— Ничто не заставит дрожать от страха англичанина, как достойная речь в честь мертвого ирландца.
ГЛАВА VI
Анна забрала Рори домой почти сразу после девяти вечера. На следующий день ему нужно было уже идти в школу.
Стефен исчез. Миссис Кэвенах сказала, что он ушел поговорить об ирландской проблеме. Анна забеспокоилась, что его так долго нет.
Миссис Кэвенах только посмеялась.
— Вы же знаете, как разговоры о политике действуют на мужчин, — сказала она.
Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.
Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.
— Я не хочу ходить в школу.
— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.
— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.
— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.
— Я уже умею читать и писать.
Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.
— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.
Рори засомневался:
— Они это не очень любят.
— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.
Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.
Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.
Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.
— Где ты был?
— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.
— О политике, верно?
Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.
— О политике. Прости, что я тебя оставил одну, Нэн.
Анна похлопала его по руке:
— Ну что ж, пойдем выпьем чаю.
Она пошла на кухню, где на плите стоял кипящий чайник. Стефен сел за стол и потер лицо руками.
— До смерти можно заговаривать человека, рассказывая о свободной Ирландии, проигрывая одни и те же сражения снова и снова.
Анна заварила чай, поставила на стол две чашки, сахар, молоко и печенье.
— Я помню Дублин перед восстанием сорок восьмого, — сказала она. — Ох, как много патриоты произносили прекрасных речей, толкуя о демократии и свободной родине. Везде были солдаты — большие, хорошо откормленные парни, хвастающие своим оружием. Но прежде чем кто-то понял, что произошло, все было кончено. — Она покачала головой. — Патриоты почему-то всегда заканчивают поражением.
Стефен вытянул ноги и наблюдал, как она собирает на стол. Анна расстегнула жакет. Ее полные груди натянули блузку, заправленную в узкий пояс юбки. Длинная прядь кудрявых рыжеватых волос выбилась из прически и сияла в свете лампы.
— Я сказала миссис Кэвенах, что политика не имеет для женщины такого значения, как для мужчины, — продолжала она. — Женщины уезжают из Ирландии с легким сердцем. Мы знаем, что будем жить лучше, и назад не оглядываемся. Мужчины — другое дело. Они переживают свое поражение так, будто это проклятие для всего рода человеческого.
Анна добавила молока в обе чашки и села, подперев ладонью подбородок. В неярком свете глаза ее казались большими и спокойными; губы полные, мягко очерченные. Наблюдая за ней, Стефен чувствовал томление до боли. Не в том дело, что она была прекраснейшей женщиной на свете. Он вспоминал, как она смотрела, стоя у кровати, на Рори, и чувствовал что-то еще, кроме желания. Какую-то нежность, умиротворение и умиление. Он взял ложку и провел большим пальцем по гладкой поверхности.
— Да, дорогая, в этом ты права. Мужчины никогда не забывают Ирландию.
Они посидели молча, пока чай настаивался. Стефен не мог припомнить, чувствовал ли он когда-нибудь такое умиротворение, как сейчас — сидя с Анной на кухне, зная, что мальчонка спит рядом.
— Я хотел, чтобы ты купила все, что тебе нужно в дом, — сказал он. — Посуду, ковры, картины.
— Хорошо. Я уже запланировала кое-что… Заполню шкаф посудой.
Стефен посмотрел на распустившийся узел волос на ее голове, на хорошей формы брови, замечательно прямой нос. Она была прекрасна. Прекрасна, как мечта.
— Я хочу, чтобы у тебя было все. Платья, капоры, шали. Отправляйся на Бродвей и поброди по магазинам. Купи себе что захочешь.
— Послушать тебя, так можно подумать, ты транжира, — упрекнула она. Анна потянулась за заварным чайником. — Я не буду изображать из себя даму перед соседями и не заставлю тебя покупать мне вещи. Скоро я заработаю доллары за кружево и верну тебе все, что должна.
Стефен следил, как она наливает ему в чашку горячий чай, и молчал. Ему надоело спорить.
— Расскажи мне про сегодняшний вечер, — попросил он. — Ты повеселилась?
— Да, приятно провела время. Все меня приветствовали. Но этот Дэйви Райен! Ах, Стефен, он положил глаз на Пэги, но никогда не сможет ее добиться, изображая дурачка. Он едва не подрался с ее дружком.
Стефен улыбнулся:
— Я поговорю с ним.
— Я рассказала женщинам о Спинере… И как я оказалась с тобой. Я и не думала им рассказывать, но так получилось.
— Это не имеет значения, Нэн. У меня от этих людей нет секретов.
Анна взглянула на него обеспокоенно.
— Секретов нет, за исключением моего…
— Дорогая, помолчи. Давай не будем говорить о неприятном. По крайней мере, не сегодня…
Глаза Стефена переполняло желание.
— Допей чай, — сказала Анна. Он не отрываясь смотрел на нее.
— Хорошо, но только несколько глотков. А потом пора в постель.
«Он и спрашивать ее не собирается, — подумала Анна. — Сегодня ночью он будет делать то, что хотел делать все эти прошедшие недели. И она не может ему отказать. Сейчас она в Америке, в Нью-Йорке. Прошлое позади… И она ему многим обязана, очень многим».
Анна взяла чашку обеими руками и представила, как все будет. Били часто брал ее, но был скор. Ему так не терпелось дойти до дела, что он почти не целовал ее, почти не ласкал. Даже в первые недели, когда он ею еще не насытился, никогда не ласкал ее. А Стефен был другим. Она смотрела на его руки, широкие и плоские, и представляла их на своем теле. Если он будет добр, она не возражает против этого. Только не надо ее сжимать больно, щипать… Тогда это не будет так гадко. Ей хотелось попросить его не совать туда пальцы…
Стефен зевнул, и Анна заметила, что в нем растет нетерпение. Она быстро сделала несколько глотков горячего сладкого чая и поднялась из-за стола вместе с ним.
— Ты уже заходила в нашу спальню? Анна потрясла головой:
— После обеда не заходила.
— Тогда пойдем, — и он подал ей руку.
В спальне латунная кровать была застелена чистыми простынями и покрыта сверху ярким покрывалом. На ореховом туалетном столике стояла корзина желтых и красных цветов. Нижние матовые стекла на окнах мерцали в слабом свете лампы.
— Ах, как все красиво, — сказала Анна, изумленная тем, что Стефен сам побеспокоился приготовить комнату. Ей даже в голову не пришло заправить постель. — Когда же ты это сделал?
Казалось, он был доволен собой.
— Раньше.
Анна подошла к окну и потрогала шершавое искрящееся стекло.
— А может нас кто-нибудь увидеть?
— Не через это стекло.
— Мне нужно будет сделать занавески.
Стефен подошел к ней и, обхватив руками за талию, притянул к себе. Тело Анны напряглось. Стефен погладил ее по спине, а губами дотронулся до волос.
— Ты меня совсем не хочешь, Нэн? Ну, хотя бы немножко?
Анна прислонилась лбом к его плечу.
— Хочу, — прошептала она, зная, что именно этого ответа он ждет от нее.
Он поднял ее подбородок и поцеловал. Губы двигались медленно — по губам, щекам и лбу. Анна закрыла глаза. Она не хотела, чтобы он заметил ее нехорошие предчувствия, — ей не хотелось портить ему удовольствие. Но чем дольше он целовал, тем скорее она теряла осторожность, и когда он опять вернулся к ее рту и потрогал ее губы языком, она раскрылась ему и схватилась за рубашку. «Если бы они могли делать только это, — подумала она. — Целоваться и держаться друг за друга — и больше ничего».
Стефен отодвинулся, дотянулся до лампы и убавил свет. Анна следила, как он вынул запонки из манжет и бросил их на туалетный столик. Снял рубашку — на торсе и руках играли мускулы, а грудь заросла золотисто-каштановыми волосами.
Он поймал взгляд Анны и усмехнулся.
— Видела когда-нибудь такого мужчину в своей жизни? — И он пробежался пальцами по груди.
— Ты испорченный, — заметила она, скрывая улыбку. — Избалованный и тщеславный.
Она сняла жакет и расправила его на спинке стула. Стефен притянул ее к себе.
— Ты же знаешь, мне нравится быть испорченным.
Анна обхватила пальцами его бицепс. Она смотрела на изгибы мышц на его плечах и на широкую площадь груди… На шее мерно пульсировала жилка.
— Доверься мне, дорогая, — тихо попросил он. Стефен поймал ее губы своими, покусывал и сосал их, играя языком до тех пор, пока Анна не обвила его шею и не ответила на поцелуй. Он прижал ее теснее, до боли, к своей груди. Потом отступил и пробежал по блузе сверху вниз, отыскивая пуговицы.
— Помоги мне снять все это.
Голос прозвучал хрипло, нетерпеливо. «Как у всех мужиков, когда они добиваются своего», — подумала Анна.
Она повернулась спиной и расстегнула пуговицы дрожащими пальцами. Она сняла блузку и положила на стул. Стефен подтянул ее к себе. Одной рукой он держал ее за грудь, другой — за талию. Губы ласкали шею, плечо, отчего по спине прошла дрожь.
— Милая, — пробормотал он, вдыхая ее запах. — Боже милостивый, я готов умереть за тебя.
Сильные руки сжали ее груди. Анна напряглась и вцепилась в его плечи, из горла вырвался писк, как у младенца.
— Что с тобой, Нэн? — спросил Стефен. — Что не так?
Она быстро дышала, сердце стучало, как бешеное. Это будет больно. Через столько лет это опять должно быть больно.
— Я… я не знаю, — ответила она. Стефен помолчал. Потом сказал тихо:
— Закрой глаза.
Анна судорожно сглотнула и закрыла глаза.
— Не думай ни о чем, а только чувствуй. — Он погладил ее груди через льняную ткань лифчика. — Как сейчас?
— Я… Я… Как хочешь.
Чем дольше он ее ласкал, тем больше она чувствовала — внизу живота скапливался жар. Стефен снял напряжение, доставив приятное, затуманивающее удовольствие, которое она уже с ним чувствовала раньше на корабле.
— Можно я тебя возьму?
— Да, — солгала она, уверенная, что он придавит ее сейчас, навалившись. Нет смысла объяснять ему насколько ей это ненавистно.
Стефен расстегнул лифчик и запустил руки под него. Кончиками пальцев он обвел чаши грудей, поиграв с сосками. Губы Анны раскрылись с тихим стоном удовольствия. Она прислонилась к нему, у нее дрожали ноги.
— Ох, Стефен…
— Сегодня я угожу тебе, — прошептал он ей в волосы. — Ох, Нэн, просто уверен, что я тебе понравлюсь.
Он совсем сдвинул лифчик, лаская ее обеими руками, ласково поддерживая. У Анны стеснилось дыхание, голова кружилась. Она чувствовала дрожь от удовольствия. Стефен пробежал пальцами по голым плечам и внимательно ее рассмотрел.
— Распусти волосы.
Она подняла руки и вынула гребни.
— Не спеши, Нэн. Я хочу смотреть на тебя. Ах, да ты просто картина. — Его голос был низким и тихим, глаза пожирали ее.
Она позволила ему собой любоваться. Стефен отбросил огромную массу кудрей на плечи и начал ласкать ее груди. Языком он облизывал соски, губы дразнили и посасывали. Анна вцепилась в его плечи. Она покачивалась, чувствуя, как теплая тяжесть собирается внизу живота. Глаза были полузакрыты. Такое наслаждение она даже не могла вообразить.
Стефен расстегнул юбку, потом развязал ленты на нижних юбках, все они — одна за другой — упали на пол.
Он внимательно рассмотрел ее тело. Анна тонула в наслаждении, чувствуя опьянение и желание.
На пол упали чулки, трусы…
Наконец, она осталась голой. Легко касаясь, он пробежал пальцами вверх по ляжкам. Зажмурившись, чувствуя себя беспомощной и красивой, Анна стояла, как прикованная. Присев на кровать, Стефен притянул к себе Анну и, обхватив руками ее бедра, прижался головой к лону. Она зарылась пальцами в его волосы.
Неожиданно она почувствовала ищущие удары языком, а потом приятное ощущение, от которого в изумлении вскрикнула.
— Ах! Не делай этого! — оттолкнула она его. Он встал с улыбкой:
— От этого нет вреда.
Анна бросилась прочь, устыдившись того, что сделал Стефен, и пристыженная тем, что от этого почувствовала. Она схватила с пола нижнюю юбку и прикрылась ею. Она была в смятении — ей захотелось плакать.
— Ты все делаешь не так, — сказала она, чуть не плача. — Ты много разглядываешь и… трогаешь. И… то, что ты сделал сейчас. Так не делают.
Стефен не обратил внимания на ее слова.
— С этого момента я все буду делать, как надо, Нэн, — улыбаясь, сказал Стефен и начал расстегивать брюки.
Анна крепко прижимала к груди юбку. Она хотела отвернуться, но не смогла. Когда он отбросил в сторону брюки, она уставилась на его голые бедра, длинные, мускулистые ляжки и мощную мужскую плоть, поднявшуюся вроде копья.
Анна отвернулась, еще крепче вцепившись в нижнюю юбку. Она не хотела лежать под ним, вся открытая и беспомощная, ожидая, пока он кончит. «Он не настоящий мой муж, — твердила она себе. — Я не обязана это с ним делать».
— Стефен, я не могу.
Он забрал у нее юбку и обнял за плечи. Анна тесно прижалась к нему, слыша, как колотится его сердце.
— Я боюсь, — прошептала она.
— Знаю, Нэн.
Она хотела ему угодить. Хотела целоваться с ним, чувствуя на себе его руки. Все, кроме того, чтобы он вошел в нее, когда страсть станет дикой и грубой, и он сделает ей больно, забыв об ее существовании.
— Тебе не будет больно, — сказал он. — Скажи только, и я остановлюсь.
Он положил ее спиной на кровать, на прохладную льняную простыню, и жадно осмотрел простершееся перед ним тело. Анна чувствовала в горле и ушах биение сердца. Закрыть глаза не осмеливалась. Ей нужно следить за ним — тогда он не увлечет ее еще в какое-нибудь греховное наслаждение, усыпив бдительность.
Наклонившись над ней, он начал целовать ее горячим и жадным ртом, едва касаясь. По телу Анны прошел трепет.
Он гладил и целовал груди, лизал горячим языком соски. Анна закрыла глаза, страх ушел. В ней нарастала волна желания.
Пальцы Стефена скользнули между ног, и Анна напряглась. Она вспомнила грубые пальцы Били, сжимающие нежную плоть, острый удар грубых ногтей. Она сжала Стефена за талию, пытаясь убрать руку.
— Все хорошо, — сказал он. — Пусти меня…
Она застыла с широко открытыми глазами. Продолжая ласкать, он нежно и медленно отыскивал сладкое местечко, которое уже нашел языком.
— Какая ты красивая, Анна! Красивее нет на свете, — тихо сказал он.
Его пальцы вызывали неожиданные ощущения, которые можно было назвать порочными, если бы они не были такими приятными. Анна пошире раздвинула ноги, надеясь, что он не заметит.
— Ах, дорогая, — воскликнул он. — Кажется, ты меня уже захотела!
Его пальцы задвигались смелее. Анна в панике метнулась, пытаясь его оттолкнуть.
— Нет! — закричала она. — Не делай так! Нет! — Она ударила его по руке.
Стефен сжал ее талию:
— Ну, не убегай от меня…
Прерывисто дыша, она лежала неподвижно. Стефен смотрел на нее с тревогой, как если бы произошло что-то не то. Анна закрыла грудь руками и отвернулась.
Он ласково убрал с ее лица и плеч волосы и разбросал по подушке. Потом повернул ее к себе:
— Я больше не буду это делать.
При свете лампы выражение его лица казалось расстроенным, но добрым.
Анна была рада, что рядом с ней Стефен, а не какой-нибудь другой мужчина. Всякий другой не церемонился бы с ней так.
Долго он еще целовал ее — рот, груди, — отчего она опять как бы опьянела. После каждого прикосновения ее сопротивление становилось все слабее. Наконец, она перестала бороться с собой — обхватила его руками, вдавив пальцы в твердую плоть, и застонала от наслаждения.
Когда он вошел в нее, она, прикусив губу, прижалась лицом к нему, моля его поторопиться.
Но он не сделал этого. Он скользнул руками под бедра Анны и ласково, но настойчиво начал подбрасывать ее.
— Анна, — прошептал он. — Ах, Нэн. Раздвинув ее ноги шире, он вошел еще глубже.
Анна была потрясена — больно не было. Он приподнялся и посмотрел на нее; на его лице была написана откровенная страсть. Анна вцепилась в простыню и отвернулась, боясь посмотреть на него. Но член, хозяйничающий внутри у нее, заставлял забыть обо всем на свете.
Он двигался все быстрее и быстрее, утоляя ее голод и одновременно делая его еще нестерпимее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
ГЛАВА VI
Анна забрала Рори домой почти сразу после девяти вечера. На следующий день ему нужно было уже идти в школу.
Стефен исчез. Миссис Кэвенах сказала, что он ушел поговорить об ирландской проблеме. Анна забеспокоилась, что его так долго нет.
Миссис Кэвенах только посмеялась.
— Вы же знаете, как разговоры о политике действуют на мужчин, — сказала она.
Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.
Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.
— Я не хочу ходить в школу.
— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.
— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.
— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.
— Я уже умею читать и писать.
Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.
— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.
Рори засомневался:
— Они это не очень любят.
— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.
Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.
Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.
Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.
— Где ты был?
— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.
— О политике, верно?
Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.
— О политике. Прости, что я тебя оставил одну, Нэн.
Анна похлопала его по руке:
— Ну что ж, пойдем выпьем чаю.
Она пошла на кухню, где на плите стоял кипящий чайник. Стефен сел за стол и потер лицо руками.
— До смерти можно заговаривать человека, рассказывая о свободной Ирландии, проигрывая одни и те же сражения снова и снова.
Анна заварила чай, поставила на стол две чашки, сахар, молоко и печенье.
— Я помню Дублин перед восстанием сорок восьмого, — сказала она. — Ох, как много патриоты произносили прекрасных речей, толкуя о демократии и свободной родине. Везде были солдаты — большие, хорошо откормленные парни, хвастающие своим оружием. Но прежде чем кто-то понял, что произошло, все было кончено. — Она покачала головой. — Патриоты почему-то всегда заканчивают поражением.
Стефен вытянул ноги и наблюдал, как она собирает на стол. Анна расстегнула жакет. Ее полные груди натянули блузку, заправленную в узкий пояс юбки. Длинная прядь кудрявых рыжеватых волос выбилась из прически и сияла в свете лампы.
— Я сказала миссис Кэвенах, что политика не имеет для женщины такого значения, как для мужчины, — продолжала она. — Женщины уезжают из Ирландии с легким сердцем. Мы знаем, что будем жить лучше, и назад не оглядываемся. Мужчины — другое дело. Они переживают свое поражение так, будто это проклятие для всего рода человеческого.
Анна добавила молока в обе чашки и села, подперев ладонью подбородок. В неярком свете глаза ее казались большими и спокойными; губы полные, мягко очерченные. Наблюдая за ней, Стефен чувствовал томление до боли. Не в том дело, что она была прекраснейшей женщиной на свете. Он вспоминал, как она смотрела, стоя у кровати, на Рори, и чувствовал что-то еще, кроме желания. Какую-то нежность, умиротворение и умиление. Он взял ложку и провел большим пальцем по гладкой поверхности.
— Да, дорогая, в этом ты права. Мужчины никогда не забывают Ирландию.
Они посидели молча, пока чай настаивался. Стефен не мог припомнить, чувствовал ли он когда-нибудь такое умиротворение, как сейчас — сидя с Анной на кухне, зная, что мальчонка спит рядом.
— Я хотел, чтобы ты купила все, что тебе нужно в дом, — сказал он. — Посуду, ковры, картины.
— Хорошо. Я уже запланировала кое-что… Заполню шкаф посудой.
Стефен посмотрел на распустившийся узел волос на ее голове, на хорошей формы брови, замечательно прямой нос. Она была прекрасна. Прекрасна, как мечта.
— Я хочу, чтобы у тебя было все. Платья, капоры, шали. Отправляйся на Бродвей и поброди по магазинам. Купи себе что захочешь.
— Послушать тебя, так можно подумать, ты транжира, — упрекнула она. Анна потянулась за заварным чайником. — Я не буду изображать из себя даму перед соседями и не заставлю тебя покупать мне вещи. Скоро я заработаю доллары за кружево и верну тебе все, что должна.
Стефен следил, как она наливает ему в чашку горячий чай, и молчал. Ему надоело спорить.
— Расскажи мне про сегодняшний вечер, — попросил он. — Ты повеселилась?
— Да, приятно провела время. Все меня приветствовали. Но этот Дэйви Райен! Ах, Стефен, он положил глаз на Пэги, но никогда не сможет ее добиться, изображая дурачка. Он едва не подрался с ее дружком.
Стефен улыбнулся:
— Я поговорю с ним.
— Я рассказала женщинам о Спинере… И как я оказалась с тобой. Я и не думала им рассказывать, но так получилось.
— Это не имеет значения, Нэн. У меня от этих людей нет секретов.
Анна взглянула на него обеспокоенно.
— Секретов нет, за исключением моего…
— Дорогая, помолчи. Давай не будем говорить о неприятном. По крайней мере, не сегодня…
Глаза Стефена переполняло желание.
— Допей чай, — сказала Анна. Он не отрываясь смотрел на нее.
— Хорошо, но только несколько глотков. А потом пора в постель.
«Он и спрашивать ее не собирается, — подумала Анна. — Сегодня ночью он будет делать то, что хотел делать все эти прошедшие недели. И она не может ему отказать. Сейчас она в Америке, в Нью-Йорке. Прошлое позади… И она ему многим обязана, очень многим».
Анна взяла чашку обеими руками и представила, как все будет. Били часто брал ее, но был скор. Ему так не терпелось дойти до дела, что он почти не целовал ее, почти не ласкал. Даже в первые недели, когда он ею еще не насытился, никогда не ласкал ее. А Стефен был другим. Она смотрела на его руки, широкие и плоские, и представляла их на своем теле. Если он будет добр, она не возражает против этого. Только не надо ее сжимать больно, щипать… Тогда это не будет так гадко. Ей хотелось попросить его не совать туда пальцы…
Стефен зевнул, и Анна заметила, что в нем растет нетерпение. Она быстро сделала несколько глотков горячего сладкого чая и поднялась из-за стола вместе с ним.
— Ты уже заходила в нашу спальню? Анна потрясла головой:
— После обеда не заходила.
— Тогда пойдем, — и он подал ей руку.
В спальне латунная кровать была застелена чистыми простынями и покрыта сверху ярким покрывалом. На ореховом туалетном столике стояла корзина желтых и красных цветов. Нижние матовые стекла на окнах мерцали в слабом свете лампы.
— Ах, как все красиво, — сказала Анна, изумленная тем, что Стефен сам побеспокоился приготовить комнату. Ей даже в голову не пришло заправить постель. — Когда же ты это сделал?
Казалось, он был доволен собой.
— Раньше.
Анна подошла к окну и потрогала шершавое искрящееся стекло.
— А может нас кто-нибудь увидеть?
— Не через это стекло.
— Мне нужно будет сделать занавески.
Стефен подошел к ней и, обхватив руками за талию, притянул к себе. Тело Анны напряглось. Стефен погладил ее по спине, а губами дотронулся до волос.
— Ты меня совсем не хочешь, Нэн? Ну, хотя бы немножко?
Анна прислонилась лбом к его плечу.
— Хочу, — прошептала она, зная, что именно этого ответа он ждет от нее.
Он поднял ее подбородок и поцеловал. Губы двигались медленно — по губам, щекам и лбу. Анна закрыла глаза. Она не хотела, чтобы он заметил ее нехорошие предчувствия, — ей не хотелось портить ему удовольствие. Но чем дольше он целовал, тем скорее она теряла осторожность, и когда он опять вернулся к ее рту и потрогал ее губы языком, она раскрылась ему и схватилась за рубашку. «Если бы они могли делать только это, — подумала она. — Целоваться и держаться друг за друга — и больше ничего».
Стефен отодвинулся, дотянулся до лампы и убавил свет. Анна следила, как он вынул запонки из манжет и бросил их на туалетный столик. Снял рубашку — на торсе и руках играли мускулы, а грудь заросла золотисто-каштановыми волосами.
Он поймал взгляд Анны и усмехнулся.
— Видела когда-нибудь такого мужчину в своей жизни? — И он пробежался пальцами по груди.
— Ты испорченный, — заметила она, скрывая улыбку. — Избалованный и тщеславный.
Она сняла жакет и расправила его на спинке стула. Стефен притянул ее к себе.
— Ты же знаешь, мне нравится быть испорченным.
Анна обхватила пальцами его бицепс. Она смотрела на изгибы мышц на его плечах и на широкую площадь груди… На шее мерно пульсировала жилка.
— Доверься мне, дорогая, — тихо попросил он. Стефен поймал ее губы своими, покусывал и сосал их, играя языком до тех пор, пока Анна не обвила его шею и не ответила на поцелуй. Он прижал ее теснее, до боли, к своей груди. Потом отступил и пробежал по блузе сверху вниз, отыскивая пуговицы.
— Помоги мне снять все это.
Голос прозвучал хрипло, нетерпеливо. «Как у всех мужиков, когда они добиваются своего», — подумала Анна.
Она повернулась спиной и расстегнула пуговицы дрожащими пальцами. Она сняла блузку и положила на стул. Стефен подтянул ее к себе. Одной рукой он держал ее за грудь, другой — за талию. Губы ласкали шею, плечо, отчего по спине прошла дрожь.
— Милая, — пробормотал он, вдыхая ее запах. — Боже милостивый, я готов умереть за тебя.
Сильные руки сжали ее груди. Анна напряглась и вцепилась в его плечи, из горла вырвался писк, как у младенца.
— Что с тобой, Нэн? — спросил Стефен. — Что не так?
Она быстро дышала, сердце стучало, как бешеное. Это будет больно. Через столько лет это опять должно быть больно.
— Я… я не знаю, — ответила она. Стефен помолчал. Потом сказал тихо:
— Закрой глаза.
Анна судорожно сглотнула и закрыла глаза.
— Не думай ни о чем, а только чувствуй. — Он погладил ее груди через льняную ткань лифчика. — Как сейчас?
— Я… Я… Как хочешь.
Чем дольше он ее ласкал, тем больше она чувствовала — внизу живота скапливался жар. Стефен снял напряжение, доставив приятное, затуманивающее удовольствие, которое она уже с ним чувствовала раньше на корабле.
— Можно я тебя возьму?
— Да, — солгала она, уверенная, что он придавит ее сейчас, навалившись. Нет смысла объяснять ему насколько ей это ненавистно.
Стефен расстегнул лифчик и запустил руки под него. Кончиками пальцев он обвел чаши грудей, поиграв с сосками. Губы Анны раскрылись с тихим стоном удовольствия. Она прислонилась к нему, у нее дрожали ноги.
— Ох, Стефен…
— Сегодня я угожу тебе, — прошептал он ей в волосы. — Ох, Нэн, просто уверен, что я тебе понравлюсь.
Он совсем сдвинул лифчик, лаская ее обеими руками, ласково поддерживая. У Анны стеснилось дыхание, голова кружилась. Она чувствовала дрожь от удовольствия. Стефен пробежал пальцами по голым плечам и внимательно ее рассмотрел.
— Распусти волосы.
Она подняла руки и вынула гребни.
— Не спеши, Нэн. Я хочу смотреть на тебя. Ах, да ты просто картина. — Его голос был низким и тихим, глаза пожирали ее.
Она позволила ему собой любоваться. Стефен отбросил огромную массу кудрей на плечи и начал ласкать ее груди. Языком он облизывал соски, губы дразнили и посасывали. Анна вцепилась в его плечи. Она покачивалась, чувствуя, как теплая тяжесть собирается внизу живота. Глаза были полузакрыты. Такое наслаждение она даже не могла вообразить.
Стефен расстегнул юбку, потом развязал ленты на нижних юбках, все они — одна за другой — упали на пол.
Он внимательно рассмотрел ее тело. Анна тонула в наслаждении, чувствуя опьянение и желание.
На пол упали чулки, трусы…
Наконец, она осталась голой. Легко касаясь, он пробежал пальцами вверх по ляжкам. Зажмурившись, чувствуя себя беспомощной и красивой, Анна стояла, как прикованная. Присев на кровать, Стефен притянул к себе Анну и, обхватив руками ее бедра, прижался головой к лону. Она зарылась пальцами в его волосы.
Неожиданно она почувствовала ищущие удары языком, а потом приятное ощущение, от которого в изумлении вскрикнула.
— Ах! Не делай этого! — оттолкнула она его. Он встал с улыбкой:
— От этого нет вреда.
Анна бросилась прочь, устыдившись того, что сделал Стефен, и пристыженная тем, что от этого почувствовала. Она схватила с пола нижнюю юбку и прикрылась ею. Она была в смятении — ей захотелось плакать.
— Ты все делаешь не так, — сказала она, чуть не плача. — Ты много разглядываешь и… трогаешь. И… то, что ты сделал сейчас. Так не делают.
Стефен не обратил внимания на ее слова.
— С этого момента я все буду делать, как надо, Нэн, — улыбаясь, сказал Стефен и начал расстегивать брюки.
Анна крепко прижимала к груди юбку. Она хотела отвернуться, но не смогла. Когда он отбросил в сторону брюки, она уставилась на его голые бедра, длинные, мускулистые ляжки и мощную мужскую плоть, поднявшуюся вроде копья.
Анна отвернулась, еще крепче вцепившись в нижнюю юбку. Она не хотела лежать под ним, вся открытая и беспомощная, ожидая, пока он кончит. «Он не настоящий мой муж, — твердила она себе. — Я не обязана это с ним делать».
— Стефен, я не могу.
Он забрал у нее юбку и обнял за плечи. Анна тесно прижалась к нему, слыша, как колотится его сердце.
— Я боюсь, — прошептала она.
— Знаю, Нэн.
Она хотела ему угодить. Хотела целоваться с ним, чувствуя на себе его руки. Все, кроме того, чтобы он вошел в нее, когда страсть станет дикой и грубой, и он сделает ей больно, забыв об ее существовании.
— Тебе не будет больно, — сказал он. — Скажи только, и я остановлюсь.
Он положил ее спиной на кровать, на прохладную льняную простыню, и жадно осмотрел простершееся перед ним тело. Анна чувствовала в горле и ушах биение сердца. Закрыть глаза не осмеливалась. Ей нужно следить за ним — тогда он не увлечет ее еще в какое-нибудь греховное наслаждение, усыпив бдительность.
Наклонившись над ней, он начал целовать ее горячим и жадным ртом, едва касаясь. По телу Анны прошел трепет.
Он гладил и целовал груди, лизал горячим языком соски. Анна закрыла глаза, страх ушел. В ней нарастала волна желания.
Пальцы Стефена скользнули между ног, и Анна напряглась. Она вспомнила грубые пальцы Били, сжимающие нежную плоть, острый удар грубых ногтей. Она сжала Стефена за талию, пытаясь убрать руку.
— Все хорошо, — сказал он. — Пусти меня…
Она застыла с широко открытыми глазами. Продолжая ласкать, он нежно и медленно отыскивал сладкое местечко, которое уже нашел языком.
— Какая ты красивая, Анна! Красивее нет на свете, — тихо сказал он.
Его пальцы вызывали неожиданные ощущения, которые можно было назвать порочными, если бы они не были такими приятными. Анна пошире раздвинула ноги, надеясь, что он не заметит.
— Ах, дорогая, — воскликнул он. — Кажется, ты меня уже захотела!
Его пальцы задвигались смелее. Анна в панике метнулась, пытаясь его оттолкнуть.
— Нет! — закричала она. — Не делай так! Нет! — Она ударила его по руке.
Стефен сжал ее талию:
— Ну, не убегай от меня…
Прерывисто дыша, она лежала неподвижно. Стефен смотрел на нее с тревогой, как если бы произошло что-то не то. Анна закрыла грудь руками и отвернулась.
Он ласково убрал с ее лица и плеч волосы и разбросал по подушке. Потом повернул ее к себе:
— Я больше не буду это делать.
При свете лампы выражение его лица казалось расстроенным, но добрым.
Анна была рада, что рядом с ней Стефен, а не какой-нибудь другой мужчина. Всякий другой не церемонился бы с ней так.
Долго он еще целовал ее — рот, груди, — отчего она опять как бы опьянела. После каждого прикосновения ее сопротивление становилось все слабее. Наконец, она перестала бороться с собой — обхватила его руками, вдавив пальцы в твердую плоть, и застонала от наслаждения.
Когда он вошел в нее, она, прикусив губу, прижалась лицом к нему, моля его поторопиться.
Но он не сделал этого. Он скользнул руками под бедра Анны и ласково, но настойчиво начал подбрасывать ее.
— Анна, — прошептал он. — Ах, Нэн. Раздвинув ее ноги шире, он вошел еще глубже.
Анна была потрясена — больно не было. Он приподнялся и посмотрел на нее; на его лице была написана откровенная страсть. Анна вцепилась в простыню и отвернулась, боясь посмотреть на него. Но член, хозяйничающий внутри у нее, заставлял забыть обо всем на свете.
Он двигался все быстрее и быстрее, утоляя ее голод и одновременно делая его еще нестерпимее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39