Пыхтя и обливаясь потом, они стояли лицом друг к другу в окружении небольшой группы воинов.
— Неужели я должен наказывать своих лучших воинов, как расшалившихся мальчишек, у которых нет других занятий, кроме того, чтобы драться между собой? Глупцы! Скоро вам представится возможность воевать — но не друг с другом. — Гнев Кочиса заставил обоих драчунов устыдиться. — Чего ради вы затеяли это нелепое состязание?
Джек и Нахилзи заговорили одновременно, и затем оба замолчали. Кочис посмотрел на Джека.
— Это моя вина, — сказал Джек. — Я вышел из себя. Кочис посмотрел на Нахилзи.
— Нет, это я виноват. Я обвинил его в шпионаже. Помолчав, Кочис заговорил, громко и властно:
— Слушайте внимательно. Ниньо Сальваж — мой брат. Он отважный воин и не раз доказывал, что достоин имени, которое я дал ему когда-то. Я верю ему. А тот, кто сомневается в моей мудрости, пусть прямо скажет. — Кочис оглядел собравшихся, потом посмотрел на Нахилзи, который смущенно поежился. — Выкладывай, что у тебя на уме, или держи язык за зубами.
— Я не доверяю ему, — сказал Нахилзи. — Много зим назад он покинул свой народ и ушел к белым. А теперь, когда пришла беда, вернулся. Может, у меня нет твоей мудрости, великий вождь, но я все же не так глуп.
— Боюсь, что глуп, — отрезал Кочис. — Разве Сальваж не сражался с нами и не прославил свое имя? Разве не был женат на наших женщинах? Разве не вернулся, когда наступили тяжелые времена и нам понадобились храбрые воины? Разве не понял он наконец, после долгих поисков и смятения, где и с кем его сердце? Скажи, Нахилзи, — Кочис понизил голос, — может, после стольких зим ты вдруг усомнился в моей мудрости? Может, считаешь, что я больше не способен быть вашим вождем?
— Нет, — пристыжено ответил тот.
Кочис повернулся и зашагал прочь. Джек взглянул на Нахилзи, загадочно смотревшего на него.
— Время покажет, что великий вождь прав, — сказал Джек. — Я хочу произвести разведку местности. Ты мог бы познакомить меня с нашими позициями.
Это было предложение мира. Нахилзи кивнул и вскоре появился верхом на чистокровном гнедом жеребце, явно украденном с ранчо белых. Мужчины выехали из лагеря в несколько напряженном, но мирном молчании.
Перевалочная станция находилась в каньоне Сифон, окруженном горами со всех сторон, кроме узкого ущелья, тянувшегося за станцией и рассекавшего горный массив с севера на юг. Воины Кочиса заняли окрестные вершины, обложив станцию с трех сторон. Этого было вполне достаточно, чтобы держать в осаде солдат и пассажиров, а также охранять подступы к родникам.
Разглядывая станцию с высоты, Джек не заметил снаружи ни души. Солдаты вместе с уцелевшим скотом расположились в тесном дворике, обнесенном каменными стенами высотой в двенадцать футов. Даже если кареты были набиты битком, общее число пассажиров не должно было превышать двадцати человек, включая кучеров и кондукторов. Никого из них, однако, не было видно, все укрылись в здании станции. Вскоре им понадобится вода, если они уже не страдают от жажды. А при попытке добраться до нее их ждет смерть.
Джек угрюмо молчал. Стычка с Нахилзи отвлекла его от мыслей о пленных, но теперь, вспомнив об Уоллесе, он постарался заглушить сочувствие к нему. Джек слишком долго прожил среди белых. На войне нет места сочувствию.
Ночью небольшой отряд военных проскользнул на станцию. Кочис был в ярости.
Как выяснилось, его разведчики обнаружили милях в двенадцати от почтового тракта подразделение кавалерии, направлявшееся на восток. Предположив, что войска посланы атаковать апачей с востока, разведчики, охранявшие подход к перевалу с запада, оставили свои посты и поспешили навстречу кавалеристам. Это был опрометчивый шаг еще и потому, что восточный вход был практически неприступен и несколько воинов могли успешно оборонять его от превосходящих сил противника. Воспользовавшись моментом, небольшой отряд военных проскользнул через западный вход и бешеным аллюром устремился к станции. Застигнутые врасплох воины, расположившиеся на окрестных горах, открыли огонь, но вскоре прекратили стрельбу, заметив среди солдат пленных индейцев, явно принадлежавших к одному из племен апачей.
Кочис позвал на совет Джека, Нахилзи и еще двух лучших воинов. Теперь у американцев было восемь заложников, включая вторую жену Кочиса и его сына. Поскольку маленькая кавалькада, прорвавшаяся на станцию, включала тридцать лошадей и скот, было ясно, что захваченные индейцы возвращались из набега.
Мрачно хмурясь, вождь предложил каждому из воинов высказать свое мнение о сложившейся ситуации.
Все три индейца жаждали крови. Они требовали подвергнуть пленных американцев мучительным пыткам, а затем убить, чтобы отомстить белым за предательство и поругание чести их вождя. В ответ на предложение Джека еще раз попробовать обменять пленных Нахилзи презрительно фыркнул. Тогда заговорил Кочис:
— Мы не можем пренебречь жизнью восьмерых апачей.
Нас слишком мало и с каждым годом становится все меньше.
Пятеро из них храбрые воины, заменить которых непросто.
Мой брат — умнейший из моих людей. Он нужен нам. Завтра мы пошлем вниз Уоллеса. Это будет мое последнее предупреждение.
На следующий день ярко сияло солнце, под ногами поскрипывал свежевыпавший снежок, на голубом небе не было ни облачка. Стоял жгучий холод. Уоллеса отвязали от столба и набросили на его торс веревочную петлю, конец которой держал Нахилзи. Сотня воинов в полном боевом облачении выехала на вершину холма во главе с Кочисом и Нахилзи, который вел за собой пленника. Джек держался сзади и чуть левее вождя. Лицо у него, как и у всех остальных, было раскрашено красными, черными и желтыми полосами.
Нахилзи ехал справа от вождя. Он размотал веревку, и Уоллес, следуя указаниям Кочиса, спустился к подножию холма и остановился перед руслом пересохшего ручья, пролегавшего между ним и стенами станции.
— Лейтенант Баском! — позвал он.
Появление апачей, видимо, не осталось незамеченным, поскольку ворота тотчас отворились, выпустив нескольких мужчин, трое из которых были в военной форме. Джек поднес к глазам бинокль.
Лейтенант Баском оказался тщедушным коротышкой не старше двадцати двух — двадцати трех лет. На его лице, багровом от длительного пребывания на солнце, застыло напряженное выражение. Рядом с ним стояли сержант, бывалый вояка с тронутыми сединой волосами, и еще один военный, судя по нашивкам на форме, врач. Из штатских Джек узнал Джона Уордена, рыжеволосого ирландца-ранчеро из Тусона, и Уильяма Бакли, управляющего местным отделением почтовой компании. Джек предложил бинокль Кочису, но тот отказался.
Над заснеженными горами повисла неправдоподобная тишина, и звуки отчетливо разносились в утреннем воздухе, пока Уоллес и Баском перекрикивались друг с другом.
— Баском! — крикнул Уоллес. — Дела наши плохи. Мы умираем с голоду и замерзаем. Нас не кормят и не дают одеял. Кочис отпустит нас, если вы освободите индейцев. Он сказал, что это последнее предупреждение!
— Пусть приведет сына Уордена, — отозвался Баском, — вместе с двумя другими американцами, и тогда мы освободим индейцев.
Уоллес и все остальные повернулись к Кочису в ожидании ответа. Вождь стиснул зубы.
В этот момент Уоллес бросился бежать к станции. Улыбнувшись, Нахилзи подал коня назад. Веревка натянулась, и пленник опрокинулся на спину. Нахилзи развернул коня и, пришпорив его, рванулся с места. Перевернувшись на живот, Уоллес тщетно пытался вцепиться в выступы скал, но веревка потащила его по земле лицом вниз. Нахилзи галопом носился по склону, волоча несчастного по каменистой почве. Когда индейцы повернули и скрылись за холмом, он последовал за ними, таща за собой тело Уоллеса.
Вскоре после этого индейский лагерь огласился воплями.
Джек стоял в толпе воинов, окружавших трех белых, по-прежнему привязанных к столбам. Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы сохранять бесстрастный вид. Рядом стояли Кочис и Нахилзи. Несколько воинов с копьями в руках одновременно прыгнули вперед, направив острия в посеревших от страха пленников. Вопли ужаса и боли пронзили воздух, снег покраснел от крови. Кочис повернулся и ушел.
Джек даже не моргнул, глядя на окровавленные жертвы, слушая их крики и мольбы о пощаде. «Я стал слишком белым», — подумал он, железным усилием воли сохраняя бесстрастный вид. Впрочем, Джек никогда не разделял свойственной его соплеменникам приверженности к пыткам. Хотя апачи пытали только из мести, они проявляли при этом неописуемую жестокость.
И теперь, отрешенно наблюдая за муками несчастных, Джек задумался, не связано ли его отвращение к пыткам с примесью белой крови. Белые тоже прибегали к пыткам, но лишь в исключительных случаях.
Он отвернулся, перехватив прищуренный взгляд Нахилзи. «Плевать», — подумал Джек и зашагал прочь.
Глава 58
Кэндис злилась.
Спина ее ныла, голова раскалывалась от боли. На улице было холодно, слишком холодно, чтобы стирать. Она снова взялась за стирку. Хотя Джек оставил ей цыплят, корову и солидный запас копченой дичи, следовало подумать о ребенке. О ребенке и об их будущем.
Тем более что в данный момент Кэндис серьезно сомневалась, будет ли Джек Сэвидж частью этого будущего.
Сорок долларов таяли быстрее, чем она предполагала.
Не о таком будущем для своего ребенка мечтала Кэндис. Как только малыш подрастет, они уедут. Вернуться к родным она не может. Поэтому нужно накопить достаточную сумму, чтобы снять жилье, пока она будет искать работу. Если понадобится, она согласится скрести полы, но у ее ребенка будет все необходимое.
Кэндис с ожесточением помешала белье. Дыхание вырывалось изо рта паром, окоченевшие руки покраснели. Она шмыгнула носом, размышляя о неотложных делах: принести дрова, если Луис Сантана так и не объявится до вечера, накормить животных и достать олений бок из коптильни, которую соорудил Джек. И еще ей хотелось испечь хлеб.
Сердитым жестом Кэндис убрала под платок выбившиеся пряди волос. Его объяснение в любви чуточку запоздало! Где это видано, чтобы муж бросил беременную жену одну-одинешеньку? Пропади он пропадом! Она подавила слезы, часто подступавшие к горлу в последнее время. Если бы Джек действительно любил ее, то не отправился бы воевать. Да еще на стороне индейцев. Может, как раз сейчас, в эту самую минуту, он снимает скальпы с белых и наслаждается их муками? Господи, да за кого она вышла замуж? Как Джек мог говорить о чести и верности, об обязательствах перед апачами? А как насчет нее? Выходит, перед ребенком у него нет обязательств?
— Как поживаешь, Кэндис?
Выпрямившись, девушка нетерпеливо повернулась к капралу Льюису.
— Генри, есть какие-нибудь новости с перевала Апачи? Он скользнул по молодой женщине взглядом. Прошло всего две недели, но все в городе знали, что муж Кэндис исчез, хотя она ни с кем не делилась своими проблемами. Страсти накалились, и не хватало только, чтобы ее линчевала ненавидящая апачей толпа. Генри жалел Кэндис, потому что она много работала, жила в бедности и осталась без мужа. И восхищался ею, не оставляя надежды, что она пустит его в свою постель. Об этом же мечтали и остальные солдаты. По этой причине Кэндис не расставалась с револьвером, который дал ей Джек, даже когда запирала на ночь дверь, ложась спать.
Слава Богу, хоть ее беременность пока не заметна, а док Харрис — приличный человек и не сплетник.
— Новостей полно. У тебя утомленный вид, Кэндис. Может, пригласишь на чашечку кофе?
Кэндис устало улыбнулась:
— Конечно. Вижу, ты принес белье.
— А как же!
Кэндис не опасалась Генри Льюиса в отличие от других солдат, приносивших ей белье в стирку. Он происходил из семьи, принадлежавшей к высшему нью-йоркскому обществу. Генри был молод, хорошо образован, но явно изголодался по белым женщинам. Он ненавидел армию и собирался уехать, как только кончится срок службы. Кэндис не винила его в этом.
Пока она наливала кофе, Генри развернул салфетку. При виде свежих, еще теплых пирожных у Кэндис потекли слюнки. В последние дни она постоянно ощущала голод, а времени на то, чтобы испечь сладкое, никогда не хватало. Выражение ее лица рассмешило Льюиса.
— О Генри, — сказала Кэндис и отвернулась, чтобы достать тарелки, так как ей снова захотелось заплакать.
— Ты слишком много работаешь, — заметил он, когда Кэндис села, и взял в руки ее загрубевшую ладонь.
Кэндис мягко отняла руку и слегка улыбнулась, оставив его слова без ответа.
— Расскажи лучше, что происходит на перевале Алачи.
— Хорошие новости, — сообщил Генри, просветлев. — Стойбище Кочиса сожжено дотла.
Кэндис побледнела, ей стало дурно. Джек!
— Кэндис? Что с тобой?
Кэндис закрыла глаза и вцепилась в стол. «Господи, пожалуйста, нет! Я так люблю его, пусть с ним все будет хорошо». Она открыла глаза и сморгнула слезы.
— Как это произошло?
— Войскам из форта Брекенридж в составе двух соединений кавалеристов под командованием лейтенанта Мориса удалось пробиться туда. К счастью, обошлось без сражения. Оказалось, что индейцы покинули стойбище.
Кэндис больше не слушала. Покинули? Слава Богу!
— Покинули? Они ушли? Апачи ушли?
— Все до единого. Мы нашли только три изуродованных трупа. Бедняги. — Лицо Льюиса потемнело.
Кэндис была слишком рада, что апачи оставили стойбище, чтобы думать о гибели пленников.
— Аури опознал в одном из трупов служащего станции, Уоллеса, по золотым коронкам. Всех пленных индейцев, включая трех, захваченных по пути к перевалу Апачи, повесили прямо над могилами убитых американцев. Остались только женщина и мальчик. Их доставили в форт Бьюкенен. — Генри помолчал, сделав глоток кофе. — Говорят, трое из повешенных были родственниками Кочиса. Женщина и ребенок — тоже.
Кэндис не могла ни есть, ни пить. Значение слов Льюиса постепенно доходило до ее сознания. Она подняла на него взгляд.
— Они ведь теперь не отступят, да?
— Вряд ли, — вздохнул он. — Похоже, мы увязли по самые уши в войне с апачами.
Позже, стоя в дверях, Генри взял руку молодой женщины и сжал, настойчиво глядя ей в глаза.
— Кэндис, — хрипло сказал он.
— Спасибо за новости, — вежливо отозвалась Кэндис, однако Генри не выпустил ее руки.
— Кэндис, он не вернется. — Это был не столько вопрос, сколько утверждение.
Она на секунду замерла, затем выдернула руку.
— Я устала, Генри. У меня был тяжелый день, и еще нужно переделать кучу дел, пока не стемнело.
Он не сразу отвел от нее взгляд, полный откровенной тоски.
— Ты заслуживаешь большего. Во всяком случае, не такого мужа, который бросил тебя здесь одну. Мужа, который…
— Это не касается никого, кроме меня, — оборвала его Кэндис. — До свидания, Генри. Твое белье будет готово через три дня, если не испортится погода.
Он открыл было рот, но ничего не сказал и вышел.
Кэндис захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, ожидая, пока Генри отъедет. Все ее мысли были о Джеке. Она думала о нем с той минуты, как Льюис рассказал ей о последних событиях, и его визит казался ей бесконечным. Где Джек? Может, прячется в затерянном в горах каньоне, готовясь к очередной схватке с белыми? Или преследует злосчастный караван фургонов с мирными поселенцами? Теперь он не вернется, даже если захочет. Один Бог знает, где Джек и как далеко. Закрыв глаза, Кэндис вознесла молитву о его благополучии. А потом вышла во двор, чтобы закончить стирку.
Глава 59
Апачи оставили разведчиков, прежде чем сняться с лагеря в каньоне Гудвина и отойти в горы Чирикауа, где располагался укрепленный лагерь Кочиса. Один из них вернулся и принес мрачное, но вполне предсказуемое известие о казни пленных индейцев. Джек, Кочис и еще несколько воинов спустились с гор, чтобы похоронить тела. Опасность была невелика, поскольку войска, прихватив с собой кареты с пассажирами, ушли с перевала Апачи.
Зимний ветер раскачивал шесть трупов, висевших на могучем дубе над свежими могилами трех американцев. Подъехав ближе, апачи увидели, что тела индейцев не тронуты. Взгляд Джека угрюмо скользнул по мертвым воинам, затем метнулся назад, к третьему из них.
Шоцки!
Застыв на месте, он смотрел и не верил своим глазам.
Это был Шоцки. Тело его брата покачивалось на ветру, голова склонилась набок, подбородок прижимался к плечу. Открытые глаза невидяще смотрели в пустоту. Ветер трепал длинные волосы, темные пряди касались лица, цеплялись за губы.
Джек застонал, исторгнув из недр души звук, полный невыносимой муки. Боль была так велика, так непомерна, что на секунду ему показалось, будто он сейчас умрет и последует за братом. Джек не мог пошевелиться. Он даже не заметил, что его спутники спешились. «Брат мой! — кричала его душа. — Брат мой!»
Джек тоже спешился. Он тяжело дышал, слезы застилали глаза. Это был один из самых тяжелых моментов в его жизни. Подойдя к Шоцки, он перерезал веревку и, подхватив брата на руки, опустился с ним на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Неужели я должен наказывать своих лучших воинов, как расшалившихся мальчишек, у которых нет других занятий, кроме того, чтобы драться между собой? Глупцы! Скоро вам представится возможность воевать — но не друг с другом. — Гнев Кочиса заставил обоих драчунов устыдиться. — Чего ради вы затеяли это нелепое состязание?
Джек и Нахилзи заговорили одновременно, и затем оба замолчали. Кочис посмотрел на Джека.
— Это моя вина, — сказал Джек. — Я вышел из себя. Кочис посмотрел на Нахилзи.
— Нет, это я виноват. Я обвинил его в шпионаже. Помолчав, Кочис заговорил, громко и властно:
— Слушайте внимательно. Ниньо Сальваж — мой брат. Он отважный воин и не раз доказывал, что достоин имени, которое я дал ему когда-то. Я верю ему. А тот, кто сомневается в моей мудрости, пусть прямо скажет. — Кочис оглядел собравшихся, потом посмотрел на Нахилзи, который смущенно поежился. — Выкладывай, что у тебя на уме, или держи язык за зубами.
— Я не доверяю ему, — сказал Нахилзи. — Много зим назад он покинул свой народ и ушел к белым. А теперь, когда пришла беда, вернулся. Может, у меня нет твоей мудрости, великий вождь, но я все же не так глуп.
— Боюсь, что глуп, — отрезал Кочис. — Разве Сальваж не сражался с нами и не прославил свое имя? Разве не был женат на наших женщинах? Разве не вернулся, когда наступили тяжелые времена и нам понадобились храбрые воины? Разве не понял он наконец, после долгих поисков и смятения, где и с кем его сердце? Скажи, Нахилзи, — Кочис понизил голос, — может, после стольких зим ты вдруг усомнился в моей мудрости? Может, считаешь, что я больше не способен быть вашим вождем?
— Нет, — пристыжено ответил тот.
Кочис повернулся и зашагал прочь. Джек взглянул на Нахилзи, загадочно смотревшего на него.
— Время покажет, что великий вождь прав, — сказал Джек. — Я хочу произвести разведку местности. Ты мог бы познакомить меня с нашими позициями.
Это было предложение мира. Нахилзи кивнул и вскоре появился верхом на чистокровном гнедом жеребце, явно украденном с ранчо белых. Мужчины выехали из лагеря в несколько напряженном, но мирном молчании.
Перевалочная станция находилась в каньоне Сифон, окруженном горами со всех сторон, кроме узкого ущелья, тянувшегося за станцией и рассекавшего горный массив с севера на юг. Воины Кочиса заняли окрестные вершины, обложив станцию с трех сторон. Этого было вполне достаточно, чтобы держать в осаде солдат и пассажиров, а также охранять подступы к родникам.
Разглядывая станцию с высоты, Джек не заметил снаружи ни души. Солдаты вместе с уцелевшим скотом расположились в тесном дворике, обнесенном каменными стенами высотой в двенадцать футов. Даже если кареты были набиты битком, общее число пассажиров не должно было превышать двадцати человек, включая кучеров и кондукторов. Никого из них, однако, не было видно, все укрылись в здании станции. Вскоре им понадобится вода, если они уже не страдают от жажды. А при попытке добраться до нее их ждет смерть.
Джек угрюмо молчал. Стычка с Нахилзи отвлекла его от мыслей о пленных, но теперь, вспомнив об Уоллесе, он постарался заглушить сочувствие к нему. Джек слишком долго прожил среди белых. На войне нет места сочувствию.
Ночью небольшой отряд военных проскользнул на станцию. Кочис был в ярости.
Как выяснилось, его разведчики обнаружили милях в двенадцати от почтового тракта подразделение кавалерии, направлявшееся на восток. Предположив, что войска посланы атаковать апачей с востока, разведчики, охранявшие подход к перевалу с запада, оставили свои посты и поспешили навстречу кавалеристам. Это был опрометчивый шаг еще и потому, что восточный вход был практически неприступен и несколько воинов могли успешно оборонять его от превосходящих сил противника. Воспользовавшись моментом, небольшой отряд военных проскользнул через западный вход и бешеным аллюром устремился к станции. Застигнутые врасплох воины, расположившиеся на окрестных горах, открыли огонь, но вскоре прекратили стрельбу, заметив среди солдат пленных индейцев, явно принадлежавших к одному из племен апачей.
Кочис позвал на совет Джека, Нахилзи и еще двух лучших воинов. Теперь у американцев было восемь заложников, включая вторую жену Кочиса и его сына. Поскольку маленькая кавалькада, прорвавшаяся на станцию, включала тридцать лошадей и скот, было ясно, что захваченные индейцы возвращались из набега.
Мрачно хмурясь, вождь предложил каждому из воинов высказать свое мнение о сложившейся ситуации.
Все три индейца жаждали крови. Они требовали подвергнуть пленных американцев мучительным пыткам, а затем убить, чтобы отомстить белым за предательство и поругание чести их вождя. В ответ на предложение Джека еще раз попробовать обменять пленных Нахилзи презрительно фыркнул. Тогда заговорил Кочис:
— Мы не можем пренебречь жизнью восьмерых апачей.
Нас слишком мало и с каждым годом становится все меньше.
Пятеро из них храбрые воины, заменить которых непросто.
Мой брат — умнейший из моих людей. Он нужен нам. Завтра мы пошлем вниз Уоллеса. Это будет мое последнее предупреждение.
На следующий день ярко сияло солнце, под ногами поскрипывал свежевыпавший снежок, на голубом небе не было ни облачка. Стоял жгучий холод. Уоллеса отвязали от столба и набросили на его торс веревочную петлю, конец которой держал Нахилзи. Сотня воинов в полном боевом облачении выехала на вершину холма во главе с Кочисом и Нахилзи, который вел за собой пленника. Джек держался сзади и чуть левее вождя. Лицо у него, как и у всех остальных, было раскрашено красными, черными и желтыми полосами.
Нахилзи ехал справа от вождя. Он размотал веревку, и Уоллес, следуя указаниям Кочиса, спустился к подножию холма и остановился перед руслом пересохшего ручья, пролегавшего между ним и стенами станции.
— Лейтенант Баском! — позвал он.
Появление апачей, видимо, не осталось незамеченным, поскольку ворота тотчас отворились, выпустив нескольких мужчин, трое из которых были в военной форме. Джек поднес к глазам бинокль.
Лейтенант Баском оказался тщедушным коротышкой не старше двадцати двух — двадцати трех лет. На его лице, багровом от длительного пребывания на солнце, застыло напряженное выражение. Рядом с ним стояли сержант, бывалый вояка с тронутыми сединой волосами, и еще один военный, судя по нашивкам на форме, врач. Из штатских Джек узнал Джона Уордена, рыжеволосого ирландца-ранчеро из Тусона, и Уильяма Бакли, управляющего местным отделением почтовой компании. Джек предложил бинокль Кочису, но тот отказался.
Над заснеженными горами повисла неправдоподобная тишина, и звуки отчетливо разносились в утреннем воздухе, пока Уоллес и Баском перекрикивались друг с другом.
— Баском! — крикнул Уоллес. — Дела наши плохи. Мы умираем с голоду и замерзаем. Нас не кормят и не дают одеял. Кочис отпустит нас, если вы освободите индейцев. Он сказал, что это последнее предупреждение!
— Пусть приведет сына Уордена, — отозвался Баском, — вместе с двумя другими американцами, и тогда мы освободим индейцев.
Уоллес и все остальные повернулись к Кочису в ожидании ответа. Вождь стиснул зубы.
В этот момент Уоллес бросился бежать к станции. Улыбнувшись, Нахилзи подал коня назад. Веревка натянулась, и пленник опрокинулся на спину. Нахилзи развернул коня и, пришпорив его, рванулся с места. Перевернувшись на живот, Уоллес тщетно пытался вцепиться в выступы скал, но веревка потащила его по земле лицом вниз. Нахилзи галопом носился по склону, волоча несчастного по каменистой почве. Когда индейцы повернули и скрылись за холмом, он последовал за ними, таща за собой тело Уоллеса.
Вскоре после этого индейский лагерь огласился воплями.
Джек стоял в толпе воинов, окружавших трех белых, по-прежнему привязанных к столбам. Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы сохранять бесстрастный вид. Рядом стояли Кочис и Нахилзи. Несколько воинов с копьями в руках одновременно прыгнули вперед, направив острия в посеревших от страха пленников. Вопли ужаса и боли пронзили воздух, снег покраснел от крови. Кочис повернулся и ушел.
Джек даже не моргнул, глядя на окровавленные жертвы, слушая их крики и мольбы о пощаде. «Я стал слишком белым», — подумал он, железным усилием воли сохраняя бесстрастный вид. Впрочем, Джек никогда не разделял свойственной его соплеменникам приверженности к пыткам. Хотя апачи пытали только из мести, они проявляли при этом неописуемую жестокость.
И теперь, отрешенно наблюдая за муками несчастных, Джек задумался, не связано ли его отвращение к пыткам с примесью белой крови. Белые тоже прибегали к пыткам, но лишь в исключительных случаях.
Он отвернулся, перехватив прищуренный взгляд Нахилзи. «Плевать», — подумал Джек и зашагал прочь.
Глава 58
Кэндис злилась.
Спина ее ныла, голова раскалывалась от боли. На улице было холодно, слишком холодно, чтобы стирать. Она снова взялась за стирку. Хотя Джек оставил ей цыплят, корову и солидный запас копченой дичи, следовало подумать о ребенке. О ребенке и об их будущем.
Тем более что в данный момент Кэндис серьезно сомневалась, будет ли Джек Сэвидж частью этого будущего.
Сорок долларов таяли быстрее, чем она предполагала.
Не о таком будущем для своего ребенка мечтала Кэндис. Как только малыш подрастет, они уедут. Вернуться к родным она не может. Поэтому нужно накопить достаточную сумму, чтобы снять жилье, пока она будет искать работу. Если понадобится, она согласится скрести полы, но у ее ребенка будет все необходимое.
Кэндис с ожесточением помешала белье. Дыхание вырывалось изо рта паром, окоченевшие руки покраснели. Она шмыгнула носом, размышляя о неотложных делах: принести дрова, если Луис Сантана так и не объявится до вечера, накормить животных и достать олений бок из коптильни, которую соорудил Джек. И еще ей хотелось испечь хлеб.
Сердитым жестом Кэндис убрала под платок выбившиеся пряди волос. Его объяснение в любви чуточку запоздало! Где это видано, чтобы муж бросил беременную жену одну-одинешеньку? Пропади он пропадом! Она подавила слезы, часто подступавшие к горлу в последнее время. Если бы Джек действительно любил ее, то не отправился бы воевать. Да еще на стороне индейцев. Может, как раз сейчас, в эту самую минуту, он снимает скальпы с белых и наслаждается их муками? Господи, да за кого она вышла замуж? Как Джек мог говорить о чести и верности, об обязательствах перед апачами? А как насчет нее? Выходит, перед ребенком у него нет обязательств?
— Как поживаешь, Кэндис?
Выпрямившись, девушка нетерпеливо повернулась к капралу Льюису.
— Генри, есть какие-нибудь новости с перевала Апачи? Он скользнул по молодой женщине взглядом. Прошло всего две недели, но все в городе знали, что муж Кэндис исчез, хотя она ни с кем не делилась своими проблемами. Страсти накалились, и не хватало только, чтобы ее линчевала ненавидящая апачей толпа. Генри жалел Кэндис, потому что она много работала, жила в бедности и осталась без мужа. И восхищался ею, не оставляя надежды, что она пустит его в свою постель. Об этом же мечтали и остальные солдаты. По этой причине Кэндис не расставалась с револьвером, который дал ей Джек, даже когда запирала на ночь дверь, ложась спать.
Слава Богу, хоть ее беременность пока не заметна, а док Харрис — приличный человек и не сплетник.
— Новостей полно. У тебя утомленный вид, Кэндис. Может, пригласишь на чашечку кофе?
Кэндис устало улыбнулась:
— Конечно. Вижу, ты принес белье.
— А как же!
Кэндис не опасалась Генри Льюиса в отличие от других солдат, приносивших ей белье в стирку. Он происходил из семьи, принадлежавшей к высшему нью-йоркскому обществу. Генри был молод, хорошо образован, но явно изголодался по белым женщинам. Он ненавидел армию и собирался уехать, как только кончится срок службы. Кэндис не винила его в этом.
Пока она наливала кофе, Генри развернул салфетку. При виде свежих, еще теплых пирожных у Кэндис потекли слюнки. В последние дни она постоянно ощущала голод, а времени на то, чтобы испечь сладкое, никогда не хватало. Выражение ее лица рассмешило Льюиса.
— О Генри, — сказала Кэндис и отвернулась, чтобы достать тарелки, так как ей снова захотелось заплакать.
— Ты слишком много работаешь, — заметил он, когда Кэндис села, и взял в руки ее загрубевшую ладонь.
Кэндис мягко отняла руку и слегка улыбнулась, оставив его слова без ответа.
— Расскажи лучше, что происходит на перевале Алачи.
— Хорошие новости, — сообщил Генри, просветлев. — Стойбище Кочиса сожжено дотла.
Кэндис побледнела, ей стало дурно. Джек!
— Кэндис? Что с тобой?
Кэндис закрыла глаза и вцепилась в стол. «Господи, пожалуйста, нет! Я так люблю его, пусть с ним все будет хорошо». Она открыла глаза и сморгнула слезы.
— Как это произошло?
— Войскам из форта Брекенридж в составе двух соединений кавалеристов под командованием лейтенанта Мориса удалось пробиться туда. К счастью, обошлось без сражения. Оказалось, что индейцы покинули стойбище.
Кэндис больше не слушала. Покинули? Слава Богу!
— Покинули? Они ушли? Апачи ушли?
— Все до единого. Мы нашли только три изуродованных трупа. Бедняги. — Лицо Льюиса потемнело.
Кэндис была слишком рада, что апачи оставили стойбище, чтобы думать о гибели пленников.
— Аури опознал в одном из трупов служащего станции, Уоллеса, по золотым коронкам. Всех пленных индейцев, включая трех, захваченных по пути к перевалу Апачи, повесили прямо над могилами убитых американцев. Остались только женщина и мальчик. Их доставили в форт Бьюкенен. — Генри помолчал, сделав глоток кофе. — Говорят, трое из повешенных были родственниками Кочиса. Женщина и ребенок — тоже.
Кэндис не могла ни есть, ни пить. Значение слов Льюиса постепенно доходило до ее сознания. Она подняла на него взгляд.
— Они ведь теперь не отступят, да?
— Вряд ли, — вздохнул он. — Похоже, мы увязли по самые уши в войне с апачами.
Позже, стоя в дверях, Генри взял руку молодой женщины и сжал, настойчиво глядя ей в глаза.
— Кэндис, — хрипло сказал он.
— Спасибо за новости, — вежливо отозвалась Кэндис, однако Генри не выпустил ее руки.
— Кэндис, он не вернется. — Это был не столько вопрос, сколько утверждение.
Она на секунду замерла, затем выдернула руку.
— Я устала, Генри. У меня был тяжелый день, и еще нужно переделать кучу дел, пока не стемнело.
Он не сразу отвел от нее взгляд, полный откровенной тоски.
— Ты заслуживаешь большего. Во всяком случае, не такого мужа, который бросил тебя здесь одну. Мужа, который…
— Это не касается никого, кроме меня, — оборвала его Кэндис. — До свидания, Генри. Твое белье будет готово через три дня, если не испортится погода.
Он открыл было рот, но ничего не сказал и вышел.
Кэндис захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, ожидая, пока Генри отъедет. Все ее мысли были о Джеке. Она думала о нем с той минуты, как Льюис рассказал ей о последних событиях, и его визит казался ей бесконечным. Где Джек? Может, прячется в затерянном в горах каньоне, готовясь к очередной схватке с белыми? Или преследует злосчастный караван фургонов с мирными поселенцами? Теперь он не вернется, даже если захочет. Один Бог знает, где Джек и как далеко. Закрыв глаза, Кэндис вознесла молитву о его благополучии. А потом вышла во двор, чтобы закончить стирку.
Глава 59
Апачи оставили разведчиков, прежде чем сняться с лагеря в каньоне Гудвина и отойти в горы Чирикауа, где располагался укрепленный лагерь Кочиса. Один из них вернулся и принес мрачное, но вполне предсказуемое известие о казни пленных индейцев. Джек, Кочис и еще несколько воинов спустились с гор, чтобы похоронить тела. Опасность была невелика, поскольку войска, прихватив с собой кареты с пассажирами, ушли с перевала Апачи.
Зимний ветер раскачивал шесть трупов, висевших на могучем дубе над свежими могилами трех американцев. Подъехав ближе, апачи увидели, что тела индейцев не тронуты. Взгляд Джека угрюмо скользнул по мертвым воинам, затем метнулся назад, к третьему из них.
Шоцки!
Застыв на месте, он смотрел и не верил своим глазам.
Это был Шоцки. Тело его брата покачивалось на ветру, голова склонилась набок, подбородок прижимался к плечу. Открытые глаза невидяще смотрели в пустоту. Ветер трепал длинные волосы, темные пряди касались лица, цеплялись за губы.
Джек застонал, исторгнув из недр души звук, полный невыносимой муки. Боль была так велика, так непомерна, что на секунду ему показалось, будто он сейчас умрет и последует за братом. Джек не мог пошевелиться. Он даже не заметил, что его спутники спешились. «Брат мой! — кричала его душа. — Брат мой!»
Джек тоже спешился. Он тяжело дышал, слезы застилали глаза. Это был один из самых тяжелых моментов в его жизни. Подойдя к Шоцки, он перерезал веревку и, подхватив брата на руки, опустился с ним на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35