Она держала его во время горячечных метаний, чтобы он не свалился с постели, она обмывала его, насильно кормила, она дежурила подле него, пока ее спину не начинало ломить так, словно она вот-вот разломится пополам. Она не могла есть, но заставила себя проглотить несколько ложек супа по настоянию доктора.
Было очень важно, чтобы Мэттью выздоровел, и Кетрин больше ни на чем не могла сосредоточить свои силы.
Если бы она отвлеклась и призадумалась бы, а почему это так важно, то удивилась бы. Но она была слишком озабочена тем, что делала, и не задавала себе вопросов. Вместо этого она зорко сторожила его, как ястреб, и повторяла молитвы, одни обращенные к Богу, другие к Мэттью.
Жар у него еще более повысился, а вместе с ним и его возбуждение. Его голос звучал громче, в нем слышалась сильная боль.
— Я даже вида его не могу вынести! — раздавался его голос, который затем переходил в стон: — О, Селина, мне плохо, так плохо.
В другой раз он засмеялся и произнес:
— За это Капитан с нас шкуру спустит, бежим.
Однажды он проскрипел:
— Не Шел! Не Шлеби! О, Дэви, почему не меня?
И постоянно он звал Черити, жалобно, как дитя. Пытаясь утешить его, Кетрин брала его за руку и говорила:
— Здесь я, Мэттью. Черити здесь, с тобой.
Кто такая эта Черити? Давно потерянная любовь? Любовница? Может, умершая жена?
— Пелджо, кто такая Черити? — спросила она.
— Не знаю, мисс, никогда не слышал, чтобы он упоминал это имя.
Кетрин проницательно посмотрела на него:
— Ты и не сказал бы мне, даже если б знал, не так ли?
Он ухмыльнулся и пожал плечами:
— Это зависело бы от того, кто она.
— Фрэнни, ты тупица! — резко воскликнул Хэмптон.
Пелджо жестом показал в сторону беспокойной фигуры капитана:
— А эту я знаю. Мисс Фрэн — его сестра.
— Он, кажется, не слишком высокого мнения о ней, — сухо сказала Кетрин. — Ладно, а кто такая Селина?
— Не знаю.
— А Шелби?
— Брат капитана. Так же, как и Дэви. Мистер Дэвид прорывал блокаду. Мистер Шелби служил в кавалерии. Убит при Антитаме.
— Какой ужас! — у Кетрин шевельнулось в душе сострадание к Мэттью.
— Шелби был любимым братом капитана. Младше его. Всегда бегал за ним, как собачонка.
Кетрин показалось, что она сможет удовлетворить сейчас свое любопытство благодаря этому обезьяноподобному человеку.
— Ты давно знаешь капитана Хэмптона? — вежливо осведомилась она, стараясь не выдавать свой интерес.
— С тех пор как ему исполнилось тринадцать, мэм. Этот прохвост сбежал из дома и юнгой нанялся на корабль, на котором служил и я. Конечно, я знал, что он из семьи плантаторов, хотя он изменил свое имя. Это легко было распознать по тому, как он говорил, и по тому, что не очень-то любил выполнять приказы. Я вроде как присматривал за ним, выручал из драк, стычек и прочее. Мне он понравился, дьявольски рисковый парень! Он лез напролом, не смотрел ни на кого и ни на что, — один небольшой черный глаз подмигнул ей. — Он вроде вас, мэм.
— Вроде меня? Что ты имеешь в виду?
— Ну, вы тоже лихая девушка, мисс Кейт. Никогда не думаете, выиграете или нет, просто ввязываетесь в драку, и все. Он тоже однажды попал в беду. Тогда я позаботился, чтобы он отправился назад в Чарльстон. Конечно, старый Капитан изрядно обломал об него трость, но был мне очень благодарен за то, что я доставил мистера Мэтта домой в целости и сохранности, и дал мне работу на одном из его кораблей. Но как только мистер Мэт стал плавать, я все время сопровождаю его с тех пор.
— А кто этот старый Капитан, о котором ты говоришь?
— Это дедушка нашего капитана. Старый Рэндалл Хэмптон, крутой старикан. Нрав у него бешенный, как у дьявола.
— Он владеет пароходной линией?
— Да уж, это точно. Это самая крупная линия в Чарльстоне. У них были также филиалы в Новом Орлеане и в Нью-Йорке перед войной.
— Не называется ли его компания «Джектонские пароходные линии»?
— Вы прямо как в воду смотрите, мэм. Да, все правильно. Партнером старого Рэндалла был Артур Джексон. Отсюда такое название: «Джексон и Хэмптон-Джектон». Но старикан выкупил у Джексона его часть.
— И Мэттью плавал на этой линии?
— С семнадцати лет, после того, как его вышибли из «Вильяма и Мэри».
— Его исключили из колледжа?
Пелджо засиял от гордости:
— Из «Цитадели» его тоже вышибли.
— За что?
— Из-за шалостей. Он все время крепко выпивал, потом украдкой выходил из своей комнаты и устраивал разные проказы. Это в «Цитадели». А в колледже «Вильям и Мэри» дело касалось женщины. Он дрался на дуэли с другим студентом.
— Ну, это меня не удивляет, — строго сказала Кетрин.
— Тогда в семье посовещались и отпустили его в море. Он этого и добивался.
— И ты плаваешь с ним с тех пор?
— Да, мэм.
— Он всегда был таким?
— Каким, мэм?
— Крутым, жестоким, опасным.
— Да, временами на него находит, — признал Пелджо, — но я уже не стал бы плавать ни с каким другим капитаном, даже с самим Рафаэлем Семмсом.
Кетрин улыбнулась:
— Ты сама преданность, Пелджо!
Он внимательно посмотрел на нее:
— Вы сегодня так за ним ухаживали, что ненависти с вашей стороны я что-то не заметил.
— Я сделала бы то же самое для любого больного, — фыркнула она.
— В самом деле? Ну, конечно, вы мне голову за это оторвете… но я все-таки думаю, что он вам немножко понравился.
— Думаю, что ты немножко тронулся головой.
— Скажу вам по правде, мисс Кейт, хоть он и голову мне снимет, если узнает, однако, я еще никогда не видел, чтобы какая-нибудь девушка так его увлекла.
Кетрин только подняла бровь, выразив свое недоверие.
* * *
Хэмптону лучше не становилось, наоборот, его горячка усилилась. Было очень трудно удержать его. Он метался во все стороны. Они накрывали его одеялами. Его кожа горела, как огонь. Пелджо придерживал его за плечи, а Кетрин с ложечки поила его лекарством, что вызвало поток отборных ругательств Хэмптона. Однажды, когда Пелджо отошел, лег на пол и мгновенно уснул, Кетрин присела на край постели и стала поправлять одеяла, как вдруг Хэмптон открыл глаза, посмотрел прямо на нее и свирепо произнес:
— Ты бессердечная сука, Сюзан. Почему Шелби, а не кто другой?
— Успокойся, — утешительно проговорила Кетрин. — Успокойся и отдохни.
Хэмптон попытался встать, сбросив с себя одеяла. Она что было сил толкнула его назад в постель, укрыла и, склонившись над ним, прошипела ему в лицо:
— Слушай меня, Мэттью Хэмптон! Ты обязательно поправишься! Ты слышишь меня? Черт возьми! Я не позволю тебе умереть. Не позволю. Я собираюсь расквитаться с тобой и не хочу, чтобы этому помешала твоя смерть. Так что заткнись и лежи тихо.
Не узнав ее, он с ненавистью посмотрел на нее, и опять в бреду принялся ругаться. Он метался и ворочался с такой силой, что Кетрин пришлось встать на кровать на колени и, уперевшись кулаками ему в грудь, удерживать его своим весом. Однако он пересилил ее и резким движением отбросил ее в сторону. Она упала на пол. Обезумев от страха, Кетрин растолкала Пелджо, и лишь совместными усилиями им удалось уложить его в постель и утихомирить.
Кетрин казалось, что прошло уже несколько часов, как она, оставаясь все в одном и том же положении, удерживает Хэмптона за лодыжки, в то время как Пелджо прижимает его торс и руки к постели. Ее спину ломило, а пальцы руки сводило судорогой. Внезапно она ощутила, что сопротивление Мэттью ослабло, его мускулы расслабились, тело обмякло. Она отпустила его ноги. Он был недвижим. Кетрин взглянула ему в лицо, оно было бледно, как у мертвеца.
— О, мой Бог! — вскричала она и, бросившись мимо Пелджо, прикоснулась дрожащей рукой к его успокоившемуся лицу.
Его щека была влажной и холодной. Кетрин в недоумении уставилась на него, она не могла понять, что случилось, но вдруг ее запястье обдало ровным дыханием.
Oн не умер, осознала Кетрин.
— О, Пелджо, — задохнулась она от волнения. — У него спал жар! Горячка прошла!
И она расплакалась.
Хэмптон заснул не глубоким, но спокойным сном. Пелджо, обрадованный этой переменой к лучшему в здоровье его хозяина, ушел в кубрик. Кетрин посмотрела на часы Хэмптона, лежавшие на письменном столе. Была четверть пятого утра. Вздохнув, она попыталась поудобнее устроиться на стуле, что оказалось невозможным.
Еe тело ныло от огромной усталости, ей страшно хотелось прилечь рядом с Мэттью и заснуть, но она боялась потревожить его сон.
* * *
Пару часов спустя негромкий стук в дверь пробудил ее. Она с удивлением обнаружила, что все-таки заснула. Стучал доктор. Он осмотрел Хэмптона, измерил температуру и объявил, что доволен ходом выздоровления. Он дал еще лекарства, посоветовал Кетрин отдохнуть и ушел. Вскоре принесли завтрак, и она моментально проглотила его, внезапно почувствовав, как мало ела все предшествующие дни.
— Кетрин? — послышался голос Хэмптона, слабый до неузнаваемости, и она повернулась посмотреть на него.
Он выглядел уставшим, его лицо посерело, в глазах все еще сохранялся горячечный блеск, и всем своим видом он выражал крайнее изумление.
— Ш-ш-ш! Не разговаривай! — она подошла к постели и пощупала его лоб, он был теплым. — Ты сильно простудился. У тебя была горячка, и некоторое время ты был в беспамятстве. Но доктор Рэкингхэм лечит тебя, и скоро ты поправишься. Сейчас тебе нужно поесть. Давай я покормлю тебя.
Она приподняла его голову рукой и заставила его выпить немного чая и съесть тост, который она для него размачивала в чае, и апельсин, который она разламывала на дольки. Не съев и половины апельсина, он опять соскользнул в сон. На этот раз его дыхание стало ровнее, и его сон казался глубже. Она рискнула прилечь рядом с ним и поспать тоже.
* * *
Когда Хэмптон проснулся, она скормила ему целую миску супа, апельсин и чашку кофе. Он был очень слаб, его мысли путались, и ей снова пришлось объяснить ему, что он был очень серьезно болен. Его жар продолжал спадать, и Хэмптон погрузился в сон, на этот раз крепкий и здоровый. Доктор обрадовался и заявил, что у Хэмптона очень сильный организм, а Кетрин — очень толковая сестра милосердия.
— Заболело и несколько матросов, — сказал доктор. — Удивительно, что не все! Ведь они пробыли на палубе много времени в этот ледяной шторм, к тому же их здоровье уже было подорвано тюрьмой.
Сердце Кетрин запрыгало от счастья при воспоминании, что это она подкармливала их на верфях, и безусловно, это помогло, иначе бы они совсем обессилили.
Но вслух она лишь вымолвила:
— Кажется, капитана сморил глубокий сон. Может, мне пойти помочь вам в лазарете?
— Нет, спасибо, я справлюсь сам, Однако я настоятельно рекомендую вам выйти на палубу и погулять немного на свежем воздухе. А затем непременно отдохните. Мне не хочется, чтобы и вы еще заболели.
Кетрин последовала его совету. Прогулка по палубе освежила и придала ей сил, хотя было холодно и моросил дождик. Мичман Фортнер присоединился к ней, чтобы поинтересоваться состоянием здоровья капитана. Он заверил ее, что до Англии они наверняка доплывут. Его поведение по-прежнему отличалось беззаботной жизнерадостностью, но в то же время чувствовалось, что его угнетает лежащая на нем ответственность за корабль.
Кетрин покинула его и спустилась в каюту к Хэмптону.
— Привет, Кетрин, — сказал капитан, как только она переступила порог.
— Как вы себя чувствуете, капитан? — проговорила она, наклонив голову.
— Я голоден, — сказал он, и на его лице появилось подобие его прежней улыбки.
— Отлично. Значит, вам лучше. Тогда я схожу и принесу вам что-нибудь поесть.
С камбуза она вернулась с маленькими порциями разных закусок, чтобы возбудить его аппетит. Однако Хэмптон едва ли нуждался в возбуждении аппетита. Он быстро проглотил все и остановился лишь потому, что челюсти его были еще слишком слабы, чтобы долго жевать.
— Я в каком-то странном для себя и смешном состоянии, — проговорил он, но на этот раз голос его звучал уже крепче. — Как кисель!
— Горячка отняла у вас много сил, — ответила Кетрин, — но кое-что от вас еще осталось.
— Пелджо говорит, ты не отходила от моей постели, была со мной постоянно, как ангел-хранитель, — сказал Хэмптон.
— Пелджо?
— Он заходил ко мне, пока ты гуляла по палубе. Он превозносит тебя до небес.
— Он и сам находился при вас все это время.
— Ах, да, но Пелджо не заявлял во всеуслышанье о своей ненависти ко мне!
— У меня нет обыкновения позволять кому бы то ни было умирать, только лишь потому, что я питаю к этому человеку неприязнь. Вы же были больны очень серьезно: бред, сильный кашель. Дело могло кончиться воспалением легких. Как только вы поправитесь настолько, что вас можно будет оставлять одного, я стану помогать доктору Рэкингхэму ухаживать за больными матросами.
— Скажи, ты не находишь ореол святой слишком обременительным иногда?
— Как вы только можете даже во время болезни быть таким противным? Предлагаю вам захлопнуть рот и постараться заснуть.
— Извини. Дело в том, что ты оказываешь на меня дьявольски странное воздействие. Я хотел поблагодарить тебя, а не вступать с тобой в спор или ссору, но вместо этого…
— Вам нет надобности благодарить меня, — сухо ответила Кетрин. — Я сделала бы то же самое для любого другого заболевшего человека.
Он скорчил гримасу и отвернул свое лицо к стене.
Вскоре она услышала, что его дыхание стало медленным и глубоким. Кетрин утомленно опустилась на стул. Вдруг все показалось ей таким унылым и безнадежным, что ей захотелось расплакаться. Напряженность последних дней, сегодняшнее счастье, когда она поняла, что опасность миновала и болезнь Мэттью отступает — все это свелось к тому, что они опять стали царапаться. Не то, чтобы она ожидала резких перемен!.. Но все время урагана и его болезни у нее возникло какое-то иное отношение к нему. Полное доверие и понимание были между ними во время шторма, а когда он заболел, у нее возникло осознание необходимости бороться за его жизнь против враждебной силы и желание спасти его. И вот теперь нужно было снова приспосабливаться к прежнему распределению ролей. Это выводило ее из состояния душевного равновесия.
В течение нескольких дней они были как бы союзниками. Однако такой союз был дисгармоничен по своей природе. Вздохнув печально, она склонила голову на стол, подложив вместо подушки свою руку. Она не успела больше ни о чем подумать, потому что ее охватили объятия Морфея, и она закачалась на волнах крепкого сна.
* * *
Хэмптон оказался беспокойным больным. Ему не нравилось лежать в постели, он хотел встать и приступить к своим обязанностям капитана, его страшно удручала слабость его тела, и кроме того, так как на следующее утро жар у него спал и голова прояснилась, ему тут же надоело лежать и созерцать в безделье потолок. Его раздражение усугублялось еще больше чувством вины перед Кетрин, отплатившей ему совершенно иной монетой, проявившей добросердечие и заботливость, несмотря на его возмутительно грубое обращение с ней. Это подсказывало Хэмптону, что, возможно, она питает к нему более глубокие чувства, чем те, что готова была признать, но даже это не могло рассеять его горькое осознание своей неправоты. Настроение его, в отличие от состояния здоровья, нисколько не улучшалось.
Кетрин снова попыталась напустить на себя холодный и безразличный вид, но открыла, что не может больше этого сделать. Вернуться к прежним отношениям, полностью восстановить статус-кво было уже невозможно.
Поэтому Кетрин смягчилась немного и стала беседовать с ним.
— Кто такая Черити? — спросила она как бы невзначай, склонив голову над рубашкой, которую она штопала.
— Что? — ошеломленно переспросил он.
— Вы часто звали ее в бреду.
В его глазах замерцал огонек любопытства.
— Моя дорогая Кетрин, в твоем вопросе я уловил ревность, не так ли?
— Вы смешны!
— Ну что ж, тебе не стоит беспокоиться. Черити — моя няня. Она кормила, одевала и ухаживала за мной всегда, когда я болел.
— Понятно!
— А что еще я говорил?
— Уйму всего, но мало что можно было разобрать. Вы говорили о ком-то по имени Селина и почему-то вели с ней разговор о кофе.
— Кэффи! Это человек! — лицо Хэмптона вдруг стало старше и совсем усталым. — Селина — его мать. Они рабы.
Кетрин ножницами обрезала нить и промолчала.
В ее молчании чувствовалось осуждение Хэмптона как рабовладельца. Наконец она сказала:
— И вы упоминали кого-то по имени Сюзан.
Он скорчил гримасу.
— Жена моего брата Шелби. Должно быть, у меня были кошмары.
Она еле скрыла усмешку.
— Еще вы говорили о Капитане, Дэвиде и Фрэнни.
— Дэвид и Фрэнни — мои брат и сестра, а Капитан — мой дедушка.
— Пелджо сказал мне, что ваш дедушка владеет «Джектонскими пароходными линиями». Почему вы мне этого не сказали?
— Вы не очень-то интересовались мной или моей семьей.
— Расскажите мне о них сейчас.
Он бросил в ее сторону изумленный взгляд:
— Откуда этот внезапный интерес?
— Это очевидно! Я… стараюсь успокоить вас.
Он устало усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Было очень важно, чтобы Мэттью выздоровел, и Кетрин больше ни на чем не могла сосредоточить свои силы.
Если бы она отвлеклась и призадумалась бы, а почему это так важно, то удивилась бы. Но она была слишком озабочена тем, что делала, и не задавала себе вопросов. Вместо этого она зорко сторожила его, как ястреб, и повторяла молитвы, одни обращенные к Богу, другие к Мэттью.
Жар у него еще более повысился, а вместе с ним и его возбуждение. Его голос звучал громче, в нем слышалась сильная боль.
— Я даже вида его не могу вынести! — раздавался его голос, который затем переходил в стон: — О, Селина, мне плохо, так плохо.
В другой раз он засмеялся и произнес:
— За это Капитан с нас шкуру спустит, бежим.
Однажды он проскрипел:
— Не Шел! Не Шлеби! О, Дэви, почему не меня?
И постоянно он звал Черити, жалобно, как дитя. Пытаясь утешить его, Кетрин брала его за руку и говорила:
— Здесь я, Мэттью. Черити здесь, с тобой.
Кто такая эта Черити? Давно потерянная любовь? Любовница? Может, умершая жена?
— Пелджо, кто такая Черити? — спросила она.
— Не знаю, мисс, никогда не слышал, чтобы он упоминал это имя.
Кетрин проницательно посмотрела на него:
— Ты и не сказал бы мне, даже если б знал, не так ли?
Он ухмыльнулся и пожал плечами:
— Это зависело бы от того, кто она.
— Фрэнни, ты тупица! — резко воскликнул Хэмптон.
Пелджо жестом показал в сторону беспокойной фигуры капитана:
— А эту я знаю. Мисс Фрэн — его сестра.
— Он, кажется, не слишком высокого мнения о ней, — сухо сказала Кетрин. — Ладно, а кто такая Селина?
— Не знаю.
— А Шелби?
— Брат капитана. Так же, как и Дэви. Мистер Дэвид прорывал блокаду. Мистер Шелби служил в кавалерии. Убит при Антитаме.
— Какой ужас! — у Кетрин шевельнулось в душе сострадание к Мэттью.
— Шелби был любимым братом капитана. Младше его. Всегда бегал за ним, как собачонка.
Кетрин показалось, что она сможет удовлетворить сейчас свое любопытство благодаря этому обезьяноподобному человеку.
— Ты давно знаешь капитана Хэмптона? — вежливо осведомилась она, стараясь не выдавать свой интерес.
— С тех пор как ему исполнилось тринадцать, мэм. Этот прохвост сбежал из дома и юнгой нанялся на корабль, на котором служил и я. Конечно, я знал, что он из семьи плантаторов, хотя он изменил свое имя. Это легко было распознать по тому, как он говорил, и по тому, что не очень-то любил выполнять приказы. Я вроде как присматривал за ним, выручал из драк, стычек и прочее. Мне он понравился, дьявольски рисковый парень! Он лез напролом, не смотрел ни на кого и ни на что, — один небольшой черный глаз подмигнул ей. — Он вроде вас, мэм.
— Вроде меня? Что ты имеешь в виду?
— Ну, вы тоже лихая девушка, мисс Кейт. Никогда не думаете, выиграете или нет, просто ввязываетесь в драку, и все. Он тоже однажды попал в беду. Тогда я позаботился, чтобы он отправился назад в Чарльстон. Конечно, старый Капитан изрядно обломал об него трость, но был мне очень благодарен за то, что я доставил мистера Мэтта домой в целости и сохранности, и дал мне работу на одном из его кораблей. Но как только мистер Мэт стал плавать, я все время сопровождаю его с тех пор.
— А кто этот старый Капитан, о котором ты говоришь?
— Это дедушка нашего капитана. Старый Рэндалл Хэмптон, крутой старикан. Нрав у него бешенный, как у дьявола.
— Он владеет пароходной линией?
— Да уж, это точно. Это самая крупная линия в Чарльстоне. У них были также филиалы в Новом Орлеане и в Нью-Йорке перед войной.
— Не называется ли его компания «Джектонские пароходные линии»?
— Вы прямо как в воду смотрите, мэм. Да, все правильно. Партнером старого Рэндалла был Артур Джексон. Отсюда такое название: «Джексон и Хэмптон-Джектон». Но старикан выкупил у Джексона его часть.
— И Мэттью плавал на этой линии?
— С семнадцати лет, после того, как его вышибли из «Вильяма и Мэри».
— Его исключили из колледжа?
Пелджо засиял от гордости:
— Из «Цитадели» его тоже вышибли.
— За что?
— Из-за шалостей. Он все время крепко выпивал, потом украдкой выходил из своей комнаты и устраивал разные проказы. Это в «Цитадели». А в колледже «Вильям и Мэри» дело касалось женщины. Он дрался на дуэли с другим студентом.
— Ну, это меня не удивляет, — строго сказала Кетрин.
— Тогда в семье посовещались и отпустили его в море. Он этого и добивался.
— И ты плаваешь с ним с тех пор?
— Да, мэм.
— Он всегда был таким?
— Каким, мэм?
— Крутым, жестоким, опасным.
— Да, временами на него находит, — признал Пелджо, — но я уже не стал бы плавать ни с каким другим капитаном, даже с самим Рафаэлем Семмсом.
Кетрин улыбнулась:
— Ты сама преданность, Пелджо!
Он внимательно посмотрел на нее:
— Вы сегодня так за ним ухаживали, что ненависти с вашей стороны я что-то не заметил.
— Я сделала бы то же самое для любого больного, — фыркнула она.
— В самом деле? Ну, конечно, вы мне голову за это оторвете… но я все-таки думаю, что он вам немножко понравился.
— Думаю, что ты немножко тронулся головой.
— Скажу вам по правде, мисс Кейт, хоть он и голову мне снимет, если узнает, однако, я еще никогда не видел, чтобы какая-нибудь девушка так его увлекла.
Кетрин только подняла бровь, выразив свое недоверие.
* * *
Хэмптону лучше не становилось, наоборот, его горячка усилилась. Было очень трудно удержать его. Он метался во все стороны. Они накрывали его одеялами. Его кожа горела, как огонь. Пелджо придерживал его за плечи, а Кетрин с ложечки поила его лекарством, что вызвало поток отборных ругательств Хэмптона. Однажды, когда Пелджо отошел, лег на пол и мгновенно уснул, Кетрин присела на край постели и стала поправлять одеяла, как вдруг Хэмптон открыл глаза, посмотрел прямо на нее и свирепо произнес:
— Ты бессердечная сука, Сюзан. Почему Шелби, а не кто другой?
— Успокойся, — утешительно проговорила Кетрин. — Успокойся и отдохни.
Хэмптон попытался встать, сбросив с себя одеяла. Она что было сил толкнула его назад в постель, укрыла и, склонившись над ним, прошипела ему в лицо:
— Слушай меня, Мэттью Хэмптон! Ты обязательно поправишься! Ты слышишь меня? Черт возьми! Я не позволю тебе умереть. Не позволю. Я собираюсь расквитаться с тобой и не хочу, чтобы этому помешала твоя смерть. Так что заткнись и лежи тихо.
Не узнав ее, он с ненавистью посмотрел на нее, и опять в бреду принялся ругаться. Он метался и ворочался с такой силой, что Кетрин пришлось встать на кровать на колени и, уперевшись кулаками ему в грудь, удерживать его своим весом. Однако он пересилил ее и резким движением отбросил ее в сторону. Она упала на пол. Обезумев от страха, Кетрин растолкала Пелджо, и лишь совместными усилиями им удалось уложить его в постель и утихомирить.
Кетрин казалось, что прошло уже несколько часов, как она, оставаясь все в одном и том же положении, удерживает Хэмптона за лодыжки, в то время как Пелджо прижимает его торс и руки к постели. Ее спину ломило, а пальцы руки сводило судорогой. Внезапно она ощутила, что сопротивление Мэттью ослабло, его мускулы расслабились, тело обмякло. Она отпустила его ноги. Он был недвижим. Кетрин взглянула ему в лицо, оно было бледно, как у мертвеца.
— О, мой Бог! — вскричала она и, бросившись мимо Пелджо, прикоснулась дрожащей рукой к его успокоившемуся лицу.
Его щека была влажной и холодной. Кетрин в недоумении уставилась на него, она не могла понять, что случилось, но вдруг ее запястье обдало ровным дыханием.
Oн не умер, осознала Кетрин.
— О, Пелджо, — задохнулась она от волнения. — У него спал жар! Горячка прошла!
И она расплакалась.
Хэмптон заснул не глубоким, но спокойным сном. Пелджо, обрадованный этой переменой к лучшему в здоровье его хозяина, ушел в кубрик. Кетрин посмотрела на часы Хэмптона, лежавшие на письменном столе. Была четверть пятого утра. Вздохнув, она попыталась поудобнее устроиться на стуле, что оказалось невозможным.
Еe тело ныло от огромной усталости, ей страшно хотелось прилечь рядом с Мэттью и заснуть, но она боялась потревожить его сон.
* * *
Пару часов спустя негромкий стук в дверь пробудил ее. Она с удивлением обнаружила, что все-таки заснула. Стучал доктор. Он осмотрел Хэмптона, измерил температуру и объявил, что доволен ходом выздоровления. Он дал еще лекарства, посоветовал Кетрин отдохнуть и ушел. Вскоре принесли завтрак, и она моментально проглотила его, внезапно почувствовав, как мало ела все предшествующие дни.
— Кетрин? — послышался голос Хэмптона, слабый до неузнаваемости, и она повернулась посмотреть на него.
Он выглядел уставшим, его лицо посерело, в глазах все еще сохранялся горячечный блеск, и всем своим видом он выражал крайнее изумление.
— Ш-ш-ш! Не разговаривай! — она подошла к постели и пощупала его лоб, он был теплым. — Ты сильно простудился. У тебя была горячка, и некоторое время ты был в беспамятстве. Но доктор Рэкингхэм лечит тебя, и скоро ты поправишься. Сейчас тебе нужно поесть. Давай я покормлю тебя.
Она приподняла его голову рукой и заставила его выпить немного чая и съесть тост, который она для него размачивала в чае, и апельсин, который она разламывала на дольки. Не съев и половины апельсина, он опять соскользнул в сон. На этот раз его дыхание стало ровнее, и его сон казался глубже. Она рискнула прилечь рядом с ним и поспать тоже.
* * *
Когда Хэмптон проснулся, она скормила ему целую миску супа, апельсин и чашку кофе. Он был очень слаб, его мысли путались, и ей снова пришлось объяснить ему, что он был очень серьезно болен. Его жар продолжал спадать, и Хэмптон погрузился в сон, на этот раз крепкий и здоровый. Доктор обрадовался и заявил, что у Хэмптона очень сильный организм, а Кетрин — очень толковая сестра милосердия.
— Заболело и несколько матросов, — сказал доктор. — Удивительно, что не все! Ведь они пробыли на палубе много времени в этот ледяной шторм, к тому же их здоровье уже было подорвано тюрьмой.
Сердце Кетрин запрыгало от счастья при воспоминании, что это она подкармливала их на верфях, и безусловно, это помогло, иначе бы они совсем обессилили.
Но вслух она лишь вымолвила:
— Кажется, капитана сморил глубокий сон. Может, мне пойти помочь вам в лазарете?
— Нет, спасибо, я справлюсь сам, Однако я настоятельно рекомендую вам выйти на палубу и погулять немного на свежем воздухе. А затем непременно отдохните. Мне не хочется, чтобы и вы еще заболели.
Кетрин последовала его совету. Прогулка по палубе освежила и придала ей сил, хотя было холодно и моросил дождик. Мичман Фортнер присоединился к ней, чтобы поинтересоваться состоянием здоровья капитана. Он заверил ее, что до Англии они наверняка доплывут. Его поведение по-прежнему отличалось беззаботной жизнерадостностью, но в то же время чувствовалось, что его угнетает лежащая на нем ответственность за корабль.
Кетрин покинула его и спустилась в каюту к Хэмптону.
— Привет, Кетрин, — сказал капитан, как только она переступила порог.
— Как вы себя чувствуете, капитан? — проговорила она, наклонив голову.
— Я голоден, — сказал он, и на его лице появилось подобие его прежней улыбки.
— Отлично. Значит, вам лучше. Тогда я схожу и принесу вам что-нибудь поесть.
С камбуза она вернулась с маленькими порциями разных закусок, чтобы возбудить его аппетит. Однако Хэмптон едва ли нуждался в возбуждении аппетита. Он быстро проглотил все и остановился лишь потому, что челюсти его были еще слишком слабы, чтобы долго жевать.
— Я в каком-то странном для себя и смешном состоянии, — проговорил он, но на этот раз голос его звучал уже крепче. — Как кисель!
— Горячка отняла у вас много сил, — ответила Кетрин, — но кое-что от вас еще осталось.
— Пелджо говорит, ты не отходила от моей постели, была со мной постоянно, как ангел-хранитель, — сказал Хэмптон.
— Пелджо?
— Он заходил ко мне, пока ты гуляла по палубе. Он превозносит тебя до небес.
— Он и сам находился при вас все это время.
— Ах, да, но Пелджо не заявлял во всеуслышанье о своей ненависти ко мне!
— У меня нет обыкновения позволять кому бы то ни было умирать, только лишь потому, что я питаю к этому человеку неприязнь. Вы же были больны очень серьезно: бред, сильный кашель. Дело могло кончиться воспалением легких. Как только вы поправитесь настолько, что вас можно будет оставлять одного, я стану помогать доктору Рэкингхэму ухаживать за больными матросами.
— Скажи, ты не находишь ореол святой слишком обременительным иногда?
— Как вы только можете даже во время болезни быть таким противным? Предлагаю вам захлопнуть рот и постараться заснуть.
— Извини. Дело в том, что ты оказываешь на меня дьявольски странное воздействие. Я хотел поблагодарить тебя, а не вступать с тобой в спор или ссору, но вместо этого…
— Вам нет надобности благодарить меня, — сухо ответила Кетрин. — Я сделала бы то же самое для любого другого заболевшего человека.
Он скорчил гримасу и отвернул свое лицо к стене.
Вскоре она услышала, что его дыхание стало медленным и глубоким. Кетрин утомленно опустилась на стул. Вдруг все показалось ей таким унылым и безнадежным, что ей захотелось расплакаться. Напряженность последних дней, сегодняшнее счастье, когда она поняла, что опасность миновала и болезнь Мэттью отступает — все это свелось к тому, что они опять стали царапаться. Не то, чтобы она ожидала резких перемен!.. Но все время урагана и его болезни у нее возникло какое-то иное отношение к нему. Полное доверие и понимание были между ними во время шторма, а когда он заболел, у нее возникло осознание необходимости бороться за его жизнь против враждебной силы и желание спасти его. И вот теперь нужно было снова приспосабливаться к прежнему распределению ролей. Это выводило ее из состояния душевного равновесия.
В течение нескольких дней они были как бы союзниками. Однако такой союз был дисгармоничен по своей природе. Вздохнув печально, она склонила голову на стол, подложив вместо подушки свою руку. Она не успела больше ни о чем подумать, потому что ее охватили объятия Морфея, и она закачалась на волнах крепкого сна.
* * *
Хэмптон оказался беспокойным больным. Ему не нравилось лежать в постели, он хотел встать и приступить к своим обязанностям капитана, его страшно удручала слабость его тела, и кроме того, так как на следующее утро жар у него спал и голова прояснилась, ему тут же надоело лежать и созерцать в безделье потолок. Его раздражение усугублялось еще больше чувством вины перед Кетрин, отплатившей ему совершенно иной монетой, проявившей добросердечие и заботливость, несмотря на его возмутительно грубое обращение с ней. Это подсказывало Хэмптону, что, возможно, она питает к нему более глубокие чувства, чем те, что готова была признать, но даже это не могло рассеять его горькое осознание своей неправоты. Настроение его, в отличие от состояния здоровья, нисколько не улучшалось.
Кетрин снова попыталась напустить на себя холодный и безразличный вид, но открыла, что не может больше этого сделать. Вернуться к прежним отношениям, полностью восстановить статус-кво было уже невозможно.
Поэтому Кетрин смягчилась немного и стала беседовать с ним.
— Кто такая Черити? — спросила она как бы невзначай, склонив голову над рубашкой, которую она штопала.
— Что? — ошеломленно переспросил он.
— Вы часто звали ее в бреду.
В его глазах замерцал огонек любопытства.
— Моя дорогая Кетрин, в твоем вопросе я уловил ревность, не так ли?
— Вы смешны!
— Ну что ж, тебе не стоит беспокоиться. Черити — моя няня. Она кормила, одевала и ухаживала за мной всегда, когда я болел.
— Понятно!
— А что еще я говорил?
— Уйму всего, но мало что можно было разобрать. Вы говорили о ком-то по имени Селина и почему-то вели с ней разговор о кофе.
— Кэффи! Это человек! — лицо Хэмптона вдруг стало старше и совсем усталым. — Селина — его мать. Они рабы.
Кетрин ножницами обрезала нить и промолчала.
В ее молчании чувствовалось осуждение Хэмптона как рабовладельца. Наконец она сказала:
— И вы упоминали кого-то по имени Сюзан.
Он скорчил гримасу.
— Жена моего брата Шелби. Должно быть, у меня были кошмары.
Она еле скрыла усмешку.
— Еще вы говорили о Капитане, Дэвиде и Фрэнни.
— Дэвид и Фрэнни — мои брат и сестра, а Капитан — мой дедушка.
— Пелджо сказал мне, что ваш дедушка владеет «Джектонскими пароходными линиями». Почему вы мне этого не сказали?
— Вы не очень-то интересовались мной или моей семьей.
— Расскажите мне о них сейчас.
Он бросил в ее сторону изумленный взгляд:
— Откуда этот внезапный интерес?
— Это очевидно! Я… стараюсь успокоить вас.
Он устало усмехнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42