А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Куда бы она ни бежала, он преследовал ее. Когда бы она ни оборачивалась, он был рядом. Снова и снова она стреляла в него и видела, как он, истекающий кровью, падал. И снова он преследовал ее. Неужели она так никогда от него и не скроется? Она опять почувствовала, что его руки касаются ее лица, пытаются открыть ей рот. Он силой заливает ей что-то в горло. Уверенная, что он хочет отравить ее, она выплюнула эту жидкость и оттолкнула его руки.
Увидев, что вся его рубашка забрызгана супом, Александр вздохнул. Он снова зачерпнул ложку супа, еще раз пытаясь накормить ее. Три раза она уже выплевывала суп и отталкивала его руки. Но первый раз он еще стерпел. Потом он начал сердиться. А уж на третий раз он был уже взбешен.
— Mille Tonnerres! — взорвался он и, зажав между пальцами ее подбородок, повернул ее голову к себе. — Ты что, хочешь умереть с голоду?
Незнакомка смотрела на него прозрачными невидящими глазами. И, воспользовавшись тем, что она открыла рот, как бы желая что-то сказать, он влил ей в рот ложку супа. Александр силой закрыл ей рот и, стараясь не обращать внимания на слабые кулачки, колотившие его, держал его так до тех пор, пока девушка не проглотила суп. Незнакомка уже устала бороться с ним и бессильно уронила свои кулачки. В перерывах между ее исступленными горячечными протестами ему все же удалось накормить ее. Александр кормил ее и кормил до тех пор, пока чашка не опустела.
Три дня он кормил ее супом и поил водой, протирал мокрое от пота тело девушки лавандовой водой и стирал простыни чаще, чем когда-либо в своей жизни. Но было видно, что девушке становилось все хуже.
Ее лихорадило сильнее, чем обычно, она все еще бредила, бормотала какую-то чепуху об ангелах в аду. Иногда она забывалась глубоким ровным сном и лишь изредка взмахивала во сне кулачками. А порой, съежившись от страха под одеялом, она что-то шептала, и Александр не мог понять, что же могло ее так напугать.
Он опасался, что несчастная может лишиться ребенка. Александр был уже уверен, что она умрет. Пытаясь смириться со смертью девушки, он думал о том, что хоронить ее придется ему одному. Но каждый раз, рисуя в своем воображении эту картину, он старался выбросить ее из головы и с еще большим усердием ухаживал за ней, пытаясь спасти. Le bon Dieu давал ему еще один шанс к спасению. И если он спасет ее, может быть, он спасет и себя.
Глава 2
Открыв глаза, Тесс обнаружила, что находится в незнакомой комнате. Она быстро заморгала глазами, привыкая к яркому солнечному свету, заливавшему комнату. Болела голова, и она чувствовала себя усталой и разбитой. Тесс положила руки на свой высокий живот, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке, и медленно обвела взглядом комнату. Где она?
Она разглядывала незнакомую мебель, белые стены, и, наконец, взгляд ее упал на окно, слева от нее. Там, боком к ней, стоял какой-то мужчина и смотрел в окно. Он что-то рисовал в альбоме, который покоился на сгибе его правой руки. Белая полотняная рубашка его была порвана и испачкана краской, а его темные брюки были заправлены в черные ботинки, которые давно уже, наверное, не знали щетки. Густые, черные, как смоль, волосы мужчины были, вопреки моде, длинными и стянутыми сзади в хвост.
Испугавшись при виде незнакомца, Тесс села в постели и задохнулась от резкой боли в голове.
Мужчина обернулся. Тесс поняла, что на ней была лишь ночная рубашка. Мужская ночная рубашка. Не помня, чтобы она переодевалась, Тесс почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Она быстро натянула простыни до самой шеи, размышляя о том, что же могло случиться с одеждой. Незнакомец же, казалось, не замечал ее смущения. Увидев, что она проснулась и наблюдает за ним, он просто приподнял свою черную бровь и сказал:
— Bonjour, мадемуазель.
Тесс молчала. Она забилась в подушки и, сжимая простыни, чувствовала, как ее охватывает паника. Услышав его слова, Тесс взглянула на свою руку, где не было кольца. Хотел ли он оскорбить ее, назвав мадемуазель, хотя явно видел, что она беременна? Но ни в глазах незнакомца, ни в его голосе не было и тени насмешки.
— Кто вы? — прошептала она по-английски.
— Я — Александр Дюмон, — по-английски же ответил ей он. — А вы?
— Дюмон? — это имя было ей известно. Тесс взглянула на альбом в его руках и на испачканную краской рубашку. «Неужели это Дюмон, французский художник? Работы Дюмона были хорошо известны, даже в Лондоне».
— Вы художник? — спросила его Тесс. Незнакомец кивнул головой.
— Preci Sement!
Она смотрела на него, смутно припоминая лондонские сплетни. Однажды Дюмон получил приглашение от принца Риджента с просьбой выставить свои работы в Королевской академии. Дюмон отказался. Ходили слухи, что он жил один, как странный отшельник, скрывающийся от всего мира в своем замке во Франции.
Его низкий голос прервал размышления Тесс.
— Как вы себя чувствуете?
Тесс, мертвой хваткой схватившаяся за простыни, не ответила. Она лишь продолжала смотреть на него осторожно и подозрительно. Тесс видела, как он отложил альбом и угольный карандаш на стол и направился к ней. Это был высокий, прекрасно сложенный мужчина. Прижавшись спиной к резной спинке кровати, Тесс старалась не показывать, что испугана его приближением.
Но когда, остановившись у кровати, он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, Тесс не смогла сдержать испуганного крика и неистово оттолкнула его руку.
— Не прикасайтесь ко мне!
Озабоченно нахмурив брови, Александр, несмотря на протесты девушки, сел на край кровати. Вновь протянув руку, он схватил ее за запястье, прежде чем она опять набросилась на него с кулаками. Другую же свою руку Александр опять протянул девушке. Тесс отчаянно старалась вырваться, испытывая ненависть к силе, к прикосновению мужских рук. Но он просто положил свою руку ей на лоб. Тесс почувствовала прохладу его мозолистой руки.
— Жар спал, — сказал Александр, убирая руку со лба девушки и освобождая ее запястье. — Теперь я спокоен.
Тесс откинулась на подушки, совершенно обессиленная после этой короткой схватки. Она нервно облизала пересохшие губы, страстно желая, чтобы перестала болеть голова и она смогла спокойно обо всем подумать, и, умоляя в душе этого человека отойти подальше, спросила:
— Где я? Как я сюда попала?
— Конечно, я принес вас сюда. Вы были не в состоянии идти сами, мадемуазель. Я нашел вас в своем саду.
— Я не собиралась посягать на ваши владения. Просто я думала, что здесь никто не живет.
Губы Александра снова заметно напряглись.
— Надеюсь, теперь вам понятно, что вы заблудились.
— Как долго я уже здесь? — тихо спросила девушка.
— Четыре дня.
— Четыре? — Тесс тяжело вздохнула. — Не помню ничего после того, как попала в сад. Я заснула. — Она замолчала. Ей не хотелось вспоминать о своих ужасных снах.
— Вы заставили меня поволноваться, мадемуазель. У вас был сильный жар, и я опасался, что это может быть смертельно. Вы бредили.
Девушка насторожилась.
— Что я говорила?
— Ничего вразумительного.
Она видела, что Александр подошел к столу и зачерпнул кружкой воды из ведра. Он поднес кружку ей. А когда увидел, что девушка не собирается брать ее у него, Александр поднес кружку к ее губам.
— Пейте, — приказал он.
Все тело Тесс напряглось, и она закрыла глаза. И снова память вернула ее в прошлое. Найджел, за волосы оттянув ее голову назад, прижимал к ее губам стакан ненавистного портвейна.
— Пейте это, графиня. Пейте. Я знаю, вы любите портвейн. — Тесс почувствовала даже сейчас, как, смешиваясь со слезами, с подбородка ее стекает липкая, красная жидкость и, падая каплями на платье, пачкает его.
— Выпейте воды, Cherie, — услышала Тесс хриплый голос, вернувший ее к настоящему.
Открыв глаза, она увидела, что на нее пристально смотрит незнакомец. Его глаза были не голубыми, а черными. Это не Найджел. И она проглотила воду, которую поднес к ее губам этот незнакомец.
Отставив полупустую чашку в сторону, Александр встал.
— Вы, должно быть, голодны? Я принесу вам чашку супа.
Только после того, как Александр Дюмон вышел, Тесс смогла немного расслабиться. Откинув раскалывающуюся от боли голову на спинку кровати, она сжала кулаки, чтобы унять дрожь в руках.
— Найджел мертв, — твердила она себе. — Никогда уже больше он ее не обидит.
Тесс убила его, но все еще боялась. Очень боялась. Чтобы решиться на это, ей потребовалось три месяца. Она убила человека, человека, которого когда-то любила. Тесс понимала, что должна была испытывать угрызения совести, должна была чувствовать свою вину. Но все эти чувства прошли. Остался только страх. И желание выжить.
Когда Александр вернулся, он сел на край кровати и принялся, как ребенка, кормить девушку с ложки. Тесс больше не дергалась и не отталкивала его руку, хотя и задыхалась от близости этого человека, слыша, как бешено колотится в груди ее сердце. Она сосредоточила свой взгляд на руке Александра, в которой он держал ложку, двигающуюся то к ней, то от нее. И, хотя это была совсем другая рука, Тесс почти ожидала, что вот-вот эта рука дернется, ударит ее. И она ждала этого, ждала. Но Александр продолжал медленно и методично кормить ее, так больше до нее и не дотронувшись. И вскоре Тесс начала расслабляться, усталость и голод взяли верх над страхом. Проглотив последнюю ложку супа, она решилась взглянуть Александру в лицо.
Встретив его задумчивый взгляд, Тесс поняла, что он тоже разглядывает ее.
Глаза Александра действительно были черными, такими черными, что не видно было зрачков. Эти красивые глаза окаймлялись густыми, черными, как сажа, ресницами. Его тонкое, загорелое лицо избороздили тысячи крошечных морщинок, появившихся от солнца, времени и чего-то еще. В его лице было что-то таинственное, необычное, но все тонуло в черном омуте его глаз. Тесс с трудом оторвала взгляд от лица Александра.
Вдруг Александр стремительно встал, прервав тем самым затянувшуюся паузу. Взяв со стола у окна свой альбом, он направился к двери. У порога он остановился и, обернувшись к ней, сказал спокойным, ровным голосом:
— А теперь поспите, Моn enfant, — и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Тесс забылась глубоким, ровным сном, просыпаясь только, чтобы поесть супа или попить воды, и опять засыпала. Когда спустя два дня ее разбудил крик петуха и она села в постели, Тесс не чувствовала уже прежней слабости и резкой головной боли.
Тесс взглянула на круглый холмик своего живота, поднимающийся над одеялом, и нежно погладила его рукой. Ей хотелось услышать, как ребенок шевелится и толкает ее, но она не чувствовала этих движений. «Хотя бы ее болезнь не навредила ребенку…»
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Тесс потянулась за ковшиком и налила себе в кружку воды. Во рту у нее все пересохло. Волосы были грязные и спутавшиеся. Сморщившись, Тесс подумала, что выглядит она довольно неприглядно.
Она стала размышлять о своем таинственном хозяине. Никого, кроме него, Тесс в этом доме не видела, и ей было интересно, живет ли здесь кто-нибудь еще.
Девушка взглянула на ночную рубашку, которая была на ней. Если он действительно живет один, значит, это именно он…
Дверь открылась, и в комнату вошел Александр. В руках у него была чашка и ложка.
— Bonjour, мадемуазель. Мне кажется, вы чувствуете себя лучше.
Должно быть, этот человек видел ее без одежды. Униженная, Тесс покраснела до корней волос и судорожно вцепилась в ворот ночной рубашки. Она знала, что за люди — художники. А он был и француз. Тесс опустила голову и уставилась на одеяло, страстно желая спрятаться под него.
Но Александр, казалось, не замечал ее смущения. Он подошел к кровати и присел на краешек. Тесс не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Она продолжала разглядывать крошечные синие стежки вышивки на белом одеяле.
— Как вы себя чувствуете? — спросил ее Александр.
Тесс не могла, никак не могла поднять на него взгляд.
— Гораздо лучше, спасибо, — ответила она и еще сильнее вцепилась в ночную рубашку.
И, как будто читая ее мысли, Александр сказал тихим, спокойным голосом:
— Вы промокли насквозь, мадемуазель, и были серьезно больны, — он пододвинул ей чашку. — Ешьте.
И ушел, не сказав ни слова.
Когда Александр вернулся, девушка уже поела. В одной руке он держал таз, полотенца, платье и белье. В другой же его руке была пара женских туфель. Поставив таз на стол у окна, Александр сложил одежду и полотенца на краю кровати. Направившись к двери, он обернулся и сказал:
— Ваша одежда превратилась в лохмотья, и носить ее уже нельзя, — и, улыбнувшись, добавил: — Я думаю, это подойдет вам больше, N'est-ce pas? Но если вам понадобится ваша старая одежда, чтобы продолжить путешествие, я уже постирал ее для вас.
Тесс смотрела, как за ним закрылась дверь. Продолжить путешествие? Александр сказал это так, будто хотел, чтобы она поскорее ушла. «Может быть, мне уйти сейчас?» — думала Тесс, охваченная паникой оттого, что находится в этом странном, пустом доме, доме мужчины.
Но, размышляя об уходе, она вспомнила горестные и изнурительные дни, которые провела, пересекая Францию пешком. На протяжении трех месяцев своего путешествия она ночевала сначала в приличных, потом в грязных гостиницах, и, в конце концов, когда у нее кончились деньги, она стала ночевать в придорожных канавах.
Тесс путешествовала и в фургонах, пока один фермер не догадался, что она вовсе не мужчина, и не попытался изнасиловать ее. И с тех пор она передвигалась только пешком, пока, наконец, не стерла ноги до волдырей и не смогла уже сделать ни шагу. Когда у Тесс были деньги, она покупала еду, когда же они кончились, стала воровать. Сейчас же она находилась на южном побережье страны, и у нее не было денег, чтобы уехать куда-нибудь еще. Продолжить путешествие? Куда же она пойдет?
Тесс понимала, что идти ей некуда. Она встала, чтобы взглянуть на одежду, которую принес ей Александр. Это были прекрасные вещи состоятельной женщины, правда, несколько вышедшие из моды. И, хотя все это было чистым, от одежды пахло немного затхлостью и слегка веяло лимонной вербеной. Интересно, кому все это принадлежало?
Тесс налила в таз воды, тщательно вымылась и натянула на себя сорочку, нижнюю юбку и шелковые чулки. Платье из голубого муслина с завышенной талией как нельзя лучше подходило ее округлившейся фигуре, но было слишком длинным. И уже не в первый раз Тесс пожалела о том, что она такая маленькая. Только бы не запутаться в этом платье.
Комната, где она находилась, была большой, с белыми каменными стенами и резной дубовой мебелью. На деревянном полу яркими пятнами лежали ковры ручной работы. В комнате были две двери. Одна вела в коридор. Быстро приоткрыв другую, Тесс обнаружила гораздо меньшую по размерам комнату. Очевидно, это была гардеробная. Эта комнатка была практически пуста, за исключением нескольких белых рубашек и черных брюк, висящих на крючках. Наверное, это были вещи месье Дюмона.
Закрыв дверь, Тесс положила руку на свой высокий живот и вздохнула. Что же ей теперь делать? Скрываясь, она бежала изо всех сил. Сейчас шел пятый месяц ее беременности. Ради здоровья ребенка, ей нельзя больше бегать. Она надеялась только, что убежала достаточно далеко, чтобы укрыться от властей.
Тесс опять подумала об Александре Дюмоне. Но она не доверяет мужчинам, даже если они и кажутся добрыми. Даже если она и доверится Александру, разрешит ли он остаться ей здесь до рождения ребенка? Он приютил ее у себя и заботился о ней, но сейчас, когда она опять здорова, не укажет ли он ей на дверь?
И не ждет ли месье Дюмон от нее какой-нибудь платы за этот приют, за крышу над головой? Или еще хуже — вдруг он такой же, как Найджел? Тесс содрогнулась при мысли, что когда-то считала Найджела добрым.
И вдруг, совершенно неожиданно, шевельнулся ее ребенок. Это его движение было едва уловимым, но оно тут же рассеяло все страхи Тесс. Она слегка похлопала рукой по животу, зная, что теперь ей уже абсолютно все равно, добр ли месье Дюмон или нет. И так как он не бил ее, Тесс понимала, что у нее есть только один выход — остаться здесь, если он разрешит. И, как бы желая защитить ребенка, она обхватила живот руками.
— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — решительно сказала Тесс. — Клянусь. Я что-нибудь придумаю.
Перебирая складки муслинового платья, Тесс опять подумала о том, что же за женщина носила его. Она думала о неухоженном саде месье Дюмона, размышляла о том, почему в доме нет слуг. И, вспомнив о слухах, ходивших об Александре, Тесс решила, что за его загадочными черными глазами скрывается какая-то тайна.
Александр прислонился спиной к каменной стене внутреннего дворика и задумчиво смотрел на буйно разросшуюся между камнями мощеной дорожки сорную траву. Воображение же его рисовало темные фиалковые глаза, голубое муслиновое платье и цветущую лаванду. Он закрыл глаза, стараясь не думать об этом, и видения исчезли.
Это было ее платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41