– Думаю, нам не стоит…
– Благодарение Богу, мы окажем помощь раненым. Годфри и Дэвис бредят, остальным нужна вода и перевязка.
Он стал спускаться, и Алекс пошел за ним, видя, как сквозь рукав офицера проступает свежая кровь. Он почти съехал по крутой насыпи, в голове гудело. Как он может позволить им прийти в дом Хетты и под дулом ружья потребовать лошадей да еще еды для пятидесяти человек в военной форме? Он поймал капитана за рукав, и тот обернулся.
– Послушайте, я… мне на самом деле знакомо это место. Когда я бежал из Ландердорпа, мы с одним парнем укрывались там. Я… я знаю этих людей.
– Отлично. Они англичане?
– Нет.
Собеседник внимательно посмотрел на Алекса:
– Кто же они?
– Майбурги… молодая девушка и ее дед.
– Настроены дружески? Ну, поскольку они вас укрывали…
Алекс начал злиться.
– Мисс Майбург сделала это из гуманных соображений. Старик убил бы нас, если бы узнал об этом.
– Хм… В таком случае, придется его изолировать. Алекс снова остановил капитана, когда тот двинулся вперед.
– Я думаю, нам не следует идти туда.
– У нас нет выбора, вы что, не видите? Тогда ему пришлось сказать и это:
– Усадьба используется бурами как база. Мы можем на них нарваться.
– Понятно. Мы вышлем вперед разведчиков и пойдем туда с предосторожностями. – Он снова смерил Алекса долгим внимательным взглядом. – До этого момента вы принимали абсолютно верные решения. Некоторым из наших людей нужна срочная помощь. Если у вас есть личные причины держаться подальше от усадьбы, забудьте о них. Старший здесь я, и это мое решение. Подготовьте своих людей к переходу.
Из поломанных ящиков соорудили импровизированные носилки и отправились через вельд, молчаливый и настороженный. Утомительный путь Алекс совершал в унынии. Что, если он вел перестрелку с ее братом, а вдруг именно его он уложил той пулей? Вполне возможно, что всадники, убившие одних и обрекшие на мучения других его людей, будут сидеть за ее столом, когда они придут туда. Почему, Боже милосердный, почему взрыв произошел именно здесь? По мере приближения к дому он все сильнее хотел бы оказаться как можно дальше от этого места. Он пообещал ей вернуться, но не так… не как враг.
Солдаты рассыпались и окружили усадьбу, подобрались поближе. Никаких признаков жизни не наблюдалось, пока из хижины не вышли два чернокожих работника. Они весело смеялись. Смех замер, когда они увидели вооруженных людей в военной форме. Под дулами винтовок они вернулись в хижину. Трое солдат подбежали и встали у двери на страже. Несколько других обыскали коровники и сараи, но ничего не обнаружили и вернулись на свои места вокруг дома, держа винтовки наготове.
Капитан вытащил револьвер и дал знак Алексу сделать то же самое. Затем, под прикрытием десятка даунширцев, они приблизились к двери. Изнутри не доносилось ни звука, но старший офицер не мог рисковать. Дотянувшись, он со всей осторожностью поднял задвижку, кивнул сопровождению и ударом ноги открыл дверь. Она с треском распахнулась, и под прицелом всего оружия оказались молодая девушка с чайником в руке и старик, читавший за столом Библию.
Капитан шагнул внутрь, Алекс остался стоять в дверном проеме, как в раме. В руке он держал револьвер. Старик уставился на капитана так, будто ему явился дьявол во плоти. Алекс беспомощно продолжал стоять на пороге, его взгляд встретился с ее взглядом, и он понял, что война пришла и к Хетте Майбург.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ей показалось, что мир внезапно полетел в бездну. Она застыла в шоке, забыв о чайнике в руке и булькающих над огнем кастрюлях, о хлебе, поднимающемся в печи. Она забыла про Упу и про сохнущее на улице белье. Она не видела людей, толпившихся на кухне. Мужчина в дверях стал средоточием всей ее жизни, ее чувств. Он был высок и силен, в военной форме цвета хаки, черные ремни и ботинки, каска с зелено-желто-черной эмблемой сбоку. В руках у него было оружие, направленное на нее. Он был враг.
Все, что казалось таким сладостным и прекрасным, лежало растоптанным у него под ногами. Потускнела роса, что бриллиантовыми каплями дрожала ранним летним утром, и цветы, после весенних ливней усеивающие разноцветными пятнами вельд, не возродятся к жизни. Изысканная газель будет двигаться с уродливой неуклюжестью. Ростки кукурузы, маленькие львята, требовательное мычание новорожденного теленка, радующий глаз простор вельда – ничего этого уже не будет. Медленно, агонизируя, умирал смысл ее жизни, а вместе с ним доверие и надежда, сдавалась душа.
Его глаза расширились и потемнели от боли, но она не могла сравниться с остротой ее боли. На лице, всегда казавшемся ей таким открытым, отразились тайны опыта и страдания, которых она в нем и не подозревала. Но кто знает, сколько может вынести человек? Он смотрел на нее, словно не видел ничего вокруг, будто жизнь остановилась, с тех пор как пять месяцев назад он оставил это место. И тем не менее в его поднятой руке был револьвер, и он был наставлен на нее.
– Вы одни?
Слова взорвали тишину. Какой-то мужчина подошел к ней. На рукаве у него была кровь, тень усталости лежала на молодом лице. Она глядела на него, ничего не сознавая, не зная и не желая знать, кто он, отметив только, что он разорвал протянувшуюся между ней и Алексом ниточку.
– Здесь есть люди из диверсионного отряда? Она продолжала все так же смотреть на него, пока движение у нее за спиной не привлекло ее внимания. Она увидела, что Упа поднялся, схватил стул и замахнулся им на солдата. Она вскрикнула, но солдат увернулся и перехватил стул.
– Посмотри сюда, дедуля, винтовка, знаешь ли, заряжена.
Иоханнес Майбург метнулся к другому солдату, тот, защищаясь, вскинул винтовку.
– Умерь свой пыл, – прикрикнул капитан. – Мы не убиваем гражданское население. Ради Бога, поставьте его у той стены, пока он не пострадал.
Двое схватили старика за руки и силой подвели его к стене, где он и стоял, тяжело дыша и угрожающе сверкая темными глазами. С видимым усилием преодолевая боль, капитан подошел к нему и постучал по его широкой груди рукояткой револьвера:
– Мы не собираемся причинять никому зла, но ты, по всей видимости, так же туп и упрям, как и весь твой народ. – Он повернулся к капралу: – Найдите какое-нибудь подходящее помещение и заприте его там.
– Есть, сэр. Пошли, дедуля. Остынь.
Они потащили его к двери, но он вывернул голову и плюнул капитану в лицо. Молодой английский офицер окаменел, но ничего не сказал, а только достал носовой платок и вытер щеку. Но солдаты отреагировали на это тем, что прикладами вытолкали Упу на улицу.
Хетта смотрела на все это, онемев – сказывалось последствие шока. Происходящее казалось ей нереальным. То, что ее дедушку, такого гордого и мудрого, вытаскивают из собственного дома, то, что англичане забирают у него его хозяйство, казалось выше ее понимания.
Офицер снова подошел к ней, но на этот раз он с трудом сдерживал эмоции и голос его прозвучал резко.
– Поскольку в доме нет вооруженных мужчин, мы не собираемся ни на кого нападать, поэтому нет смысла вести себя грубо. Наша неприятная задача станет от этого только труднее.
Она не могла отвести взгляда от щеки, куда плевком попал Упа, и капитан, вздохнув, устало провел рукой по лицу.
– О Боже, кто-нибудь говорит на их ужасном языке?
Внезапно Алекс очутился рядом с ним, опустил оружие. Все та же тьма застилала его взор. Он заговорил с ней по-голландски, но его трудно было понять, потому что его голос звучал неуверенно и он никак не мог сосредоточиться.
– Рядом на железной дороге произошла стычка. Несколько наших людей тяжело ранены. Некоторые при смерти. Нам нужна только вода, может быть, немного бульона и бинты. Ты поможешь нам?
Она была женщиной. Сострадание было частью ее. С окаменевшим лицом она тихо кивнула.
– Но прежде всего я должен спросить, не ждете ли вы… кого-нибудь… сегодня вечером?
А если и ждет? Она отрицательно покачала головой.
Алекс повернулся ко второму офицеру и сказал ему по-английски:
– Все в порядке. Если мы перенесем раненых в коровник, мисс Майбург окажет нам посильную помощь.
Тень улыбки скользнула по губам капитана.
– Ах да, я и забыл, у вас были… э… некоторые отношения с этой семьей. Правда, вы и наполовину не очаровали старика так, как его внучку. – Он отвернулся и бросил через плечо: – Скажите ей, что мы возьмем пару лошадей. Обычные слова о том, что военные власти выплатят компенсацию. Оставляю вас старшим офицером над мисс Майбург. Вы, без сомнения, будете этому рады.
В течение следующих двух часов Хетта как автомат делала все, что требовалось. Ощущение, что кошмар длится, не покидало ее. Она, как во сне, чайник за чайником кипятила воду, обмывала раны, рвала на бинты куски ткани, даже помогла закрепить сломанные кости ног и наложить шины. Она с ложки поила раненых водой и бульоном, прикладывала смоченные в ледяной воде тряпки к пылающим лбам и удалила две застрявшие пули. Она умела врачевать огнестрельные ранения и повреждения, нанесенные дикими зверями, не испытывая дурноты.
И только когда все раненые были обихожены, а капитан сидел на кухне, сняв мундир и она обрабатывала его руку, чувства вернулись к ней. Ей захотелось остаться немой навсегда. Алексу она отвечала лишь кивками и при необходимости одним-двумя словами. Он говорил по-голландски, запинаясь, она отвечала ему на том же языке. И ни разу не взглянула на него.
Сейчас он сидел у стола, держа миску с водой. В этом не было необходимости, она справилась бы и без него, и его присутствие злило ее. Тут она и осознала, что к ней возвращаются чувства: боль и отчаяние.
– Нужно отдать должное знаниям этих людей, – утомленно произнес капитан. – Лечебные снадобья и таинственные приемы врачевания! В нашей деревне жила старуха, которая могла вылечить почти любую хворь. Бог знает, что она прикладывала к ранам, но это помогало. Кое-кто называл ее ведьмой.
– Я бы посидел спокойно, – резко сказал Алекс. – Вы плохо выглядите.
– Ну, эту-то нельзя назвать ведьмой. Она вполне по-земному привлекательна для тех, кто любит дикарок.
– Держите свои замечания при себе. Они очень бестактны.
Светлые брови капитана удивленно поползли вверх:
– Так-так! До меня сразу не дошло, что в тот раз вы нашли здесь не только укрытие.
Алекс вскочил на ноги, расплескав по столу воду, и со стуком поставил миску.
– Хватит, черт возьми! Мисс Майбург очень хорошо понимает английский язык.
Капитан посмотрел на нее, и в его светлых глазах мелькнул злой огонек.
– Понятно. Тогда почему же вы не отвечали мне, когда я говорил с вами? – спросил он.
Ее начала бить дрожь. Он напомнил ей того темноволосого человека, который был вместе с Алексом в тот раз. То же высокомерие, та же насмешливая улыбка, мягкий голос. Высоко подняв голову, она сказала по-английски:
– Если бы я с оружием ворвалась в ваш дом и кричала на вас по-голландски, вряд ли вы ответили бы мне.
Мужчина долго смотрел на нее, потом чуть кивнул:
– Вы правы, прошу прощения. Вы были очень добры, и я гость в вашем доме, естественно нежеланный, но все же гость. – Он встал, осторожно накинул на плечи мундир. – Не найдется ли у вас комнаты, где мы с лейтенантом Расселом могли бы немного поспать?
Она была так возмущена, так кипела негодованием на его слова, была так потрясена тем, как Алекс защитил ее, что не могла говорить. Взяв миску с водой и окровавленные бинты, она рукой указала на комнату Франца и пошла к двери, ведущей во двор. Не успела она ступить наружу, как из темноты перед ней выросли два человека с винтовками. Увидев, кто это, они улыбнулись и опустили оружие.
– Извините, мисс, бдительность не бывает лишней.
Свернув за угол дома, она вылила воду и бросила грязные тряпки на кучу всякого хлама, и тут она увидела солдат у своего коровника, желтый свет, льющийся из двери, ярко освещал их. Они были повсюду. Слава Богу, Франц и Пит уехали только вчера. Они не вернутся так быстро.
Она немного постояла в темноте. Темнота этой ночи казалась ей схожей с ее собственной слепотой, из-за которой она поверила его словам. Темнота этой ночи была такой же глубокой, как пропасть, в которую она упала как только распахнулась дверь в ее жилище. Отсюда начиналось кукурузное поле, где она была обманута своими собственными представлениями о человеке, который теперь появился на ее пороге с револьвером.
Она не сразу вернулась в дом, а сначала долго молилась. Ей казалось немыслимым произнести слова молитвы в своей комнате, зная, что под этой крышей находятся те, кто вломился силой и запер ее деда – старика – в сарае.
Когда она вошла на кухню, там было пусто. Она прибрала помещение, подбросила в огонь несколько поленьев и села в кресло-качалку. О том, чтобы пойти лечь, не могло быть и речи, поэтому она распустила волосы, взяла толстую шаль и укуталась ею. Потом прикрутила огонь в лампе и стала тихонько покачиваться в кресле, которое Упа сделал для ее бабушки. Ее мысли были безумны и печальны, разрывали ее на части… но не покидали ее.
Она сидела так очень долго, пока не уловила какое-то легкое движение у себя за спиной. Она замерла, зная, что это он пришел из комнаты Франца и встал у стола. Она сжала руки на коленях так, что заломило пальцы. Движения качалки замедлились, потом и вовсе прекратились. Но она не отрывала взгляда от огня.
– Я ждал, пока он заснет, и вот я здесь, но у меня нет нужных слов.
Сердце пульсировало у нее в горле. Отблески пламени дрожали на ресницах. В комнате стояла тишина, какая бывает в сумерках на холмах. Но уже собиралась буря, и ее предвестником было биение сердца Хетты.
Раздался скрип кожи – он встал рядом с ней. Она могла видеть сияющие ботинки, бриджи цвета хаки, медные пуговицы мундира… но вверх не взглянула. Буря приближалась, и темные тучи застилали ей взор.
– С того самого дня, как я уехал, я не думал ни о чем, кроме возвращения. Откуда… откуда я мог знать, что все произойдет именно так?
Теперь она подняла взгляд, но видела Алекса только глазами, а не сердцем. Вот он стоит в ее кухне, свет пламени выхватывает четкую линию подбородка, выдающего наследственную гордость. Стоит прямо, на нем военная форма великой империи: Он – один из ненавистных англичан… враг. Кресло бешено закачалось, когда она вскочила и встала перед ним.
– Я принадлежу к бурам, – крикнула она. – Говори по-голландски.
Он резко вздохнул:
– Если ты этого хочешь.
– Чего я хочу, так это чтобы ты ушел… ушел!
Она попятилась, когда он двинулся к ней.
– Хетта… пожалуйста… у нас не было выбора. Люди умирали. Ты видела их… ты знаешь, что это правда.
– Нет. От тебя я правды не слышала. Все, что ты говорил, было ложью.
Он быстро шагнул вперед и схватил ее за руку, но она вырвалась, оставив у него в руках шаль. Быстрым движением отшвырнув ее, он пошел за Хеттой, пока между ними не оказался стол.
– Я никогда не лгал тебе.
Она заметила, как часто поднималась и опускалась его грудь, и поняла, что он разгневан. Это разожгло ее собственную ярость.
– Нет… лгал. Ты сказал, что англичане не отберут наше хозяйство, но они пришли. Они пришли сегодня.
– Мы не отобрали у вас хозяйство.
– Они стоят там, на улице, с оружием… они повсюду, – она метнула на него взгляд. – Они забрали лошадей, взломали бочки с яблоками. Они следят за каждым моим движением.
Он сбился на английский:
– Сегодня днем на нас напали. Нам приходится быть настороже.
– Говори по-голландски! – приказала она, пряча слезы. – В моем доме ты будешь говорить по-голландски.
– Я буду говорить на любом языке, лишь бы ты выслушала меня!
Он снова попытался подойти к ней, но она зашла за кресло-качалку, используя его как преграду. Буря нарастала в ней.
– Я больше не буду тебя слушать.
Он вырвал у нее кресло и отбросил его в сторону.
– Ты выслушаешь.
Оставшись без защиты, она начала отступать, пока не уперлась в буфет. Алекс встал перед ней. От его близости внутри нее засверкали молнии и ударил гром.
– Ты думаешь, мне было легко прийти сюда, зная, какую рану это нанесет тебе? – мрачно спросил он. – Я бы все отдал… все… но у меня не было выбора.
Борясь против собственной беспомощности, она пошла в атаку:
– Упа – глава моей семьи, а вы заперли его в сарае, как скотину. Он старик и очень гордый. Ты такой же, как другие.
Он порывисто схватил ее за руки своими дрожащими руками.
– Ты видела, что мы были вынуждены так поступить. Для его же блага. – Буря, сотрясавшая Алекса, была такой же сильной, как и ее. Он встряхнул Хетту. – Чего ты хочешь? Я тоже был заперт, как скотина. Ты думаешь, у меня нет гордости? Когда я прятался в коровнике, ты думаешь, я не чувствовал себя животным, загнанным охотниками? Я всю жизнь живу с чувством вины. Ты хочешь наказать меня еще сильнее… ты этого хочешь?
Да, именно этого. С ним она связывала свои надежды и будущее, и сегодня он все это разрушил. Он лишил ее душу, каждую клеточку ее тела той любви, которую она считала вечной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55