Вздохнув, Фиона покачала головой.– Посмотрим, может быть, я и сумею что-нибудь сделать для вас, мистер О'Руни. * * * Когда Тревельян, наконец, нашел время спуститься в кухню, старик сидел в черном виндзорском Полированное деревянное кресло без обивки с гнутой спинкой и прямыми подлокотниками.
кресле перед огнем, словно стараясь держаться подальше от окружавших его холодных каменных стен. Сонные глаза, ясное лицо… Старец, ждущий, когда его позовут домой.– Сколько тебе исполнилось, Гриффин? Как мне кажется, ты разменял уже девятый десяток? – еще из дверей сказал Ниалл.Гриффин поглядел на него. Быть может, он и не разобрал слов, но голос услышал.– Фиона сказала мне, что ты хочешь поговорить со мной. – На лице Тревельяна появилось покровительственное выражение.– Горю желанием поговорить с вами, лорд Тревельян, – повторил Гриффин, явно не слыхавший даже слова.По какой-то причине Тревельян был готов сделать одолжение старику. Граф опустился на соседнюю скамью и приготовился выслушать О'Руни.– Милорд, у меня находится третья часть гиммаля, – подслеповатые глаза старца обратились к руке Тревельяна. Он прикоснулся к кольцу на мизинце своего господина. – Без него вам не жениться на этой девушке, а я боюсь, что скоро умру.Мышцы на лице Тревельяна напряглись. Он понимал, что старик начнет городить всю эту чушь, а после недавнего собрания ему не хотелось даже упоминать о ней.– Вы должны знать, где оно. Кольцо это, третья часть гиммаля, хранится для безопасности на кладбище. Возле него почиет ваша жена. Она стережет кольцо.Тревельян кивнул. Ситуация была, как в дешевом готическом романе.– Отец дал мне это кольцо, когда я был еще молодым человеком. Он рассказал мне про гейс и про то, что получил кольцо от своего отца.– Итак, оно не попало к твоему старику от фейри, заманившей его в темный лес и умаслившей выпивкой? – сказав это, Ниалл прикусил язык.– Выпивкой? Неплохая идея, – отозвался О'Руни, расслышавший только часть его слов.Ниалл улыбнулся. Поднявшись, он поискал в буфете.Пусть слуги клянутся до хрипоты в том, что не держат крепких напитков на кухне, он готов держать пари на весь свой замок, что это не так. Бутылка виски пряталась за несколькими горшками с сушеными яблоками. Налив старику, он поставил бутылку на стол так, чтобы О'Руни мог до нее дотянуться.– Нет ничего лучше, чем как следует прополоскать горло, правда? – Гриффин улыбнулся совершенно беззубым ртом.Тревельян кивнул. Он уже поднялся, чтобы уйти, но О'Руни остановил его.– Я должен рассказать еще кое о чем. Возле Антримской дороги рассказывают об одном молодце…Тревельян вновь опустился на скамейку, ощущая растущее нетерпение, но не желая быть грубым.– Об отличном молодце, богатом и могущественном. Любая молодая девица в графстве охотно пошла бы за него…Ниалл шевельнулся на скамье. Итак, – новая притча о его участи и судьбе; придется набраться терпения, чтобы не свернуть шею старому сукину сыну, который никак не может оставить эту тему.– Только вместо этого молодец этот – этот виконт, знатный он был, – отыскал себе в Дублине девчонку, которая зацепила его глаз. Такая красавица, волосы как вороново крыло, а глаза – дух захватывает. Только этим глазам смеяться бы, а они…Ощущение dйjа vu Ложная память (фр.).
вползало в душу Тревельяна. Внимание его постепенно целиком переключалось на О'Руни.– Он не сразу взял девчонку в постель, потому что она была такая печальная. Она последовала в Дублин за мужчиной, а он бросил ее. Мужчины обходились с ней жестоко. Она долго привыкала к виконту и не сразу стала доверять ему, только он ей поклялся, потому что полюбил ее. Невзирая на все, что было с ней прежде, именно на такой девушке он хотел жениться. Когда она смеялась, у него на душе птицы весенние пели, а плакала, так и он скорбел, словно банши Дух, встреча с которым предвещает гибель.
была у его дверей.Тревельян не шевелился. Тысяча вопросов уже витала в его голове, однако он молчал, чтобы старик не сбился.– Он отослал девушку домой и обещал жениться. Только ему это не было суждено. Он боялся, что она понесла от него ребенка, боялся, что потеряет ее, потеряет ее или младенца. – Гриффин поглядел на графа, и Тревельян ощутил, как по спине его забегали мурашки. Повесть сия напоминала его собственную жизнь. Напоминала во многом, за исключением того, что неизбежная трагедия, к которой ныне подбирался Гриффин, в отличие от его судьбы, была отмечена печатью любви. – Он потерял ее, – прошептал Гриффин. – Возле Антримской дороги говорят, что молодой человек этот встретил свой конец прежде, чем успел съездить за невестой. Он умер, произнося ее имя, и пообещал, что будет ждать ее на том свете.– Антрим. Значит, он был оттуда? – Тревельян попытался привлечь к себе внимание старика.– Ага. Антрим. Я слыхал, что замок зовется Кинейт.Тревельян кивнул. Он был готов уже обратиться с вопросами, но О'Руни заговорил снова.– Мне следовало бы рассказать Гранье, но весть эта была стара. Она прошла через много уст. И я не знаю, сколько в ней правды.– Отлично, старина, – Тревельян положил руку на худое стариковское плечо. Прикосновение было приятно Гриффину.– Теперь это твоя повесть. Я не мог умереть вместе с ней.В этот момент в кухню вошла Фиона.– Ох! Я помешала? – спросила она, краснея в смущении оттого, что хозяин вдруг появился в отведенном для слуг помещении.Тревельян поглядел на Гриффина.– Нет, все хорошо, Фиона, – сказал Тревельян. – Мы закончили разговор. Оставь Гриффину эту бутылку. Передай Гривсу, чтобы он выдал тебе вместо нее другую.Фиона поглядела на зеленую бутылку, стоявшую возле старика, глазами круглыми и невинными.– И представить не могу, о чем вы, милорд, какая бутылка? Откуда ей взяться на кухне?– Довольно. Ты слышала меня. – Тревельян поглядел на Гриффина. Старик казался усталым. – Отдыхай, О'Руни. Пользуйся моим гостеприимством и заботой Фионы. Если тебе что-нибудь потребуется, скажи Гривсу.Гриффин кивнул, и Тревельян попытался представить, много ли О'Руни услышал из его слов. Оставив старика блаженствовать у огня, Тревельян покинул кухню, строя планы путешествия на север, в Антрим. * * * – Милорд, у замка шалили. Кто-то попытался развести небольшой костер. Южная дверь обгорела. Курран заметил пламя и погасил его. Нам повезло, последствия могли быть и хуже. – Гривс подал Тревельяну золотой поднос с запиской.С мрачным выражением лица Тревельян оторвался от письменного стола и взял записку.– Могу ли я чем-нибудь помочь вам, милорд? – спросил Гривс, заправляя бесполезный рукав в карман фрака.– Ну и денек выдался… – Тревельян встал. – Я отправляюсь в Антрим. Если не завтра, тогда на следующий день. А сейчас мне нужно отправиться в Лир. Прикажите Симусу подать карету. – И вдруг вспомнив, Ниалл добавил: – Кстати, выдайте Куррану золотой за верность и присмотрите, чтобы повреждения были устранены.– Да, милорд. – Гривс остановился у двери. – Могу ли я спросить… следовало ли ожидать поджога?Тревельян вздохнул.– Не поджога, какой-нибудь выходки. Да, можно считать, что ожидать ее следовало. Спасибо, Гривс. Пока все.– Благодарю вас, милорд.Когда Гривс вышел, Тревельян опять взял записку и прочитал ее еще раз.
«Жди сегодня на рынке. Равенна».
Ниалл скомкал бумажку в руке. Черт побери! Как знать, чья рука писала эту записку. Он читал отрывок из романа Равенны, однако самое сильное впечатление произвели на него слова, а не почерк.Ниалл вспомнил о попытке поджога, и глаза его потемнели. Вполне возможно, записка эта окажется ловушкой. Малахия и его компания подонков вполне способна на это. Но если это обман, то ловкий обман, ибо его влекло к этой девушке. Хотя инстинкт велел Ниаллу оставаться в замке, он знал, что отправится на рынок. Он сделает это лишь ради того, чтобы уцепиться за тонкую ниточку: за мысль о том, что Равенна – красавица, приснившаяся ему вчера, – действительно хотела видеть его. Глава 18 Равенна не хотела идти к О'Ши за картофелем, но все уже слыхали о блайте. Урожай О'Ши следовало съесть или же можно было его выбрасывать. Когда блайт поражал поле, нельзя было укладывать на хранение даже здоровые с виду картофелины, потому что и они покрывались милдью. Тысячи людей, голодавших в Ирландии, усвоили это.Посему они с Граньей решили последовать примеру остальных горожан и выкупить урожай О'Ши. Даже если им не удастся съесть всю картошку, О'Ши будут спасены, а если всем им повезет, блайт удастся остановить на поле О'Ши. Если все они будут держаться вместе, сказала Равенне мудрая Гранья, беда может обойти Лир.Прихватив несколько серебряных монет, Равенна вышла на большую дорогу, чтобы помочь бедному Майклу О'Ши и его сыновьям откупиться от несчастья. День выдался туманный и мрачный, полностью соответствовавший ее настроению. Она не могла избавиться от уныния, от памяти о случившемся в замке несколько ночей назад.Тревельян.Она не могла произнести этого имени, не ощутив укол в сердце. Равенна поклялась себе соблюдать внешнее бесстрастие при любом упоминании имени графа, но в душе своей она прекрасно осознавала – все острей с каждым часом, – что обманывает саму себя. Она ощущала все, что угодно, кроме бесстрастия. Он унизил ее. И весь шум из-за Малахии был вызван лишь ревностью к личности куда менее значительной, чем великий граф Тревельян, но тем не менее способной покуситься на его права.Вспомнив о поцелуе, Равенна вдруг обмерла. В тот миг она отчаянно жаждала поцелуя, но теперь отчетливо понимала, какой глупый, опасный и безрассудный совершила поступок. Подобный Тревельяну человек никогда не полюбит ее. Она покорилась искреннему напору его эмоций; и после всего этого он ударил ее по лицу, ударил этими претензиями Верхов. Она таяла перед ним, а Ниалл обозвал ее гулящей.Даже если гейс существует и весь Лир должен пасть жертвой блайта, голода и анархии, она не исполнит его повеления и не выйдет за Тревельяна. Она знала теперь, что не сумеет полюбить его. Нельзя же любить человека, который так обошелся с ней, который играл ее жизнью и чувствами, видя в ней только сельскую девчонку, достойную лишь телесной, а не духовной близости… О нет, только не духовной. Конечно же, он наверняка верит в то, что лишь у Верхов есть души и желания, а все остальные недалеко ушли от животных.Равенна ощутила на щеках слезы. Похоже, Тревельян, наконец, сломал ее; она выдержала мучительные годы, проведенные в английской школе, но общение с Тревельяном нанесло ей более глубокую рану. Целовать мужчину, верить ему, желать близости с ним, быть готовой подчиниться ему душой и телом, – все это делает женщину хрупкой. Тревельяну следовало ступать тихо и осторожно, а он был груб… жесток и прямолинеен. Даже после их поцелуя он – как и девчонки из Веймут-хэмпстедской школы – видел в ней создание презренное. Ведь она простая ирландка, да еще опозоренная происхождением. Но почему по этой причине все вокруг полагают себя вправе насиловать ее чувства?Равенна вытерла слезы уголком шали. Она не Малахия, она не готова умирать за Гомруль, не готова, не считаясь с ценой, сражаться с Верхами; только каждый очередной год жизни в ее низменном состоянии позволял ей все лучше и лучше понимать мысли Малахий, населявших эту угнетенную землю.На перекрестке, прежде чем свернуть к полю О'Ши, она посмотрела на противоположную дорогу, уводившую к городу и замку за ним. Там вдалеке собрались люди возле тележки или какой-то другой повозки, событие редкое, но тем не менее не совсем обычное… скажем, если в город приехал лудильщик. Замок высился за толпой. Равенна не хотела глядеть на него, и все же…Туман скрыл крепость почти целиком, кроме бойниц старой твердыни. Одинокий огонек в огне говорил о том, что хозяин находился в спальне. Что-то он делает, подумала Равенна, остановившись. Взгляд ее был прикован к далекому замку, словно крепость – или же ее господин – обрели мистическую власть над душой Равенны. Может быть, он сидит в кресле перед пылающим очагом и читает роман, не выпуская бокала с коньяком из пальцев? Или он думает? Не вспоминает ли о ней? Неужели, спасаясь из замка, она прихватила с собой память об их встречах?Опять подступили слезы. Усилием воли Равенна прогнала их, и на лице ее застыл покой, мраморный покой изваяния Девы Марии. Дав себе обет навсегда забыть Тревельяна, Равенна повернула к полю О'Ши.И вдруг снова остановилась.Равенна нахмурила лоб. Эта толпа в городке. В ней было что-то необычное. Уголком глаза она видела бросившуюся к группе фигурку. Что же встревожило ее в этом силуэте?Черная сумка в руке мужчины. В руке врача.Черное и жуткое предчувствие охватило ее. В самой середине города находился раненый. Человек, который ехал по улице в экипаже?.. Таких в Лире было немного.Прижав к груди ивовую корзинку, она поспешила к Лиру. И чем ближе подходила Равенна к городку, тем яснее становилось ей, что толпа собралась на месте трагедии. Мужчины глядели сурово и мрачно, женщины крепко прижимали к себе детей, чтобы они не мешали тем, кто оказывал помощь.Равенна без всякого стеснения пробилась через толпу. Ее охватила страшная паника; она словно знала уже – то, что обнаружится посреди толпы, знаменует собой неизбежность.– Он умер? Наверно, уже скончался бедняга? – перекликались голоса. Протолкавшись мимо каких-то мужчин, ощутив болезненный толчок в самое сердце, Равенна обнаружила, что стоит перед черной каретой с крытым лаком гербом Тревельянов на дверце.– Осторожно с ним… потише там, братцы, – негромко сказал стоявший возле нее мужчина.Равенна принялась расталкивать мужчин, переминавшихся перед нею. Теперь она была уже у самого передка кареты. С него снимали тело, залитое кровью.Тревельян, простонала Равенна, еще не видя лица, не зная, мертв или жив господин замка.Впереди тело передавали с одних рук на другие; сзади рыдала женщина. Секунды казались минутами, словно сам Господь Бог собственной рукой замедлял течение времени. Чтобы пробиться еще раз через толпу, ей потребовались все силы.Мужчины переложили тело в телегу. Равенна прижалась к деревянной стенке, сердце ее стучало как молот. Лицо. Она должна увидеть лицо.– Симус! Симус! – стенала женщина за ее спиной. Равенна поглядела на раненого. Действительно, в телеге лежал Симус, кучер Тревельяна. Лицо его было смертельно бледным, челюсть обмякла, глаза были плотно сжаты. Он получил ранение в грудь, и теперь с жизнью Симуса связывала лишь тонкая ниточка.Толпа, собравшаяся вокруг, закрыла лежащего от Равенны. Какое-то время она просто не имела сил сойти с места, даже просто шевельнуться. Это не Тревельян! Это не Тревельян, говорила она себе, презирая странное облегчение, которое приносила ей эта мысль. И вдруг, к ужасу Равенны, ее осенила другая.Обернувшись, она посмотрела на брошенную карету и обратила внимание на оставленные пулями отверстия. Дверь соскочила с петель, и внутри кареты было темно… отчаяние подсказывало Равенне, что внутри кареты не может быть жизни.Неужели Тревельян находится в карете? Что, если его оставили там потому… что теперь ему уже не нужна помощь?Задохнувшись от внезапного прилива чувств, Равенна метнулась к карете, чтобы заглянуть внутрь. Ум ее протестовал, представлял ту картину, которая может открыться взору, но рука – рука крепко держала дверцу, открывая ее. Она должна узнать, что произошло с графом. Более того – увидеть это собственными глазами. Она должна была увидеть его – желание это превратилось в едва ли не духовную потребность. Если он действительно мертв, ей всю жизнь предстоит гадать, не она ли сразила графа в некой мистической обители, области пребывания гейсов.– Его там уже нет, мисс, – сказал ей англиканский священнослужитель Драммонд, заметив, что она повернула металлическую защелку на двери кареты.– Где… где же он? – неуверенным голосом пробормотала Равенна, глядя на старика. Неужели его уже унесли? Сохранить жизнь, находясь при этом в худшем состоянии, чем Симус, просто немыслимо. Значит, его положили у дороги. А кто-нибудь сейчас находится возле него? И держит за руку… За руку, которая скоро превратится в лед?Паника овладела Равенной. Она же не любит Тревельяна. Она же поклялась никогда не иметь с ним дела.Быть может, причиной всему является Симус, или пролитая кровь… или горькая уверенность в том, что Малахия, даже если он не нажимал на курок, прекрасно знал человека, превратившего мирный сельский пейзаж в юдоль страдания. Но в душе своей она понимала, что дело совсем не в этом. Тревельян, Тревельян. Имя его заклинанием, песней друидов звучало в ее ушах. Она должна найти его.– Поглядите туда, мисс. – Драммонд показал за ее спину – в сторону таверны Дойля.Она повернулась. Взгляды их встретились мгновенно.Тревельян стоял прямо под вывеской таверны вместе с отцом Ноланом. Правую руку граф прижимал к боку, и Равенна заметила кровь на повязке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
кресле перед огнем, словно стараясь держаться подальше от окружавших его холодных каменных стен. Сонные глаза, ясное лицо… Старец, ждущий, когда его позовут домой.– Сколько тебе исполнилось, Гриффин? Как мне кажется, ты разменял уже девятый десяток? – еще из дверей сказал Ниалл.Гриффин поглядел на него. Быть может, он и не разобрал слов, но голос услышал.– Фиона сказала мне, что ты хочешь поговорить со мной. – На лице Тревельяна появилось покровительственное выражение.– Горю желанием поговорить с вами, лорд Тревельян, – повторил Гриффин, явно не слыхавший даже слова.По какой-то причине Тревельян был готов сделать одолжение старику. Граф опустился на соседнюю скамью и приготовился выслушать О'Руни.– Милорд, у меня находится третья часть гиммаля, – подслеповатые глаза старца обратились к руке Тревельяна. Он прикоснулся к кольцу на мизинце своего господина. – Без него вам не жениться на этой девушке, а я боюсь, что скоро умру.Мышцы на лице Тревельяна напряглись. Он понимал, что старик начнет городить всю эту чушь, а после недавнего собрания ему не хотелось даже упоминать о ней.– Вы должны знать, где оно. Кольцо это, третья часть гиммаля, хранится для безопасности на кладбище. Возле него почиет ваша жена. Она стережет кольцо.Тревельян кивнул. Ситуация была, как в дешевом готическом романе.– Отец дал мне это кольцо, когда я был еще молодым человеком. Он рассказал мне про гейс и про то, что получил кольцо от своего отца.– Итак, оно не попало к твоему старику от фейри, заманившей его в темный лес и умаслившей выпивкой? – сказав это, Ниалл прикусил язык.– Выпивкой? Неплохая идея, – отозвался О'Руни, расслышавший только часть его слов.Ниалл улыбнулся. Поднявшись, он поискал в буфете.Пусть слуги клянутся до хрипоты в том, что не держат крепких напитков на кухне, он готов держать пари на весь свой замок, что это не так. Бутылка виски пряталась за несколькими горшками с сушеными яблоками. Налив старику, он поставил бутылку на стол так, чтобы О'Руни мог до нее дотянуться.– Нет ничего лучше, чем как следует прополоскать горло, правда? – Гриффин улыбнулся совершенно беззубым ртом.Тревельян кивнул. Он уже поднялся, чтобы уйти, но О'Руни остановил его.– Я должен рассказать еще кое о чем. Возле Антримской дороги рассказывают об одном молодце…Тревельян вновь опустился на скамейку, ощущая растущее нетерпение, но не желая быть грубым.– Об отличном молодце, богатом и могущественном. Любая молодая девица в графстве охотно пошла бы за него…Ниалл шевельнулся на скамье. Итак, – новая притча о его участи и судьбе; придется набраться терпения, чтобы не свернуть шею старому сукину сыну, который никак не может оставить эту тему.– Только вместо этого молодец этот – этот виконт, знатный он был, – отыскал себе в Дублине девчонку, которая зацепила его глаз. Такая красавица, волосы как вороново крыло, а глаза – дух захватывает. Только этим глазам смеяться бы, а они…Ощущение dйjа vu Ложная память (фр.).
вползало в душу Тревельяна. Внимание его постепенно целиком переключалось на О'Руни.– Он не сразу взял девчонку в постель, потому что она была такая печальная. Она последовала в Дублин за мужчиной, а он бросил ее. Мужчины обходились с ней жестоко. Она долго привыкала к виконту и не сразу стала доверять ему, только он ей поклялся, потому что полюбил ее. Невзирая на все, что было с ней прежде, именно на такой девушке он хотел жениться. Когда она смеялась, у него на душе птицы весенние пели, а плакала, так и он скорбел, словно банши Дух, встреча с которым предвещает гибель.
была у его дверей.Тревельян не шевелился. Тысяча вопросов уже витала в его голове, однако он молчал, чтобы старик не сбился.– Он отослал девушку домой и обещал жениться. Только ему это не было суждено. Он боялся, что она понесла от него ребенка, боялся, что потеряет ее, потеряет ее или младенца. – Гриффин поглядел на графа, и Тревельян ощутил, как по спине его забегали мурашки. Повесть сия напоминала его собственную жизнь. Напоминала во многом, за исключением того, что неизбежная трагедия, к которой ныне подбирался Гриффин, в отличие от его судьбы, была отмечена печатью любви. – Он потерял ее, – прошептал Гриффин. – Возле Антримской дороги говорят, что молодой человек этот встретил свой конец прежде, чем успел съездить за невестой. Он умер, произнося ее имя, и пообещал, что будет ждать ее на том свете.– Антрим. Значит, он был оттуда? – Тревельян попытался привлечь к себе внимание старика.– Ага. Антрим. Я слыхал, что замок зовется Кинейт.Тревельян кивнул. Он был готов уже обратиться с вопросами, но О'Руни заговорил снова.– Мне следовало бы рассказать Гранье, но весть эта была стара. Она прошла через много уст. И я не знаю, сколько в ней правды.– Отлично, старина, – Тревельян положил руку на худое стариковское плечо. Прикосновение было приятно Гриффину.– Теперь это твоя повесть. Я не мог умереть вместе с ней.В этот момент в кухню вошла Фиона.– Ох! Я помешала? – спросила она, краснея в смущении оттого, что хозяин вдруг появился в отведенном для слуг помещении.Тревельян поглядел на Гриффина.– Нет, все хорошо, Фиона, – сказал Тревельян. – Мы закончили разговор. Оставь Гриффину эту бутылку. Передай Гривсу, чтобы он выдал тебе вместо нее другую.Фиона поглядела на зеленую бутылку, стоявшую возле старика, глазами круглыми и невинными.– И представить не могу, о чем вы, милорд, какая бутылка? Откуда ей взяться на кухне?– Довольно. Ты слышала меня. – Тревельян поглядел на Гриффина. Старик казался усталым. – Отдыхай, О'Руни. Пользуйся моим гостеприимством и заботой Фионы. Если тебе что-нибудь потребуется, скажи Гривсу.Гриффин кивнул, и Тревельян попытался представить, много ли О'Руни услышал из его слов. Оставив старика блаженствовать у огня, Тревельян покинул кухню, строя планы путешествия на север, в Антрим. * * * – Милорд, у замка шалили. Кто-то попытался развести небольшой костер. Южная дверь обгорела. Курран заметил пламя и погасил его. Нам повезло, последствия могли быть и хуже. – Гривс подал Тревельяну золотой поднос с запиской.С мрачным выражением лица Тревельян оторвался от письменного стола и взял записку.– Могу ли я чем-нибудь помочь вам, милорд? – спросил Гривс, заправляя бесполезный рукав в карман фрака.– Ну и денек выдался… – Тревельян встал. – Я отправляюсь в Антрим. Если не завтра, тогда на следующий день. А сейчас мне нужно отправиться в Лир. Прикажите Симусу подать карету. – И вдруг вспомнив, Ниалл добавил: – Кстати, выдайте Куррану золотой за верность и присмотрите, чтобы повреждения были устранены.– Да, милорд. – Гривс остановился у двери. – Могу ли я спросить… следовало ли ожидать поджога?Тревельян вздохнул.– Не поджога, какой-нибудь выходки. Да, можно считать, что ожидать ее следовало. Спасибо, Гривс. Пока все.– Благодарю вас, милорд.Когда Гривс вышел, Тревельян опять взял записку и прочитал ее еще раз.
«Жди сегодня на рынке. Равенна».
Ниалл скомкал бумажку в руке. Черт побери! Как знать, чья рука писала эту записку. Он читал отрывок из романа Равенны, однако самое сильное впечатление произвели на него слова, а не почерк.Ниалл вспомнил о попытке поджога, и глаза его потемнели. Вполне возможно, записка эта окажется ловушкой. Малахия и его компания подонков вполне способна на это. Но если это обман, то ловкий обман, ибо его влекло к этой девушке. Хотя инстинкт велел Ниаллу оставаться в замке, он знал, что отправится на рынок. Он сделает это лишь ради того, чтобы уцепиться за тонкую ниточку: за мысль о том, что Равенна – красавица, приснившаяся ему вчера, – действительно хотела видеть его. Глава 18 Равенна не хотела идти к О'Ши за картофелем, но все уже слыхали о блайте. Урожай О'Ши следовало съесть или же можно было его выбрасывать. Когда блайт поражал поле, нельзя было укладывать на хранение даже здоровые с виду картофелины, потому что и они покрывались милдью. Тысячи людей, голодавших в Ирландии, усвоили это.Посему они с Граньей решили последовать примеру остальных горожан и выкупить урожай О'Ши. Даже если им не удастся съесть всю картошку, О'Ши будут спасены, а если всем им повезет, блайт удастся остановить на поле О'Ши. Если все они будут держаться вместе, сказала Равенне мудрая Гранья, беда может обойти Лир.Прихватив несколько серебряных монет, Равенна вышла на большую дорогу, чтобы помочь бедному Майклу О'Ши и его сыновьям откупиться от несчастья. День выдался туманный и мрачный, полностью соответствовавший ее настроению. Она не могла избавиться от уныния, от памяти о случившемся в замке несколько ночей назад.Тревельян.Она не могла произнести этого имени, не ощутив укол в сердце. Равенна поклялась себе соблюдать внешнее бесстрастие при любом упоминании имени графа, но в душе своей она прекрасно осознавала – все острей с каждым часом, – что обманывает саму себя. Она ощущала все, что угодно, кроме бесстрастия. Он унизил ее. И весь шум из-за Малахии был вызван лишь ревностью к личности куда менее значительной, чем великий граф Тревельян, но тем не менее способной покуситься на его права.Вспомнив о поцелуе, Равенна вдруг обмерла. В тот миг она отчаянно жаждала поцелуя, но теперь отчетливо понимала, какой глупый, опасный и безрассудный совершила поступок. Подобный Тревельяну человек никогда не полюбит ее. Она покорилась искреннему напору его эмоций; и после всего этого он ударил ее по лицу, ударил этими претензиями Верхов. Она таяла перед ним, а Ниалл обозвал ее гулящей.Даже если гейс существует и весь Лир должен пасть жертвой блайта, голода и анархии, она не исполнит его повеления и не выйдет за Тревельяна. Она знала теперь, что не сумеет полюбить его. Нельзя же любить человека, который так обошелся с ней, который играл ее жизнью и чувствами, видя в ней только сельскую девчонку, достойную лишь телесной, а не духовной близости… О нет, только не духовной. Конечно же, он наверняка верит в то, что лишь у Верхов есть души и желания, а все остальные недалеко ушли от животных.Равенна ощутила на щеках слезы. Похоже, Тревельян, наконец, сломал ее; она выдержала мучительные годы, проведенные в английской школе, но общение с Тревельяном нанесло ей более глубокую рану. Целовать мужчину, верить ему, желать близости с ним, быть готовой подчиниться ему душой и телом, – все это делает женщину хрупкой. Тревельяну следовало ступать тихо и осторожно, а он был груб… жесток и прямолинеен. Даже после их поцелуя он – как и девчонки из Веймут-хэмпстедской школы – видел в ней создание презренное. Ведь она простая ирландка, да еще опозоренная происхождением. Но почему по этой причине все вокруг полагают себя вправе насиловать ее чувства?Равенна вытерла слезы уголком шали. Она не Малахия, она не готова умирать за Гомруль, не готова, не считаясь с ценой, сражаться с Верхами; только каждый очередной год жизни в ее низменном состоянии позволял ей все лучше и лучше понимать мысли Малахий, населявших эту угнетенную землю.На перекрестке, прежде чем свернуть к полю О'Ши, она посмотрела на противоположную дорогу, уводившую к городу и замку за ним. Там вдалеке собрались люди возле тележки или какой-то другой повозки, событие редкое, но тем не менее не совсем обычное… скажем, если в город приехал лудильщик. Замок высился за толпой. Равенна не хотела глядеть на него, и все же…Туман скрыл крепость почти целиком, кроме бойниц старой твердыни. Одинокий огонек в огне говорил о том, что хозяин находился в спальне. Что-то он делает, подумала Равенна, остановившись. Взгляд ее был прикован к далекому замку, словно крепость – или же ее господин – обрели мистическую власть над душой Равенны. Может быть, он сидит в кресле перед пылающим очагом и читает роман, не выпуская бокала с коньяком из пальцев? Или он думает? Не вспоминает ли о ней? Неужели, спасаясь из замка, она прихватила с собой память об их встречах?Опять подступили слезы. Усилием воли Равенна прогнала их, и на лице ее застыл покой, мраморный покой изваяния Девы Марии. Дав себе обет навсегда забыть Тревельяна, Равенна повернула к полю О'Ши.И вдруг снова остановилась.Равенна нахмурила лоб. Эта толпа в городке. В ней было что-то необычное. Уголком глаза она видела бросившуюся к группе фигурку. Что же встревожило ее в этом силуэте?Черная сумка в руке мужчины. В руке врача.Черное и жуткое предчувствие охватило ее. В самой середине города находился раненый. Человек, который ехал по улице в экипаже?.. Таких в Лире было немного.Прижав к груди ивовую корзинку, она поспешила к Лиру. И чем ближе подходила Равенна к городку, тем яснее становилось ей, что толпа собралась на месте трагедии. Мужчины глядели сурово и мрачно, женщины крепко прижимали к себе детей, чтобы они не мешали тем, кто оказывал помощь.Равенна без всякого стеснения пробилась через толпу. Ее охватила страшная паника; она словно знала уже – то, что обнаружится посреди толпы, знаменует собой неизбежность.– Он умер? Наверно, уже скончался бедняга? – перекликались голоса. Протолкавшись мимо каких-то мужчин, ощутив болезненный толчок в самое сердце, Равенна обнаружила, что стоит перед черной каретой с крытым лаком гербом Тревельянов на дверце.– Осторожно с ним… потише там, братцы, – негромко сказал стоявший возле нее мужчина.Равенна принялась расталкивать мужчин, переминавшихся перед нею. Теперь она была уже у самого передка кареты. С него снимали тело, залитое кровью.Тревельян, простонала Равенна, еще не видя лица, не зная, мертв или жив господин замка.Впереди тело передавали с одних рук на другие; сзади рыдала женщина. Секунды казались минутами, словно сам Господь Бог собственной рукой замедлял течение времени. Чтобы пробиться еще раз через толпу, ей потребовались все силы.Мужчины переложили тело в телегу. Равенна прижалась к деревянной стенке, сердце ее стучало как молот. Лицо. Она должна увидеть лицо.– Симус! Симус! – стенала женщина за ее спиной. Равенна поглядела на раненого. Действительно, в телеге лежал Симус, кучер Тревельяна. Лицо его было смертельно бледным, челюсть обмякла, глаза были плотно сжаты. Он получил ранение в грудь, и теперь с жизнью Симуса связывала лишь тонкая ниточка.Толпа, собравшаяся вокруг, закрыла лежащего от Равенны. Какое-то время она просто не имела сил сойти с места, даже просто шевельнуться. Это не Тревельян! Это не Тревельян, говорила она себе, презирая странное облегчение, которое приносила ей эта мысль. И вдруг, к ужасу Равенны, ее осенила другая.Обернувшись, она посмотрела на брошенную карету и обратила внимание на оставленные пулями отверстия. Дверь соскочила с петель, и внутри кареты было темно… отчаяние подсказывало Равенне, что внутри кареты не может быть жизни.Неужели Тревельян находится в карете? Что, если его оставили там потому… что теперь ему уже не нужна помощь?Задохнувшись от внезапного прилива чувств, Равенна метнулась к карете, чтобы заглянуть внутрь. Ум ее протестовал, представлял ту картину, которая может открыться взору, но рука – рука крепко держала дверцу, открывая ее. Она должна узнать, что произошло с графом. Более того – увидеть это собственными глазами. Она должна была увидеть его – желание это превратилось в едва ли не духовную потребность. Если он действительно мертв, ей всю жизнь предстоит гадать, не она ли сразила графа в некой мистической обители, области пребывания гейсов.– Его там уже нет, мисс, – сказал ей англиканский священнослужитель Драммонд, заметив, что она повернула металлическую защелку на двери кареты.– Где… где же он? – неуверенным голосом пробормотала Равенна, глядя на старика. Неужели его уже унесли? Сохранить жизнь, находясь при этом в худшем состоянии, чем Симус, просто немыслимо. Значит, его положили у дороги. А кто-нибудь сейчас находится возле него? И держит за руку… За руку, которая скоро превратится в лед?Паника овладела Равенной. Она же не любит Тревельяна. Она же поклялась никогда не иметь с ним дела.Быть может, причиной всему является Симус, или пролитая кровь… или горькая уверенность в том, что Малахия, даже если он не нажимал на курок, прекрасно знал человека, превратившего мирный сельский пейзаж в юдоль страдания. Но в душе своей она понимала, что дело совсем не в этом. Тревельян, Тревельян. Имя его заклинанием, песней друидов звучало в ее ушах. Она должна найти его.– Поглядите туда, мисс. – Драммонд показал за ее спину – в сторону таверны Дойля.Она повернулась. Взгляды их встретились мгновенно.Тревельян стоял прямо под вывеской таверны вместе с отцом Ноланом. Правую руку граф прижимал к боку, и Равенна заметила кровь на повязке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44