— О Боже, так я, значит, забыла запереть дверь? — простонала Кетрин и подавила в себе истерический смех, грозивший вырваться наружу.
— Мэм, почему вы спите в кресле? И что он здесь делает? — Педжин залилась румянцем. — Я… я хотела сказать, почему он весь в бинтах? Он похож на мертве…
— Нет, он жив! — встрепенулась Кетрин. — Он без сознания!
Она вскочила и подошла к Мэттью, опустив руку на его запястье, чтобы прощупать пульс. Пульс был учащенным.
— О, Педжин, если б ты только знала, в какую переделку мы с ним попали! — она быстро описала ночные события. — Что же нам теперь делать? Я даже не знаю, как лечить сломанные ребра!
Кетрин была готова заплакать, но Педжин сказала:
— Моему брату Томми однажды в пивной сломали три ребра в пьяной драке, и все, что тогда велел сделать доктор, это туго перебинтовать ему туловище. Я могу это сделать, я видела, как его забинтовывали.
Кетрин разодрала на бинты еще одну юбку. Они подняли Мэттью, и Педжин туго обмотала его. К тому времени, как они закончили бинтовать его, Кетрин уже полиостью овладела собой.
— А теперь, Педжин, я на весь день останусь в комнате, а ты выйдешь и скажешь, что у меня разыгралась страшная ипохондрия из-за ночного взрыва. Позаботься, чтобы кроме тебя никто сюда не входил. Я буду держать дверь закрытой. Принеси мне еду на подносе, да побольше, ведь Мэттью тоже нужно будет поесть, но не слишком много, чтобы не возбудить подозрений. Не позволяй Анжеле вызвать врача, дай ей понять, что у меня обычные женские страхи и беспокойства. И выясни все, что только сможешь, о взрыве броненосца.
— А откуда вам известно, что… — начала Педжин, но замолкла с широко открытыми глазами, переведя взгляд на Хэмптона. — Вы подозреваете, что…
— Педжин, чем меньше ты будешь знать обо всем этом, тем лучше для тебя и для меня спокойнее. Если его найдут, то, считай, он уже покойник, да и я, вероятно, тоже.
Педжин судорожно вздохнула:
— Да, мисс, я понимаю. Я буду держать рот закрытым, а уши открытыми.
Когда Педжин ушла, Кетрин вновь уселась в кресло, не сводя взгляда с бледного лица Мэттью. Страх накатывал на нее волной, но она упорно его отгоняла. Удастся ей выпутаться как-нибудь! Она в это верила.
До середины следующего дня он не приходил в сознание. Она подпрыгнула с бешено застучавшим сердцем, когда, наконец, его ресницы задрожали и веки приподнялись. Его взгляд упал на нее, и Хэмптон чуть заметно улыбнулся:
— Кетрин.
— Шшш, — она бросилась к постели и, наклонившись к самому его лицу, прошептала:
— Ты не должен разговаривать! Нельзя шуметь! Ты в моей комнате в доме моей кузины, и тебя не должны здесь обнаружить!
Он кивнул в знак согласия, взял ее руку в свою и поднес к губам. Через секунду он снова спал, и весь день он то засыпал, то просыпался, но Кетрин все-таки удалось однажды продержать его в сознании достаточно долго, чтобы покормить.
Ночь она опять провела в кресле, опасаясь лечь с ним рядом, чтобы не задеть случайно во сне его сломанные ребра. Ближе к утру ее разбудил звук его голоса. Он бредил. Кетрин прикрыла его рот своей рукой, чтобы заглушить звуки. Он проснулся, поймал ее за запястье, отвел руку и попытался встать, но боль напомнила ему обо всем, и он расслабился, откинувшись на спину.
— Можно нам сейчас поговорить? — спросил он шепотом.
Кетрин села возле него на кровать и наклонилась к нему так близко, что их лица почти соприкасались.
— Да, можно, но очень тихо. Все уже давно спят, и стены здесь достаточно толстые, но все же осторожность не помешает нам.
— Кети, глупышка, зачем только ты привела меня сюда! Ведь ты головой своею рискуешь!
— Я не могла оставить тебя там, тебя схватили бы непременно!
— Ладно, не будем спорить, — он усмехнулся. — Я очень признателен тебе, но меня беспокоит не только моя, но и твоя судьба.
— Ничего с нами не случится, если мы будем сидеть в этой комнате тихонечно, как мышки. Никто ничего не заподозрит, вот увидишь! Сегодня я сказалась больной. Завтра я буду запирать за собой дверь, покидая комнату. Педжин — единственная, кто все знает, но она нас не выдаст. Анжела не зайдет в комнату, если меня в ней не будет. Пегги украдкой будет приносить тебе еду, чтобы ты не умер с голоду. Думаю, ты не откажешься полежать здесь в моей постели и побездельничать, пока власти не перестанут разыскивать тебя по всему городу. Но им никогда в голову не взбредет искать тебя в доме Ван дер Брайзов. Они посчитают, что ты скрылся из Нью-Йорка, когда их поиски окажутся напрасны.
— Но я же не могу оставаться здесь вечно!
— Нет, но несколько дней ты должен обождать, пока не прекратятся поиски и пока у тебя не отрастет борода, чтобы твоя внешность хоть немного изменилась. В любом случае, сейчас ты не в состоянии подняться с постели, не то чтобы куда-либо идти.
Он нахмурился и, неохотно согласившись, опять впал забытье. Кетрин, однако, не могла уснуть и с нетерпением ожидала, когда же Педжин принесет завтрак. Наконец, вошла Педжин с подносом, заваленным едой.
— И что только подумают на кухне? — усмехнулась Кетрин.
— Я объяснила им, что вы всегда едите, как лошадь, после своих приступов ипохондрии.
— Приступов? Боже милосердный! Педжин, что ты наговорила про меня?
Горничная весело рассмеялась и принялась показывать, как она изображала перед слугами приступы ипохондрии своей знатной госпожи. Кетрин запротестовала, в то же время охотно жуя булочку и запивая ее кофе.
— Мэттью, — прошептала она, — просыпайся! Принесли отличнейший горячий завтрак!
Она помогла ему сесть и заботливо обложила подушками, чтобы он не упал. Хэмптон жадно набросился на еду, в то время как Педжин делала Кетрин прическу. Горничная без умолку тараторила об огромном шуме, который наделал взрыв броненосца, приписываемый газетами местным сторонникам южан.
— О капитане третьего ранга Форресте я не слышала ни слова, — сказала она, положив расческу и отступив, чтобы полюбоваться своей работой.
— Чтобы это могло означать? — проговорила Кетрин, вставая.
Когда Педжин принялась помогать ей одеваться, она почувствовала на себе взгляд Мэттью и ответно искоса взглянула на него. Он взирал на нее с легкой улыбкою. Она залилась румянцем. Раздеваться и одеваться при нем было уже для нее делом привычным, но делать это и в присутствии Педжин… Она смутилась. Его улыбка стала еще шире, и она отвернулась.
Целый день она притворялась сильно напуганной взрывом.
— Сумасшедшие! — Заявила она Анжеле. — Полные идиоты! Круглые дураки! Их все еще не поймали? Нас всех могут умертвить прямо в постелях, а власти только руками разведут! Я знаю, что не смогу сомкнуть глаз, пока их не поймают. И я полагаю, мне следует поскорее покинуть Нью-Йорк и возвратиться в Бостон, где, конечно, безопаснее.
Кетрин сыграла свою роль настолько искусно, что заставила свою впечатлительную кузину призадумать не стоит ли ей переехать в летнее поместье на Гудзоне хотя сезон в Нью-Йорке был еще в полном разгаре. Кетрин не стала отговаривать ее: если Анжелы не будет в Нью-Йорке, то не будет и опасности разоблачения, когда вдруг отец пришлет ей письмо в Нью-Йорк, в то время как здесь все уже будут думать, что Кетрин давно в Бостоне. Ведь на самом деле Кетрин лишь прикидывалась, что хочет вернуться домой, истинным ее намерением было отвезти Мэттью на Юг. Но как им выбраться из Нью-Йорка?
* * *
Дни шли, у нее появилась еще одна проблема: как удержать Мэттью от поспешных решений? Его силы вскоре полностью восстановились, у него был сильный организм. Бог наградил его отменным здоровьем, и, выздоровев, Хэмптон на стену лез от нетерпения и скуки. Кетрин давала ему книги, но чтение мало привлекало его. Вынужденный покой и затворничество и напоминания Кетрин о сломанных ребрах приводили его в мрачное настроение.
— Кетрин, — прошептал он однажды вечером, после того как она разделась и накинула на себя ночную сорочку.
— Шшш, — пожурила она и подошла к нему ближе. — Тише! Что?
— Я уйду завтра.
— Не глупи! Далеко ли ты сможешь уйти? Ты же сам должен понимать, что твои сломанные ребра не позволят тебе ехать верхом на лошади, а за железнодорожным вокзалом наверняка ведется наблюдение.
— Все же это лучше, чем умереть здесь от голода!
— Как ты несправедлив к нам с Педжин! Мы приносим тебе достаточно много еды!
— Вас скоро поймают на этом! Кетрин, неужо до тебя не доходит, что чем дольше я остаюсь здесь, тем больше вероятность разоблачения?
Кетрин вздохнула:
— Ты прав.
Она задумчиво посмотрела на Хэмптона.
Сдается мне, борода у тебя уже достаточно отросла, и мы можем уехать послезавтра.
— Мы? — повторил он удивленно.
— Разумеется!
— Ты не поедешь!
— Поеду!
Их упрямые взгляды скрестились. Кетрин сказала:
— Будь разумен хоть раз в жизни, Мэттью! Тебе не обойтись без моей помощи, и ты это прекрасно понимаешь! Не за тем я тебя выхаживала, чтобы ты оказался на виселице! Кроме того, я придумала одну уловку, и чтобы она удалась, ты должен согласиться с тем, что я поеду с тобой.
— Что за уловка? — спросил он.
— Я как-то раз, посмотрев на твою забинтованную голову, подумала, что ведь можно забинтовать ее совершенно, даже глаза, и ты превратишься в бедного слепого солдата, а я в твою верную жену, которая, забрав из госпиталя, везет тебя домой.
— Нет, Кетрин!
— Почему?
— Это опасно! Могут потребовать опознания или документы о демобилизации.
— Да кто пристанет к слепому? А если кто и пристанет, то я, поверь, сумею расплакаться очень горько и тем самым приведу их в смущение, они будут рады любому нашему объяснению, лишь бы поскорей отделаться нас.
— Возможно, они захотят поискать капитана третьего ранга и среди слепых!
— Да, капитана третьего ранга, но не армейского рядового.
— Где же ты думаешь достать форму рядового?
Она улыбнулась: он уже был согласен!
— Здесь, в Нью-Йорке, у Педжин есть кузены, и один из них рядовой. Вернее, был рядовым. Ему подстрелили ногу, и теперь он дома. Он хочет продать свою старую форму.
Хэмптон тихо выругался.
— Ладно, девушка, твоя взяла, черт возьми! Тогда, может быть, ты скажешь мне также, куда мы отправимся?
— Вот этого я сказать не могу, — неуверенно произнесла Кетрин. — Я собиралась тебя спросить об этом.
— Я нахожу твое намерение удивительным!
— О, Мэттью, пожалуйста, не сердись! — на ее глазах появились слезы.
Хэмптон нежно притронулся к ее лицу.
— Прости меня, Кетрин, ты замечательная девушка. Ты такая храбрая и находчивая! Ты все делаешь, чтобы спасти меня, а я рычу на тебя, как медведь! Но я чувствую себя таким беспомощным, лежа здесь в твоей комнате целый день, что отвратителен сам себе, и я ненавижу себя еще и за то, что подвергаю тебя опасности, — он поцеловал ей руку. — Мы поедем в Филадельфию. Там есть у меня один знакомый предприниматель, торговавший с Югом и в войну. Думаю, я смогу отплыть на одном из его судов.
Он помолчал, прежде чем сказать:
— Если хочешь, ты можешь отправиться со мной.
— Благодарю тебя, но я не нуждаюсь в твоей снисходительной благодарности!
— Однако хочешь ты этого или нет, ты располагаешь ею, так же как и моим сердцем.
Она выдернула из его рук свою руку и, прерывесто дыша от волнения, вымолвила:
— Тихо! Спи!
— Кетрин, если ты опять устроишься спать в этом кресле, клянусь, я подыму шум на весь дом.
— Но я боюсь задеть твои ребра.
— Ложись, ложись, гусыня. Я хочу тебе кое-что сказать, а ты послушай меня.
Она легла рядом, примостившись поудобнее к его плечу.
— Кети, ты всерьез говорила тогда ночью Перкинсу, что любишь меня?
— Ну и что, если даже так?
— Не ершись, а то мне придется отстегать тебя, я же рабовладелец! Так ты любишь меня?
— Да, — прошипела она.
Он нежно поцеловал ее в ухо.
— И я люблю тебя. Только не возражай, что это не так! Если ты хоть на минутку задумаешься, то поймешь, что я не из тех, кто будет притворяться, изображай любовь из чувства благодарности.
Но тело Кетрин все еще было жестким и непокорным, и он это чувствовал.
— Тогда почему же ты отослал меня от себя прочь в Англии?
— Потому что понял, что люблю тебя! Я не хотел, чтобы ты уходила. Но ты вздрагивала и сжималась от моего прикосновения!
— О, Мэттью, я не могла допустить, чтобы ты дотронулся до меня тогда, я не хотела, чтобы ты пачкал свои руки, я казалась себе грязной…
— Кетрин, любовь моя, почему же ты не сказала мне об этом?
— Я не могла, мне было стыдно!
— О, девочка моя, я хотел оставить тебя с собой, хотел сжать тебя в своих объятиях и заставить тебя позабыть обо всех этих ублюдках, но я был уверен, что ты презираешь меня. Ты ведь не раз говорила мне об этом во время всего нашего плавания через океан, и кроме того, я был виноват в том, что ты сбежала от меня и попала в бордель. Я был так по-идиотски благороден и великодушен, что больше никогда в жизни не буду так себя вести, поверь мне.
— О, Мэттью, — смех соскользнул с ее губ.
— Я хочу, чтобы ты знала, на случай, если я погибну…
— Не говори так!
— …что я люблю тебя. Я никогда не любил так ни одной женщины в своей жизни, — он пощекотал носом ее шею — Ты самое прекрасное, самое умное, самое храброе, самое желанное создание, которое я когда-либо встречал.
— Мэттью, — выдохнула она и потянулась к нему губами.
Его рот жадно принял их.
— Кетрин, пожалуйста, позволь мне любить тебя. Подари мне ночь… ту, что ты мне предлагала давеча на балу! — его губы путешествовали по ее шее. — Ты всерьез тогда предложила?
— О да, Мэттью, но тебе нельзя… твои ребра!
Он хитро усмехнулся:
— Будь нежна со мной, любовь моя. Помни… мои ребра!
Его руки потянули ночную сорочку Кетрин, и она охотно помогла ему ее снять.
— Кети, — жарко задышал он, — ты так прелестна! Это стоит боли в ребрах!
Его руки бродили по ее телу. От его прикосновепт она задрожала, робкая и неуверенная, как девственница.
— Мэттью, я не знаю, что мне сделать, чтобы тебе было приятно. Я не буду сопротивляться, я хочу доставить тебе удовольствие, но я не знаю как.
— Расслабься, и мне будет тогда очень приятно, — Хэмптон глубоко поцеловал ее, не переставая ласкать руками.
Его рот прошелся по всему ее телу, его губы сжимали, вбирали в себя ее плоть, а его руки отыскали и стали возбуждать ее сокровенные уголки. Кетрин впервые сдалась мужчине. Она дрожала от страсти при его прикосновениях. Она отвечала на его ласки своими ласками и довольно улыбнулась, услышав, как он застонал от желания при ее неопытных прикосновениях.
Из ее горла вырвался стон, когда ее тело пронзило до боли прекрасное наслаждение.
— Мэттью, я люблю тебя, я хочу тебя. Люби меня… пожалуйста… — шептала она.
Его слова были неразборчивы, его губы произносили что-то, соприкасаясь с ее кожей. Он алчно завладел ее ртом в свирепом поцелуе, когда вошел в нее, их тела соединились, сплелись в потрясающем взрыве восторга и наслаждения, в ослепительном миге смерти и возрождения.
Глава 18
Нежным поцелуем Мэттью разбудил Кетрин. Она застенчиво улыбнулась ему и опустила глаза. Он негромко рассмеялся.
— Скромная маленькая девочка? — подтрунил он. — Ночью ты была менее сдержана!
Она уткнулась ему лицом в плечо.
— А ты не разочаровался во мне? А может быть я разочаровалась?
Хэмптон посмотрел внимательно в ее глаза.
— Нет, любовь моя, я не разочаровался. Наша ночь была самым прекрасным событием в моей жизни.
И вдруг он почувствовал себя смущенным, спросив:
— А ты?
— Я безумно люблю тебя, Мэттью, — прошептала она и поцеловала его в плечо. — Ради тебя я готова на все. Мне так жаль, что я была в прошлом так глупа и упряма, что отказывала тебе.
— Нет, это я был грубой и жестокой скотиной, потому что силой брал тебя, — он слегка улыбнулся. — Мне не следовало действовать слишком поспешно, как сказал бы мой брат Шелби. Но мне так не терпелось овладеть тобой! Ты сводила меня с ума от желания! Да и сейчас тоже. Этот чистый аромат лепестков роз, исходивший от тебя… твои волосы… эти неистовые золотистые глаза… ты догадываешься о том, какой у тебя чувственный и соблазнительный рот? Он так и просит, чтобы его поцеловали.
И Хэмптон сопроводил свои слова поцелуем, крепко охватив ее губы своим ртом. Когда же он отпустил ее, Кетрин произнесла дрожащим от страсти голосом:
— Нет, Мэттью, нет! В доме уже проснулись, нас могут услышать, да и Педжин скоро принесет нам завтрак.
— Ты отказываешь мне? — он шутливо нахмурился.
— Нет, Мэттью, нет! — она принялась осыпать его лицо и шею поцелуями, пока теперь уж ему не пришлось остановить ее.
— О, девушка, — сказал он прерывистым голосом, — когда мы отчалим, то я запру дверь нашей каюты и посвящу себя только лишь одному занятию, я буду любить и любить тебя, и нам не нужно будет стараться вести себя тихо, как мышки. Я сделаю так, чтобы ты громко стонала, выла, скулила и визжала от страсти. Но пока что ты права, не время нам забываться! Поэтому выбирайся-ка из постели и одевайся, пока я не забыл обо всем на свете и не овладел тобой прямо на глазах вносящей завтрак Педжин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42