А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


С этого времени дон Хуан впал в немилость и испытал немало унижений. Первым из них стало возвращение королевы-матери, с триумфом явившейся ко двору, чтобы занять свое место на церемонии бракосочетания сына. Она не пощадила своего врага и, желая окончательно сломить его, приложила все усилия, чтобы разжечь страсть короля к принцессе, была добра и снисходительна ко всем безумствам влюбленного и уверяла, что всей душой полюбит невестку, что уже любит ее и сделает все от нее зависящее для счастья будущей королевы.
Дон Хуан, удалившийся в свой дворец, не обладал уже никакой властью. Он заболел, но двор даже не поинтересовался, что с ним случилось. Когда гранды отправились встречать невесту короля, никто не соизволил предупредить об этом дона Хуана; так он и умер от злости незадолго до прибытия Луизы Орлеанской в Мадрид.
Придворные шутники острили по этому поводу, утверждая, что он скончался намеренно, лишь бы не видеть ее.
Так закончилось царствование дона Хуана, ибо это и в самом деле было царствование; так второй дон Хуан, второй бастард Испанский, хотя и не достиг славы первого, оказался более его обласканным судьбой. Фортуна так же слепа, как любовь, и часто эти слепые сталкиваются друг с другом! Стоит ли удивляться, что порой они сбиваются с пути.
Итак, король, как я уже сказала, устремился к невесте, и его сопровождали архиепископ Бургоса и псе придворные. Карл встретил принцессу в маленькой деревушке, расположенной в нескольких льё от Бургоса. Увидев кортеж, король не стал ждать, пока принцесса выйдет из своих дорожных носилок, как ей было положено, сам бросился к ним, чтобы поскорее увидеть невесту, и стал пристально рассматривать ее.
Она была очень красива в своем французском наряде, украшенном поразительной россыпью драгоценностей. Король пришел в восхищение и тут же повел ее в свою большую карету, по моде этой страны не имеющую защитных стекол, что было очень неудобно для седока, к тому же очень вредно для цвета его лица, тем более что здесь не носили полумасок.
— Сударыня, — с несравненной страстью, присущей героям Корнеля, заявил король, — мы поженимся немедленно: я сгорал от нетерпения, желая увидеть вас, и дольше не намерен ждать.
Будущая королева не настолько торопилась под венец, но возразить ничего не могла, лишь покраснела и опустила глаза.
Королю попытались объяснить, что в этот день совершать церемонию уже поздно, что для этого еще ничего не готово, да и его высокопреосвященство архиепископ не может отслужить мессу, поскольку это делается натощак.
— Ну что ж, — ответил король, — пусть до полуночи в деревенской церкви подготовят все, что нужно, а архиепископ, я полагаю, сможет отслужить мессу потом.
Никакие доводы и уговоры не возымели действия, королева-мать только напрасно потратила на них время.
И вот весь двор расположился в убогом деревенском домишке, красуясь бархатом и парчой среди нечистот, ибо испанские деревенские дома больше похожи на клоаки, нежели на жилища. Пришлось искать обивку, чтобы затянуть ею ветхие стены церкви; к счастью, архиепископ привез с собой необходимую церковную утварь. Сделали все что смогли, но роскоши, пышности, которых требовала такая церемония, не получилось — никогда еще чопорная и щепетильная испанская монархия не знала ничего подобного. Старики поднимали глаза к Небу, уверяя, что теперь все погибло.
Король ни на шаг не отходил от принцессы, его с трудом удалось убедить, что нужно на время оставить невесту и дать ей возможность переодеться. Платье принцессы было пышное по испанской моде, все француженки из ее свиты надели такие же наряды. Одна из них, мадемуазель Ворелон, младшая воспитательница принцессы, умерла в своих дорожных носилках именно в этот день, поскольку ни за что не соглашалась остаться в стороне от происходящего, несмотря на свою болезнь и просьбы окружающих. Ее смерть опечалила мадемуазель Орлеанскую; она любила старую женщину, унесшую с собой воспоминания о ее детстве. Мадемуазель Ворелон оплакивала вся французская свита, но прежде всего ее госпожа.
Пока одевали невесту, герцогиня де Терранова с громкими восклицаниями и вздохами, но со всей строгостью начала исполнять свои обязанности в этой убогой хижине. Совсем рядом вдруг послышались крики и бряцание оружия — принцесса вскрикнула и задрожала от страха. Когда она спросила, что происходит, главная камеристка заметила в ответ, что интересоваться подобными вещами королеве не пристало. Но одна из служанок-француженок была чрезвычайно взволнована.
— О госпожа! — воскликнула она. — Ваше величество должны выйти немедленно! Тут два господина, и, если им не помешать, они сейчас убьют друг друга.
XI
А ссора заключалась в следующем.
Герцог де Осуна, правитель Миланского государства, государственный советник, глава канцелярии и главный конюший королевы, стоял на посту у дверей ее комнаты с таким видом, какой и представить себе невозможно где-нибудь еще, помимо Испании.
Герцог де Асторга, молодой и красивый кабальеро, увидев портрет мадемуазель Орлеанской, подобно королю был охвачен той романтической и рыцарской страстью к ней, которую не встретишь ни в одной другой стране. Преданность герцога простиралась до того, что ради одного взгляда прекрасных глаз принцессы он готов был достать луну с неба, если бы его об этом попросили.
Герцог де Асторга, состоявший в должности главного мажордома королевы, стоял у той же двери. Несмотря на молодость и наперекор всем престарелым придворным, ему доверили эту должность — герцога очень любила королева-мать, поскольку его отец был одним из ее фаворитов.
Молодого кабальеро любил также король и все те, кто знал его. Он принадлежал к числу тех обаятельных красавцев, которых обожают везде, настолько они располагают к себе.
Герцог де Осуна сначала отпустил несколько реплик по поводу опасности, которую представляют собой безмозглые головы, допущенные в окружение королевы, ведь они могут заставить ее совершать глупости. А герцог де Асторга стал возмущаться обычаем окружать старцами семнадцатилетнюю особу — среди них ей ничего не остается, как умереть от скуки!
Спор разгорелся до такой степени, что противники перешли на личности, более того — дело дошло до нападок на королеву.
— Кто знает, если бы нас здесь не было, как далеко легкомыслие и распущенность завели бы француженку, не привыкшую в своей греховной стране испытывать уважения к Богу, Церкви и приличиям! — в ярости восклицал де Осуна.
Услышав слова, непосредственно задевавшие его кумира, герцог де Асторга не мог более владеть собой; он набросился на своего врага как безумный, уже обнажив шпагу; к счастью, г-жа де Грансе, направлявшаяся к королеве, чуть ли не силой заставила его вложить шпагу в ножны. Как нам известно, в эту же минуту в происходящее вмешалась и служанка-француженка.
Королева, еще не полностью причесанная, поднялась и направилась к двери, но герцогиня де Терранова протянула руку, преграждая ей путь.
— Ни шагу дальше, сударыня!
— Но, сударыня, — воскликнула юная принцесса, — нужно помешать кровопролитию!
— Этому помешают и без вас, сударыня. Состоя у вас на службе, я считаю своим долгом не допустить, чтобы вы, ваше величество, скомпрометировали себя по вине своих подданных: позвольте заняться этим делом моим стражам и служителям. Я надеюсь, однако, что никто не посмеет нанести оскорбление этому дому, — добавила она громким голосом. — Личную ответственность за то, что может произойти, я возлагаю на главного мажордома и обо всем доложу его величеству королю.
— О Боже! Никто не ранен? — спросила крайне обеспокоенная мадемуазель Орлеанская.
— Если и так, раненых, я полагаю, тут же унесут — умирать в прихожей вашего величества непозволительно никому. Закройте двери, господа!
Королева упала в кресло и по-французски сказала княгине д'Аркур, что если ей предстоит стать рабой этой гарпии, то она предпочла бы сбежать в монастырь.
— О моя любимая родина, где ты? — продолжила она со слезами на глазах. — Сударыни, расскажите королю то, что вы увидели здесь, расскажите ему, среди каких пыток мне придется жить.
Это событие обсуждали все то время, пока заканчивался туалет королевы; вина за произошедшее целиком была возложена на герцога де Осуна: по возвращении в Мадрид его должны были лишить должности и передать ее маркизу де Лос Бальбасесу. Чопорные придворные были возмущены и пророчили всевозможные несчастья монархии, изгоняющей старых сеньоров и покровительствующей ветреникам. Любовь герцога де Асторга не была тайной ни для кого. Тем временем появился король, охваченный нетерпением и страстью. Его костюм поражал великолепием, но красота королевы и роскошь ее драгоценностей еще больше не поддаются описанию: невеста была просто ослепительна.
Довольно многочисленный двор отличался большой пышностью. Маршальша де Клерамбо, княгиня д'Аркур и г-жа де Грансе появились в богато украшенных испанских нарядах. Senoras de honor, а попросту говоря, фрейлин, как у королевы Французской, выбирали из самых благородных семей. Они шли парами и были очень хороши собой.
Бракосочетание состоялось. Никогда еще в этой деревенской церкви не видели подобной роскоши. Слуги и обойщики их величеств за несколько часов обтянули и украсили самый просторный из деревенских домов. Королевское ложе водрузили в одной комнате, свадебный стол накрыли в другой. Но, выходя из церкви, король заявил, что он немедленно отправится в опочивальню. Придворные сели за стол без него, но задержались ненадолго, чтобы не мешать их величествам.
На следующий день сияющий, очарованный Карл II и печальная юная королева вместе с королевой-матерью и главной камеристкой сели в открытую карету и направились в Бургос; они должны были прибыть туда к вечеру и остаться на три дня в этом городе.
Королева выглядела совсем невеселой. Уже пошли разговоры о том, чтобы немедленно отослать назад тех, кто сопровождал ее в Испанию, и эта угроза должна была осуществиться в Бургосе. С большим трудом новобрачной удалось добиться, чтобы с ней оставили ее двух кормилиц и двух служанок; однако и это было разрешено лишь на время: вскоре им всем предстояло покинуть королеву.
Князь и княгиня д'Аркур получили в подарок драгоценности стоимостью в три тысячи пистолей; маршальше де Клерамбо достался только один камень ценой в две тысячи пистолей, но помимо этого ей была вручена тысяча луидоров и назначена пенсия в две тысячи экю: в этом сильно помогло покровительство герцога Орлеанского. По правде говоря, в дальнейшем г-же де Клерамбо пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться выплаты этих денег, но она все же преуспела в этом, поскольку была большой интриганкой.
Князь и княгиня д'Аркур старательно поддерживали честь Франции, держа открытый стол и совершая огромные траты. Въезд княжеской четы в Бургос был обставлен великолепно. Пока двор находился в этом городе, королева без конца приглашала их к себе, как и остальных французов, и расставание с ними не обошлось без потоков слез.
После отъезда ее величества князь и княгиня получили тысячу пистолей, выигранные ими у королевы во время путешествия. Они слегка беспокоились об этих деньгах, не надеясь, что королева осмелится признаться королю в своем проигрыше; но она, уверенная в своей власти, откровенно рассказала обо всем супругу, не услышав в ответ ни упреков, ни отказа.
В скором времени королева прибыла в Буэн-Ретиро, где оказалась чуть ли не в заточении. Бедная принцесса! Ее первым желанием было пригласить к себе г-жу де Виллар, супругу французского посла, — она жаждала общения с французами, хотела поговорить с ними о родине и, быть может, поделиться воспоминаниями.
Маркиза де Виллар отослала в Буэн-Ретиро письмо с просьбой сообщить ей о дне и часе аудиенции. Это послание было передано главной камеристке. Следуя установленным правилам, та ответила, что не получала на этот счет никаких указаний, а когда ее попросили справиться об аудиенции у королевы, ответила, что не сделает этого, ибо ни мужчине, ни женщине не положено видеть королеву до тех пор, пока не будет совершена церемония въезда в столицу.
Супруга посла решила довести этот ответ до сведения королевы, но та так ничего и не узнала. Она по-прежнему изнывала от тоски, все время ожидая чего-то и постоянно находясь рядом с королем, который не покидал ее, словно тень, и влюблялся в нее все сильнее. Так могло длиться долго, если бы маркиза де Виллар не отправилась на прием к королеве-матери, в то время стремившейся нравиться невестке. Королева-мать поинтересовалась, виделась ли маркиза с юной королевой, и та рассказала ей, что произошло.
— Раз дело в этом, сударыня, то вы увидите королеву завтра, если вас это устраивает.
Госпожа де Виллар ответила, что была бы в восторге, и, действительно, королева-мать оказала ей эту великую милость.
Посмотрим же, в каком строгом заточении содержали принцессу. Маркиза де Лос Бальбасес была послана к герцогине де Терранова, чтобы поговорить с королевой; узнав об этом, Мария Луиза бросилась в покои главной камеристки (их апартаменты находились рядом).
Королева сделала шаг навстречу г-же де Лос Бальбасес, но в ту же секунду герцогиня взяла ее за руку и заставила, как девочку, вернуться в свою комнату. Судите сами, как поразило Марию Луизу такое обращение! И поскольку королева вышла за порог быстрее, чем ей хотелось, она оказалась одна в маленьком полутемном коридоре, отделяющем ее покои от комнаты главной камеристки; пройдя вперед, она услышала вздох и увидела герцога де Асторга, коленопреклоненного и протягивающего к ней руки: он не произнес ни слова, но всем своим видом молил о милости.
Рядом с королевой не было никого — герцогиня в гневе закрыла за ней дверь и тем самым вместо разговора со старой маркизой устроила Марии Луизе встречу с молодым герцогом.
Королева остановилась и спросила главного мажордома, чего он ждет от нее.
— Одного слова, ваше величество.
— Какого слова?
— Я, наверное, скоро умру, но перед смертью хотел бы услышать от королевы, довольна ли она была моей службой и преданностью в те немногие дни, что мне дозволено было находиться при ней.
— Умрете, сударь? Почему умрете? Что с вами происходит? — в ужасе спросила Мария Луиза.
— Ваше величество, герцог де Осуна вызвал меня на дуэль, а его противники редко остаются в живых, он искусный боец и непременно меня убьет.
— Но я запрещаю вам драться, сударь! Дуэли не будет, я поговорю с королем, если нужно. Омрачить свадебные торжества и мой приезд пролитой кровью! Еще раз повторяю, сударь, я этого не допущу.
— Да простит меня ваше величество, но дуэль должна состояться.
— Что? Вопреки моей воле и воле короля?
— Да, ваше величество: два испанских дворянина, оказавшиеся в таком положении, как мы с герцогом, не могут жить, не отомстив за себя, или они будут обесчещены. Король и вы, ваше величество, можете распоряжаться нашими жизнями, но наша честь вам неподвластна.
Королеву взволновали эти слова. Герцог все еще стоял на коленях. Луч света из слухового окна освещал только его голову, да еще кончики его пальцев выступали из тени. Он был очень красив, этот герцог де Асторга; я познакомилась с ним здесь, во Франции, куда он приезжал несколько лет назад: следы красоты он сохранил даже в старости. Герцог часто рассказывал мне об этом разговоре и о других своих злоключениях, связанных с королевой, — о них, Бог мой, злословили немало!
Принцесса уже собралась что-то ответить герцогу — не знаю, каков мог быть этот ответ, — но в этот миг дверь ее комнаты отворилась, послышался голос короля, разговаривавшего с одним из своих карликов, и в ту же минуту этот карлик появился в дверях.
— Да, государь, ее величество королева сейчас у главной камеристки, но, если вы позволите, я пойду и скажу ей, что король жаждет видеть ее, и королева немедленно предстанет перед вашим величеством…
Проницательный взгляд карлика уже заметил коленопреклоненного герцога, смущенную королеву; маленький человечек резко оборвал свою речь, надеясь, что его госпожа сделает ему знак, шепнет словечко, которое подскажет ему, что делать. Но, видя, что она молчит, взял все на себя. Что за хитроумные создания польские карлики! Об этих крохотных существах у них на родине рассказывают тысячи странных историй; кажется, они живут целыми деревнями в парках вельмож.
Упомянутый карлик, которого звали Нада (это означает «ничто» по-испански) был столь проворным и изворотливым, что трудно даже представить себе такое. При столь сложном стечении обстоятельств он конечно же избавил королеву от больших неприятностей и спас, вероятно, голову герцога де Асторга, поскольку он один из всех сохранил присутствие духа.
— О государь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56