Груди ее вздымались – то ли от усилий, то ли от возбуждения, а он все не мог оторвать от нее взгляд.
Тяжелое, отравляющее желание растеклось по его жилам, вытесняя гнев. Когда Фиона распласталась на кровати, он сорвал с себя одежду и опустился на нее. Она легонько застонала, но не сопротивлялась. Захлестнутый жаркой волной, затопившей его тело, Даг зарычал и яростным движением вошел в нее. Фиона издала звериный крик боли. Он снова, еще резче, углубился в нее, понимая, что это может заставить ее снова закричать и каждый поймет, что это крик боли.
Как грубо он обошелся с ней! Именно этого она ожидала от него в самый первый раз – а не того нежного обращения, которое он ей тогда подарил. Теперь он предстал перед ней диким, охваченным сладострастием зверем, но Фионе было уже все равно – на самом деле она не только не ощущала боли, а, наоборот, испытывала необъяснимое наслаждение. Было так великолепно ощущать его силу, его владычество, чувствовать в себе его плоть, пронзающую ее почти насквозь. Задрожав всем телом, Фиона прижалась к нему, обхватила его руками и ногами, передавая ему эту дрожь и вжимая его в себя еще глубже. Прильнув к викингу, она вознеслась на вершину экстаза, чувствуя, как водоворот чувств захватывает ее изнутри. Выгнувшись навстречу ему, она издала пронзительный стон…
Выбравшись из водоворота страсти, она услышала сдавленный крик Дага. Новое, не испытанное прежде чувство овладело ею – беспомощная нежность. Этот человек спас ее жизнь уже в который раз – мысль эта поразила и обезоружила ее. Фиона провела рукой по повлажневшей коже Дага, шепча нежно-любовные слова по-гэльски… И тут же поняла, что сделала это слишком открыто. Пальцы ее замерли на его щеке, успокоившееся сердце снова забилось быстрее. Неужели он догадался, что она едва не призналась ему в том, что любит его?
Когда викинг отодвинулся от нее, она отвернулась, смущенная и взволнованная. Она не желала вечно быть под властью этого человека; ей с самого начала хотелось встать вровень с ним, пусть даже заставив ненавидеть ее. Но она не преуспела и в этом.
Даг перевернулся на спину и, уютно обняв рукой, притянул ее себе на грудь. Фиона снова ощутила комок в горле. Почему она не может ненавидеть его? А он, ее враг, почему наперекор себе и ей защищает ее, спасает ей жизнь? Фионе отчаянно захотелось заплакать: против его нежности у нее не было защиты…
Даг, должно быть, почувствовал, что творится у нее в душе, потому что его рука легла ей на грудь и принялась ласкать ее. Фиона тут же ощутила вздымающуюся изнутри новую волну желания. Вздохнув, она прекратила думать и отдалась на волю медленных, ленивых волн наслаждения, размывающих ее решимость.
Глава 18
Фиона, кивну и, повторила слово, затем опустилась на стул и принялась за прядение.
– Ты должна продолжать учить меня и во время работы, сказала она Бреаке. – Я хотела бы сказать ночью Дагу хоть несколько фраз по-норвежски.
Бреака стала произносить слова, которые они уже выучили. Фиона нетерпеливо повторяла их, стараясь быстрее овладеть незнакомым ей языком – тем единственным инструментом, с помощью которого она могла получить доступ к сознанию Дага.
Это важное занятие было внезапно прервано громкими воплями: маленький Гуннар, весь в слезах, с криком вбежал в комнату, за ним гнался его брат Ингульф.
Мина устало поднялась и негромко что-то произнесла.
Ингульф тут же принялся сердито возражать, то и дело укачивая на брата.
Фиона без труда догадалась: братья что-то не поделили, и только теперь Гуннар оказался наконец в безопасности.
Неожиданно Мина глубоко вздохнула, словно ее пронзила острая боль; лицо ее побледнело. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Фиона тут же поспешила к ней на помощь, в то время как Бреака бросилась выгонять поссорившихся детей на улицу.
Когда Мина опустилась на стул, Фиона, подобрав веретено, снова принялась за прерванную работу, и тут неожиданно ей в голову пришла отличная мысль. Разве обязательно прясть в помещении? Прялка – довольно небольшое устройство, шерсть тоже не занимает много места: почему бы не заниматься этой скучной работой во дворе – ведь это куда как приятнее?
Новые отчаянные крики, раздавшиеся снаружи, помогли осуществлению ее плана.
– Послушай, Бреака, – негромко обратилась Фиона к сидевшей рядом подруге, – почему бы нам не работать во дворе, где мы без труда могли бы приглядывать за детьми? В конце концов, мы можем уйти с ними в сад и дать Мине возможность отдохнуть от их ссор.
Похоже, Бреаку такая мысль удивила, но она не стала возражать и объяснила Мине суть сказанного.
Жена Сигурда с готовностью согласилась принять этот план, и все трое принялись собирать прялки и веретена. Дети вприпрыжку направились за ними. Фиона шла медленно, наслаждаясь густым запахом хмеля, доносящимся из сада: в подобные жаркие дни на своей родине они с Дювессой частенько укрывались под усыпанными спелыми фруктами ветвями яблонь. Кажется, все это происходило так давно; тогда она была еще совсем ребенком, знающим об опасностях окружающего мира не больше, чем знали о них Гуннар с Ингульфом Как же быстро все изменилось в ее жизни! В одну темную страшную ночь она превратилась в рабыню и потом стала женщиной.
Вдруг Фиона с испугом обернулась назад. Что, если кто-нибудь снова обвинит ее в намерении убежать?
Стараясь поскорее вернуть столь редкое для нее теперь душевное спокойствие, девушка продолжила путь.
В это время дети принялись наперегонки карабкаться по деревьям, а затем начали собирать яблоки. Наконец, утомившись, они улеглись в тени неподалеку и стали грызть твердые зеленые плоды. Бреака предупредила их, чтобы они не ели много, а то у них заболят животы, но дети не обращали на ее слова никакого внимания, и Фиона решила, когда освободится, сделать отвар ромашки, чтобы дать им его на ночь.
Чуть отдохнув, Ингульф с Гуннаром затеяли новую игру – кто быстрее съест яблоко. Фиона только покачала головой и продолжала прясть. Она так углубилась в это занятие, что не сразу почувствовала, как Ингульф схватил ее за руку.
– Гуннар, – произнес малыш дрожащим от страха голосом.
Повернувшись к старшему сыну Сигурда, Фиона едва не вскрикнула: мальчик стоял, схватившись руками за горло, и безуспешно пытался что-то сказать; лицо его налилось кровью.
Бросив веретено, Фиона подбежала к ребенку: она сразу же поняла, что кусок яблока застрял у него в горле, перекрыв доступ воздуха.
– Скорей! – крикнула она Бреаке. – Беги и приведи сюда кого-нибудь из мужчин!
Бреака без промедления бросилась исполнять приказание. Фиона попыталась перевернуть Гуннара и поднять его за ноги, но у нее не хватало сил, чтобы держать его так и одновременно стучать по спине. Она бросила отчаянный взгляд в сторону двора.
Время шло, но никто не появлялся. Ингульф рыдал, прижавшись к Фионе; ей и самой хотелось плакать. Опустившись на одно колено, она положила на другое тело малыша и снова принялась старательно хлопать его по спине. Раз… два…
Неожиданно с очередным резким хлопком кусочек яблока вылетел из горла – Гуннара.
Фиона с облегчением поглядела на ребенка, но тут же ей снова стало не по себе: лицо его оставалось синим и неподвижным; он не дышал! Она перепугалась еще больше. Неужели слишком поздно?
По ее лицу потекли слезы. И тут же отчаянная решимость овладела ею.
– Нет, – прошептала она. – Ты будешь дышать. Будешь. – Девушка встряхнула ребенка, а потом снова принялась хлопать по его спине. Фиона не знала, был ли это третий, четвертый или десятый удар, когда она услышала, как ребенок втянул в легкие воздух. Она перевернула его лицом вверх. Светло-золотые ресницы его затрепетали.
– Дыши, – зашептала она. – Дыши.
Постепенно узенькая грудь Гуннара стала ритмично подниматься и опадать, в то время как теплые цвета жизни медленно возвращались на личико ребенка.
Когда прибежали посланные Бреакой мужчины, Фиона беспомощно рыдала, сжимая в объятиях еще не до конца пришедшего в себя сына Сигурда.
– Она пыталась убить ребенка! Любой, у кого есть глаза, может видеть, что она что-то сделала с Гуннаром!
Ярл, сидя в своем парадном кресле, что-то недовольно буркнул в ответ на слова Бродира и повернулся к Сигурду.
– А ты что скажешь, племянник? Ведь мы говорим о твоем сыне.
Сигурд только покачал головой. Даг отметил, что его брат все еще не совсем оправился от потрясения и его лицо было мертвенно-бледным.
– Ингульф говорит, что ирландка спасла Гуннару жизнь: его брат уже не дышал, и… эта женщина помогла ему.
– Как можно верить словам того, кому только пять лет от роду! – Голос Бродира дрожал от ярости. – Эта ведьма могла околдовать или запугать его, чтобы он ничего не вспомнил.
– Мой сын никогда не лжет, – на удивление спокойно произнес Сигурд, и все сидевшие вокруг стола ярла почувствовали в этих словах угрозу.
– Извини меня, товарищ по оружию. – Бродир потупил глаза, и на его щеках заходили желваки. – Я и не думал сомневаться в словах мальчика. Но в таком объяснении нет смысла. Если Гуннар был мертв, как она могла оживить его? Во всем этом есть какое-то колдовство. Откуда мы знаем, что она сперва не навела на ребенка порчу, заставив его не дышать?
– Бреака сказала, что ребенок подавился яблоком; никакого колдовства в этом нет. Мне случалось видеть взрослых людей, у которых кусок побольше застревал в горле.
Даг постарался произнести эти слова как можно рассудительнее. Он не опасался того, что его брат выступит против женщины; Сигурд был так рад, что его сын остался в живых, что ему и в голову не приходило выяснять, каким образом спасли ребенка. Однако постоянные обвинения со стороны Бродира в колдовстве беспокоили его. Почти все его товарищи по оружию верили в сверхъестественные силы, а ирландка вдобавок ко всему порой так странно вела себя; не требовалось слишком большого воображения, чтобы приписать колдовские способности такому человеку, как она. Разве он сам, когда был в лихорадке, не счел ее феей?
– Не нравится мне все это, – пробурчал ярл. – С тех пор как среди нас появилась эта девчонка, она уже стала причиной двух серьезных конфликтов.
Кнорри поднял сморщенную руку, останавливая Сигурда, который собирался что-то возразить.
– Возможно, она действительно спасла жизнь ребенку, в жилах которого течет также и моя кровь, но это не уменьшает моего недоверия к ней. Я обязан думать о спокойствии каждого из нас. – Выразительно взглянув на Бродира, ярл повернулся к Дату:
– Неужели ты не можешь держать ее в узде? В дни моей молодости женщины-рабыни не прохлаждались в саду подобно ленивым гусыням: они либо работали на кухне, либо услаждали нас ночами. Лупи ее, закуй в цепи, не давай ей одежды – но сделай так, чтобы она не попадала больше в переделки.
– Хорошо, дядя. – Даг покорно кивнул, прекрасно сознавая, что ничего из этого все равно не выйдет.
– А что ты скажешь про ее дьявольскую силу? – спросил Бродир. – Если бы она была только непокорной рабыней, это можно было бы легко из нее выбить; но эта чужестранка – колдунья, и к тому же очень опасная. Пока она жива, мы все рискуем своими жизнями. Твоя жена, – Бродир укоризненно посмотрел на Сигурда, – допустила ирландку к своим травам. Откуда нам знать, что эта бестия не подсыплет что-нибудь в пиво и не отравит нас всех?
Кнорри вздохнул и вяло провел рукой по лбу.
– Я устал от этих разговоров. Она возилась с сыном Сигурда; пусть сам Сигурд и оценит намерения этой женщины.
Ярл на секунду прикрыл глаза, потом снова открыл их и капризно приказал:
– Пусть кто-нибудь принесет мне рог пива, да похолоднее!
Рориг, сидевший с края стола, бросился выполнять просьбу своего повелителя. Молодой воин первым прибежал к Фионе и детям в саду, но никто до сих пор не попросил его рассказать об увиденном. Даг не сомневался, что он и сейчас еще находится под впечатлением зрелища, представшего его глазам. Да и кого бы не тронула такая картина? Бродира, угрюмо подумал он. Тот не раздумывая представил спасение ребенка как попытку убийства. Назвав ирландку во всеуслышание колдуньей, он вселил смятение в души большинства обитателей поселения: колдунов и знахарей норвежцы не столько уважали, сколько боялись. Даг не сомневался, что сам Бродир вряд ли верит собственным словам, – он всего лишь проводит в жизнь свой подлый план, настраивая всех против Фионы.
Сигурд поднялся из-за стола. По тому, с каким трудом давалось ему каждое движение, Даг понял, как повлияло на брата все пережитое.
– Я не стану обвинять женщину, которая спасла жизнь моему сыну, – объявил Сигурд. – Нет никаких доказательств ее вероломства. Я бы просто предпочел забыть все это дело, если, конечно, наш ярл ничего не имеет против.
Кнорри, соглашаясь, вяло махнул рукой. Старик почти засыпал на ходу, и Сигурд резко бросил побледневшей от страха рабыне, которая только что принесла пиво:
– Женщина, подойди и помоги ярлу. От теплого пива, которое ты ему подсунула в первый раз, у него разболелся живот. Отведи его и уложи в постель, да поживее!
По счастью, рабыня была достаточно крепкого сложения и хорошо вышколена, так что ярл без опаски опирался на нее, удаляясь в свою спальню.
После его ухода стали расходиться и все остальные. Сигурд вместе с женой и детьми отправился к себе; Бродир же, все еще что-то бормоча себе под нос, вышел из дома в компании Бальдера и Кальфа.
Подойдя к очагу, Даг стал смотреть на огонь.
– Так ты тоже думаешь, что ирландка знакома с магией? – прервал его размышления осторожный голос Рорига.
– Нет, во всяком случае, не в том смысле, который пытается придать всему этому Бродир, – ответил Даг, поворачиваясь к молодому человеку. – Фиона много знает – скорее всего научилась у какой-нибудь целительницы, но это все.
Рориг облегченно вздохнул.
– Слава богам! Бреака проводит так много времени в ее обществе, а мне было бы страшно спать с женщиной, которая помогает колдунье.
– Бреака? – Даг удивленно поднял брови.
Рориг доверчиво улыбнулся.
– Я не обращал на нее внимания до нашего похода в Ирландию, но теперь вижу, что девушка куда как хороша.
– И ты спишь с ней?
Улыбка сбежала с лица Рорига.
– Нет, она всегда так занята, крутится по дому словно пчелка. Боюсь, она даже не знает, что я существую.
Даг невольно задумался над словами своего младшего товарища. Чем он мог помочь человеку, покоренному очарованием женщины из другой страны, когда его собственные отношения с Фионой были исполнены взаимного непонимания и напряженности…
– Я поговорю с Бреакой, – сказал он наконец. – Мне трудно общаться с Фионой, но с твоей красавицей мы отлично понимаем друг друга.
Рориг покраснел.
– И что я потом скажу – что хочу спать с ней?
Даг усмехнулся такой откровенной наивности юноши.
– Ну разумеется, нет. Я бы на твоем месте сказал ей, что цвет ее волос напоминает цвета заката и что тебе еще не приходилось встречать такой замечательной женщины, как она. – Даг усмехнулся. Хорош учитель! По правде говоря, он и сам мало что знал про тот ритуал, который должен выполнить мужчина, прежде чем попытаться разделить ложе с представительницей противоположного пола.
– Так ты обещаешь мне поговорить с ней?
Даг слегка прищурился.
– Я помогу тебе, но ты будешь мне за это должен.
Молодой викинг с готовностью кивнул.
– И когда же ты сделаешь это? Я так хочу ее, что не могу спать по ночам.
– Да помогут тебе боги! Не будь столь нетерпелив. Я сделаю это сегодня вечером, но ты не должен рассчитывать на то, что она уже завтра предложит тебе лечь с ней в постель. Такие вещи требуют времени. Женщинам нравится думать, что они выбирают тебя, и поэтому они всегда долго принимают решения.
Вздохнув, Рориг зашагал прочь, очевидно, все так же продолжая мечтать о своей возлюбленной, а Даг повернулся спиной к огню очага, все еще раздумывая над собственными словами. Разочаровавшись в Кире, он ожесточился против всех женщин вообще и, как теперь понимал, именно поэтому был чересчур суров с Фионой. Ее предательство по отношению к отцу все еще беспокоило его, но он в достаточной мере был свидетелем ее отношения к другим, чтобы понимать, что она не являлась бессердечным созданием. Безусловно, у нее были серьезные причины, чтобы поступить именно так, и когда-нибудь он спросит ее об этом.
Пока же Даг все больше влюблялся в нее, и те переделки, в которые он попал по ее милости, не только не погасили в нем страсть, но даже еще больше усилили его восхищение ею. Она была гордым, смелым, умным человеком. Кто бы не пришел в восторг от таких качеств? Его собственные соплеменники, с горечью напомнил себе Даг. Их пугали ее независимый характер и своенравие, и они изо всех сил хотели сокрушить их. Для них Фиона была только рабыней, которую необходимо приструнить и приставить к делу. Зато для него она всегда оставалась принцессой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Тяжелое, отравляющее желание растеклось по его жилам, вытесняя гнев. Когда Фиона распласталась на кровати, он сорвал с себя одежду и опустился на нее. Она легонько застонала, но не сопротивлялась. Захлестнутый жаркой волной, затопившей его тело, Даг зарычал и яростным движением вошел в нее. Фиона издала звериный крик боли. Он снова, еще резче, углубился в нее, понимая, что это может заставить ее снова закричать и каждый поймет, что это крик боли.
Как грубо он обошелся с ней! Именно этого она ожидала от него в самый первый раз – а не того нежного обращения, которое он ей тогда подарил. Теперь он предстал перед ней диким, охваченным сладострастием зверем, но Фионе было уже все равно – на самом деле она не только не ощущала боли, а, наоборот, испытывала необъяснимое наслаждение. Было так великолепно ощущать его силу, его владычество, чувствовать в себе его плоть, пронзающую ее почти насквозь. Задрожав всем телом, Фиона прижалась к нему, обхватила его руками и ногами, передавая ему эту дрожь и вжимая его в себя еще глубже. Прильнув к викингу, она вознеслась на вершину экстаза, чувствуя, как водоворот чувств захватывает ее изнутри. Выгнувшись навстречу ему, она издала пронзительный стон…
Выбравшись из водоворота страсти, она услышала сдавленный крик Дага. Новое, не испытанное прежде чувство овладело ею – беспомощная нежность. Этот человек спас ее жизнь уже в который раз – мысль эта поразила и обезоружила ее. Фиона провела рукой по повлажневшей коже Дага, шепча нежно-любовные слова по-гэльски… И тут же поняла, что сделала это слишком открыто. Пальцы ее замерли на его щеке, успокоившееся сердце снова забилось быстрее. Неужели он догадался, что она едва не призналась ему в том, что любит его?
Когда викинг отодвинулся от нее, она отвернулась, смущенная и взволнованная. Она не желала вечно быть под властью этого человека; ей с самого начала хотелось встать вровень с ним, пусть даже заставив ненавидеть ее. Но она не преуспела и в этом.
Даг перевернулся на спину и, уютно обняв рукой, притянул ее себе на грудь. Фиона снова ощутила комок в горле. Почему она не может ненавидеть его? А он, ее враг, почему наперекор себе и ей защищает ее, спасает ей жизнь? Фионе отчаянно захотелось заплакать: против его нежности у нее не было защиты…
Даг, должно быть, почувствовал, что творится у нее в душе, потому что его рука легла ей на грудь и принялась ласкать ее. Фиона тут же ощутила вздымающуюся изнутри новую волну желания. Вздохнув, она прекратила думать и отдалась на волю медленных, ленивых волн наслаждения, размывающих ее решимость.
Глава 18
Фиона, кивну и, повторила слово, затем опустилась на стул и принялась за прядение.
– Ты должна продолжать учить меня и во время работы, сказала она Бреаке. – Я хотела бы сказать ночью Дагу хоть несколько фраз по-норвежски.
Бреака стала произносить слова, которые они уже выучили. Фиона нетерпеливо повторяла их, стараясь быстрее овладеть незнакомым ей языком – тем единственным инструментом, с помощью которого она могла получить доступ к сознанию Дага.
Это важное занятие было внезапно прервано громкими воплями: маленький Гуннар, весь в слезах, с криком вбежал в комнату, за ним гнался его брат Ингульф.
Мина устало поднялась и негромко что-то произнесла.
Ингульф тут же принялся сердито возражать, то и дело укачивая на брата.
Фиона без труда догадалась: братья что-то не поделили, и только теперь Гуннар оказался наконец в безопасности.
Неожиданно Мина глубоко вздохнула, словно ее пронзила острая боль; лицо ее побледнело. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Фиона тут же поспешила к ней на помощь, в то время как Бреака бросилась выгонять поссорившихся детей на улицу.
Когда Мина опустилась на стул, Фиона, подобрав веретено, снова принялась за прерванную работу, и тут неожиданно ей в голову пришла отличная мысль. Разве обязательно прясть в помещении? Прялка – довольно небольшое устройство, шерсть тоже не занимает много места: почему бы не заниматься этой скучной работой во дворе – ведь это куда как приятнее?
Новые отчаянные крики, раздавшиеся снаружи, помогли осуществлению ее плана.
– Послушай, Бреака, – негромко обратилась Фиона к сидевшей рядом подруге, – почему бы нам не работать во дворе, где мы без труда могли бы приглядывать за детьми? В конце концов, мы можем уйти с ними в сад и дать Мине возможность отдохнуть от их ссор.
Похоже, Бреаку такая мысль удивила, но она не стала возражать и объяснила Мине суть сказанного.
Жена Сигурда с готовностью согласилась принять этот план, и все трое принялись собирать прялки и веретена. Дети вприпрыжку направились за ними. Фиона шла медленно, наслаждаясь густым запахом хмеля, доносящимся из сада: в подобные жаркие дни на своей родине они с Дювессой частенько укрывались под усыпанными спелыми фруктами ветвями яблонь. Кажется, все это происходило так давно; тогда она была еще совсем ребенком, знающим об опасностях окружающего мира не больше, чем знали о них Гуннар с Ингульфом Как же быстро все изменилось в ее жизни! В одну темную страшную ночь она превратилась в рабыню и потом стала женщиной.
Вдруг Фиона с испугом обернулась назад. Что, если кто-нибудь снова обвинит ее в намерении убежать?
Стараясь поскорее вернуть столь редкое для нее теперь душевное спокойствие, девушка продолжила путь.
В это время дети принялись наперегонки карабкаться по деревьям, а затем начали собирать яблоки. Наконец, утомившись, они улеглись в тени неподалеку и стали грызть твердые зеленые плоды. Бреака предупредила их, чтобы они не ели много, а то у них заболят животы, но дети не обращали на ее слова никакого внимания, и Фиона решила, когда освободится, сделать отвар ромашки, чтобы дать им его на ночь.
Чуть отдохнув, Ингульф с Гуннаром затеяли новую игру – кто быстрее съест яблоко. Фиона только покачала головой и продолжала прясть. Она так углубилась в это занятие, что не сразу почувствовала, как Ингульф схватил ее за руку.
– Гуннар, – произнес малыш дрожащим от страха голосом.
Повернувшись к старшему сыну Сигурда, Фиона едва не вскрикнула: мальчик стоял, схватившись руками за горло, и безуспешно пытался что-то сказать; лицо его налилось кровью.
Бросив веретено, Фиона подбежала к ребенку: она сразу же поняла, что кусок яблока застрял у него в горле, перекрыв доступ воздуха.
– Скорей! – крикнула она Бреаке. – Беги и приведи сюда кого-нибудь из мужчин!
Бреака без промедления бросилась исполнять приказание. Фиона попыталась перевернуть Гуннара и поднять его за ноги, но у нее не хватало сил, чтобы держать его так и одновременно стучать по спине. Она бросила отчаянный взгляд в сторону двора.
Время шло, но никто не появлялся. Ингульф рыдал, прижавшись к Фионе; ей и самой хотелось плакать. Опустившись на одно колено, она положила на другое тело малыша и снова принялась старательно хлопать его по спине. Раз… два…
Неожиданно с очередным резким хлопком кусочек яблока вылетел из горла – Гуннара.
Фиона с облегчением поглядела на ребенка, но тут же ей снова стало не по себе: лицо его оставалось синим и неподвижным; он не дышал! Она перепугалась еще больше. Неужели слишком поздно?
По ее лицу потекли слезы. И тут же отчаянная решимость овладела ею.
– Нет, – прошептала она. – Ты будешь дышать. Будешь. – Девушка встряхнула ребенка, а потом снова принялась хлопать по его спине. Фиона не знала, был ли это третий, четвертый или десятый удар, когда она услышала, как ребенок втянул в легкие воздух. Она перевернула его лицом вверх. Светло-золотые ресницы его затрепетали.
– Дыши, – зашептала она. – Дыши.
Постепенно узенькая грудь Гуннара стала ритмично подниматься и опадать, в то время как теплые цвета жизни медленно возвращались на личико ребенка.
Когда прибежали посланные Бреакой мужчины, Фиона беспомощно рыдала, сжимая в объятиях еще не до конца пришедшего в себя сына Сигурда.
– Она пыталась убить ребенка! Любой, у кого есть глаза, может видеть, что она что-то сделала с Гуннаром!
Ярл, сидя в своем парадном кресле, что-то недовольно буркнул в ответ на слова Бродира и повернулся к Сигурду.
– А ты что скажешь, племянник? Ведь мы говорим о твоем сыне.
Сигурд только покачал головой. Даг отметил, что его брат все еще не совсем оправился от потрясения и его лицо было мертвенно-бледным.
– Ингульф говорит, что ирландка спасла Гуннару жизнь: его брат уже не дышал, и… эта женщина помогла ему.
– Как можно верить словам того, кому только пять лет от роду! – Голос Бродира дрожал от ярости. – Эта ведьма могла околдовать или запугать его, чтобы он ничего не вспомнил.
– Мой сын никогда не лжет, – на удивление спокойно произнес Сигурд, и все сидевшие вокруг стола ярла почувствовали в этих словах угрозу.
– Извини меня, товарищ по оружию. – Бродир потупил глаза, и на его щеках заходили желваки. – Я и не думал сомневаться в словах мальчика. Но в таком объяснении нет смысла. Если Гуннар был мертв, как она могла оживить его? Во всем этом есть какое-то колдовство. Откуда мы знаем, что она сперва не навела на ребенка порчу, заставив его не дышать?
– Бреака сказала, что ребенок подавился яблоком; никакого колдовства в этом нет. Мне случалось видеть взрослых людей, у которых кусок побольше застревал в горле.
Даг постарался произнести эти слова как можно рассудительнее. Он не опасался того, что его брат выступит против женщины; Сигурд был так рад, что его сын остался в живых, что ему и в голову не приходило выяснять, каким образом спасли ребенка. Однако постоянные обвинения со стороны Бродира в колдовстве беспокоили его. Почти все его товарищи по оружию верили в сверхъестественные силы, а ирландка вдобавок ко всему порой так странно вела себя; не требовалось слишком большого воображения, чтобы приписать колдовские способности такому человеку, как она. Разве он сам, когда был в лихорадке, не счел ее феей?
– Не нравится мне все это, – пробурчал ярл. – С тех пор как среди нас появилась эта девчонка, она уже стала причиной двух серьезных конфликтов.
Кнорри поднял сморщенную руку, останавливая Сигурда, который собирался что-то возразить.
– Возможно, она действительно спасла жизнь ребенку, в жилах которого течет также и моя кровь, но это не уменьшает моего недоверия к ней. Я обязан думать о спокойствии каждого из нас. – Выразительно взглянув на Бродира, ярл повернулся к Дату:
– Неужели ты не можешь держать ее в узде? В дни моей молодости женщины-рабыни не прохлаждались в саду подобно ленивым гусыням: они либо работали на кухне, либо услаждали нас ночами. Лупи ее, закуй в цепи, не давай ей одежды – но сделай так, чтобы она не попадала больше в переделки.
– Хорошо, дядя. – Даг покорно кивнул, прекрасно сознавая, что ничего из этого все равно не выйдет.
– А что ты скажешь про ее дьявольскую силу? – спросил Бродир. – Если бы она была только непокорной рабыней, это можно было бы легко из нее выбить; но эта чужестранка – колдунья, и к тому же очень опасная. Пока она жива, мы все рискуем своими жизнями. Твоя жена, – Бродир укоризненно посмотрел на Сигурда, – допустила ирландку к своим травам. Откуда нам знать, что эта бестия не подсыплет что-нибудь в пиво и не отравит нас всех?
Кнорри вздохнул и вяло провел рукой по лбу.
– Я устал от этих разговоров. Она возилась с сыном Сигурда; пусть сам Сигурд и оценит намерения этой женщины.
Ярл на секунду прикрыл глаза, потом снова открыл их и капризно приказал:
– Пусть кто-нибудь принесет мне рог пива, да похолоднее!
Рориг, сидевший с края стола, бросился выполнять просьбу своего повелителя. Молодой воин первым прибежал к Фионе и детям в саду, но никто до сих пор не попросил его рассказать об увиденном. Даг не сомневался, что он и сейчас еще находится под впечатлением зрелища, представшего его глазам. Да и кого бы не тронула такая картина? Бродира, угрюмо подумал он. Тот не раздумывая представил спасение ребенка как попытку убийства. Назвав ирландку во всеуслышание колдуньей, он вселил смятение в души большинства обитателей поселения: колдунов и знахарей норвежцы не столько уважали, сколько боялись. Даг не сомневался, что сам Бродир вряд ли верит собственным словам, – он всего лишь проводит в жизнь свой подлый план, настраивая всех против Фионы.
Сигурд поднялся из-за стола. По тому, с каким трудом давалось ему каждое движение, Даг понял, как повлияло на брата все пережитое.
– Я не стану обвинять женщину, которая спасла жизнь моему сыну, – объявил Сигурд. – Нет никаких доказательств ее вероломства. Я бы просто предпочел забыть все это дело, если, конечно, наш ярл ничего не имеет против.
Кнорри, соглашаясь, вяло махнул рукой. Старик почти засыпал на ходу, и Сигурд резко бросил побледневшей от страха рабыне, которая только что принесла пиво:
– Женщина, подойди и помоги ярлу. От теплого пива, которое ты ему подсунула в первый раз, у него разболелся живот. Отведи его и уложи в постель, да поживее!
По счастью, рабыня была достаточно крепкого сложения и хорошо вышколена, так что ярл без опаски опирался на нее, удаляясь в свою спальню.
После его ухода стали расходиться и все остальные. Сигурд вместе с женой и детьми отправился к себе; Бродир же, все еще что-то бормоча себе под нос, вышел из дома в компании Бальдера и Кальфа.
Подойдя к очагу, Даг стал смотреть на огонь.
– Так ты тоже думаешь, что ирландка знакома с магией? – прервал его размышления осторожный голос Рорига.
– Нет, во всяком случае, не в том смысле, который пытается придать всему этому Бродир, – ответил Даг, поворачиваясь к молодому человеку. – Фиона много знает – скорее всего научилась у какой-нибудь целительницы, но это все.
Рориг облегченно вздохнул.
– Слава богам! Бреака проводит так много времени в ее обществе, а мне было бы страшно спать с женщиной, которая помогает колдунье.
– Бреака? – Даг удивленно поднял брови.
Рориг доверчиво улыбнулся.
– Я не обращал на нее внимания до нашего похода в Ирландию, но теперь вижу, что девушка куда как хороша.
– И ты спишь с ней?
Улыбка сбежала с лица Рорига.
– Нет, она всегда так занята, крутится по дому словно пчелка. Боюсь, она даже не знает, что я существую.
Даг невольно задумался над словами своего младшего товарища. Чем он мог помочь человеку, покоренному очарованием женщины из другой страны, когда его собственные отношения с Фионой были исполнены взаимного непонимания и напряженности…
– Я поговорю с Бреакой, – сказал он наконец. – Мне трудно общаться с Фионой, но с твоей красавицей мы отлично понимаем друг друга.
Рориг покраснел.
– И что я потом скажу – что хочу спать с ней?
Даг усмехнулся такой откровенной наивности юноши.
– Ну разумеется, нет. Я бы на твоем месте сказал ей, что цвет ее волос напоминает цвета заката и что тебе еще не приходилось встречать такой замечательной женщины, как она. – Даг усмехнулся. Хорош учитель! По правде говоря, он и сам мало что знал про тот ритуал, который должен выполнить мужчина, прежде чем попытаться разделить ложе с представительницей противоположного пола.
– Так ты обещаешь мне поговорить с ней?
Даг слегка прищурился.
– Я помогу тебе, но ты будешь мне за это должен.
Молодой викинг с готовностью кивнул.
– И когда же ты сделаешь это? Я так хочу ее, что не могу спать по ночам.
– Да помогут тебе боги! Не будь столь нетерпелив. Я сделаю это сегодня вечером, но ты не должен рассчитывать на то, что она уже завтра предложит тебе лечь с ней в постель. Такие вещи требуют времени. Женщинам нравится думать, что они выбирают тебя, и поэтому они всегда долго принимают решения.
Вздохнув, Рориг зашагал прочь, очевидно, все так же продолжая мечтать о своей возлюбленной, а Даг повернулся спиной к огню очага, все еще раздумывая над собственными словами. Разочаровавшись в Кире, он ожесточился против всех женщин вообще и, как теперь понимал, именно поэтому был чересчур суров с Фионой. Ее предательство по отношению к отцу все еще беспокоило его, но он в достаточной мере был свидетелем ее отношения к другим, чтобы понимать, что она не являлась бессердечным созданием. Безусловно, у нее были серьезные причины, чтобы поступить именно так, и когда-нибудь он спросит ее об этом.
Пока же Даг все больше влюблялся в нее, и те переделки, в которые он попал по ее милости, не только не погасили в нем страсть, но даже еще больше усилили его восхищение ею. Она была гордым, смелым, умным человеком. Кто бы не пришел в восторг от таких качеств? Его собственные соплеменники, с горечью напомнил себе Даг. Их пугали ее независимый характер и своенравие, и они изо всех сил хотели сокрушить их. Для них Фиона была только рабыней, которую необходимо приструнить и приставить к делу. Зато для него она всегда оставалась принцессой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42