Что-то поделывает сейчас лорд Тривейн? Бекингем широко ухмыльнулся, со злорадством перебирая картины позора и унижения сиятельного маркиза Он чувствовал себя на седьмом небе от торжества над непобедимым лордом Тривейном. О! Если бы он мог поведать об этом всему Лондону!.. Великий маркиз загнан в угол, он в его, сэра Джейсона, власти. Но разумеется, каким образом это произошло, он никогда никому не расскажет. В противном случае Бекингему была заказана дорога в Олмэк и другие фешенебельные клубы.
Он был далеко не глуп и сознавал, что если лорд Тривейн когда-либо заподозрит или, тем паче, найдет доказательства, что это дело рук его, Бекингема, дни сэра Джейсона будут сочтены. Он с содроганием вспомнил, как маркиз виртуозно владеет оружием. О нет, он никогда не признается в этом преступлении… или достижении, как предпочел бы это назвать он сам. По крайней мере не Тривейну, хотя он мог вспомнить кое-кого, кто с удовольствием выслушал бы эту побасенку и кому было бы приятно ее рассказать. Нет, он еще не закончил с всемогущим маркизом. О нет!
Сэр Джейсон подумал о том, как благодаря ему и Твиллингтону все в «Уайтсе» и у Ватье уже познакомились с этой забавной историей. Твиллингтон! Вот кто оказался нежданным подарком судьбы. Нежданным, но бесценным. Надо же было такому случиться, чтобы этот светский болтун объявился в гостинице как нельзя кстати. Лучшего и желать было нельзя!
Еще когда он сидел внизу, разговаривая с мисс Димерайс, у него мелькнула неопределенная мысль как-то ее использовать. Но он никак не мог сообразить как. Судя по жалкой одежонке девушки, она могла бы принять деньги и помочь ему заманить лорда Тривейна в ловушку. Но, к несчастью, он ошибался. У него в голове даже мелькнула мысль об убийстве путешественницы, чтобы затем обвинить в содеянном его светлость, но это было чревато большими неприятностями. Он мучительно раздумывал, как ему поступить, и тут вдруг Твиллингтон стал бормотать что-то насчет какой-то генеральской семьи, которая взвилась и потребовала сатисфакции и денег за свою дочку, совращенную неким светским щеголем.
Именно тогда родилась идея, сразу завладевшая сэром Джейсоном. Он должен каким-то образом связать лорда Тривейна с добродетельной мисс Димерайс. Жаль, конечно, что она оказалась такой красавицей, потому что он предпочел бы впутать лорда Тривейна в историю со слезливой старой девой.
Влить снотворное в их тодди оказалось проще простого. Он всего-навсего взял пузырек с настойкой опия, который возил с собой на случай бессонницы, и, заказав на всех горячий тодди с ромом, перехватил Тиббитса с подносом. Отправив его обратно на кухню за лишним стаканом для себя, он проворно влил зелье в обе кружки. Затем попросил хозяина гостиницы одну из них передать мисс Димерайс с его наилучшими пожеланиями, а остальные сам отнес к камину.
Все оказалось совсем не трудно. Глаза лорда Тривейна стали слипаться, и маркиз удалился на покой. Сэр Джейсон оставался внизу, у камина, выжидая, пока маркиз заснет покрепче. Затем сэр Джейсон пробрался в комнату мисс Димерайс, подошел к кровати и услышал ее глубокое дыхание. Сонное зелье сделало свое дело. Он зажег свечу, осторожно раздел спящую девушку, помедлил мгновение, восхитившись ее наготой, затем поднял обмякшее тело Элисии и крадучись понес его по коридору в комнату лорда Тривейна. Там он опустил ее на постель рядом с маркизом и поспешил раздеть его. На какую-то минуту он ощутил испуг от того, что так все легко получилось. Но затем пожал плечами, сочтя это еще одним проявлением блестящей изворотливости своего ума.
Ему никогда не забыть тот прилив возбуждения, который он испытал, когда, войдя вместе с Твиллингтоном утром в комнату маркиза, увидел два сплетенных в объятиях тела. Это было весьма неожиданно, особенно если вспомнить, как отнеслись друг к другу мисс Димерайс и лорд Тривейн накануне вечером. Однако маркиз был мужчиной и, обнаружив в своей постели красивую обнаженную женщину, не упустил своего. Сэр Джейсон не завидовал мисс Димерайс, которой предстояло долгое объяснение с маркизом.
Бекингема распирало любопытство, ему хотелось узнать, о чем думает прелестная девушка. Вид у нее был растерянный, смущенный и очень трогательный. Бедная мисс Димерайс! Незавидная участь оказаться во власти мужчины, которого она недавно облила презрением! Ирония судьбы.
Он бы вовсе не удивился, если б маркиз после этого просто бросил ее, отказавшись жениться, несмотря на сплетни. Но лорд Тривейн славился умением ценить красоту. Возможно, он сделает ее своей любовницей, что наиболее вероятно, особенно если вспомнить его явное стремление и желание овладеть надменной мисс Димерайс.
Что ж, уже не имело значения, захочет жениться лорд Тривейн на девушке или нет: репутация его будет так опорочена, что даже самые отчаянные в своей охоте за женихами мамаши дважды подумают, прежде чем решиться стать его тещей. Сэр Джейсон сомневался, что лорд Тривейн вообще сумеет теперь найти себе подходящую и приемлемую для общества жену. Особенно если подтвердится слух о том, что его собираются вышвырнуть из Олмэка.
Но главная победа заключалась в том, что Бекингему удалось перехитрить лорда Тривейна. Маркиз какое-то время находился в его власти, в полной зависимости. Господи, да если б захотел, лорд Джейсон мог запросто, пока ненавистный маркиз спал, вонзить ему нож под ребра. Но конечно, несравненно большим наслаждением было видеть, как тот корчится, вынужденный либо жениться против воли, либо покрыть свое имя и титул несмываемым позором. Пусть до сих пор его репутация не блистала чистотой, но даже для маркиза существовала некая черта, которую нельзя безнаказанно переступать.
Сэру Джейсону даже хотелось, чтобы Тривейн прогнал мисс Димерайс прочь. Тогда бы он нашел ее и предложил ей свое покровительство… сделал бы ее своей любовницей. Прелестное создание! Он вспомнил, как призрачно светилось в мерцании свечи ее тело. Да, ему следует хорошенько подумать о таком повороте событий. И он снова не удержался от усмешки при мысли о том, в какой переплет попал спесивый аристократ.
Элисия опустила глаза и старалась разглядеть в темноте свои руки. Она не могла увидеть витое золотое кольцо, которое лорд Тривейн снял с мизинца и надел ей на безымянный палец, но, накрыв его ладонью второй руки, могла ощутить его изогнутую форму. Оно оттягивало палец своим весом и ощущением чего-то постороннего, являясь знаком ее принадлежности хозяину, так как меньше часа назад она дала клятву любить и покоряться этому незнакомцу, молчаливо сидевшему сейчас в карете напротив нее.
Что же это был за человек, ее новоиспеченный муж? Она не могла не думать об этом, украдкой поглядывая на его четкий профиль, изредка высвечиваемый всполохами молний, озарявшими карету. Он сидел, небрежно откинувшись на подушки и вытянув длинные ноги на противоположное пустое сиденье.
Она была теперь его женой, леди Тривейн, а сама едва могла заставить себя назвать его по имени. Она с юности мечтала, что когда-нибудь влюбится, выйдет замуж и будет растить детей, которым отдаст всю свою любовь и нежность… Какая сумасбродная детская наивность! Только теперь она поняла, насколько же уязвимой сделали ее эти мечты.
Элисия с тоской вспомнила родителей и стала размышлять о том, как бы они отнеслись к такому повороту ее судьбы. Они не разделяли бытовавшее в свете мнение о пользе устроенных браков. Их собственный счастливый опыт заставлял верить только в брак по любви. Они никогда не позволили бы дочери принести себя в жертву и вступить в брак по расчету ради какой бы то ни было выгоды. Но несмотря ни на что, она сидела в карете, выйдя замуж за беспутного светского щеголя, богатого, красивого и не знающего жалости при достижении своих целей. Этого человека, холодного как лед, нимало не трогали ее переживания и чувства.
Почему он настоял на браке с ней? Он не счел нужным скрывать, что никто не может заставить его сделать что-либо против его воли и желания. Репутация у него и без того не из лучших. Одним скандалом больше, одним меньше — суть дела от этого не менялась. Он заявил о своем желании иметь наследника. Что ж, вокруг наверняка хватало женщин, которые сочли бы за честь родить ему детей. Но только не она! И если он решил, что Элисия ему покорится, то он жестоко ошибся. Любви здесь и близко нет. Хотя Элисия знала, что возбуждает в нем желание. И мысленно поклялась не уступать маркизу.
Она до сих пор ничего не могла понять. Если он всего-навсего желал ее, почему же не сделал свое дело нынче утром, когда она лежала беспомощная, целиком в его власти, раздавленная его силой? У него не было никаких причин жениться на ней… Он явно не относился к тем, кого встревожила бы участь девушки с подмоченной репутацией.
Элисия содрогнулась, подумав о том, что едва не случилось с ней сегодня утром. Мурашки побежали у нее по коже при воспоминании о том, как близко было падение.
— Продрогла? — раздался из темноты голос Тривей-на. Не дожидаясь ответа, он наклонился и притянул Эли-сию к себе на колени, закутал своим плащом ее дрожащее тело и крепко сжал в объятиях. — Лучше? — пробормотал он, щекоча теплым дыханием ее шею.
— Да, благодарю вас, но мне было вполне удобно и на прежнем месте, — задыхаясь, проговорила Элисия, стараясь высвободиться, но его руки лишь крепче сомкнулись вокруг нее.
— Сиди спокойно, — мягко пророкотал он, и губы его ласкающе скользнули ей за ушко.
— Пожалуйста, — умоляюще произнесла она, чувствуя, как при этом прикосновении новая волна озноба прокатилась у нее по телу.
— Что пожалуйста, дорогая моя… жена? — еле слышно засмеялся маркиз, и губы его наконец прильнули к ее губам. Он целовал ее долго и страстно, его рот безжалостно раздвинул ее губы, неумолимо вжимая жестокий поцелуй в их нежную покорность. Она чувствовала на себе движение его ищущих рук. Вот они обнаружили маленькие пуговки ее лифа и осторожно расстегнули их. Его ладонь скользнула внутрь, лаская теплую упругую плоть. Губы его оторвались от ее рта и двинулись вниз по шее, пока он не уткнулся лицом ей в грудь, упиваясь ароматом ее тела и судорожно сжимая ее в объятиях.
— Ты пахнешь как сад, полный роз и жасмина, — хрипло прошептал лорд Тривейн. Губы его снова вернулись к ее лицу, и он вновь стал покрывать ее поцелуями — безумными, страстными, вновь жадно впился в ее рот, пока она не почувствовала, что задыхается.
Наконец он оторвался от ее воспаленных губ и стал осыпать ей лоб, виски и щеки дождем легких летучих поцелуев. Одной рукой он притянул ее к своему плечу, а вторую по-хозяйски положил ей на грудь, взяв в горсть ее сочную упругую тяжесть. Откинув голову, он прикрыл глаза, на твердых мужских губах играла торжествующая улыбка.
Спустя какое-то время Элисия услышала под ухом его ровное дыхание. «Он просто дьявол», — подумала она со слезами, совершенно обескураженная от тех чувств, которые он в ней пробудил. Ей следовало бы презирать его. И разумеется, она его презирала, но одновременно он заставлял ее испытывать такую слабость, такой жар. Этого никогда с ней не случалось. Она была сама не своя, не находя никакого объяснения доселе неизведанным чувствам. Все эти странные ощущения где-то внутри… когда она так его ненавидит! Элисия закрыла глаза, раздумывая о его поцелуях, и задремала… по-прежнему прильнув щекой к его сердцу.
Она проснулась от резкого толчка. Карета остановилась. Сонно оглядевшись вокруг, Элисия выпрямилась, с удивлением обнаружив, что сидит на своей стороне сиденья. Она торопливо пробежалась по пуговицам платья. Лиф был застегнут наглухо.
Может быть, ей все приснилось? Эти требовательные жаркие поцелуи? Однако, беспокойно облизнув губы, Элисия почувствовала, что они немного припухли. Она вопросительно поглядела на лорда Тривейна, который, забавляясь, наблюдал за ней своими золотыми глазами с отблесками света, струившегося в открытую дверцу кареты. Нет, по недвусмысленному выражению его глаз она поняла, что это был не сон, и залилась краской до корней волос.
— Идем, дорогая моя жена, — сказал маркиз, выбираясь из кареты и протягивая ей руки, — наконец-то мы дома.
Под дождем Элисия и лорд Тривейн поспешно миновали тяжелые, толстые дубовые двери с резными филенками, окованными медью, и вошли через арку в просторный холл.
Вот они уже шли по длинному, широкому залу, потолок которого простирался ввысь, переходя в покатую крышу. Витражи коньковых окон бросали вниз сияющие алые, синие и зеленые блики. Галерея с коваными железными перилами шла вдоль стен всего зала. Ее поддерживали массивные, расширяющиеся кверху колонны, прочна укрепленные в мозаичном полу.
Элисия стояла не двигаясь, пока лорд Тривейн посылал за экономкой. Неверное пламя торопливо зажженных кенкетов бросало на его лицо тревожные тени. Большая часть зала была погружена во тьму, массивные столы и стулья в неровном свете казались жуткими созданиями ада.
Вдруг отворилась дверь в конце зала под галереей. Возникший в проеме луч света подплыл ближе, и в нем явилось морщинистое лицо с веселыми глазами над пламенем свечи, зажатой в узловатой старческой руке.
— Милорд, — проговорил старик запинающимся от удивления голосом, — мы понятия не имели, что следует вас ждать. Ваш посыльный ненамного обогнал вас с этой вестью.
С любопытством посматривая на закутанную в плащ Элисию, старик распорядился, чтобы прибежавшие наспех одетые, сонные лакеи отнесли наверх их вещи.
— Нам понадобятся главные хозяйские комнаты, — остановил лорд Тривейн дворецкого, велевшего поставить корзинку Элисии в комнату для гостей. Старик на мгновение застыл с ошеломленным видом. Он приказал лакеям исполнить волю хозяина, но не мог скрыть осуждения во взгляде.
— Не гляди так сурово, Браун, — рассмеялся маркиз. — Я не нарушил правил. Разреши представить тебе мою жену, леди Тривейн. — Он потянул Элисию вперед, чтобы она стала рядом с ним, и обнял ее за плечи.
— Вашу жену? — прохрипел Браун. Потрясение на его лице сменилось удовольствием, он поклонился, быстро приходя в себя. — Счастлив приветствовать вас, леди Тривейн. Добро пожаловать в Уэстерли.
— Спасибо, Браун. — Лорд Тривейн тепло улыбнулся старику, несказанно изумив наблюдавшую за ним Элисию. Она считала, что он не способен на добрые, человеческие, теплые чувства. — Браун служит семье больше полувека, мы все под его присмотром, — добавил лорд Тривейн, бросив на дворецкого страдальческий взгляд.
— И с каких это пор вы слушаетесь меня, милорд? — откликнулся тот с вольностью старого доверенного слуги.
— Я вот завел себе наконец жену. Помнится, ты… — Но тут он был прерван воплем, который раздался откуда-то сверху.
А затем на величественной лестнице в конце зала появилась торопливо спускающаяся маленькая фигурка.
— Милорд, — требовательно воскликнула она. — Что это вы заявляетесь сюда посреди ночи? Вечно вы будоражите весь дом, с детства у вас эта привычка. — И она засмеялась, явно обрадованная его приездом, несмотря на поздний час.
— Элисия, дорогая моя, я хочу познакомить тебя с миссис Дэнфилд, моей старой няней и домоправительницей Уэстерли с тех пор, как ее питомец перестал нуждаться в ее заботах. Дэни, это моя жена, леди Элисия Тривейн.
Подавленная и растерянная в новой обстановке, Элисия посмотрела в добрые темные, как две смородинки, глаза и улыбнулась милой, робкой улыбкой, невольно умоляя о поддержке и сочувствии.
— Леди Тривейн. — Миссис Дэнфилд присела в книксене, бросая укоризненные взгляды на его милость. — Значит, вы уехали и женились, ничего мне не сказав. Что подумает ваша невеста? Дом темный, холодный, слуги не приветствуют, угощения нет!.. — Она окинула беглым взором усталую фигуру Элисии, подметив старый плащ, штопаные перчатки и напряженное выражение юного лица.
— Мы и не ждали никакой шумихи, — отрывисто отозвался лорд Тривейн. — Моя невеста и я… мы предпочитаем, чтобы все шло как обычно. — Голос его звучал сурово и властно.
— Ладно, — досадливо передернула плечами миссис Дэнфилд, недоуменно оглядев молодоженов. — Не каждый день вы привозите домой невесту. Я уж было засомневалась, что это когда-нибудь сбудется. Как удалось вам найти такое прелестное и неиспорченное дитя? — поинтересовалась она, одаривая Элисию дружеской улыбкой, на которую Элисия ответила тем же. «Нет, это вовсе не какая-то там жеманная столичная штучка, воображающая о себе невесть что», — с облегчением вздохнула миссис Дэнфилд. — Не думала я, что приличная мать подпустит вас к своим дочерям ближе чем на милю. — Она нахмурилась, прекрасно зная о его скандальной репутации.
— О, Дэни, не нашлось на земле силы, способной нас разлучить, — чуть поколебавшись, принялся объяснять лорд Тривейн. — Можно сказать, однажды утром мы открыли глаза и увидели свет нашей взаимной любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36