Ей казалось даже, что она почувствовала резкую боль от того первого удара. Тесс не следовало радоваться той неожиданной свободе, которую Найджел предоставил ей. Разве она не знала, что он дает ей что-то только для того, чтобы потом с наслаждением вырвать? Пойти на этот бал она уже не смогла.
Найджел преподал ей хороший урок.
Любое проявление доброты казалось ей теперь подозрительным. За этим обязательно последует либо издевательство, либо расплата. Мужчина не может быть добрым просто так. Тесс задрожала. Какой же расплаты ждет от нее Александр?
Глава 6
Пока Тесс доила козу и кормила цыплят, Александр собирал в огороде овощи. Затем он вернулся в кухню, вымыл овощи и принялся нарезать их, стараясь не наступить на котенка. Огастес же, у которого были свои заботы, продолжал путаться под ногами. Он ласково терся о ногу Александра и мяукал, требуя к себе внимания. Уже в пятый раз Александр взял котенка и отнес его в самый дальний угол. Этот глупыш, должно быть, голоден.
— Тебе придется подождать, — сказал он мяукающему котенку, возвращаясь к своему занятию. — Я разрешил мадемуазель оставить тебя, — буркнул он через плечо, — но будь я проклят, если когда-нибудь накормлю тебя сам.
Но Огастес не хотел оставаться в том дальнем углу, и Александр, в конце концов, вынужден был сдаться. Котенок, с удовольствием облизывая ботинки Александра, довольно мурлыкая, улегся у его ног.
Александр не переставал думать о том, что скажет эта маленькая мадемуазель о курятнике. Конечно, он сделал это не для нее. Курятник уже давно пора было очистить от помета, и Александр собирался в ближайшее время заняться этим. Он вспомнил, как позеленела девушка от ужасного зловония грязного курятника. И все-таки в самой глубине души он надеялся, что девушка заметит и оценит то, что он сделал.
Когда Тесс вернулась в кухню, Александр искоса наблюдал, как она ставит на стол ведра с молоком и яйцами. Но она не сказала ему ни слова.
Когда девушка скрылась из поля его зрения, Александр повернул голову и бросил на нее взгляд через плечо. Спина Тесс была неестественно выпрямлена и неподвижна, голова — опущена, а руки девушки судорожно вцепились в стол. Она стояла так тихо.
— Мадемуазель? — взволнованно окликнул ее Александр.
Девушка подняла голову, и он услышал сдавленный звук ее голоса.
— Да?
Александр отложил нож и, сбросив с ноги Огастеса, подошел к ней. Тесс не двигалась. Подавшись вперед, он наклонил голову, чтобы увидеть выражение ее лица, но, почувствовав его движение, девушка отвернулась от Александра.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он.
— Все в порядке, — чуть слышно сказала Тесс.
Протянув руку, Александр коснулся плеча девушки и почувствовал, что она дрожит. Но она не отодвинулась в сторону, а продолжала все так же неподвижно стоять на одном месте.
— Мадемуазель, — теперь уже взволнованно произнес Александр, — что случилось?
— Вы… — она помолчала и произнесла с трудом: — Вы вычистили курятник?
— Его просто необходимо было вычистить. — Александру не нравилось это, не нравилось, как она стоит такая прямая и напряженная, как бы сдерживая свои чувства, которые он не мог понять.
— И это единственная причина? — слова Тесс прозвучали так тихо, что Александру пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Не хотелось признаваться даже себе самому, что сделал он это лишь для того, чтобы увидеть, как она улыбается.
Он не хотел, чтобы девушка оставалась здесь. Все, что он хотел эти три года, это только чтобы его оставили в покое. Но голос в тайниках души Александра открыто смеялся над ним.
«ТОГДА ЗАЧЕМ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ВСЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЭТА ДЕВУШКА ОСТАЛАСЬ?»
Убрав руку с плеча Тесс, Александр отвернулся.
— Конечно, — ответил он неуверенно и взял в руки нож. — Какие еще могут быть причины?
Не получив ответа на этот свой полувопрос, Александр взглянул на девушку снова. Она все еще стояла на том же самом месте, опустив голову, скованная и молчаливая. Он продолжил нарезать на мелкие кусочки лук-шалот, раздраженный и более чем сбитый с толку реакцией девушки. Александр не знал, что ожидал от нее услышать. Он не знал, какой ждал от нее реакции. Но, пожалуй, его обрадовала бы ее такая редкая улыбка и простое «спасибо».
В эти первые два утра установился определенный порядок, и Тесс с Александром придерживались его и в последние дни недели. Рано утром Тесс находила за дверью чистую воду. Умывшись и одевшись, она спускалась на кухню, где Александр уже ждал ее со свежезаваренным чаем. Потом Тесс доила козу и кормила цыплят, а Александр собирал в огороде овощи для их утреннего кулинарного урока. У них было два урока в день — утром и вечером. Александр учил девушку готовить соусы и суфле, пользоваться зеленью и специями, составлять меню. Но уроки проходили так холодно, натянуто и стесненно, лишенные того духа товарищества, который так оживлял то первое их утро на кухне.
После обеда Александр отправлялся по своим делам, рисовать или делать наброски, а Тесс проводила время за уборкой, стиркой или починкой одежды. Иногда, когда она подметала верхние этажи дома или собирала белье для стирки, взгляд ее случайно падал на закрытые двери в конце коридора, и Тесс буквально сгорала от любопытства, размышляя о том, что же скрывается в этих комнатах. Но у Тесс не было времени подолгу размышлять на эту тему. У нее было так много работы.
Тесс могла делать работу по своему усмотрению. Никто не указывал ей, что и как делать. Никто не запрещал ей немного погулять или вздремнуть. Здесь не было Найджела, который оскорблял бы ее последними словами, который унижал и покорял бы ее побоями, мучил и изводил бы ее презрением.
Она свободна и должна была бы наслаждаться этой восхитительной свободой. Но Тесс как будто ждала чего-то. Она ждала, что Александр будет от нее чего-то требовать, будет ругать ее за какие-то поступки, будет относиться к ней как Найджел. Тесс была уверена, что рано или поздно это произойдет. И каждый день она работала все больше и больше, изматывая себя, надеясь избежать неминуемого, рассчитывая сделать все так безукоризненно, чтобы Александр не нашел предлог для критики, не нашел бы причину, чтобы избить ее.
Но пессимистические ожидания Тесс так и не сбывались. Александр никогда не позволял себе сказать ей что-то оскорбительное. Правда, он почти совсем не разговаривал с ней, Александр никогда не выходил из себя. Иногда ей казалось, что он вообще не замечает, что она делает.
«Это все равно, что блуждать в потемках», — подумала Тесс, наклоняясь, чтобы вырвать еще один сорняк из земли. Бросив его в кучу рядом с собой, девушка выпрямилась. Она прижала руку к пояснице и осмотрела оставшийся необработанным огромный участок огорода, заросший сорняками, доходившими ей до пояса.
Это чувство было знакомо ей. Два года своего замужества она только и делала, что блуждала в потемках, со страхом ожидая чего-то неизбежного. Теперь она была совсем в другом доме, и мужчина был другим, а она все равно была как на иголках, все равно чего-то со страхом ждала.
Тесс опять нагнулась и, прижав руку к своему круглому животу, другой рукой ухватилась за очередной сорняк и вытащила его из земли с корнем. Но на этот раз, выпрямившись, она сморщилась от боли и принялась растирать поясницу. Она вырвали всего несколько сорняков, а спина уже начинает болеть. Тесс знала, что боль была бы меньше, если бы она носила корсет. Но она представляла себе, как неуютно будет себя чувствовать малыш, затянутый тесным узким корсетом, и не надевала его. Она не могла пожертвовать удобством ребенка ради своего собственного. Работа в огороде, определенно, не улучшит состояние ее спины, но Тесс хотелось сегодня разделаться с прополкой.
Она работала, чувствуя, как полуденное солнышко ласкает ее своими лучами, а вокруг весело жужжат пчелы. И вдруг Тесс заметила ярко-красное пятнышко божьей коровки, сидящей на листочке сорняка. Прежде чем вырвать этот сорняк, она нежно стряхнула с него насекомое. И неожиданно ей вспомнился далекий голос из прошлого: «Хорошо, когда вокруг божьи коровки, Тесси».
Тесс улыбнулась, вспоминая, как старый Герберт сажал своими огрубевшими, мозолистыми руками растения в грунт, показывал своей пятилетней помощнице, как готовить колышки для фасоли, как он разрешал ей сажать настурцию и сладкий горошек, потому что она с легкостью могла удержать их крупные семена своими крошечными пальчиками.
Сад возле их дома был одной из ее многочисленных детских забав. Тесс помнила еще, как украдкой таскала ячменные лепешки у Молли на кухне и сообщником ее в этих «преступлениях» был ее отец.
— Мне должно быть стыдно, — говорил он дочке, когда они, спрятавшись у ручья под деревом, поедали украденные лепешки. — Приходский священник должен показывать хороший пример. — Но Молли часто находила пустую тарелку там, где должны были бы лежать лепешки.
Тесс вспомнила, как мать учила ее шить и вышивать. Ей казалось, что она даже слышит ее уверенный голос, твердивший Герберту каждую весну одно и то же:
— Не нужно больше сажать на клумбах астры. Я хочу, чтобы там росла герань.
Но, несмотря на это, вокруг дома приходского священника всегда цвели астры.
В их доме и в ее жизни всегда были любовь и смех. Даже после смерти матери, когда ей было пятнадцать лет, даже после того как серьезно заболел отец, любовь поддерживала ее, помогала преодолеть горе и несчастья. До тех пор, пока она не вышла замуж за Найджела. И тогда любви стало не хватать.
Отец одобрил ее выбор.
— Он позаботится о тебе, когда я умру, Тесс. Ты станешь графиней и ни в чем не будешь нуждаться.
Тесс вышла замуж за Найджела не потому, что он был лордом, а потому, что она полюбила его. Когда она впервые увидела его, сидящего через проход от нее в окружной церкви, то поняла, что влюбилась. Найджел приехал в Нортумберленд, чтобы навестить свою мать, но в последующие дни именно Тесс стала объектом его внимания.
Дни, когда он ухаживал за ней, были волнующими, горячими и пьянящими. С губ Найджела так легко слетали сладкие слова, он так нежно и ласково выражал свою привязанность к девушке. Потеряв голову от внимания графа, Тесс не понимала тогда, как бессмысленны и лживы были его слова.
Тесс невидящим взглядом смотрела на сорняк, который держала в руке. Так или иначе, но судьба сыграла с ней жестокую шутку. Она дала ей двух любящих родителей, которые своим примером показали ей, какими должны быть жизнь, замужество, семья. Став женой Найджела, человека, которого любила, Тесс ожидала, что ее новая жизнь будет такой же счастливой и полной любви, как и прежняя. Но уже в медовый месяц ее радость, любовь, невинность и непосредственность были грубо растоптаны. А их место в первый же месяц замужества заняли холодность, жестокость и боль. Жизнь совсем не подготовила Тесс к таким грязным, низким эмоциям. И вскоре ее любовь и невинность умерли.
И даже отец не мог помочь ей. Он умер, пока они были в свадебном путешествии. А больше у Тесс никого не было, она осталась совсем одна. И Найджел никогда не давал ей забыть об этом.
— Ты — дочь мертвого священника, — глумился он над ней. — Ты — никто. У тебя нет ни денег, ни семьи. Ничего. Без меня ты ничего не стоишь.
Тесс опустилась на колени и, вырвав еще один сорняк, бросила его в кучу. Все в ней кипело от злости. Она не сделала ничего плохого, чтобы заслужить тот ужас и кошмар, которым подвергал ее Найджел. Она не заслужила унижений, оскорблений и издевательств, не сделала ничего плохого. Ничего. Она не была никудышной и никчемной. И будет работать, работать не покладая рук, чтобы доказать это.
Вспомнив, как Найджел запретил ей то, что она так любила, — работать в саду, Тесс принялась неистово выдергивать один сорняк за другим.
— Я сделал тебя графиней! — гневно кричал на нее Найджел, первый и единственный раз увидев Тесс ползающей на коленках в цветочной клумбе. — Ты хочешь заработать себе мозоли? — Он вывернул корзину с сорняками на голову девушки. — Ты хочешь быть грязной садовницей, графиня? — Он опрокинул ее на землю и придавил лицом в грязь. — Хочешь? Тогда сейчас ты станешь похожей на нее!
Тесс все еще помнила вкус грязи во рту.
Она заставляла себя работать все быстрее и быстрее, с силой выдергивая сорняки, как будто каждый из них был кусочком плоти Найджела. Она яростно хватала сорняк за сорняком, выдергивала их из земли и, прежде чем бросить их в делающуюся все больше кучу, зло мяла и рвала их на части. И так Тесс работала не останавливаясь, пока не дошла до конца борозды.
Задыхаясь и обливаясь потом, она на мгновение остановилась и присела, с гордостью и злорадством поглядывая на свои грязные, испачканные зеленью руки. Что сказал бы Най-джел, если бы увидел ее сейчас? И еще Тесс подумала о том, видят ли люди землю сквозь пламя ада? Она надеялась, что видят. Ей бы очень этого хотелось.
Александр шел через внутренний дворик, похлопывая по бедру соломенной шляпкой, которую он вынес для Тесс. Он видел девушку в окно, видел, с каким неистовством она полет грядки, и это встревожило и рассердило его.
Она ведь обещала, что не будет делать никакой тяжелой работы. Но каждый день она работала все дольше, заставляя себя делать все больше и больше. Александр не знал, что движет девушкой, но собирался положить этому конец.
— Мадемуазель!
На Тесс упала его тень. Но она не остановилась, а продолжала яростно вырывать сорняки из земли.
— Я не хочу, чтобы моя экономка превращалась в рабыню, — сказал ей Александр. — Остановитесь.
Но девушка не останавливалась. Напротив, безумная скорость, с которой она полола, казалось, возросла еще больше.
— Мне нужно доделать это сегодня. Завтра я собираюсь стирать, — ответила она, наконец.
Присев на корточки рядом с девушкой, Александр швырнул шляпку на землю и схватил ее за руку.
— Остановитесь.
Тесс вырвала свою руку.
— Но ведь так много нужно еще сделать, Александр, — проговорила она, вырывая еще один сорняк. — Сегодня хочу закончить с прополкой, ведь я еще не перечинила все ваши рубашки. А еще уборка, стирка и…
— Мадемуазель! — схватив девушку за плечи, Александр повернул ее к себе. — Прекратите!
Тесс вырвалась от него и на коленках отползла в сторону. «Если он собирается бить ее или еще как-то наказывать, чего же тогда ждет?»
— Не указывайте мне, что я должна делать! — вдруг дерзко вспыхнула она, желая рассердить его, не в силах больше выносить тревогу ожидания. — Никто не может указать, что я должна делать!
— Проклятие! — Александр вскочил и, схватив девушку за руки, заключил их в железные тиски своих рук. — Я ваш хозяин, не так ли? И я буду говорить, какую работу вам делать, а какую — нет. А вы будете делать то, что я скажу. Больше никаких огородов!
Тесс похолодела, чувствуя силу его рук, сжимавших ее запястья. Она посмотрела на Александра, и внезапно все упорство и боевой дух так же быстро покинули ее, как и вселились. Лицо ее, еще минуту назад горевшее от негодования, теперь вдруг стало бледным.
— Вы говорите, что больше мне нельзя работать в огороде?
— Именно это я и говорю вам, — строго сказал Александр. Отпустив девушку, он гневно воздел руки к небу. — Mon Dieu! О чем вы думаете? В самое жаркое время суток, на коленках вы выпалываете сорняки! И это в вашем-то положении! — голос Александра, гневный и взволнованный, звучал все громче и громче. — Пожалейте хотя бы ребенка, которого носите, мадемуазель!
Александр был так расстроен и захвачен своими нравоучениями, что не замечал страха в глазах девушки. Но, когда он схватил шляпку и двинулся, чтобы надеть ее на голову Тесс, та, увернувшись, отскочила от него и, выставив вперед руку, как бы защищаясь, испуганно вскрикнула.
Александр остановился, его рука со шляпкой повисла в воздухе, и он, встревоженный, в полном смятении, уставился на девушку. Неужели она думает, что он собирается ударить ее? И тревога его усилилась, когда Тесс сказала ему с отчаянием в голосе:
— Я не буду работать в огороде, если вы этого не хотите! Не буду, обещаю!
Опять этот ее страх. Тяжело вздохнув, Александр нежно опустил руку девушки и надел шляпу на ее голову.
— Это должно прекратиться, мадемуазель. Вы работаете слишком много. Мне бы не хотелось, чтобы вы навредили себе или своему ребенку.
Он видел, как девушка постепенно расслабляется. Ее взгляд остановился на его лице, и Александр добавил тихим голосом:
— Мне бы не хотелось провести еще одну неделю, ухаживая за вами, когда вы свалитесь с ног от изнеможения. Понятно? — Она кивнула. — Я сам позабочусь об огороде, мадемуазель. — Взяв девушку под руку, он прошел с ней несколько футов к большому, высокому каштану. — Посидите здесь, в тени, и отдохните, — сказал Александр, и Тесс присела под деревом. — И отныне, — прибавил он через плечо, собираясь уже уходить назад, в огород, — когда вы будете выходить на солнце, всегда надевайте шляпку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Найджел преподал ей хороший урок.
Любое проявление доброты казалось ей теперь подозрительным. За этим обязательно последует либо издевательство, либо расплата. Мужчина не может быть добрым просто так. Тесс задрожала. Какой же расплаты ждет от нее Александр?
Глава 6
Пока Тесс доила козу и кормила цыплят, Александр собирал в огороде овощи. Затем он вернулся в кухню, вымыл овощи и принялся нарезать их, стараясь не наступить на котенка. Огастес же, у которого были свои заботы, продолжал путаться под ногами. Он ласково терся о ногу Александра и мяукал, требуя к себе внимания. Уже в пятый раз Александр взял котенка и отнес его в самый дальний угол. Этот глупыш, должно быть, голоден.
— Тебе придется подождать, — сказал он мяукающему котенку, возвращаясь к своему занятию. — Я разрешил мадемуазель оставить тебя, — буркнул он через плечо, — но будь я проклят, если когда-нибудь накормлю тебя сам.
Но Огастес не хотел оставаться в том дальнем углу, и Александр, в конце концов, вынужден был сдаться. Котенок, с удовольствием облизывая ботинки Александра, довольно мурлыкая, улегся у его ног.
Александр не переставал думать о том, что скажет эта маленькая мадемуазель о курятнике. Конечно, он сделал это не для нее. Курятник уже давно пора было очистить от помета, и Александр собирался в ближайшее время заняться этим. Он вспомнил, как позеленела девушка от ужасного зловония грязного курятника. И все-таки в самой глубине души он надеялся, что девушка заметит и оценит то, что он сделал.
Когда Тесс вернулась в кухню, Александр искоса наблюдал, как она ставит на стол ведра с молоком и яйцами. Но она не сказала ему ни слова.
Когда девушка скрылась из поля его зрения, Александр повернул голову и бросил на нее взгляд через плечо. Спина Тесс была неестественно выпрямлена и неподвижна, голова — опущена, а руки девушки судорожно вцепились в стол. Она стояла так тихо.
— Мадемуазель? — взволнованно окликнул ее Александр.
Девушка подняла голову, и он услышал сдавленный звук ее голоса.
— Да?
Александр отложил нож и, сбросив с ноги Огастеса, подошел к ней. Тесс не двигалась. Подавшись вперед, он наклонил голову, чтобы увидеть выражение ее лица, но, почувствовав его движение, девушка отвернулась от Александра.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он.
— Все в порядке, — чуть слышно сказала Тесс.
Протянув руку, Александр коснулся плеча девушки и почувствовал, что она дрожит. Но она не отодвинулась в сторону, а продолжала все так же неподвижно стоять на одном месте.
— Мадемуазель, — теперь уже взволнованно произнес Александр, — что случилось?
— Вы… — она помолчала и произнесла с трудом: — Вы вычистили курятник?
— Его просто необходимо было вычистить. — Александру не нравилось это, не нравилось, как она стоит такая прямая и напряженная, как бы сдерживая свои чувства, которые он не мог понять.
— И это единственная причина? — слова Тесс прозвучали так тихо, что Александру пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Не хотелось признаваться даже себе самому, что сделал он это лишь для того, чтобы увидеть, как она улыбается.
Он не хотел, чтобы девушка оставалась здесь. Все, что он хотел эти три года, это только чтобы его оставили в покое. Но голос в тайниках души Александра открыто смеялся над ним.
«ТОГДА ЗАЧЕМ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ВСЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЭТА ДЕВУШКА ОСТАЛАСЬ?»
Убрав руку с плеча Тесс, Александр отвернулся.
— Конечно, — ответил он неуверенно и взял в руки нож. — Какие еще могут быть причины?
Не получив ответа на этот свой полувопрос, Александр взглянул на девушку снова. Она все еще стояла на том же самом месте, опустив голову, скованная и молчаливая. Он продолжил нарезать на мелкие кусочки лук-шалот, раздраженный и более чем сбитый с толку реакцией девушки. Александр не знал, что ожидал от нее услышать. Он не знал, какой ждал от нее реакции. Но, пожалуй, его обрадовала бы ее такая редкая улыбка и простое «спасибо».
В эти первые два утра установился определенный порядок, и Тесс с Александром придерживались его и в последние дни недели. Рано утром Тесс находила за дверью чистую воду. Умывшись и одевшись, она спускалась на кухню, где Александр уже ждал ее со свежезаваренным чаем. Потом Тесс доила козу и кормила цыплят, а Александр собирал в огороде овощи для их утреннего кулинарного урока. У них было два урока в день — утром и вечером. Александр учил девушку готовить соусы и суфле, пользоваться зеленью и специями, составлять меню. Но уроки проходили так холодно, натянуто и стесненно, лишенные того духа товарищества, который так оживлял то первое их утро на кухне.
После обеда Александр отправлялся по своим делам, рисовать или делать наброски, а Тесс проводила время за уборкой, стиркой или починкой одежды. Иногда, когда она подметала верхние этажи дома или собирала белье для стирки, взгляд ее случайно падал на закрытые двери в конце коридора, и Тесс буквально сгорала от любопытства, размышляя о том, что же скрывается в этих комнатах. Но у Тесс не было времени подолгу размышлять на эту тему. У нее было так много работы.
Тесс могла делать работу по своему усмотрению. Никто не указывал ей, что и как делать. Никто не запрещал ей немного погулять или вздремнуть. Здесь не было Найджела, который оскорблял бы ее последними словами, который унижал и покорял бы ее побоями, мучил и изводил бы ее презрением.
Она свободна и должна была бы наслаждаться этой восхитительной свободой. Но Тесс как будто ждала чего-то. Она ждала, что Александр будет от нее чего-то требовать, будет ругать ее за какие-то поступки, будет относиться к ней как Найджел. Тесс была уверена, что рано или поздно это произойдет. И каждый день она работала все больше и больше, изматывая себя, надеясь избежать неминуемого, рассчитывая сделать все так безукоризненно, чтобы Александр не нашел предлог для критики, не нашел бы причину, чтобы избить ее.
Но пессимистические ожидания Тесс так и не сбывались. Александр никогда не позволял себе сказать ей что-то оскорбительное. Правда, он почти совсем не разговаривал с ней, Александр никогда не выходил из себя. Иногда ей казалось, что он вообще не замечает, что она делает.
«Это все равно, что блуждать в потемках», — подумала Тесс, наклоняясь, чтобы вырвать еще один сорняк из земли. Бросив его в кучу рядом с собой, девушка выпрямилась. Она прижала руку к пояснице и осмотрела оставшийся необработанным огромный участок огорода, заросший сорняками, доходившими ей до пояса.
Это чувство было знакомо ей. Два года своего замужества она только и делала, что блуждала в потемках, со страхом ожидая чего-то неизбежного. Теперь она была совсем в другом доме, и мужчина был другим, а она все равно была как на иголках, все равно чего-то со страхом ждала.
Тесс опять нагнулась и, прижав руку к своему круглому животу, другой рукой ухватилась за очередной сорняк и вытащила его из земли с корнем. Но на этот раз, выпрямившись, она сморщилась от боли и принялась растирать поясницу. Она вырвали всего несколько сорняков, а спина уже начинает болеть. Тесс знала, что боль была бы меньше, если бы она носила корсет. Но она представляла себе, как неуютно будет себя чувствовать малыш, затянутый тесным узким корсетом, и не надевала его. Она не могла пожертвовать удобством ребенка ради своего собственного. Работа в огороде, определенно, не улучшит состояние ее спины, но Тесс хотелось сегодня разделаться с прополкой.
Она работала, чувствуя, как полуденное солнышко ласкает ее своими лучами, а вокруг весело жужжат пчелы. И вдруг Тесс заметила ярко-красное пятнышко божьей коровки, сидящей на листочке сорняка. Прежде чем вырвать этот сорняк, она нежно стряхнула с него насекомое. И неожиданно ей вспомнился далекий голос из прошлого: «Хорошо, когда вокруг божьи коровки, Тесси».
Тесс улыбнулась, вспоминая, как старый Герберт сажал своими огрубевшими, мозолистыми руками растения в грунт, показывал своей пятилетней помощнице, как готовить колышки для фасоли, как он разрешал ей сажать настурцию и сладкий горошек, потому что она с легкостью могла удержать их крупные семена своими крошечными пальчиками.
Сад возле их дома был одной из ее многочисленных детских забав. Тесс помнила еще, как украдкой таскала ячменные лепешки у Молли на кухне и сообщником ее в этих «преступлениях» был ее отец.
— Мне должно быть стыдно, — говорил он дочке, когда они, спрятавшись у ручья под деревом, поедали украденные лепешки. — Приходский священник должен показывать хороший пример. — Но Молли часто находила пустую тарелку там, где должны были бы лежать лепешки.
Тесс вспомнила, как мать учила ее шить и вышивать. Ей казалось, что она даже слышит ее уверенный голос, твердивший Герберту каждую весну одно и то же:
— Не нужно больше сажать на клумбах астры. Я хочу, чтобы там росла герань.
Но, несмотря на это, вокруг дома приходского священника всегда цвели астры.
В их доме и в ее жизни всегда были любовь и смех. Даже после смерти матери, когда ей было пятнадцать лет, даже после того как серьезно заболел отец, любовь поддерживала ее, помогала преодолеть горе и несчастья. До тех пор, пока она не вышла замуж за Найджела. И тогда любви стало не хватать.
Отец одобрил ее выбор.
— Он позаботится о тебе, когда я умру, Тесс. Ты станешь графиней и ни в чем не будешь нуждаться.
Тесс вышла замуж за Найджела не потому, что он был лордом, а потому, что она полюбила его. Когда она впервые увидела его, сидящего через проход от нее в окружной церкви, то поняла, что влюбилась. Найджел приехал в Нортумберленд, чтобы навестить свою мать, но в последующие дни именно Тесс стала объектом его внимания.
Дни, когда он ухаживал за ней, были волнующими, горячими и пьянящими. С губ Найджела так легко слетали сладкие слова, он так нежно и ласково выражал свою привязанность к девушке. Потеряв голову от внимания графа, Тесс не понимала тогда, как бессмысленны и лживы были его слова.
Тесс невидящим взглядом смотрела на сорняк, который держала в руке. Так или иначе, но судьба сыграла с ней жестокую шутку. Она дала ей двух любящих родителей, которые своим примером показали ей, какими должны быть жизнь, замужество, семья. Став женой Найджела, человека, которого любила, Тесс ожидала, что ее новая жизнь будет такой же счастливой и полной любви, как и прежняя. Но уже в медовый месяц ее радость, любовь, невинность и непосредственность были грубо растоптаны. А их место в первый же месяц замужества заняли холодность, жестокость и боль. Жизнь совсем не подготовила Тесс к таким грязным, низким эмоциям. И вскоре ее любовь и невинность умерли.
И даже отец не мог помочь ей. Он умер, пока они были в свадебном путешествии. А больше у Тесс никого не было, она осталась совсем одна. И Найджел никогда не давал ей забыть об этом.
— Ты — дочь мертвого священника, — глумился он над ней. — Ты — никто. У тебя нет ни денег, ни семьи. Ничего. Без меня ты ничего не стоишь.
Тесс опустилась на колени и, вырвав еще один сорняк, бросила его в кучу. Все в ней кипело от злости. Она не сделала ничего плохого, чтобы заслужить тот ужас и кошмар, которым подвергал ее Найджел. Она не заслужила унижений, оскорблений и издевательств, не сделала ничего плохого. Ничего. Она не была никудышной и никчемной. И будет работать, работать не покладая рук, чтобы доказать это.
Вспомнив, как Найджел запретил ей то, что она так любила, — работать в саду, Тесс принялась неистово выдергивать один сорняк за другим.
— Я сделал тебя графиней! — гневно кричал на нее Найджел, первый и единственный раз увидев Тесс ползающей на коленках в цветочной клумбе. — Ты хочешь заработать себе мозоли? — Он вывернул корзину с сорняками на голову девушки. — Ты хочешь быть грязной садовницей, графиня? — Он опрокинул ее на землю и придавил лицом в грязь. — Хочешь? Тогда сейчас ты станешь похожей на нее!
Тесс все еще помнила вкус грязи во рту.
Она заставляла себя работать все быстрее и быстрее, с силой выдергивая сорняки, как будто каждый из них был кусочком плоти Найджела. Она яростно хватала сорняк за сорняком, выдергивала их из земли и, прежде чем бросить их в делающуюся все больше кучу, зло мяла и рвала их на части. И так Тесс работала не останавливаясь, пока не дошла до конца борозды.
Задыхаясь и обливаясь потом, она на мгновение остановилась и присела, с гордостью и злорадством поглядывая на свои грязные, испачканные зеленью руки. Что сказал бы Най-джел, если бы увидел ее сейчас? И еще Тесс подумала о том, видят ли люди землю сквозь пламя ада? Она надеялась, что видят. Ей бы очень этого хотелось.
Александр шел через внутренний дворик, похлопывая по бедру соломенной шляпкой, которую он вынес для Тесс. Он видел девушку в окно, видел, с каким неистовством она полет грядки, и это встревожило и рассердило его.
Она ведь обещала, что не будет делать никакой тяжелой работы. Но каждый день она работала все дольше, заставляя себя делать все больше и больше. Александр не знал, что движет девушкой, но собирался положить этому конец.
— Мадемуазель!
На Тесс упала его тень. Но она не остановилась, а продолжала яростно вырывать сорняки из земли.
— Я не хочу, чтобы моя экономка превращалась в рабыню, — сказал ей Александр. — Остановитесь.
Но девушка не останавливалась. Напротив, безумная скорость, с которой она полола, казалось, возросла еще больше.
— Мне нужно доделать это сегодня. Завтра я собираюсь стирать, — ответила она, наконец.
Присев на корточки рядом с девушкой, Александр швырнул шляпку на землю и схватил ее за руку.
— Остановитесь.
Тесс вырвала свою руку.
— Но ведь так много нужно еще сделать, Александр, — проговорила она, вырывая еще один сорняк. — Сегодня хочу закончить с прополкой, ведь я еще не перечинила все ваши рубашки. А еще уборка, стирка и…
— Мадемуазель! — схватив девушку за плечи, Александр повернул ее к себе. — Прекратите!
Тесс вырвалась от него и на коленках отползла в сторону. «Если он собирается бить ее или еще как-то наказывать, чего же тогда ждет?»
— Не указывайте мне, что я должна делать! — вдруг дерзко вспыхнула она, желая рассердить его, не в силах больше выносить тревогу ожидания. — Никто не может указать, что я должна делать!
— Проклятие! — Александр вскочил и, схватив девушку за руки, заключил их в железные тиски своих рук. — Я ваш хозяин, не так ли? И я буду говорить, какую работу вам делать, а какую — нет. А вы будете делать то, что я скажу. Больше никаких огородов!
Тесс похолодела, чувствуя силу его рук, сжимавших ее запястья. Она посмотрела на Александра, и внезапно все упорство и боевой дух так же быстро покинули ее, как и вселились. Лицо ее, еще минуту назад горевшее от негодования, теперь вдруг стало бледным.
— Вы говорите, что больше мне нельзя работать в огороде?
— Именно это я и говорю вам, — строго сказал Александр. Отпустив девушку, он гневно воздел руки к небу. — Mon Dieu! О чем вы думаете? В самое жаркое время суток, на коленках вы выпалываете сорняки! И это в вашем-то положении! — голос Александра, гневный и взволнованный, звучал все громче и громче. — Пожалейте хотя бы ребенка, которого носите, мадемуазель!
Александр был так расстроен и захвачен своими нравоучениями, что не замечал страха в глазах девушки. Но, когда он схватил шляпку и двинулся, чтобы надеть ее на голову Тесс, та, увернувшись, отскочила от него и, выставив вперед руку, как бы защищаясь, испуганно вскрикнула.
Александр остановился, его рука со шляпкой повисла в воздухе, и он, встревоженный, в полном смятении, уставился на девушку. Неужели она думает, что он собирается ударить ее? И тревога его усилилась, когда Тесс сказала ему с отчаянием в голосе:
— Я не буду работать в огороде, если вы этого не хотите! Не буду, обещаю!
Опять этот ее страх. Тяжело вздохнув, Александр нежно опустил руку девушки и надел шляпу на ее голову.
— Это должно прекратиться, мадемуазель. Вы работаете слишком много. Мне бы не хотелось, чтобы вы навредили себе или своему ребенку.
Он видел, как девушка постепенно расслабляется. Ее взгляд остановился на его лице, и Александр добавил тихим голосом:
— Мне бы не хотелось провести еще одну неделю, ухаживая за вами, когда вы свалитесь с ног от изнеможения. Понятно? — Она кивнула. — Я сам позабочусь об огороде, мадемуазель. — Взяв девушку под руку, он прошел с ней несколько футов к большому, высокому каштану. — Посидите здесь, в тени, и отдохните, — сказал Александр, и Тесс присела под деревом. — И отныне, — прибавил он через плечо, собираясь уже уходить назад, в огород, — когда вы будете выходить на солнце, всегда надевайте шляпку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41