Не желая даже думать о Тревельяне, Равенна то и дело поглядывала на свои стиснутые побелевшие кулаки, пытаясь заполнить свой ум лордом Чешэмом и его невероятно прекрасными спутниками.И тут она обратила внимание на золотое со змейкой кольцо, которое носила теперь на среднем пальце. Наперекор всему здравому смыслу она попыталась понять, носит ли по-прежнему Тревельян это кольцо. И в самом деле оба перстня так похожи, как ей запомнилось? Встреча в лесу не позволила Равенне заметить кольцо, однако предстоящий вечер сулил ей по крайней мере возможность выяснить это. Глава 9 – Гривс, сегодня к обеду прибудет еще один гость. Скажите Куку, чтобы сделал соответствующие приготовления. – Тревельян выбрался из ванны и обернул бедра белым полотняным полотенцем. Предстоящий вечер безусловно окажется нудным, однако он ждал его – по непонятной причине.– Граф пригласил кого-нибудь из своих bambini Крошек (итал.).
? – сухо осведомился дворецкий.Тревельян перевел взгляд от камердинера, который подал ему шелковый халат цвета бутылочного стекла, на дворецкого.– Гривс, должно быть, вы слишком долго служите мне. Теперь вы уже не стараетесь скрывать свой сарказм.– Простите меня, милорд. Теперь, когда ваш кузен со своими друзьями соблаговолили снизойти в наш замок, мне приходится вставать на рассвете и звонить в малый колокольчик на весь холл, чтобы все «леди»-подружки успели вовремя вернуться в те постели, где им положено ночевать. Колокольчик звонит, и девицы несутся по залу, как крысы в темном переулке. Откровенная гадость.– Сегодня Фабулозо никого не приглашал, гостью ждет Чешэм. – Взгляд Тревельяна обратился к зеркалу для бритья, которое поставил перед ним лакей. Каждая морщинка на собственном лице привлекала его внимание – словно появилась только вчера. – Сегодня с нами обедает прекрасная Равенна Лирская. – Отвернувшись от зеркала он скривился, выражая презрение к отсутствию у девушки фамилии.– Отец Нолан также будет присутствовать?Тревельян повернулся к дворецкому:– Зачем нам нужен священник? Или и ты ожидаешь, что я женюсь на этой гулене?Потрясение лишь на мгновение исказило лицо Гривса. Ниалл, хмурясь, поглядел в зеркало.– Я знаю, что ты любил выпить с мэром. Так, значит, старый сплетник кое-что выболтал тебе?– Милорд, Питер Магайр не столь уж давно сошел в могилу. Осмелюсь, если позволите, заметить, что неразумно так говорить об усопших.– Да, но он ведь что-то говорил тебе… ну что-то о ведьмах и о гейсе? – Пренебрежение промелькнуло на лице Тревельяна.Прокашлявшись, Гривс постарался изобразить отсутствие любопытства.– Мэр не говорил ничего подобного. Просто мне подумалось, что вы захотите видеть священника, ведь он так часто посещал замок после того, как вы отказались от брака с леди Арабеллой.Тревельян явно расстроился.– Номер четыре, Гривс. Леди Арабелла была четвертой, – произнес он как на исповеди. – Четыре попытки любить. И четыре жалких провала. И этот старый священник, глядящий в глубины моего сердца. Любовь превратила мою жизнь в ад, а я мечтал о блаженстве… Отлично. Ступай и пошли кого-нибудь с запиской к Нолану, пусть он присоединится к нам. Сегодняшний вечер будет полон впечатлений.Граф поднял подбородок, и слуга умастил лицо Ниалла мыльной пеной.– Очень хорошо, сэр. – Гривс слегка поклонился, бросил на камердинера недоумевающий взгляд и вышел. Слуга приступил к бритью.Тревельян глядел на себя в зеркало. От уголков глаз над белой пеной разбегались морщинки… Словно два кулака перехватили узлом его желудок и беспощадно затянули его. Молодым ему снова не стать. И надежды на будущее, которое становилось все короче с исходом каждого проклятого года, вытекали, как песок из склянки песочных часов.Ниалл нахмурился, и камердинер остановил острую бритву, чтобы не порезать хозяина. Лицо Тревельяна расслабилось, и слуга продолжил бритье. Конечно, он постарел, но женщины пока не жалуются. Скорее, они проявляют к нему больше симпатии теперь, когда он уже непохож на юнца с гладкой кожей. Элен, покойная жена его, как раз и искала неоперившегося мальчишку. Она строила планы и слишком хорошо понимала, что опытный мужчина не попадется в ее сети. Сей жидкий бальзам не мог избавить Ниалла от горечи, все еще стискивавшей сердце, однако он хотя бы чуть утешал. Опыт и знания, считал Тревельян, способны отвести и самое горькое несчастье. Вне сомнения, если бы он был постарше, когда встретил Элен, если бы он только не слыхал о гейсе, многое сложилось бы иначе. И, конечно же, было бы меньше могил.Элен своей злой выдумкой оставила на нем шрам. И каждая последовавшая за ней женщина делала его чуть более осторожным, расчетливым. Счастье избегало его, но не потому, что Элен унесла его с собой; скорее, и она, и те женщины, которые были после нее, просто заставляли его острее ощутить собственную неприкаянность. И в сердце Ниалла теперь выли волки. Он мечтал о том, чего не мог найти.В молодости он представлял себе свою судьбу много проще. Ему хотелось детей, которые унаследовали бы имя Тревельянов; хотелось, чтобы спутницей его жизни стала женщина, способная разделить и радость, и горе. Даже последний бедняк в Ольстере имел право на это. Но ему, лорду Тревельяну, было отказано в семейном счастье – волей судьбы, Бога или тяжестью гейса. Счастье находилось где-то вне пределов его досягаемости, в области недостижимого. Конечно, он знал, что истинная суженая способна даровать ему счастье. Однако она была далека – как звезды, что мерцают в ночном небе.Ниалл повернул голову, подставляя камердинеру для бритья другую щеку. Находились такие, кто считал, что гейс лег на него проклятьем. Двадцать лет назад это готов был провозгласить уже совет стариков, когда вопреки их просьбе он женился на Элен. С их точки зрения, ценой непослушания стала боль. Его раненое сердце и могилка рядом с плитой, поставленной в память жены и сына его – по имени, но не по крови, – выглядели закономерной расплатой за отвержение власти потустороннего мира.Тем не менее он не позволит себе бояться гейса. Разум сильней предрассудков. Образование преодолеет любые верования. Рациональный ум не капитулирует перед нелепыми кельтскими древностями. Неудачи действительно преследовали его, однако Тревельян знал, что не страх перед гейсом оставляет его одиноким. Напротив, если бы он мог предположить, что покоряется такой глупости, то женился бы и женился, чтобы только доказать обратное. Кто посмеет сказать, что вокруг мало невест. Среди кандидаток побывали Мэри Морин, золотоволосая и сладкоречивая, Элизабет, чертовка из Гэлуэя, развлекавшая его, и, в конце концов, леди Арабелла, благородная аристократка… Любой мужчина мог бы гордиться, если бы детей ему родила подобная женщина.Но всякий раз, когда он направлялся с очередной невестой к алтарю, этот священник возводил перед ним неприступную стену. Любовь. Любил ли он хотя бы одну из них?Ответ спазмой отчаяния порождал его душу. Всегда отрицательный и неизбежный, ибо отец Нолан требовал, чтобы он понял это. Счастье может прийти только через любовь. Об этом снова и снова напоминал ему старый священник, хотя после катастрофических попыток жениться Тревельян понимал это лучше многих. Когда дело доходило до венчания, Ниаллу всегда приходилось признать, что он не в силах заставить себя полюбить женщину – как бы ни сильна была в нем плоть, как бы ни одолевало желание ласки. Теперь, после столь многочисленных попыток жениться, не страх перед гейсом удерживал Ниалла в несчастье и одиночестве. Нет, сердце его стискивал горший ужас. Он опасался того, что не способен любить. Старики сказали бы, что именно гейс лишил его этой способности. Они сказали бы, что участь запрещает ему любить этих женщин. Узколобые, недалекие, они полагали, что судьба замкнула его сердце и отдала ключ той самой девице, которую выбрал ему гейс. Уж ее-то он сумел бы полюбить. И в этом, как он знал, суть проклятья Тревельянов. Старики говорили, что ему придется завоевать ее любовь. И если это случится, он добьется свободы. Какое пекло может быть хуже, чем любовь к ней, единственной… той, которая может отказать во взаимной любви?Он вздохнул и закрыл глаза. Этот гейс, сама абсурдность его вечно утомляли Ниалла. Если он не способен полюбить, так лишь потому, что не встретил еще ту самую женщину. Вечером, меланхоличный и беспокойный, он будет бродить по пустынным башням замка Тревельянов и думать о ней, небесной, воображаемой особе, о ее долгожданном приходе. Тревельян был убежден в том, что узнает ее с первого взгляда, невзирая на гейс, и любовь придет немедленно. Почему бы и нет? Он ждал ее двадцать лет… эту любовь. Голод терзал его, и после встречи он примется жадно насыщаться ею – словно голодный хлебом.Ниалл вновь поглядел в зеркало. На него смотрело лицо зрелого мужчины. Оно обнаруживало качества, которых девушка в возрасте Равенны просто не могла понять. Что за глупость этот гейс. Он – сорокалетний мужчина, и заслуживает того, чтобы рядом находилась равная ему женщина, а не глупая девчонка, неспособная понять его. Ведь ясно, что с женой, которая на двадцать лет моложе, общей у него может быть лишь постель, а Ниалл не приводил к себе девчонок. Он хотел, чтобы их соединяла не только постель. Женщина не могла дать ему то, чего не умела девушка.Ниалл рассматривал в зеркало уголки глаз. Эта девчонка, эта Равенна решит, что он стар – в особенности рядом с гладколицым кузеном и его приятелями. Впрочем, какая разница, что она там решит. Она не может стать подругой ему. Ниалл поежился, представив себе босоногую девку в порванном платье и с грязным лицом.Он даже топнул ногой. Он хотел изгнать само имя Равенна из собственной памяти. Тем не менее она возникала в его мыслях словно навязчивая мелодия.Да, – она молода и женственна, сказал он себе. Сущий младенец во многом. И все же…Глаза Ниалла потемнели. Сегодня там, на поляне, он как будто бы заметил в этой" девчонке нечто вовсе не юное. Эта грусть и спокойное достоинство делали Равенну старше своих лет. И поведение ее заинтриговало Ниалла, потому что было таким неожиданным. И таким женственным.Ему это вовсе не нравилось: Равенна не оставляла его мыслей – как тайна, которая требовала разрешения. А тайна, подсказывал Ниаллу инстинкт, вещь опасная. В ней суть женской природы. Она привлекает мужчину, предоставляет ему новые и новые разгадки, и вдруг ловушка захлопывается, оставляя его в лабиринте, соблазненного, раздраженного, и тем не менее исполненного глубокой благодарности за право пребывать в тенетах. К крайнему возмущению Ниалла, Равенна, незаконнорожденная, избавленная от трудов в поле или таверне лишь его собственным благородством, хранила в себе подобную тайну. И это тревожило его.Челюсть графа напряглась. Бритва снова остановилась. Заметив это, он постарался расслабиться.Союз между ними просто нельзя представить. Он – человек современный, грамотный, образованный. Мыслитель. И не старикам с их предрассудками определять ход его жизни. Потом, даже если бы он искренне верил в гейс и избранная судьбой невеста повергала его в восторг, у них все равно ничего не получилось бы. Из этой девушки получится не жена, а несчастье. Такие не выходят за графов, даже если забыть про ее бедность и принадлежность к низшим слоям общества… Она слишком открыта, слишком вызывающе ведет себя. Это сохранилось в Равенне с детских лет. Ниалл прекрасно помнил, какой застал ее у себя дома. Еще совсем девчонка, нескладный уличный сорванец, так же как и сегодня босоногая и испачкавшая лицо, она глядела на него сверкающими как бриллианты глазами… Лисица, попавшая в ловушку, ждущая дрессировщика.Он вспомнил про свое отражение – про лицо, медленно открывавшееся над рукой камердинера. Теперь дитя это сделалось женщиной. В этом трудно было усомниться, Ниалл невольно представил себе Равенну, какой увидел ее в лесу… Порванная блузка, хрупкая женственная ключица, полнота и округлость ее грудей.Ниалл зажмурился – не желая видеть и собственное отражение в зеркале, и ее – в памяти. Он не хотел иметь с ней никаких дел. Девица эта провела несколько лет в изысканной английской школе, однако и там не сумели избавить ее от кельтской дикости. Нахальная пигалица превратилась во взрослую женщину и вновь попалась в его владениях… босоногая, с перепачканным землей лицом и искрящимися глазами. Даже мысль о браке отпрыска древнего рода и дикой ирландской селянкой была за пределами всего мыслимого. Потом не избавиться и от разницы в возрасте. Девушке девятнадцать, а ему уже сорок. Кроме того, он никогда особенно не интересовался юными девицами. То, что Равенна из глупой девчонки превратилась в красавицу, ничего не значит. Она слишком молода, слишком неопытна… и неотесана, чтобы заинтересовать его.Ниалл скрипнул зубами, когда горячее полотенце легло на выбритые щеки. Гнев снова пробуждался в его душе. Проклятый гейс, место его в аду. Он не собирается сдаваться предрассудкам. Да и вообще смешно – завоевывать любовь этой девчонки. Конечно, он может жениться на ней, может лечь с ней в постель, соблазнить ее деньгами и положением; однако на юных особах женятся только те, кто стремится доказать собственную молодость или мужественность, что вовсе не входило в его намерения. Его звала только любовь, а в данном случае на нее трудно было надеяться. Трудно, а, может, и невозможно найти девушку ее лет, которая искренне отдаст свою любовь человеку, годящемуся ей в отцы. Он не собирался даже иметь возможность выполнить предписание гейса, и в глубинах души, пожалуй, полагал, что испытывает облегчение от невозможности его выполнить. Двадцать лет потратил он на бунт против самой возможности брака с этой крохой и дорого заплатил за это – если верен гейс. Мрачные размышления Тревельяна обратились к двумя могильным камням на фамильном кладбище.Камердинер поднял с лица горячее полотенце. Тревельян поглядел в зеркало – на собственное лицо, и мысли его снова вернулись к Ней.И к тем унылым, одиноким ночам, оставшимся в прошлом и ожидавшим его в будущем. Не сделается ли однажды это одиночество нестерпимым. Втайне он страшно боялся, что так и не отыщет Ее. Но хуже всего, что перспектива эта уже казалась неизбежной.Где его дети, где шум и радостный домашний беспорядок… где все, что прежде он считал своей долей?Где жизнь, по которой он тосковал?В руках Равенны, черноволосой, с искрящимся взглядом?Равенны из гейса.Лицо его сделалось еще более угрюмым.Девчонка. И незачем позволять ей скитаться по лесам без провожатых. Он подумал о Чешэме, вспоминая дурацкое выражение на физиономии кузена, когда тот положил глаз на девушку. Чешэм и его приятели должны будут уехать завтра же, или он сам выставит их. К чему брать на себя ответственность за дурное обхождение с девушкой. Не одни псы способны бесчинствовать на полях Лира. Он позволил себе расхлябанность, допустив в замок кузена с его дружками, всего лишь потому, что Чешэм был блестящим охотником. В безрадостном существовании Тревельяна была все-таки одна страсть – загнать лису, вихрем проскакав по четырем полям Лира. Но охоту придется отменить, а Чешэма и его друзей подтолкнуть к возвращению в Лондон. Пусть эта девица, Равенна, считает себя способной позаботиться о собственной персоне… с такими-то воинственными сверкающими глазами; однако, не имея ни титула, ни семьи, беззащитная девушка представляет собой великолепную дичь, и никто не любит охоту более Чешэма.Против собственной воли Тревельян представил себе юную женщину, которую сегодня утром гнали его собаки.Мать ее, Бриллиана, не утратила красоты даже после смерти; а дочь ее была еще прекрасней. Если при жизни Бриллиана была земной и сексуальной, дочь стала ее полной противоположностью. Обидно признавать такое, однако здесь, в собственных апартаментах, он мог быть откровенным с самим собой. От первого взгляда на Равенну в груди его перехватило дыхание. Она прекрасна, невыразимо прекрасна. Беспредельное очарование делало девушку в его памяти небесным созданием, недостижимым и диким, как ветры, дующие над огамами.Камердинер свое дело закончил. Ниалл оглядел свое лицо. Проклятые морщины никуда не исчезли.Он встал и заставил себя улыбнуться. Неважно. Гейс не властен над ним, Ниаллом Тревельяном. Гейс не будет иметь последствий, если ради этого ему придется использовать все свои силы, рассудок и волю.Более того, Тревельян уже успел обнаружить утешение в равнодушии к прекрасной Равенне. Остается лишь пожелать удачи Чешэму в его ухаживаниях. Идея эта позабавила Тревельяна. Невзирая на весь опыт, накопленный кузеном в гостиных, нужно еще отыскать в Ирландии такого мужчину, который способен удержать ветер в ладонях. * * * И тогда тьма пала на землю.Настало время друидов, пришла пора кельтских чар, а народ Скии, как утверждали, был благословен даром волшебства, который, однако, проявлялся через несколько поколений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
? – сухо осведомился дворецкий.Тревельян перевел взгляд от камердинера, который подал ему шелковый халат цвета бутылочного стекла, на дворецкого.– Гривс, должно быть, вы слишком долго служите мне. Теперь вы уже не стараетесь скрывать свой сарказм.– Простите меня, милорд. Теперь, когда ваш кузен со своими друзьями соблаговолили снизойти в наш замок, мне приходится вставать на рассвете и звонить в малый колокольчик на весь холл, чтобы все «леди»-подружки успели вовремя вернуться в те постели, где им положено ночевать. Колокольчик звонит, и девицы несутся по залу, как крысы в темном переулке. Откровенная гадость.– Сегодня Фабулозо никого не приглашал, гостью ждет Чешэм. – Взгляд Тревельяна обратился к зеркалу для бритья, которое поставил перед ним лакей. Каждая морщинка на собственном лице привлекала его внимание – словно появилась только вчера. – Сегодня с нами обедает прекрасная Равенна Лирская. – Отвернувшись от зеркала он скривился, выражая презрение к отсутствию у девушки фамилии.– Отец Нолан также будет присутствовать?Тревельян повернулся к дворецкому:– Зачем нам нужен священник? Или и ты ожидаешь, что я женюсь на этой гулене?Потрясение лишь на мгновение исказило лицо Гривса. Ниалл, хмурясь, поглядел в зеркало.– Я знаю, что ты любил выпить с мэром. Так, значит, старый сплетник кое-что выболтал тебе?– Милорд, Питер Магайр не столь уж давно сошел в могилу. Осмелюсь, если позволите, заметить, что неразумно так говорить об усопших.– Да, но он ведь что-то говорил тебе… ну что-то о ведьмах и о гейсе? – Пренебрежение промелькнуло на лице Тревельяна.Прокашлявшись, Гривс постарался изобразить отсутствие любопытства.– Мэр не говорил ничего подобного. Просто мне подумалось, что вы захотите видеть священника, ведь он так часто посещал замок после того, как вы отказались от брака с леди Арабеллой.Тревельян явно расстроился.– Номер четыре, Гривс. Леди Арабелла была четвертой, – произнес он как на исповеди. – Четыре попытки любить. И четыре жалких провала. И этот старый священник, глядящий в глубины моего сердца. Любовь превратила мою жизнь в ад, а я мечтал о блаженстве… Отлично. Ступай и пошли кого-нибудь с запиской к Нолану, пусть он присоединится к нам. Сегодняшний вечер будет полон впечатлений.Граф поднял подбородок, и слуга умастил лицо Ниалла мыльной пеной.– Очень хорошо, сэр. – Гривс слегка поклонился, бросил на камердинера недоумевающий взгляд и вышел. Слуга приступил к бритью.Тревельян глядел на себя в зеркало. От уголков глаз над белой пеной разбегались морщинки… Словно два кулака перехватили узлом его желудок и беспощадно затянули его. Молодым ему снова не стать. И надежды на будущее, которое становилось все короче с исходом каждого проклятого года, вытекали, как песок из склянки песочных часов.Ниалл нахмурился, и камердинер остановил острую бритву, чтобы не порезать хозяина. Лицо Тревельяна расслабилось, и слуга продолжил бритье. Конечно, он постарел, но женщины пока не жалуются. Скорее, они проявляют к нему больше симпатии теперь, когда он уже непохож на юнца с гладкой кожей. Элен, покойная жена его, как раз и искала неоперившегося мальчишку. Она строила планы и слишком хорошо понимала, что опытный мужчина не попадется в ее сети. Сей жидкий бальзам не мог избавить Ниалла от горечи, все еще стискивавшей сердце, однако он хотя бы чуть утешал. Опыт и знания, считал Тревельян, способны отвести и самое горькое несчастье. Вне сомнения, если бы он был постарше, когда встретил Элен, если бы он только не слыхал о гейсе, многое сложилось бы иначе. И, конечно же, было бы меньше могил.Элен своей злой выдумкой оставила на нем шрам. И каждая последовавшая за ней женщина делала его чуть более осторожным, расчетливым. Счастье избегало его, но не потому, что Элен унесла его с собой; скорее, и она, и те женщины, которые были после нее, просто заставляли его острее ощутить собственную неприкаянность. И в сердце Ниалла теперь выли волки. Он мечтал о том, чего не мог найти.В молодости он представлял себе свою судьбу много проще. Ему хотелось детей, которые унаследовали бы имя Тревельянов; хотелось, чтобы спутницей его жизни стала женщина, способная разделить и радость, и горе. Даже последний бедняк в Ольстере имел право на это. Но ему, лорду Тревельяну, было отказано в семейном счастье – волей судьбы, Бога или тяжестью гейса. Счастье находилось где-то вне пределов его досягаемости, в области недостижимого. Конечно, он знал, что истинная суженая способна даровать ему счастье. Однако она была далека – как звезды, что мерцают в ночном небе.Ниалл повернул голову, подставляя камердинеру для бритья другую щеку. Находились такие, кто считал, что гейс лег на него проклятьем. Двадцать лет назад это готов был провозгласить уже совет стариков, когда вопреки их просьбе он женился на Элен. С их точки зрения, ценой непослушания стала боль. Его раненое сердце и могилка рядом с плитой, поставленной в память жены и сына его – по имени, но не по крови, – выглядели закономерной расплатой за отвержение власти потустороннего мира.Тем не менее он не позволит себе бояться гейса. Разум сильней предрассудков. Образование преодолеет любые верования. Рациональный ум не капитулирует перед нелепыми кельтскими древностями. Неудачи действительно преследовали его, однако Тревельян знал, что не страх перед гейсом оставляет его одиноким. Напротив, если бы он мог предположить, что покоряется такой глупости, то женился бы и женился, чтобы только доказать обратное. Кто посмеет сказать, что вокруг мало невест. Среди кандидаток побывали Мэри Морин, золотоволосая и сладкоречивая, Элизабет, чертовка из Гэлуэя, развлекавшая его, и, в конце концов, леди Арабелла, благородная аристократка… Любой мужчина мог бы гордиться, если бы детей ему родила подобная женщина.Но всякий раз, когда он направлялся с очередной невестой к алтарю, этот священник возводил перед ним неприступную стену. Любовь. Любил ли он хотя бы одну из них?Ответ спазмой отчаяния порождал его душу. Всегда отрицательный и неизбежный, ибо отец Нолан требовал, чтобы он понял это. Счастье может прийти только через любовь. Об этом снова и снова напоминал ему старый священник, хотя после катастрофических попыток жениться Тревельян понимал это лучше многих. Когда дело доходило до венчания, Ниаллу всегда приходилось признать, что он не в силах заставить себя полюбить женщину – как бы ни сильна была в нем плоть, как бы ни одолевало желание ласки. Теперь, после столь многочисленных попыток жениться, не страх перед гейсом удерживал Ниалла в несчастье и одиночестве. Нет, сердце его стискивал горший ужас. Он опасался того, что не способен любить. Старики сказали бы, что именно гейс лишил его этой способности. Они сказали бы, что участь запрещает ему любить этих женщин. Узколобые, недалекие, они полагали, что судьба замкнула его сердце и отдала ключ той самой девице, которую выбрал ему гейс. Уж ее-то он сумел бы полюбить. И в этом, как он знал, суть проклятья Тревельянов. Старики говорили, что ему придется завоевать ее любовь. И если это случится, он добьется свободы. Какое пекло может быть хуже, чем любовь к ней, единственной… той, которая может отказать во взаимной любви?Он вздохнул и закрыл глаза. Этот гейс, сама абсурдность его вечно утомляли Ниалла. Если он не способен полюбить, так лишь потому, что не встретил еще ту самую женщину. Вечером, меланхоличный и беспокойный, он будет бродить по пустынным башням замка Тревельянов и думать о ней, небесной, воображаемой особе, о ее долгожданном приходе. Тревельян был убежден в том, что узнает ее с первого взгляда, невзирая на гейс, и любовь придет немедленно. Почему бы и нет? Он ждал ее двадцать лет… эту любовь. Голод терзал его, и после встречи он примется жадно насыщаться ею – словно голодный хлебом.Ниалл вновь поглядел в зеркало. На него смотрело лицо зрелого мужчины. Оно обнаруживало качества, которых девушка в возрасте Равенны просто не могла понять. Что за глупость этот гейс. Он – сорокалетний мужчина, и заслуживает того, чтобы рядом находилась равная ему женщина, а не глупая девчонка, неспособная понять его. Ведь ясно, что с женой, которая на двадцать лет моложе, общей у него может быть лишь постель, а Ниалл не приводил к себе девчонок. Он хотел, чтобы их соединяла не только постель. Женщина не могла дать ему то, чего не умела девушка.Ниалл рассматривал в зеркало уголки глаз. Эта девчонка, эта Равенна решит, что он стар – в особенности рядом с гладколицым кузеном и его приятелями. Впрочем, какая разница, что она там решит. Она не может стать подругой ему. Ниалл поежился, представив себе босоногую девку в порванном платье и с грязным лицом.Он даже топнул ногой. Он хотел изгнать само имя Равенна из собственной памяти. Тем не менее она возникала в его мыслях словно навязчивая мелодия.Да, – она молода и женственна, сказал он себе. Сущий младенец во многом. И все же…Глаза Ниалла потемнели. Сегодня там, на поляне, он как будто бы заметил в этой" девчонке нечто вовсе не юное. Эта грусть и спокойное достоинство делали Равенну старше своих лет. И поведение ее заинтриговало Ниалла, потому что было таким неожиданным. И таким женственным.Ему это вовсе не нравилось: Равенна не оставляла его мыслей – как тайна, которая требовала разрешения. А тайна, подсказывал Ниаллу инстинкт, вещь опасная. В ней суть женской природы. Она привлекает мужчину, предоставляет ему новые и новые разгадки, и вдруг ловушка захлопывается, оставляя его в лабиринте, соблазненного, раздраженного, и тем не менее исполненного глубокой благодарности за право пребывать в тенетах. К крайнему возмущению Ниалла, Равенна, незаконнорожденная, избавленная от трудов в поле или таверне лишь его собственным благородством, хранила в себе подобную тайну. И это тревожило его.Челюсть графа напряглась. Бритва снова остановилась. Заметив это, он постарался расслабиться.Союз между ними просто нельзя представить. Он – человек современный, грамотный, образованный. Мыслитель. И не старикам с их предрассудками определять ход его жизни. Потом, даже если бы он искренне верил в гейс и избранная судьбой невеста повергала его в восторг, у них все равно ничего не получилось бы. Из этой девушки получится не жена, а несчастье. Такие не выходят за графов, даже если забыть про ее бедность и принадлежность к низшим слоям общества… Она слишком открыта, слишком вызывающе ведет себя. Это сохранилось в Равенне с детских лет. Ниалл прекрасно помнил, какой застал ее у себя дома. Еще совсем девчонка, нескладный уличный сорванец, так же как и сегодня босоногая и испачкавшая лицо, она глядела на него сверкающими как бриллианты глазами… Лисица, попавшая в ловушку, ждущая дрессировщика.Он вспомнил про свое отражение – про лицо, медленно открывавшееся над рукой камердинера. Теперь дитя это сделалось женщиной. В этом трудно было усомниться, Ниалл невольно представил себе Равенну, какой увидел ее в лесу… Порванная блузка, хрупкая женственная ключица, полнота и округлость ее грудей.Ниалл зажмурился – не желая видеть и собственное отражение в зеркале, и ее – в памяти. Он не хотел иметь с ней никаких дел. Девица эта провела несколько лет в изысканной английской школе, однако и там не сумели избавить ее от кельтской дикости. Нахальная пигалица превратилась во взрослую женщину и вновь попалась в его владениях… босоногая, с перепачканным землей лицом и искрящимися глазами. Даже мысль о браке отпрыска древнего рода и дикой ирландской селянкой была за пределами всего мыслимого. Потом не избавиться и от разницы в возрасте. Девушке девятнадцать, а ему уже сорок. Кроме того, он никогда особенно не интересовался юными девицами. То, что Равенна из глупой девчонки превратилась в красавицу, ничего не значит. Она слишком молода, слишком неопытна… и неотесана, чтобы заинтересовать его.Ниалл скрипнул зубами, когда горячее полотенце легло на выбритые щеки. Гнев снова пробуждался в его душе. Проклятый гейс, место его в аду. Он не собирается сдаваться предрассудкам. Да и вообще смешно – завоевывать любовь этой девчонки. Конечно, он может жениться на ней, может лечь с ней в постель, соблазнить ее деньгами и положением; однако на юных особах женятся только те, кто стремится доказать собственную молодость или мужественность, что вовсе не входило в его намерения. Его звала только любовь, а в данном случае на нее трудно было надеяться. Трудно, а, может, и невозможно найти девушку ее лет, которая искренне отдаст свою любовь человеку, годящемуся ей в отцы. Он не собирался даже иметь возможность выполнить предписание гейса, и в глубинах души, пожалуй, полагал, что испытывает облегчение от невозможности его выполнить. Двадцать лет потратил он на бунт против самой возможности брака с этой крохой и дорого заплатил за это – если верен гейс. Мрачные размышления Тревельяна обратились к двумя могильным камням на фамильном кладбище.Камердинер поднял с лица горячее полотенце. Тревельян поглядел в зеркало – на собственное лицо, и мысли его снова вернулись к Ней.И к тем унылым, одиноким ночам, оставшимся в прошлом и ожидавшим его в будущем. Не сделается ли однажды это одиночество нестерпимым. Втайне он страшно боялся, что так и не отыщет Ее. Но хуже всего, что перспектива эта уже казалась неизбежной.Где его дети, где шум и радостный домашний беспорядок… где все, что прежде он считал своей долей?Где жизнь, по которой он тосковал?В руках Равенны, черноволосой, с искрящимся взглядом?Равенны из гейса.Лицо его сделалось еще более угрюмым.Девчонка. И незачем позволять ей скитаться по лесам без провожатых. Он подумал о Чешэме, вспоминая дурацкое выражение на физиономии кузена, когда тот положил глаз на девушку. Чешэм и его приятели должны будут уехать завтра же, или он сам выставит их. К чему брать на себя ответственность за дурное обхождение с девушкой. Не одни псы способны бесчинствовать на полях Лира. Он позволил себе расхлябанность, допустив в замок кузена с его дружками, всего лишь потому, что Чешэм был блестящим охотником. В безрадостном существовании Тревельяна была все-таки одна страсть – загнать лису, вихрем проскакав по четырем полям Лира. Но охоту придется отменить, а Чешэма и его друзей подтолкнуть к возвращению в Лондон. Пусть эта девица, Равенна, считает себя способной позаботиться о собственной персоне… с такими-то воинственными сверкающими глазами; однако, не имея ни титула, ни семьи, беззащитная девушка представляет собой великолепную дичь, и никто не любит охоту более Чешэма.Против собственной воли Тревельян представил себе юную женщину, которую сегодня утром гнали его собаки.Мать ее, Бриллиана, не утратила красоты даже после смерти; а дочь ее была еще прекрасней. Если при жизни Бриллиана была земной и сексуальной, дочь стала ее полной противоположностью. Обидно признавать такое, однако здесь, в собственных апартаментах, он мог быть откровенным с самим собой. От первого взгляда на Равенну в груди его перехватило дыхание. Она прекрасна, невыразимо прекрасна. Беспредельное очарование делало девушку в его памяти небесным созданием, недостижимым и диким, как ветры, дующие над огамами.Камердинер свое дело закончил. Ниалл оглядел свое лицо. Проклятые морщины никуда не исчезли.Он встал и заставил себя улыбнуться. Неважно. Гейс не властен над ним, Ниаллом Тревельяном. Гейс не будет иметь последствий, если ради этого ему придется использовать все свои силы, рассудок и волю.Более того, Тревельян уже успел обнаружить утешение в равнодушии к прекрасной Равенне. Остается лишь пожелать удачи Чешэму в его ухаживаниях. Идея эта позабавила Тревельяна. Невзирая на весь опыт, накопленный кузеном в гостиных, нужно еще отыскать в Ирландии такого мужчину, который способен удержать ветер в ладонях. * * * И тогда тьма пала на землю.Настало время друидов, пришла пора кельтских чар, а народ Скии, как утверждали, был благословен даром волшебства, который, однако, проявлялся через несколько поколений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44