– Второй из мужчин повернулся боком к огню, и потрясенная Равенна узнала в нем Малахию.– И как же свергнуть его? – прошептал его собеседник.Равенна не могла этого слышать. Такие же речи в прошлом вели Белые парни. Гомруль или нет, но она не желала их слушать, не хотела участвовать в их планах, какими бы они ни были. Даже великий проповедник Гомруля Дэниэл О'Коннел Ирландский агитатор и оратор (1775–1847).
не агитировал за насилие, а посему, полагала она, и другие не должны были к нему прибегать.– Малахия, – сказала она, выступив из-за балки.Поглядев вверх, Малахия увидел ее. Сосед его, высокий, болезненно тощий мужчина, которого ей прежде видеть не приходилось, лишь прикоснулся к кепке и исчез в темном углу сарая; Равенна невольно сравнила его с крысой, прячущейся от света лампы.– Малахия, мне хотелось поговорить с тобой там, в замке, но…– Ты не хотела срамиться перед добрыми друзьями, – перебил он со злобой в голосе.– Я не забыла своего лучшего друга, и не забыла бы, даже если бы удостоилась чести пить чай с самой королевой Викторией.Равенна не могла отвести глаз от Малахии. Она была потрясена тем, как переменился ее друг, и – как это ни невероятно – тем, что он остался, каким был прежде. Улыбка осталась той же, что и в детстве.– Значит, ты вернулась? – прошептал он.– Теперь никто не сможет снова выслать меня отсюда. Никогда. – Равенна изо всех сил обняла Малахию.Она помнила его мальчишкой, ниже ее ростом, с волосами цвета моркови. Равенна немного растерялась, обнаружив себя в руках мужчины… очень высокого мужчины, который поднял ее как куколку, принадлежащую Кэтлин Куинн.– Я не забыл тебя, Равенна. И никогда не забуду. Поэтому я и взялся за работу в замке. Тревельян должен заплатить за твою ссылку, – шепнул Малахия.– Кроме него меня отсылали священник и Гранья. Ты не сумеешь отомстить им, поэтому забудь и о Тревельяне, Малахия. Нет нужды тратить время на ненависть, – отодвинувшись, Равенна поглядела ему в глаза. Его злой взгляд чуточку смутил ее.– Твоя бабушка и отец Нолан отослали тебя прочь, потому что их вынудил Тревельян. Он – злой человек. Он присвоил нашу землю, и этого нельзя забывать. Простить ему эти выходки – значит простить самого черта.Она прикоснулась к щеке Малахии. Теперь она обросла бородой и сделалась жесткой.– Я не хочу говорить о лорде Тревельяне. Лучше забыть его.Более правдивых слов она еще не произносила.– Если ты настаиваешь, значит, мы больше не будем говорить о лорде Тревельяне.Малахия, казалось, успокоился, однако внешняя кротость не обманывала Равенну. Еще более ее смущало то, что объятия Малахии не разомкнулись, и руки его оставались на ее талии. Ей было странно видеть в нем мужчину, предполагать мужскую реакцию. Но природу не изменишь, и возможные варианты развития их отношений открывались перед Равенной с каждым прикосновением его руки, с каждым ласковым взглядом.Она отшатнулась, внезапно ощутив странное волнение. Малахия следил за ней затуманившимся взглядом, какого она еще не видела. Не то, чтобы он ей не нравился. Напротив, она любила его и знала, что всегда будет любить. Только вот любить в Малахии мужчину было как-то неуютно и даже страшно. Она не верила, что уже готова к этому чувству, особенно в этот момент. Ей говорили, что он стал другим, однако Равенна почему-то не верила в это. Ей все представлялась перепачканная физиономия тощего драчливого мальчишки, с которым она некогда носилась по окрестностям. Но парнишка этот превратился в мужчину. Мужчину, который, вполне вероятно, мог однажды стать ее мужем.Шумный рынок, простые, грудой наваленные товары, живая торговля, запахи, обжигавшие ее ноздри – древесный дым, корица, немытая шерсть, – все это не могло отвлечь ее от этой мысли. Равенна всегда помнила, что она вне общества. Теперь же она поняла, что на самом деле все обстоит еще хуже. Воистину, она урод по природе. Из тех, кто редко думает о замужестве как таковом. Это не значит, что она не думала о любви. Но любовь, чувство самостоятельное и возвышенное, все же отличается от брака. В то время как другие девушки копили приданое или же флиртовали, Равенна со стыдом признавалась себе в том, что не интересуется этими занятиями. Просто замужество не является ее целью. Ее воспитала бабушка, сильная женщина, не зависящая от мужчин. И тайный кодекс воспитания, которому следовала Гранья, гласил: та, кто полагается на мужчин, закончит жизнь, как закончила ее мать. Мужская любовь капризна и непостоянна, на нее нельзя положиться, а потому, считала Равенна, лучше удовольствоваться своими сказками и гасить в себе стремление отчаянно влюбиться в личность героическую и сильную, что, как ей было известно, скоро предстояло Скии.Иногда Равенна подумывала, что проявляет глупость, совсем не думая о замужестве. Муж вытащил бы ее из этой жизни. Замужней женщине не придется быть гувернанткой у капризных детей лорда, ей не придется прислуживать избалованным юным мисс, неспособным решить, какая шляпка им больше к лицу. Нет, тогда она сама будет матерью и женой, не зависящей от чьей-либо милости.Но тогда она окажется во власти собственного мужа, и тут-то брак расходился с любовью. Значит, придется выбирать, и выбирать осторожно. Но кого предпочесть? Чешэма? Он богат и интересен. Но даже если ее социальное положение и допускало бы брак с ним, Чешэм был бы скверным мужем. Он засадит ее в своем сельском доме, а сам будет гулять с графом и лордом Ги. Одно дело, когда холостяк ищет любовницу, но чтобы женатый лорд Чешэм и после брака с ней гонялся возле замка Тревельяна за женщинами… эта мысль заставила Равенну поежиться.Конечно, кроме Чешэма существовали и другие кандидаты. Граф и лорд Ги. Но сама мысль о них заставила ее задохнуться от смеха. И тот и другой могли счесть подходящей невестой для себя лишь позолоченное зеркало.И уж тем более не ее. Равенна вздохнула. Бесприданница, из низов… хуже того, незаконнорожденная. Ее не считали равной даже простолюдины Лира, не говоря уже о Верхах. Смешно и думать, что она может выйти замуж за местного господина… не менее смешно, чем когда ей, десятилетней девочке, платили за прочитанную по руке судьбу.Из всех известных Равенне мужчин Малахия более прочих годился ей в пару. Наверно, ей потребуется какое-то время, чтобы воспринимать его как мужчину, которым он стал.– Малахия, ты придешь к нам днем выпить чаю? – спросила она, пытаясь придать привычный характер их сделавшимся странными отношениям. – Гранья теперь почти ничего не видит, но я хочу, чтобы она поглядела на тебя. Ты так изменился…Малахия расхохотался, и Равенна сразу узнала прежнего мальчишку.– Она пристукнет меня со спины. Равенна, твоя бабуся меня не любит.– Она не видела тебя после того, как я уехала в школу. Приходи к чаю.– Я не могу прийти, – решительно ответил он. – Занят я, понимаешь, Равенна. – Обхватив ладонями талию девушки, – лапищи эти целиком охватывали ее – он притянул Равенну к себе. – Но я хочу, чтобы ты обещала встретиться со мной ночью. Я приду к твоему дому и заберу тебя в полночь – так старая Гранья не узнает, что нас нет.– В полночь! – охнула она. – И что же мы будем делать в полночь?Он улыбнулся.– Только не говори бабушке, обещаешь? Повеселимся. Это я тебе обещаю.Равенна вдруг поняла, что Малахия считает ее простушкой и задумал нечто плохое, полагая, что она не способна догадаться об этом.Она улыбнулась, решив продолжить игру.– Я пойду с тобой в полночь, но только скажи мне, зачем… что мы будем делать?– Мы займемся тем, что нравится каждой женщине. Этим самым… – шепнул Малахия и, прижав свои губы к ее губам, попытался засунуть язык ей в рот.Непривычная фамильярность вызвала отвращение у Равенны. Она убежала бы, если бы удивление не приковало ее ноги к земле.Он целовал и целовал ее, а потом вдруг отодвинул в сторону, подхватил кепку, которую оставил на груде сена, и вышел с рынка, даже не оглянувшись.Равенна только смотрела на него, не имея сил поднять руку, чтобы стереть поцелуй. Как ужасно, что все прошедшие годы превратили Малахию Маккумхала в такого же, как и все прочие, мужика. Исчез мальчишка, столь трогательно писавший ей рукой приходского священника, мальчишка, смешивший ее и шалостями своими заставлявший забывать о том, что она не католичка, незаконное дитя. Разочарованная и расстроенная, она шла с рынка, уныло повесив голову, размышляя о героях, павших на землю. Глава 12 Ския смирилась с изгнанием в Терновое Чернолесье. Когда она пешком оставила замок, плакал даже отец, но Ския знала: если она останется, всю семью ее заподозрят в колдовстве, а этого нельзя было допустить – в особенности теперь, когда король, отец ее, тратил все свои силы на оборону своих земель от воинственных соседей. Спасти же свою дочь король мог, лишь пожертвовав всем королевством.Так принцесса Ския вступила в Терновое Чернолесье, и каждая сова, каждая мышь, шевельнувшаяся в темном подлеске, пронзала одинокое сердце ее трепетом страха. К счастью, ей удалось отыскать старый заброшенный домик, спрятавшийся в самой чаще терновника. Там она и жила в изгнании, тихо проливая горькие слезы о семье, которой лишилась. * * * Подняв глаза от листка бумаги, Равенна застыла, завороженная мерцанием свечи, освещавшей ее работу. Она сидела, подобрав под себя босые ноги, в белой ночной рубашке; черная шаль защищала ее от ночного холода. Гранья храпела в своей спальне напротив. Было одиннадцать.Скрипнув ножками кресла по вощеным доскам пола, она отодвинулась от письменного стола и поднесла свечу к окну. Городок Лир превратился в далекую горстку тускнеющих желтых огней. С Ирландского моря, заволакивая горизонт, набегала гроза. Сверкнула молния, и через мгновение еще робкий гром прокатился над домиком.– Прости меня, – шепнула она холодному под натиском ветра оконному стеклу, жалея о том, что Малахия, наверно, будет ждать ее и в грозу. Тем не менее девушка все же подумала, что подобное наказание вполне заслуженно. Этот поцелуй был неприятен ей. Не физически… Он обидел ее тем, что обошелся с нею столь небрежно. Она – не гулящая женщина и не его собственность, с которой он волен сделать все, что угодно. Малахия не просил ее о свидании, он потребовал его. Она имела право выбора, а он позабыл о нем.– Прости, – шепнула она и, задув свечу, забралась в постель. * * * – Молчи, ни слова, – сказал ей на ухо резкий хрипловатый голос.Равенна попыталась сесть в постели, но испачканная сажей рука зажала ей рот и придавила голову к подушке. Сердце ее стучало от ужаса, глаза пытались разорвать тьму. И, наконец, она увидела того, кто схватил ее.– Почему ты не пришла ко мне?Страх отпустил. Убрав его пальцы со своего рта, она спросила:– Малахия?– Почему ты не пришла ко мне? – повторил он.От черного силуэта разило как из дымной таверны.– Нам не подобает встречаться таким образом, понимаешь? – шепотом ответила Равенна, темно-фиолетовые глаза ее – если бы он только мог видеть их – выражали самый красноречивый гнев.– Ба! Што это из тебя стало? Шикарная молодая мисс? Брось, Равенна, ты не Кэтлин Куинн, и нечего строить ее из себя.– Как ты смеешь! – она дала бы ему пощечину, если бы только смогла четко увидеть его в темноте.– Еще возражать будешь! Ты не Кэтлин Куинн, и сама знаешь это.Равенна опустила занесенную руку. Она прекрасно знала, что не является Кэтлин Куинн; Малахия прав, оспаривать это бессмысленно.– Я не хочу никаких тайных встреч с тобой. Гранья умрет, если проснется и обнаружит, что я ушла.Со странной нежностью Малахия отвел назад ее волосы.– Просто я хочу побыть с тобой вместе, Равенна. Хочется снова вспомнить наше милое детство.Она притихла, не имея сил укорить Малахию за то, что он хотел того же самого, что и она сама.– Пошли, – сказал он, потянув ее за руку. – Сходим к Соленым скалам, посмотрим, как луна исчезает за июньской грозой. Помнишь, как прежде…– Нет. Это невозможно.– Пошли. Ты сама знаешь, что хочешь этого. Даже в этой тьме я вижу в твоих глазах блеск. Ты хочешь пойти со мной.На плечи ее легла тяжелая мужская куртка. Равенна в нерешительности сделала шаг назад. Малахия едва ли не силой потащил ее за собой.– Мы теперь не дети, Малахия. Так делать нельзя, – прошептала она, отодвигаясь.Тот прикоснулся к ней, мягко привлекая к себе.– Мы не дети теперь, пойдем же и опять сделаемся детьми…Она глядела на него во тьме. Молния озарила все небо, и Равенна увидела его глаза. Те самые, которые были ей знакомы. Те самые, которые представлялись ей, когда она читала и перечитывала его письма.Равенна знала, что ей не следует идти с ним, нельзя уходить из дома посреди ночи, однако нерешительность ее делала еще более крепкой хватку Малахии. Но это был шанс вернуть прошлое, найти того Малахию, которого ей теперь так не хватало.Прежде чем Равенна успела возразить, он уже стащил ее по темной лестнице и вывел наружу – под холодный морской ветер. Взяв ее за руку, Малахия побежал через поля золотисто-зеленой ржи. И вдруг она – засмеялась, как не смеялась уже много лет; звуки эти вырывались из груди Равенны, как у беззащитного ребенка. Резкий ветер продувал насквозь ночную рубашку – но ей было все равно, замерзнет она или нет. Ей хотелось только вспомнить лучшие времена и насладиться обществом своего единственного друга на всем свете.– Ну, все осталось как было? – спросил он, когда они поднялись на вершину Соленых скал. Море волновалось и билось у их подножия, соленый туман буквально ощущался языком. Позади Равенны над Лиром стояла луна; белый неземной свет ее бросал перед ними синие тени, а грозовые облака заливали морской горизонт чернотой, наползавшей на берег.– Да, здесь прекрасно, – прошептала Равенна, обнимая себя руками, распущенные волосы черным стягом бились за ее головой. – Именно такими я и помню эти места.– Тогда поцелуй меня, – произнес он, пригибаясь к ее затылку и прикасаясь губами к нежной коже на шее. Ладонь его двинулась вверх от талии…– Нет, – шепнула Равенна, отступая от него. Ветер вдруг сделался ледяным. Малахия предлагал ей тепло, но она не хотела принимать его. Все говорило, что она должна была ждать его поцелуя. Но это было не так.– Помню, прежде ты была горячей девчонкой, а не недотрогой, – выкрикнул он.Равенна не ответила ему. Она смотрела в грозовое небо, гадая, когда упадут первые холодные капли.– Поцелуй же меня, Равенна, – говорил он, обхватывая ее медвежьими ручищами. Губы его приблизились к ее лицу, и Равенна затрепетала в теплых объятиях.С ней происходило нечто ужасное. Часами мечтала она о любви, а теперь, когда можно было влюбиться, она отвергала самую возможность, отвергала своего собственного друга Малахию.Так что же с ней происходит? – спросила себя Равенна. Малахия припал губами к ее ушку. Неужели он вселяет в нее отвращение? Напротив, Малахия являл собой отличный образец мужчины; высокий и сильный – лицо его, конечно, нечего было и сравнивать с богоподобными чертами графа Фабулозо – тем не менее оно было привлекательно, тем более, что это было лицо друга.Так почему же она не способна спокойно отдаться ему? Она мучилась этим вопросом, пока он прижимал ее к себе.– Малахия, прекрати это. Пожалуйста, остановись, – услышала она собственный голос, негодуя на себя за такие слова.Губы его сделались холодными, он нетерпеливо нагнулся к ней, обнаруживая отсутствие привычки к подобной женской нерешительности.– Что такое? – Он был едва ли не возмущен.– Я… я не знаю. – Она отвернулась и, обхватив себя руками, поглядела в морские дали. – Просто мы теперь стали разными. Такими разными…Равенна прикусила нижнюю губу. Она не могла признаться в том, что это она стала совершенно другой. Все-таки выросла она не рядом с ним и не видала, как городские девчонки принимают его поцелуи. Пока Малахия тискал подружек на конюшне, она обучалась бесполезному искусству разливать чай в Веймут-хэмпстедской школе. Равенна всегда помнила, что является всего лишь незаконнорожденной. Малахия еще когда признавался, что мать его не одобряет знакомства с ней, и исправить этого не смогло даже хождение к мессе. И все же она стояла теперь, не желая его поцелуев, ибо грубость и бесстыдство Малахии потрясли ее воспитанный ум.– Значит, завела себе милых дружков в замке, а простой парень – как я – тебе уже не годится? – Малахия грубо схватил ее.Равенна негромко вскрикнула. Малахия пугал ее, но девушке было больно думать о том, что она ранила его.– Нет. Как ты мог подумать такое?!– Тогда в чем дело? Хочешь получить предложение прежде, чем подставишь губы для поцелуя?– Нет. Мне не нужно никаких предложений. – Она постаралась высвободиться, но Малахия не отпускал ее.– Выходит, что тебе не нужно моего предложения. – Гнев его словно выбил пробку из бочки. – Ты хочешь большого человека, богатого, так? Все вы, девки, хотите этого. Богатого парня, чтобы покупал вам красивые тряпки и наряжал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
не агитировал за насилие, а посему, полагала она, и другие не должны были к нему прибегать.– Малахия, – сказала она, выступив из-за балки.Поглядев вверх, Малахия увидел ее. Сосед его, высокий, болезненно тощий мужчина, которого ей прежде видеть не приходилось, лишь прикоснулся к кепке и исчез в темном углу сарая; Равенна невольно сравнила его с крысой, прячущейся от света лампы.– Малахия, мне хотелось поговорить с тобой там, в замке, но…– Ты не хотела срамиться перед добрыми друзьями, – перебил он со злобой в голосе.– Я не забыла своего лучшего друга, и не забыла бы, даже если бы удостоилась чести пить чай с самой королевой Викторией.Равенна не могла отвести глаз от Малахии. Она была потрясена тем, как переменился ее друг, и – как это ни невероятно – тем, что он остался, каким был прежде. Улыбка осталась той же, что и в детстве.– Значит, ты вернулась? – прошептал он.– Теперь никто не сможет снова выслать меня отсюда. Никогда. – Равенна изо всех сил обняла Малахию.Она помнила его мальчишкой, ниже ее ростом, с волосами цвета моркови. Равенна немного растерялась, обнаружив себя в руках мужчины… очень высокого мужчины, который поднял ее как куколку, принадлежащую Кэтлин Куинн.– Я не забыл тебя, Равенна. И никогда не забуду. Поэтому я и взялся за работу в замке. Тревельян должен заплатить за твою ссылку, – шепнул Малахия.– Кроме него меня отсылали священник и Гранья. Ты не сумеешь отомстить им, поэтому забудь и о Тревельяне, Малахия. Нет нужды тратить время на ненависть, – отодвинувшись, Равенна поглядела ему в глаза. Его злой взгляд чуточку смутил ее.– Твоя бабушка и отец Нолан отослали тебя прочь, потому что их вынудил Тревельян. Он – злой человек. Он присвоил нашу землю, и этого нельзя забывать. Простить ему эти выходки – значит простить самого черта.Она прикоснулась к щеке Малахии. Теперь она обросла бородой и сделалась жесткой.– Я не хочу говорить о лорде Тревельяне. Лучше забыть его.Более правдивых слов она еще не произносила.– Если ты настаиваешь, значит, мы больше не будем говорить о лорде Тревельяне.Малахия, казалось, успокоился, однако внешняя кротость не обманывала Равенну. Еще более ее смущало то, что объятия Малахии не разомкнулись, и руки его оставались на ее талии. Ей было странно видеть в нем мужчину, предполагать мужскую реакцию. Но природу не изменишь, и возможные варианты развития их отношений открывались перед Равенной с каждым прикосновением его руки, с каждым ласковым взглядом.Она отшатнулась, внезапно ощутив странное волнение. Малахия следил за ней затуманившимся взглядом, какого она еще не видела. Не то, чтобы он ей не нравился. Напротив, она любила его и знала, что всегда будет любить. Только вот любить в Малахии мужчину было как-то неуютно и даже страшно. Она не верила, что уже готова к этому чувству, особенно в этот момент. Ей говорили, что он стал другим, однако Равенна почему-то не верила в это. Ей все представлялась перепачканная физиономия тощего драчливого мальчишки, с которым она некогда носилась по окрестностям. Но парнишка этот превратился в мужчину. Мужчину, который, вполне вероятно, мог однажды стать ее мужем.Шумный рынок, простые, грудой наваленные товары, живая торговля, запахи, обжигавшие ее ноздри – древесный дым, корица, немытая шерсть, – все это не могло отвлечь ее от этой мысли. Равенна всегда помнила, что она вне общества. Теперь же она поняла, что на самом деле все обстоит еще хуже. Воистину, она урод по природе. Из тех, кто редко думает о замужестве как таковом. Это не значит, что она не думала о любви. Но любовь, чувство самостоятельное и возвышенное, все же отличается от брака. В то время как другие девушки копили приданое или же флиртовали, Равенна со стыдом признавалась себе в том, что не интересуется этими занятиями. Просто замужество не является ее целью. Ее воспитала бабушка, сильная женщина, не зависящая от мужчин. И тайный кодекс воспитания, которому следовала Гранья, гласил: та, кто полагается на мужчин, закончит жизнь, как закончила ее мать. Мужская любовь капризна и непостоянна, на нее нельзя положиться, а потому, считала Равенна, лучше удовольствоваться своими сказками и гасить в себе стремление отчаянно влюбиться в личность героическую и сильную, что, как ей было известно, скоро предстояло Скии.Иногда Равенна подумывала, что проявляет глупость, совсем не думая о замужестве. Муж вытащил бы ее из этой жизни. Замужней женщине не придется быть гувернанткой у капризных детей лорда, ей не придется прислуживать избалованным юным мисс, неспособным решить, какая шляпка им больше к лицу. Нет, тогда она сама будет матерью и женой, не зависящей от чьей-либо милости.Но тогда она окажется во власти собственного мужа, и тут-то брак расходился с любовью. Значит, придется выбирать, и выбирать осторожно. Но кого предпочесть? Чешэма? Он богат и интересен. Но даже если ее социальное положение и допускало бы брак с ним, Чешэм был бы скверным мужем. Он засадит ее в своем сельском доме, а сам будет гулять с графом и лордом Ги. Одно дело, когда холостяк ищет любовницу, но чтобы женатый лорд Чешэм и после брака с ней гонялся возле замка Тревельяна за женщинами… эта мысль заставила Равенну поежиться.Конечно, кроме Чешэма существовали и другие кандидаты. Граф и лорд Ги. Но сама мысль о них заставила ее задохнуться от смеха. И тот и другой могли счесть подходящей невестой для себя лишь позолоченное зеркало.И уж тем более не ее. Равенна вздохнула. Бесприданница, из низов… хуже того, незаконнорожденная. Ее не считали равной даже простолюдины Лира, не говоря уже о Верхах. Смешно и думать, что она может выйти замуж за местного господина… не менее смешно, чем когда ей, десятилетней девочке, платили за прочитанную по руке судьбу.Из всех известных Равенне мужчин Малахия более прочих годился ей в пару. Наверно, ей потребуется какое-то время, чтобы воспринимать его как мужчину, которым он стал.– Малахия, ты придешь к нам днем выпить чаю? – спросила она, пытаясь придать привычный характер их сделавшимся странными отношениям. – Гранья теперь почти ничего не видит, но я хочу, чтобы она поглядела на тебя. Ты так изменился…Малахия расхохотался, и Равенна сразу узнала прежнего мальчишку.– Она пристукнет меня со спины. Равенна, твоя бабуся меня не любит.– Она не видела тебя после того, как я уехала в школу. Приходи к чаю.– Я не могу прийти, – решительно ответил он. – Занят я, понимаешь, Равенна. – Обхватив ладонями талию девушки, – лапищи эти целиком охватывали ее – он притянул Равенну к себе. – Но я хочу, чтобы ты обещала встретиться со мной ночью. Я приду к твоему дому и заберу тебя в полночь – так старая Гранья не узнает, что нас нет.– В полночь! – охнула она. – И что же мы будем делать в полночь?Он улыбнулся.– Только не говори бабушке, обещаешь? Повеселимся. Это я тебе обещаю.Равенна вдруг поняла, что Малахия считает ее простушкой и задумал нечто плохое, полагая, что она не способна догадаться об этом.Она улыбнулась, решив продолжить игру.– Я пойду с тобой в полночь, но только скажи мне, зачем… что мы будем делать?– Мы займемся тем, что нравится каждой женщине. Этим самым… – шепнул Малахия и, прижав свои губы к ее губам, попытался засунуть язык ей в рот.Непривычная фамильярность вызвала отвращение у Равенны. Она убежала бы, если бы удивление не приковало ее ноги к земле.Он целовал и целовал ее, а потом вдруг отодвинул в сторону, подхватил кепку, которую оставил на груде сена, и вышел с рынка, даже не оглянувшись.Равенна только смотрела на него, не имея сил поднять руку, чтобы стереть поцелуй. Как ужасно, что все прошедшие годы превратили Малахию Маккумхала в такого же, как и все прочие, мужика. Исчез мальчишка, столь трогательно писавший ей рукой приходского священника, мальчишка, смешивший ее и шалостями своими заставлявший забывать о том, что она не католичка, незаконное дитя. Разочарованная и расстроенная, она шла с рынка, уныло повесив голову, размышляя о героях, павших на землю. Глава 12 Ския смирилась с изгнанием в Терновое Чернолесье. Когда она пешком оставила замок, плакал даже отец, но Ския знала: если она останется, всю семью ее заподозрят в колдовстве, а этого нельзя было допустить – в особенности теперь, когда король, отец ее, тратил все свои силы на оборону своих земель от воинственных соседей. Спасти же свою дочь король мог, лишь пожертвовав всем королевством.Так принцесса Ския вступила в Терновое Чернолесье, и каждая сова, каждая мышь, шевельнувшаяся в темном подлеске, пронзала одинокое сердце ее трепетом страха. К счастью, ей удалось отыскать старый заброшенный домик, спрятавшийся в самой чаще терновника. Там она и жила в изгнании, тихо проливая горькие слезы о семье, которой лишилась. * * * Подняв глаза от листка бумаги, Равенна застыла, завороженная мерцанием свечи, освещавшей ее работу. Она сидела, подобрав под себя босые ноги, в белой ночной рубашке; черная шаль защищала ее от ночного холода. Гранья храпела в своей спальне напротив. Было одиннадцать.Скрипнув ножками кресла по вощеным доскам пола, она отодвинулась от письменного стола и поднесла свечу к окну. Городок Лир превратился в далекую горстку тускнеющих желтых огней. С Ирландского моря, заволакивая горизонт, набегала гроза. Сверкнула молния, и через мгновение еще робкий гром прокатился над домиком.– Прости меня, – шепнула она холодному под натиском ветра оконному стеклу, жалея о том, что Малахия, наверно, будет ждать ее и в грозу. Тем не менее девушка все же подумала, что подобное наказание вполне заслуженно. Этот поцелуй был неприятен ей. Не физически… Он обидел ее тем, что обошелся с нею столь небрежно. Она – не гулящая женщина и не его собственность, с которой он волен сделать все, что угодно. Малахия не просил ее о свидании, он потребовал его. Она имела право выбора, а он позабыл о нем.– Прости, – шепнула она и, задув свечу, забралась в постель. * * * – Молчи, ни слова, – сказал ей на ухо резкий хрипловатый голос.Равенна попыталась сесть в постели, но испачканная сажей рука зажала ей рот и придавила голову к подушке. Сердце ее стучало от ужаса, глаза пытались разорвать тьму. И, наконец, она увидела того, кто схватил ее.– Почему ты не пришла ко мне?Страх отпустил. Убрав его пальцы со своего рта, она спросила:– Малахия?– Почему ты не пришла ко мне? – повторил он.От черного силуэта разило как из дымной таверны.– Нам не подобает встречаться таким образом, понимаешь? – шепотом ответила Равенна, темно-фиолетовые глаза ее – если бы он только мог видеть их – выражали самый красноречивый гнев.– Ба! Што это из тебя стало? Шикарная молодая мисс? Брось, Равенна, ты не Кэтлин Куинн, и нечего строить ее из себя.– Как ты смеешь! – она дала бы ему пощечину, если бы только смогла четко увидеть его в темноте.– Еще возражать будешь! Ты не Кэтлин Куинн, и сама знаешь это.Равенна опустила занесенную руку. Она прекрасно знала, что не является Кэтлин Куинн; Малахия прав, оспаривать это бессмысленно.– Я не хочу никаких тайных встреч с тобой. Гранья умрет, если проснется и обнаружит, что я ушла.Со странной нежностью Малахия отвел назад ее волосы.– Просто я хочу побыть с тобой вместе, Равенна. Хочется снова вспомнить наше милое детство.Она притихла, не имея сил укорить Малахию за то, что он хотел того же самого, что и она сама.– Пошли, – сказал он, потянув ее за руку. – Сходим к Соленым скалам, посмотрим, как луна исчезает за июньской грозой. Помнишь, как прежде…– Нет. Это невозможно.– Пошли. Ты сама знаешь, что хочешь этого. Даже в этой тьме я вижу в твоих глазах блеск. Ты хочешь пойти со мной.На плечи ее легла тяжелая мужская куртка. Равенна в нерешительности сделала шаг назад. Малахия едва ли не силой потащил ее за собой.– Мы теперь не дети, Малахия. Так делать нельзя, – прошептала она, отодвигаясь.Тот прикоснулся к ней, мягко привлекая к себе.– Мы не дети теперь, пойдем же и опять сделаемся детьми…Она глядела на него во тьме. Молния озарила все небо, и Равенна увидела его глаза. Те самые, которые были ей знакомы. Те самые, которые представлялись ей, когда она читала и перечитывала его письма.Равенна знала, что ей не следует идти с ним, нельзя уходить из дома посреди ночи, однако нерешительность ее делала еще более крепкой хватку Малахии. Но это был шанс вернуть прошлое, найти того Малахию, которого ей теперь так не хватало.Прежде чем Равенна успела возразить, он уже стащил ее по темной лестнице и вывел наружу – под холодный морской ветер. Взяв ее за руку, Малахия побежал через поля золотисто-зеленой ржи. И вдруг она – засмеялась, как не смеялась уже много лет; звуки эти вырывались из груди Равенны, как у беззащитного ребенка. Резкий ветер продувал насквозь ночную рубашку – но ей было все равно, замерзнет она или нет. Ей хотелось только вспомнить лучшие времена и насладиться обществом своего единственного друга на всем свете.– Ну, все осталось как было? – спросил он, когда они поднялись на вершину Соленых скал. Море волновалось и билось у их подножия, соленый туман буквально ощущался языком. Позади Равенны над Лиром стояла луна; белый неземной свет ее бросал перед ними синие тени, а грозовые облака заливали морской горизонт чернотой, наползавшей на берег.– Да, здесь прекрасно, – прошептала Равенна, обнимая себя руками, распущенные волосы черным стягом бились за ее головой. – Именно такими я и помню эти места.– Тогда поцелуй меня, – произнес он, пригибаясь к ее затылку и прикасаясь губами к нежной коже на шее. Ладонь его двинулась вверх от талии…– Нет, – шепнула Равенна, отступая от него. Ветер вдруг сделался ледяным. Малахия предлагал ей тепло, но она не хотела принимать его. Все говорило, что она должна была ждать его поцелуя. Но это было не так.– Помню, прежде ты была горячей девчонкой, а не недотрогой, – выкрикнул он.Равенна не ответила ему. Она смотрела в грозовое небо, гадая, когда упадут первые холодные капли.– Поцелуй же меня, Равенна, – говорил он, обхватывая ее медвежьими ручищами. Губы его приблизились к ее лицу, и Равенна затрепетала в теплых объятиях.С ней происходило нечто ужасное. Часами мечтала она о любви, а теперь, когда можно было влюбиться, она отвергала самую возможность, отвергала своего собственного друга Малахию.Так что же с ней происходит? – спросила себя Равенна. Малахия припал губами к ее ушку. Неужели он вселяет в нее отвращение? Напротив, Малахия являл собой отличный образец мужчины; высокий и сильный – лицо его, конечно, нечего было и сравнивать с богоподобными чертами графа Фабулозо – тем не менее оно было привлекательно, тем более, что это было лицо друга.Так почему же она не способна спокойно отдаться ему? Она мучилась этим вопросом, пока он прижимал ее к себе.– Малахия, прекрати это. Пожалуйста, остановись, – услышала она собственный голос, негодуя на себя за такие слова.Губы его сделались холодными, он нетерпеливо нагнулся к ней, обнаруживая отсутствие привычки к подобной женской нерешительности.– Что такое? – Он был едва ли не возмущен.– Я… я не знаю. – Она отвернулась и, обхватив себя руками, поглядела в морские дали. – Просто мы теперь стали разными. Такими разными…Равенна прикусила нижнюю губу. Она не могла признаться в том, что это она стала совершенно другой. Все-таки выросла она не рядом с ним и не видала, как городские девчонки принимают его поцелуи. Пока Малахия тискал подружек на конюшне, она обучалась бесполезному искусству разливать чай в Веймут-хэмпстедской школе. Равенна всегда помнила, что является всего лишь незаконнорожденной. Малахия еще когда признавался, что мать его не одобряет знакомства с ней, и исправить этого не смогло даже хождение к мессе. И все же она стояла теперь, не желая его поцелуев, ибо грубость и бесстыдство Малахии потрясли ее воспитанный ум.– Значит, завела себе милых дружков в замке, а простой парень – как я – тебе уже не годится? – Малахия грубо схватил ее.Равенна негромко вскрикнула. Малахия пугал ее, но девушке было больно думать о том, что она ранила его.– Нет. Как ты мог подумать такое?!– Тогда в чем дело? Хочешь получить предложение прежде, чем подставишь губы для поцелуя?– Нет. Мне не нужно никаких предложений. – Она постаралась высвободиться, но Малахия не отпускал ее.– Выходит, что тебе не нужно моего предложения. – Гнев его словно выбил пробку из бочки. – Ты хочешь большого человека, богатого, так? Все вы, девки, хотите этого. Богатого парня, чтобы покупал вам красивые тряпки и наряжал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44