указать неправильный путь в расчете на то, что соперница умрет в горах, но скорее всего просто откажет ей.
Миранда беспокоится за Рамона, и не без оснований. Будь его женщиной Кэрли, она пошла бы на все, чтобы защитить его. Однако если Миранда любит испанца, то сделает все, чтобы не отдать его сопернице.
Внезапно Кэрли охватила тревога. Рамон де ла Герра — преступник, возможно, даже убийца. Ей придется выдать его, тем самым нарушив слово. Это смущало девушку.
Поужинав с Педро и Флоренсией, Кэрли сослалась на головную боль и отправилась в свою спальню. В полночь снаружи послышались тихие звуки шагов.
— Сеньорита Мак-Коннелл?
— Я здесь, Миранда. — Кэрли стояла возле открытого окна.
— Завтра на рассвете повозка направляется за продуктами в Сан-Хуан-Батиста. Править ею будет ковбой Франсиско Виллегас. За небольшой кусочек золота он готов сделать все. Я заплатила ему, чтобы он отвез тебя в долину и показал дорогу к ранчо твоего дяди.
Охваченная возбуждением, Кэрли закрыла глаза.
— Поняла.
— Ты должна сесть в повозку до восхода солнца. Она будет стоять неподалеку от твоего окна.
— Хорошо.
— Клянешься не выдавать Рамона?
Кэрли глубоко вздохнула:
— Клянусь.
— Если солжешь или скажешь кому-то, что я помогла тебе, умрешь. Ты меня слышала?
Кэрли облизнула пересохшие губы.
— Да.
За окнами заскрипел гравий — Миранда ушла. Кэрли понятия не имела о том, что сделает, покинув лагерь. Но события начали развиваться, и она хотела увидеть, к чему они приведут.
Сняв с кровати простыни, Кэрли изготовила походную постель, сунула в нее полученную от дона шаль, вторую юбку, блузку, принесенную Флоренсией, и свечу из белого жира. Тяжелый чугунный подсвечник высотой в два фута можно использовать как оружие. Последние два дня девушка делала запасы пищи. Она завернула их в грубое полотняное полотенце и сунула в узел.
После этого Кэрли заплела косу, закрепила ее шнурком и легла вздремнуть. Но заснуть ей не удалось: она металась, ворочалась, боролась с сомнениями.
В четыре часа Кэрли написала записку Флоренсии и попросила ее не готовить завтрак, сообщив, что пошла на рассвете с женщинами помыться и постирать в ручье. Она поест позже с Томазиной.
Надо выиграть время.
Перед рассветом было холоднее, чем она думала. Кэрли накинула на плечи шаль, надела сандалии и вылезла из окна с узлом в руках.
Возле повозки никого не было. Забравшись в нее, она накрылась брезентом. Время тянулось мучительно медленно. Наконец Кэрли услышала голоса и позвякивание упряжи — в повозку впрягли лошадей. Телега заскрипела под тяжестью мужчины, забравшегося на сиденье. Франсиско Виллегас, подумала девушка.
Несмотря на холод, лоб Кэрли покрылся испариной, ладони увлажнились, сердце неистово забилось. Когда повозка набрала скорость, девушка достала чугунный подсвечник и спрятала его под узлом. На каждом ухабе Кэрли подкидывало, и она ударялась о доски.
Тут она поняла, что повозка повернула не к выезду из лагеря, а в другом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30