Он был пылким любовником, умел заставить ее потерять голову и ощутить себя женщиной в полном смысле этого слова. Она растворялась в нем, теряла в нем себя, а без него словно не жила. Ее трепещущее тело жаждало его рук, ее губы алкали его поцелуев… сейчас… сию минуту…
— Я вижу, леди Марианна, у вас назначена какая-то встреча, на которую вы опаздываете. Поэтому не смею задерживать. Ваш экипаж не должны видеть у моих дверей, — вежливо произнес лорд Тривейн; голос его звучал с холодным равнодушием, непроницаемый взгляд замечал смятение на ее лице. — Надеюсь, вам дорога ваша репутация.
Закусив нижнюю губку, леди Марианна нерешительно подняла на него глаза, но тут же нашлась. Губы ее изогнулись в обольстительной улыбке.
— По правде говоря, Линии уже ждет меня, я должна ехать, но мы можем увидеться завтра. Если, конечно, мне удастся найти время… Ты ведь знаешь, какой Линии собственник, так что вряд ли я смогу уделить тебе несколько минут, — кокетливо промурлыкала красавица, все еще пытаясь пробудить в нем ревность к герцогу.
— Видите ли, леди Марианна, завтра меня здесь не будет.
— О! А где же ты будешь? — полюбопытствовала она, небрежно натягивая красные лайковые перчатки, лихорадочно перебирая способы заманить его в свою постель.
— Меня не будет в Лондоне.
— Но ты не должен покидать Лондон! Ты не можешь просто оставить меня здесь! — потрясенная, воскликнула она. — Ты бежишь! — театрально провозгласила она. — Но в этом нет нужды! Если б ты забыл свою глупую гордость и…
— Леди Вудли, мои поступки больше не имеют к вам никакого отношения. И у меня никогда не было нужды оправдываться перед кем бы то ни было. А с тех пор как я решил покинуть Лондон, мне только и приходится этим заниматься, — с досадой произнес лорд Тривейн.
— Я не дам тебе уехать! — вне себя от страха вскричала Марианна. Она понимала, что если он уедет, она потеряет его навсегда. Он не сможет ревновать, если не будет видеть повода или не услышит о нем. И к тому же, покинув Лондон, он может встретить кого-то, какую-нибудь…
Она бросилась к нему на грудь, крепко прижалась и, обвив его шею руками, жадно поцеловала в губы, стараясь раздвинуть их своим ртом, но все было тщетно. Напротив, он оторвал от своей шеи ее руки и отпрянул от ее жарко льнущего тела. Ему хотелось убедить бывшую любовницу раз и навсегда, что все кончено. Желая быть более убедительным, он неожиданно для себя проговорил:
— Когда я в следующий раз вас увижу, я, вероятнее всего, буду уже женат, и вряд ли моя жена одобрит нашу маленькую интрижку. — Ему еле удалось скрыть усмешку при виде растерянного выражения ее хорошенького личика. Никакой жалости по отношению к женщине, использующей свое тело для шантажа мужчины, он не испытывал. А может, он и в самом деле женится. Это наверняка расставит все по местам и приведет в порядок его неприкаянную холостяцкую жизнь.
Он вспомнил о юной дочери своего ближайшего соседа по Уэстерли сквайра Блэкмора. Алекс давно ее не видел и даже не мог припомнить лица девушки, но, кажется, она была подходящего возраста, а сквайр постоянно намекал на желательность этого союза. Да, именно так, бесцветное ничтожество, девица, которая не доставит ему хлопот и не посмеет требовать от него каких-то чувств.
— Женишься? Ты? — Марианна истерически захохотала, уличая маркиза, по ее мнению, во лжи. — На ком, скажи на милость? Уж не на одной ли из тех жеманных простушек, которых постоянно навязывают тебе назойливые мамаши? Можешь жениться на дочери Брэдшоу, как там ее зовут, — протянула она, якобы вспоминая, — Мэри, да, да, Мэри. Конечно, лицо у нее лошадиное, но… А то есть еще Кэролайн, не помню фамилии, у нее огромное состояние, правда, бедняжка заикается и ужасно косит, но если ты твердо решил связать себя брачными узами… — Оборвав фразу на задумчивой ноте, она прикусила кончик тонкого пальца, как бы перебирая в памяти имена других девушек на выданье, из которых ему следовало выбирать.
Но в этот момент он холодно и жестко прекратил ее размышления:
— Боюсь, дорогая моя, вы не имели удовольствия встретить будущую леди Тривейн, так как она живет не в Лондоне.
— Не может быть, чтобы ты всерьез решил жениться! — ахнула Марианна, всматриваясь в суровое, непроницаемое лицо лорда Тривейна. — А как же твои заверения, что ты останешься навсегда холостяком? — язвительно заметила она. — Все это так неожиданно… После стольких лет вольготной холостяцкой жизни тебе трудно будет развеять мои сомнения. — Она вымученно улыбнулась. — Я поверю в эту бабушкину сказку, только когда буду иметь удовольствие познакомиться с этим образцом совершенства, этой прелестницей, которой удастся заполучить твое обручальное кольцо на палец… но ни минутой раньше!
Алекс медленно прошествовал к конторке, открыл ящичек, вынул оттуда пачку бумаг и стал их перебирать, не обращая внимания на Марианну, в замешательстве наблюдавшую за ним.
— Вот моя специальная лицензия, разрешение на брак без предварительного церковного оглашения, — небрежно обронил он, равнодушно глядя на потрясенное лицо леди Марианны. Она поспешила к конторке и, выхватив из рук лорда Тривейна бумагу, быстро пробежала ее глазами и тут же бросила, словно та обожгла ей пальцы.
Затем леди Вудли гордо выпрямилась и проплыла к двери, оставляя за собой шлейф густого, удушливого аромата. На пороге она обернулась к лорду Тривейну. Тот стоял, лениво облокотясь на конторку, и с циничной усмешкой медленно затягивался душистой черутой. Самоуверенно тряхнув кудрявой головкой, она вздернула плечико и предостерегающе произнесла:
— Не делай того, о чем мы потом оба пожалеем. А эту дурацкую бумажку я не собираюсь принимать всерьез, она гроша ломаного не стоит!
Несколько минут после ухода Марианны Алекс стоял неподвижно, уставясь на закрытую дверь, и вздохнул свободно, лишь когда услышал звук колес ее отъезжающего экипажа. Он сам не знал, как его осенило убедить ее в серьезности намерения жениться на другой, вспомнив о специальной лицензии. Два дня назад он отобрал ее у Питера. Младший брат, в очередной раз промотавший кучу денег, требовал у Алекса новую сумму, грозя сбежать и жениться на актрисе, которой был увлечен последнее время. При этом Питер потрясал лицензией, которая вскоре так неожиданно сослужила службу Алексу. Впрочем, Марианна никогда об этом не узнает.
Затем, поддавшись внезапному порыву, он поспешно вызвал своего камердинера и объявил, что они едут немедленно, не дожидаясь утра, как было задумано ранее. Приказав Доусону отменить все его вечерние обязательства, он быстро переоделся в дорожное платье.
Растерянный, обескураженный камердинер получил распоряжение встретить хозяина завтра поутру с каретой около гостиницы «Привал путника». Спустя час лорд Три-вейн уже скакал прочь от Лондона, оседлав любимого Шейха.
Оглядывая бескрайние просторы полей и лугов, Алекс с жадностью вдыхал прохладный, напоенный живительным ароматом воздух, чувствуя, как ласкает ветер его лицо. Шейх стрелой летел сквозь сгущающиеся сумерки, и пыль из-под его копыт облаком неслась за ними.
— Помедленнее, парень, — мягко произнес Алекс, слегка натягивая поводья. — Не испугать бы самого дьявола.
Он громко засмеялся низким звучным смехом, полным беззаботного веселья. Ничто в мире ему не помеха. Нет ни тревог, ни забот. Всадник пришпорил коня, и они неистово помчались по дороге с ветром и грозовыми тучами наперегонки. Модный широченный плащ полоскался на ветру у него за плечами.
Глава 4
О, подлость! Пусть закрыта дверь,
Предательство войти в нее сумеет.
В. Шекспир
Ветер, усилившийся к вечеру, срывал листья с окружавших гостиницу деревьев и швырял их в ее старые стены, вздымая и унося к темным, унылым холмам, еле видным в гаснущем свете сумерек. Мелкий дождичек, который заморосил около полудня, постепенно перешел в настоящий потоп. Ничто так не раздражало Тиббитса, хозяина гостиницы «Привал путника», как ненастье. Плохая погода никак не способствовала делам, а лишь подбавляла работы. Дождь выявлял латаные-перелатаные дыры и трещины в кровле и лился сквозь них на пол, а то и, не приведи Господи, на какого-нибудь постояльца. Гостиница стояла на бойком месте — пересечении дорог, ведущих к Лондону с севера и с побережья. Так что здесь постоянно останавливались путешественники, не говоря уже о почтовых каретах, которые регулярно высаживали тут пассажиров для пересадки в другую карету или просто чтобы сменить усталых лошадей и дать ездокам размять ноги перед следующим этапом пути.
— Вернись, окаянный! — завопил Тиббитс, заметив подростка, прошмыгнувшего мимо по узкому коридору к выходу. Протянув длинную волосатую лапу, он ухватил паренька за шиворот. — Куда это ты направился? Я что, не велел тебе убраться у джентльмена в комнате? — продолжал хозяин, тряся мальчишку как грушу.
— Дык я и убирался, пока энтот джент не отправил меня подальше… и еще глянул так погано. Ну я и решил не перечить и смылся оттуда, — угрюмо объяснил мальчуган, стараясь вырваться из цепких рук.
— А ты, паршивец, случаем, не врешь? Если надул меня, голову тебе оторву. Я не потерплю, чтобы всякий тут лживый негодник выставлял меня перед джентльменами в непотребном виде. Я видывал, как они разъяряются, ежели что не так, и лишний раз мне такого не надо. Как рассвирепеют… Помню, одна леди, стоя вот на этом самом месте, аж заскрипела зубами от злости, а все потому, что я пожалел отдать лучший кусок говяжьей вырезки ее собачонке. Мадам свою псину всегда держала при себе, никогда глаз с нее не спускала. Она тогда еще больно стукнула меня по пальцам из-за этого проклятого тявкающего комка шерсти. Так что я не потерплю, чтобы жалкий бездельник вроде тебя выставил меня в дурном свете. Слышишь? — прорычал Тиббитс съежившемуся мальчишке.
— Ничего я не вру! — воскликнул тот, когда рука Тиббитса больно сжалась.
— Ладно, поганец, возвращайся в заднюю комнату, и чтобы я не слышал ни слова, ни звука, а не то… — И он дал тычка мальчугану, а сам направился в обеденный зал гостиницы.
Придирчивым взглядом хозяин окинул стол, который горничная накрывала для вечерней трапезы. Его накрыли сразу для нескольких постояльцев, так как небольшая столовая была сейчас занята вдовствующей герцогиней внушительной наружности. Теперь двум богатым на вид лондонским джентльменам, занявшим его лучшие комнаты, придется нынче пообедать в обществе друг друга, а возможно, с прибытием почтовой кареты и еще с несколькими постояльцами. Впрочем, в такую погоду карета могла опоздать не на один час. Тиббитс уже велел подготовить несколько комнат для пассажиров, которым придется заночевать в гостинице.
Он мысленно потер руки и ухмыльнулся в предвкушении щедрых чаевых, без которых наверняка не обойдется.
«Неплохая выдалась ночка», — подумал Тиббитс и подкинул поленьев в ярко горевший камин. Пламя взвилось вверх, рассеяв царивший в комнате полумрак, высветив контуром низкие дубовые балки потолка, почерневшие от огня, разжигаемого изо дня в день в широком зеве очага. На полках тускло поблескивали разнообразные оловянные кружки и плоские бутылки. Толстые свечи оплывали воском, бесформенно застывавшим на холодном металле медных шандалов.
Широкое лицо Тиббитса вновь расплылось в улыбке при мысли о золотых гинеях, которыми он набьет свой кошелек. Впрочем, сейчас ему не помешает и седло барашка, хорошенько прожаренное на вертеле.
Напротив, сэр Джейсон Бекингем вовсе не улыбался. Находясь в комнате как раз над головой Тиббитса, он угрюмо уставился в залитое дождем окно.
Сэр Джейсон был в ярости! Здесь, под одной с ним крышей, в соседней комнате, находился его злейший, несокрушимый враг лорд Алекс Тривейн. Как же он ненавидел само имя этого дьявола! Глазам своим не поверил, когда увидел всадника в гостиничном дворе. Огромный вороной конь нетерпеливо разбивал копытами комья грязи. Услужливые конюхи поспешно увели красавца жеребца.
Лорд Тривейн! Это имя звучало в его ушах громче и неприятнее оглушительных раскатов грома за окном. С тех пор как ненавистный лорд появился в его жизни, удача изменила сэру Джейсону. Незадолго до этого он выиграл весьма солидную сумму: наступила полоса везения, и он выигрывал одно пари за другим. Внушительные выигрыши в длившихся ночь напролет карточных баталиях впервые за долгое время позволили ему не бояться стука кредиторов в дверь.
Однако он слишком долго ходил с пустыми карманами, чтобы удовлетвориться подобным временным благосостоянием. Слишком хорошо была ему известна быстрота, с которой расходы прогрызают дыру в кошельке, и возвращаться опять в нищету, граничащую с унижением, он не собирался. Стесненные финансовые обстоятельства доставляли ему много неловких минут, превращая временами в навязчивого лизоблюда, презираемого в том числе и теми, кто купался в его притворной лести, отнимая остатки самоуважения, что было последним ударом по достоинству любого джентльмена.
В конце концов, он ведь всего-навсего хотел того, чего заслуживал по наследственному праву. Он был рожден джентльменом и, Бог свидетель, мог рассчитывать на подобающую жизнь. Вместо этого ему приходилось ловчить, со временем сэр Джейсон превратился в настоящего проныру. Он стал непревзойденным мастером по части интриг и умения уклоняться от неприятных вопросов. Сэр Джейсон не сомневался, что может заговорить зубы кому угодно и выйти сухим из воды. Этому научили его нужда и инстинкт самосохранения. Он убедил себя, что собственной его вины в этом нет: жизнь научила его изворачиваться.
Любящие родители, промотав свое состояние, внесли свою лепту в обнищание сына. После их смерти сэру Джейсону не досталось ничего, кроме непомерных долгов. Он рано столкнулся с жестокой и безжалостной необходимостью бороться за существование. В противном случае ему грозил переход на низшую ступень общества, не говоря уж о принадлежности к его сливкам. Родители его были известны в Лондоне как «королевская чета», «король и королева бубен». Их всегда можно было увидеть за какой-нибудь азартной игрой, казалось, они бросали вызов своей сноровкой не партнерам и противникам, а картам и удаче.
Сэр Джейсон унаследовал от родителей не их всепоглощающую тягу к игре, а только лишь их умение, которое и помогало ему наживаться на несчастьях других. Причем временами он не брезговал и передернуть карту в свою пользу. Не напрасно свет наградил его прозвищем Джокер, то есть шут королевской карточной семьи.
В обществе всегда могли рассчитывать на шутника Джокера, чтобы оживить вечер. Никто никогда не знал, чего от него можно ожидать и где он может вдруг объявиться. Он возникал как раз в ту минуту, когда скука тяжким облаком обволакивала присутствующих на рауте и все чувствовали острую необходимость увидеть новое лицо, особенно с какой-нибудь свежей, волнующей сплетней на устах.
Истинное лицо Джокера было скрыто, так что все радостно приветствовали его личину шутника, остроумца, клоуна, который обладал даром мгновенного тонкого ответа, умел без труда поддразнить и развеселить всех до упаду. Истинный сэр Джейсон жаждал власти и богатства любой ценой. Но теперь он больше не станет унижаться в свите какой-нибудь богатой пожилой герцогини или рябой коровы с большим приданым.
Внезапно ему улыбнулась удача. Появилась надежда соединить желания и потребности воедино. Редкая удача звалась Кэтрин Веллингтон. Трудно было поверить, но в ее прекрасном лице красота и богатство сочетались как нельзя лучше. Памятуя о том, что везение не может длиться бесконечно, а удача рано или поздно отвернется от него, он все же надеялся без помех достичь на этот раз своей цели — жениться на Кэтрин и завладеть ее богатством. Когда удача изменила ему, он не стал себя винить. Все боги Древнего Египта не смогли бы уберечь его от проигрыша. Карточный расклад оказался не в его пользу, и сдавала карты рука богов. Вернее, дьявол вмешался в его планы, дьявол в лице опекуна Кэтрин — лорда Тривейна.
Все, что мог бы он приобрести, женившись на Кэтрин, оказалось ему недоступным.
Он вспомнил ее первый лондонский сезон. Она была такой юной, наивной и легко обольщалась. Джейсон никогда по-настоящему не любил Кэтрин, но находил ее весьма привлекательной и временами забавной. Он считал будущий брак вполне терпимым, но тут явился дьявол с всевидящим янтарным взором и почти магическим мановением руки отдал Кэтрин и ее состояние в объятия другого.
Кэтрин, его золотая удача, была выдана замуж за какого-то подходящего сельского джентльмена. «Без сомнения, муж ее — напыщенный мордатый болтун, брюхатый и кривоногий, с висячим носом, красным от чрезмерного времяпрепровождения с сэром Джоном Ячменное Зерно, — ядовито рассуждал Бекингем и, обернувшись к большому настенному зеркалу, с удовольствием оглядывал свое породистое лицо и стройную фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Я вижу, леди Марианна, у вас назначена какая-то встреча, на которую вы опаздываете. Поэтому не смею задерживать. Ваш экипаж не должны видеть у моих дверей, — вежливо произнес лорд Тривейн; голос его звучал с холодным равнодушием, непроницаемый взгляд замечал смятение на ее лице. — Надеюсь, вам дорога ваша репутация.
Закусив нижнюю губку, леди Марианна нерешительно подняла на него глаза, но тут же нашлась. Губы ее изогнулись в обольстительной улыбке.
— По правде говоря, Линии уже ждет меня, я должна ехать, но мы можем увидеться завтра. Если, конечно, мне удастся найти время… Ты ведь знаешь, какой Линии собственник, так что вряд ли я смогу уделить тебе несколько минут, — кокетливо промурлыкала красавица, все еще пытаясь пробудить в нем ревность к герцогу.
— Видите ли, леди Марианна, завтра меня здесь не будет.
— О! А где же ты будешь? — полюбопытствовала она, небрежно натягивая красные лайковые перчатки, лихорадочно перебирая способы заманить его в свою постель.
— Меня не будет в Лондоне.
— Но ты не должен покидать Лондон! Ты не можешь просто оставить меня здесь! — потрясенная, воскликнула она. — Ты бежишь! — театрально провозгласила она. — Но в этом нет нужды! Если б ты забыл свою глупую гордость и…
— Леди Вудли, мои поступки больше не имеют к вам никакого отношения. И у меня никогда не было нужды оправдываться перед кем бы то ни было. А с тех пор как я решил покинуть Лондон, мне только и приходится этим заниматься, — с досадой произнес лорд Тривейн.
— Я не дам тебе уехать! — вне себя от страха вскричала Марианна. Она понимала, что если он уедет, она потеряет его навсегда. Он не сможет ревновать, если не будет видеть повода или не услышит о нем. И к тому же, покинув Лондон, он может встретить кого-то, какую-нибудь…
Она бросилась к нему на грудь, крепко прижалась и, обвив его шею руками, жадно поцеловала в губы, стараясь раздвинуть их своим ртом, но все было тщетно. Напротив, он оторвал от своей шеи ее руки и отпрянул от ее жарко льнущего тела. Ему хотелось убедить бывшую любовницу раз и навсегда, что все кончено. Желая быть более убедительным, он неожиданно для себя проговорил:
— Когда я в следующий раз вас увижу, я, вероятнее всего, буду уже женат, и вряд ли моя жена одобрит нашу маленькую интрижку. — Ему еле удалось скрыть усмешку при виде растерянного выражения ее хорошенького личика. Никакой жалости по отношению к женщине, использующей свое тело для шантажа мужчины, он не испытывал. А может, он и в самом деле женится. Это наверняка расставит все по местам и приведет в порядок его неприкаянную холостяцкую жизнь.
Он вспомнил о юной дочери своего ближайшего соседа по Уэстерли сквайра Блэкмора. Алекс давно ее не видел и даже не мог припомнить лица девушки, но, кажется, она была подходящего возраста, а сквайр постоянно намекал на желательность этого союза. Да, именно так, бесцветное ничтожество, девица, которая не доставит ему хлопот и не посмеет требовать от него каких-то чувств.
— Женишься? Ты? — Марианна истерически захохотала, уличая маркиза, по ее мнению, во лжи. — На ком, скажи на милость? Уж не на одной ли из тех жеманных простушек, которых постоянно навязывают тебе назойливые мамаши? Можешь жениться на дочери Брэдшоу, как там ее зовут, — протянула она, якобы вспоминая, — Мэри, да, да, Мэри. Конечно, лицо у нее лошадиное, но… А то есть еще Кэролайн, не помню фамилии, у нее огромное состояние, правда, бедняжка заикается и ужасно косит, но если ты твердо решил связать себя брачными узами… — Оборвав фразу на задумчивой ноте, она прикусила кончик тонкого пальца, как бы перебирая в памяти имена других девушек на выданье, из которых ему следовало выбирать.
Но в этот момент он холодно и жестко прекратил ее размышления:
— Боюсь, дорогая моя, вы не имели удовольствия встретить будущую леди Тривейн, так как она живет не в Лондоне.
— Не может быть, чтобы ты всерьез решил жениться! — ахнула Марианна, всматриваясь в суровое, непроницаемое лицо лорда Тривейна. — А как же твои заверения, что ты останешься навсегда холостяком? — язвительно заметила она. — Все это так неожиданно… После стольких лет вольготной холостяцкой жизни тебе трудно будет развеять мои сомнения. — Она вымученно улыбнулась. — Я поверю в эту бабушкину сказку, только когда буду иметь удовольствие познакомиться с этим образцом совершенства, этой прелестницей, которой удастся заполучить твое обручальное кольцо на палец… но ни минутой раньше!
Алекс медленно прошествовал к конторке, открыл ящичек, вынул оттуда пачку бумаг и стал их перебирать, не обращая внимания на Марианну, в замешательстве наблюдавшую за ним.
— Вот моя специальная лицензия, разрешение на брак без предварительного церковного оглашения, — небрежно обронил он, равнодушно глядя на потрясенное лицо леди Марианны. Она поспешила к конторке и, выхватив из рук лорда Тривейна бумагу, быстро пробежала ее глазами и тут же бросила, словно та обожгла ей пальцы.
Затем леди Вудли гордо выпрямилась и проплыла к двери, оставляя за собой шлейф густого, удушливого аромата. На пороге она обернулась к лорду Тривейну. Тот стоял, лениво облокотясь на конторку, и с циничной усмешкой медленно затягивался душистой черутой. Самоуверенно тряхнув кудрявой головкой, она вздернула плечико и предостерегающе произнесла:
— Не делай того, о чем мы потом оба пожалеем. А эту дурацкую бумажку я не собираюсь принимать всерьез, она гроша ломаного не стоит!
Несколько минут после ухода Марианны Алекс стоял неподвижно, уставясь на закрытую дверь, и вздохнул свободно, лишь когда услышал звук колес ее отъезжающего экипажа. Он сам не знал, как его осенило убедить ее в серьезности намерения жениться на другой, вспомнив о специальной лицензии. Два дня назад он отобрал ее у Питера. Младший брат, в очередной раз промотавший кучу денег, требовал у Алекса новую сумму, грозя сбежать и жениться на актрисе, которой был увлечен последнее время. При этом Питер потрясал лицензией, которая вскоре так неожиданно сослужила службу Алексу. Впрочем, Марианна никогда об этом не узнает.
Затем, поддавшись внезапному порыву, он поспешно вызвал своего камердинера и объявил, что они едут немедленно, не дожидаясь утра, как было задумано ранее. Приказав Доусону отменить все его вечерние обязательства, он быстро переоделся в дорожное платье.
Растерянный, обескураженный камердинер получил распоряжение встретить хозяина завтра поутру с каретой около гостиницы «Привал путника». Спустя час лорд Три-вейн уже скакал прочь от Лондона, оседлав любимого Шейха.
Оглядывая бескрайние просторы полей и лугов, Алекс с жадностью вдыхал прохладный, напоенный живительным ароматом воздух, чувствуя, как ласкает ветер его лицо. Шейх стрелой летел сквозь сгущающиеся сумерки, и пыль из-под его копыт облаком неслась за ними.
— Помедленнее, парень, — мягко произнес Алекс, слегка натягивая поводья. — Не испугать бы самого дьявола.
Он громко засмеялся низким звучным смехом, полным беззаботного веселья. Ничто в мире ему не помеха. Нет ни тревог, ни забот. Всадник пришпорил коня, и они неистово помчались по дороге с ветром и грозовыми тучами наперегонки. Модный широченный плащ полоскался на ветру у него за плечами.
Глава 4
О, подлость! Пусть закрыта дверь,
Предательство войти в нее сумеет.
В. Шекспир
Ветер, усилившийся к вечеру, срывал листья с окружавших гостиницу деревьев и швырял их в ее старые стены, вздымая и унося к темным, унылым холмам, еле видным в гаснущем свете сумерек. Мелкий дождичек, который заморосил около полудня, постепенно перешел в настоящий потоп. Ничто так не раздражало Тиббитса, хозяина гостиницы «Привал путника», как ненастье. Плохая погода никак не способствовала делам, а лишь подбавляла работы. Дождь выявлял латаные-перелатаные дыры и трещины в кровле и лился сквозь них на пол, а то и, не приведи Господи, на какого-нибудь постояльца. Гостиница стояла на бойком месте — пересечении дорог, ведущих к Лондону с севера и с побережья. Так что здесь постоянно останавливались путешественники, не говоря уже о почтовых каретах, которые регулярно высаживали тут пассажиров для пересадки в другую карету или просто чтобы сменить усталых лошадей и дать ездокам размять ноги перед следующим этапом пути.
— Вернись, окаянный! — завопил Тиббитс, заметив подростка, прошмыгнувшего мимо по узкому коридору к выходу. Протянув длинную волосатую лапу, он ухватил паренька за шиворот. — Куда это ты направился? Я что, не велел тебе убраться у джентльмена в комнате? — продолжал хозяин, тряся мальчишку как грушу.
— Дык я и убирался, пока энтот джент не отправил меня подальше… и еще глянул так погано. Ну я и решил не перечить и смылся оттуда, — угрюмо объяснил мальчуган, стараясь вырваться из цепких рук.
— А ты, паршивец, случаем, не врешь? Если надул меня, голову тебе оторву. Я не потерплю, чтобы всякий тут лживый негодник выставлял меня перед джентльменами в непотребном виде. Я видывал, как они разъяряются, ежели что не так, и лишний раз мне такого не надо. Как рассвирепеют… Помню, одна леди, стоя вот на этом самом месте, аж заскрипела зубами от злости, а все потому, что я пожалел отдать лучший кусок говяжьей вырезки ее собачонке. Мадам свою псину всегда держала при себе, никогда глаз с нее не спускала. Она тогда еще больно стукнула меня по пальцам из-за этого проклятого тявкающего комка шерсти. Так что я не потерплю, чтобы жалкий бездельник вроде тебя выставил меня в дурном свете. Слышишь? — прорычал Тиббитс съежившемуся мальчишке.
— Ничего я не вру! — воскликнул тот, когда рука Тиббитса больно сжалась.
— Ладно, поганец, возвращайся в заднюю комнату, и чтобы я не слышал ни слова, ни звука, а не то… — И он дал тычка мальчугану, а сам направился в обеденный зал гостиницы.
Придирчивым взглядом хозяин окинул стол, который горничная накрывала для вечерней трапезы. Его накрыли сразу для нескольких постояльцев, так как небольшая столовая была сейчас занята вдовствующей герцогиней внушительной наружности. Теперь двум богатым на вид лондонским джентльменам, занявшим его лучшие комнаты, придется нынче пообедать в обществе друг друга, а возможно, с прибытием почтовой кареты и еще с несколькими постояльцами. Впрочем, в такую погоду карета могла опоздать не на один час. Тиббитс уже велел подготовить несколько комнат для пассажиров, которым придется заночевать в гостинице.
Он мысленно потер руки и ухмыльнулся в предвкушении щедрых чаевых, без которых наверняка не обойдется.
«Неплохая выдалась ночка», — подумал Тиббитс и подкинул поленьев в ярко горевший камин. Пламя взвилось вверх, рассеяв царивший в комнате полумрак, высветив контуром низкие дубовые балки потолка, почерневшие от огня, разжигаемого изо дня в день в широком зеве очага. На полках тускло поблескивали разнообразные оловянные кружки и плоские бутылки. Толстые свечи оплывали воском, бесформенно застывавшим на холодном металле медных шандалов.
Широкое лицо Тиббитса вновь расплылось в улыбке при мысли о золотых гинеях, которыми он набьет свой кошелек. Впрочем, сейчас ему не помешает и седло барашка, хорошенько прожаренное на вертеле.
Напротив, сэр Джейсон Бекингем вовсе не улыбался. Находясь в комнате как раз над головой Тиббитса, он угрюмо уставился в залитое дождем окно.
Сэр Джейсон был в ярости! Здесь, под одной с ним крышей, в соседней комнате, находился его злейший, несокрушимый враг лорд Алекс Тривейн. Как же он ненавидел само имя этого дьявола! Глазам своим не поверил, когда увидел всадника в гостиничном дворе. Огромный вороной конь нетерпеливо разбивал копытами комья грязи. Услужливые конюхи поспешно увели красавца жеребца.
Лорд Тривейн! Это имя звучало в его ушах громче и неприятнее оглушительных раскатов грома за окном. С тех пор как ненавистный лорд появился в его жизни, удача изменила сэру Джейсону. Незадолго до этого он выиграл весьма солидную сумму: наступила полоса везения, и он выигрывал одно пари за другим. Внушительные выигрыши в длившихся ночь напролет карточных баталиях впервые за долгое время позволили ему не бояться стука кредиторов в дверь.
Однако он слишком долго ходил с пустыми карманами, чтобы удовлетвориться подобным временным благосостоянием. Слишком хорошо была ему известна быстрота, с которой расходы прогрызают дыру в кошельке, и возвращаться опять в нищету, граничащую с унижением, он не собирался. Стесненные финансовые обстоятельства доставляли ему много неловких минут, превращая временами в навязчивого лизоблюда, презираемого в том числе и теми, кто купался в его притворной лести, отнимая остатки самоуважения, что было последним ударом по достоинству любого джентльмена.
В конце концов, он ведь всего-навсего хотел того, чего заслуживал по наследственному праву. Он был рожден джентльменом и, Бог свидетель, мог рассчитывать на подобающую жизнь. Вместо этого ему приходилось ловчить, со временем сэр Джейсон превратился в настоящего проныру. Он стал непревзойденным мастером по части интриг и умения уклоняться от неприятных вопросов. Сэр Джейсон не сомневался, что может заговорить зубы кому угодно и выйти сухим из воды. Этому научили его нужда и инстинкт самосохранения. Он убедил себя, что собственной его вины в этом нет: жизнь научила его изворачиваться.
Любящие родители, промотав свое состояние, внесли свою лепту в обнищание сына. После их смерти сэру Джейсону не досталось ничего, кроме непомерных долгов. Он рано столкнулся с жестокой и безжалостной необходимостью бороться за существование. В противном случае ему грозил переход на низшую ступень общества, не говоря уж о принадлежности к его сливкам. Родители его были известны в Лондоне как «королевская чета», «король и королева бубен». Их всегда можно было увидеть за какой-нибудь азартной игрой, казалось, они бросали вызов своей сноровкой не партнерам и противникам, а картам и удаче.
Сэр Джейсон унаследовал от родителей не их всепоглощающую тягу к игре, а только лишь их умение, которое и помогало ему наживаться на несчастьях других. Причем временами он не брезговал и передернуть карту в свою пользу. Не напрасно свет наградил его прозвищем Джокер, то есть шут королевской карточной семьи.
В обществе всегда могли рассчитывать на шутника Джокера, чтобы оживить вечер. Никто никогда не знал, чего от него можно ожидать и где он может вдруг объявиться. Он возникал как раз в ту минуту, когда скука тяжким облаком обволакивала присутствующих на рауте и все чувствовали острую необходимость увидеть новое лицо, особенно с какой-нибудь свежей, волнующей сплетней на устах.
Истинное лицо Джокера было скрыто, так что все радостно приветствовали его личину шутника, остроумца, клоуна, который обладал даром мгновенного тонкого ответа, умел без труда поддразнить и развеселить всех до упаду. Истинный сэр Джейсон жаждал власти и богатства любой ценой. Но теперь он больше не станет унижаться в свите какой-нибудь богатой пожилой герцогини или рябой коровы с большим приданым.
Внезапно ему улыбнулась удача. Появилась надежда соединить желания и потребности воедино. Редкая удача звалась Кэтрин Веллингтон. Трудно было поверить, но в ее прекрасном лице красота и богатство сочетались как нельзя лучше. Памятуя о том, что везение не может длиться бесконечно, а удача рано или поздно отвернется от него, он все же надеялся без помех достичь на этот раз своей цели — жениться на Кэтрин и завладеть ее богатством. Когда удача изменила ему, он не стал себя винить. Все боги Древнего Египта не смогли бы уберечь его от проигрыша. Карточный расклад оказался не в его пользу, и сдавала карты рука богов. Вернее, дьявол вмешался в его планы, дьявол в лице опекуна Кэтрин — лорда Тривейна.
Все, что мог бы он приобрести, женившись на Кэтрин, оказалось ему недоступным.
Он вспомнил ее первый лондонский сезон. Она была такой юной, наивной и легко обольщалась. Джейсон никогда по-настоящему не любил Кэтрин, но находил ее весьма привлекательной и временами забавной. Он считал будущий брак вполне терпимым, но тут явился дьявол с всевидящим янтарным взором и почти магическим мановением руки отдал Кэтрин и ее состояние в объятия другого.
Кэтрин, его золотая удача, была выдана замуж за какого-то подходящего сельского джентльмена. «Без сомнения, муж ее — напыщенный мордатый болтун, брюхатый и кривоногий, с висячим носом, красным от чрезмерного времяпрепровождения с сэром Джоном Ячменное Зерно, — ядовито рассуждал Бекингем и, обернувшись к большому настенному зеркалу, с удовольствием оглядывал свое породистое лицо и стройную фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36