Гай перенес ее через порог, как новобрачную, и осторожно поставил на пол. Ливия огляделась. Комнаты были обставлены просто, без всякой роскоши. На столике рядом с кроватью стояло блюдо с фруктами и сосуд с вином.
Усадив Ливию на кровать, Гай принялся снимать с девушки башмаки; при этом он целовал ее ноги. Он заставил ее выпить вина, потом прижал к себе, сгорая от нетерпения, – Ливия чувствовала, как сильно бьется его сердце.
Они провели вместе несколько сладких часов; Гай с радостным изумлением наблюдал, как пробуждается чувственность его юной возлюбленной, во многом скованная условностями воспитавшего ее мира.
«Наше время – это не там, впереди и позади, это здесь и сейчас», – говорил он.
Потом они болтали обо всем, купаясь в невидимых волнах взаимопонимания и нежности.
– В философском кружке, который я посещал вместе с Сервием Понцианом, мы говорили о том главном, что движет человеческой жизнью. «Жажда совершенства» – таким был самый распространенный ответ. И только я один сказал: «Любовь».
– Почему ты так ответил?
Гай бросил на Ливию быстрый взгляд.
– О нет, тогда я не был влюблен в женщину, просто знал это давно, еще с тех пор, как погибла моя мать. Это потрясло меня, почти уничтожило: ведь любимые кажутся нам бессмертными.
– Ты помнишь ее?
– Смутно. Отец говорил, что внешне я похож на мать, хотя вообще-то не любил о ней вспоминать, по крайней мере, вслух…
Он говорил, и его лицо казалось Ливий таким красивым, полным внутреннего света, и у нее болезненно сжималось сердце, потому что она все-таки не знала, принадлежит ли он ей всецело и навсегда. А еще…
– Гай, – нерешительно начала она, прикоснувшись к его руке, – я подумала… вдруг у меня будет ребенок и тогда…
Он рассмеялся:
– Не бойся. Пожалуй, я был бы слишком безрассуден, если б позволил себе рисковать этим. Наши с тобою дети родятся в законном браке.
«Или не родятся вообще», – закончила про себя Ливия, и внутри у нее пробежал холодок.
А после Гай с воодушевлением рассказывал о том, как они станут путешествовать, побывают в Греции, Египте, и она верила и не верила ему. Она тоже не хотела пробиваться через отмеренные судьбою дни, как через что-то плотное, вязкое, дремучее, хотела жить легко и свободно, подчиняясь только своим желаниям, но она была достаточно взрослой для того, чтобы представлять, какие обязательства ложатся на плечи замужней женщины. Если им вообще удастся пожениться…
…Марк Ливий Альбин приехал неожиданно; к счастью, в тот момент Ливия была дома. Он привез дочери дорогие подарки и ласково побеседовал с нею. Ливия не смела взглянуть в глаза отцу, потому что ей казалось: он видит ее насквозь и способен заметить любое притворство, любую ложь. Поскорее удалившись к себе, она долго и мучительно размышляла о своей судьбе. Она не могла больше жить, как жила, все это слишком затянулось.
Ливий не удалось встретиться с Гаем ни в один из последующих дней, и она сходила с ума от нетерпения, потому что знала: он ее ждет. Конечно, он должен был догадаться о том, почему она не смогла прийти и все же… Ливия проводила томительные часы в обществе молчаливой Тарсии, которую жизнь научила, а точнее, вынудила быть смиренной и терпеливой.
– Хочешь, госпожа, я отнесу табличку? – однажды спросила рабыня.
– Нет, – отвечала Ливия, – не сейчас. Я должна дождаться… – она не сказала, чего.
От напряженного ожидания у девушки разболелась голова, и на утро третьего дня она отправилась в перистиль в надежде немного успокоиться и отвлечься от тягостных мыслей, но даже любимый уголок показался ей иным, чем прежде.
Ливия сидела, неподвижно глядя в пространство, когда на дорожке появилась Тарсия. Ее серые глаза мягко светились под золотыми ресницами, точно драгоценные камни.
– Там пришел, – она сделала паузу, – тот человек. Ливия поняла. Она вскочила так стремительно, что чуть не упала, поскользнувшись на мраморных плитах.
– Где он?!
– Его проводили в атрий.
– Он спрашивал меня?
– Нет, госпожа, твоего отца.
Ливия кинулась вперед; она сама не знала, что следует делать. Ее одновременно охватили и нетерпение и нерешительность. Она опоздала: Гай Эмилий и отец уже вели беседу, и Ливия не осмелилась показаться им на глаза. Они говорили довольно тихо, и притаившаяся за колонной девушка не разбирала слов. Она уставилась в стену, созерцая внезапно замеченные на ней неровности и трещины и испытывая то мучительное ощущение, когда, уже предчувствуя безжалостную правду, человек все еще цепляется за последние, призрачные надежды.
Прошло несколько минут. Внезапно Ливия услышала отчетливо прозвучавший голос отца:
– Ты не римлянин.
Он вложил в свои слова столько высокомерного презрения и жестокого смысла, что Ливия задрожала, разом поняв: это – конец.
А Гай Эмилий отвечал с юношеской горячностью:
– Да, ты прав, Италия и Рим – не одно и то же! Рим – лишь маленький уголок огромного мира! В других италийский городах люди живут иначе: там нет своры зазнавшихся сенаторов, нет вычурности, показной роскоши, прикрывающей убогость и грязь, нет праздной толпы, там надо работать и можно надеяться только на себя, на свой ум, порядочность и честность, тогда как в Риме все покупается и продается за деньги.
– Что же тогда можно сказать о тебе? – спокойно произнес Марк Ливий. – Ты живешь в том самом презираемом тобою Риме, проматывая отцовское состояние, и сватаешься к девушке, уже обещанной другому!
– Согласен, я не из лучших, до недавнего времени моя жизнь была лишена цели и смысла…
«Зачем ты так говоришь, Гай! – с горечью думала Ливия. – Ведь римлянам, как никому другому, свойственно восхвалять себя и свою доблесть!»
– А теперь ты думаешь, что женитьба на Ливий поможет тебе прочно стать на ноги?
– Нет, поверь, тут нет никакого расчета, просто я люблю твою дочь и не мыслю жизни без нее!
Его слова были пронизаны таким отчаянным, простодушным и искренним счастьем, что на глазах у Ливий выступили слезы.
– А у меня есть расчет, отцовский расчет, – жестко произнес Марк Ливий. – Я знаю, что лучше для моей дочери, поэтому она выйдет замуж за Луция Ребилла.
У Ливий упало сердце. Что было делать? Выбежать и пасть к ногам отца и признаться во всем? И тут ее посетила страшная мысль: если отец не уважает Гая сейчас, что он скажет о нем, узнав правду? Он будет разгневан, уничтожен, убит. Пожалуй, возбудит судебное дело… На нее нахлынуло понимание чудовищности того, что они совершили, и она осталась стоять на месте, словно приросшая к полу.
Те двое, в зале, опять говорили тихо. Потом Марк Ливий громко произнес:
– Я закончил. Теперь уходи.
– Я могу повидаться с Ливией?
– Нет, ты ее не увидишь.
И Ливия опять не сдвинулась с места. А когда наконец вышла из-за колонны, то увидела отца – он сидел в одиночестве на мраморной скамье. Заслышав шаги, повернул голову и на мгновение встретился взглядом с пылающим взором дочери.
– Полагаю, ты знаешь, кто приходил и зачем, – спокойно сказал он.
– Да, отец, – отвечала Ливия, сразу поняв, что не сможет ни в чем признаться.
– Ты встречалась с ним?
– Мы виделись несколько раз… на улице.
– Ты понимаешь, что совершила? Ливия помедлила:
– Нет. Я тоже… люблю его. Вот и все.
Марк Ливий молчал. Его лицо потемнело, взгляд стал тяжелым. Наконец он сказал:
– Хорошо, если об этом не узнает Луций Ребилл! Ты не покинешь дом до самой свадьбы. Не хочу, чтобы о нашей семье ходили сплетни.
– Отец… – голос Ливий дрожал.
– Не желаю слушать! Иди к себе!
Его тон был так суров, что девушка отступила, как отступает усталый путник перед силой жестокой стихии.
Когда она уходила, отец сказал ей в спину (Ливий почудилось, будто его голос на мгновение дрогнул):
– Я не безжалостен, Ливия, просто не хочу губить твою жизнь. Все эти любовные страдания – след змеи на камне: ты поймешь, когда окончательно повзрослеешь. А пока тебе остается слушаться тех, кто старше и мудрее.
Когда девушки ушла, Марк Ливий глубоко задумался. Дочь удивилась бы, если б узнала, что в какой-то миг отца посетило поразившее его самого желание: уступить. Неожиданно явившийся в дом молодой человек в самом деле любил Ливию: это было видно по смятенному выражению его лица, по блеску глаз, по тому, с какой взволнованностью он говорил о своих намерениях. Конечно, Ливия тоже его любила или думала, что любит, – ведь он был хорош собою, куда красивее Луция Ребилла. Но Марк Ливий не мог дать согласия на этот брак, причем по нескольким причинам. Прежде всего, он не представлял, как это дочь увезут неведомо куда: его внуки должны жить в Риме и только в Риме. Но это не было главным. Положение человека с республиканскими взглядами (о том, что Гай Эмилий сочувствует именно республиканцам, Марк Ливий узнал еще во время той памятной стычки на Форуме), без надежных связей не могло считаться безопасным, как бы он ни был богат. Сегодня ты имеешь деньги, рабов, земли, скот, а завтра начинается массовая конфискация в пользу военных или раздоры политических партий доходят до точки, и на тебя охотятся, как на дикого зверя.
Любовь… Марк Ливий не мог сказать, любил ли он когда-нибудь по настоящему. Он женился, когда ему было уже за тридцать, на пятнадцатилетней девушке. Он помнил наивно-доверчивое выражение лица своей супруги, ее восторженное преклонение перед ним: вероятно, он казался ей таким серьезным и умным! Он был для нее не только мужем, но и наставником, старшим товарищем, он давал ей советы, учил, как следует жить. До замужества она мало что видела, почти не покидала стен родного дома, не умела распоряжаться деньгами… Хотя ее наивность и непрактичность не раздражали, а скорее, умиляли Марка Ливия, он решил, что его дети будут воспитаны иначе. Через год Атия родила мальчика, но вскоре ребенок умер. Потом на свет появился Децим, следующим, через год, – снова мальчик, который, как и первый, не прожил и нескольких месяцев, и последней – девочка, Ливия, рожая которую, Атия истекла кровью. Тогда ей исполнилось всего двадцать лет. В иные моменты Марка Ливия терзало чувство вины: она была слишком молода, чтобы рожать так часто, она просто не выдержала. Но с другой стороны, так распорядились боги! В конце концов он тоже поплатился: что-то мешало ему обзавестись новой супругой, хотя наверняка нашлась бы добрая и великодушная женщина, которая приняла бы его детей, как своих, и была бы ему хорошей, верной женой. Как только речь заходила о браке, Марк Ливий невольно вспоминал чистую робкую улыбку Атии, юный блеск ее глаз, и что-то в его душе противилось этому шагу.
Он желал уберечь дочь от ударов судьбы, он подводил под ее жизнь такое основание, которое, согласно его воззрениям, не поддавалось разрушению. Он допускал, что Ливий придется немного пострадать (таков удел всех смертных!), зато впоследствии она не испытает тех жестоких разочарований, что опустошают и губят душу, заставляя человека утрачивать смысл жизни, ее путеводную нить. Будучи сторонником умеренности во всем, он воспитывал детей именно в таком духе: Ливия была образованна, но настолько, насколько это приличествует порядочной девушке, поскольку всякие излишества, будь то умение очень хорошо танцевать, совершенное владение каким-либо музыкальным инструментом или доскональное знание философских учений, способны вызвать настороженность окружающих. И тем не менее, несмотря на все усилия, в детях было нечто такое, что не поддавалось его влиянию: Марка Ливия раздражала вялость характера и несобранность сына, хотя (в чем он никогда бы не признался) ему нравилась мечтательная отрешенность дочери – это придавало ее натуре некое своеобразие и глубину. Хотя в отличие от своей покойной матери Ливия умела вести хозяйство, распоряжаться припасами, разумно тратить деньги, командовать рабами, она была по-своему непрактична: это доказывала история с Гаем Эмилием. Чуть было не погубить свою репутацию накануне свадьбы, к тому же избрать человека явно ненадежного, слабохарактерного и пустословного…
Что касается Луция Ребилла, этот молодой человек почти полностью соответствовал представлениям Марка Ливия об идеальном римлянине: твердый характер, упорство в достижении цели, способность трезво оценивать обстановку, острый ум и при этом – принципиальность и честность. То, что жених дочери был несколько холодноват и, возможно, не обладал достаточной способностью читать в человеческих сердцах, не смущало Марка Ливия. Куда более важным казалось то, что Луций Ребилл умел владеть и управлять собой; по мнению его будущего тестя, с таким талантом можно было заполучить в руки, а главное – удержать что угодно.
…Ливия сидела на стуле, сложив руки на коленях и глядя в одну точку. Вошел Децим и остановился, глядя на сестру с несвойственным ему выражением печальной серьезности в глазах.
– Зря ты это затеяла, Ливия, – начал он без всяких вступлений.
– Что затеяла? – тупо спросила она.
– Историю с Гаем Эмилием Лонгом. Твои планы были заранее обречены на неудачу.
Она невольно вздрогнула, услышав это имя, имя человека, который стал для нее средоточием жизни.
– Почему?
– Разве ты не представляешь, что значит разорвать помолвку, когда заключен письменный договор, засвидетельствованы обязательства сторон, оговорена судьба приданого, разорвать, подчиняясь прихоти семнадцатилетней девчонки!
– Ты никогда не влюблялся, Децим? – Ливия говорила медленно, точно в полусне; ее голова была пустой и тяжелой, а сердце превратилось в комок боли.
– Я не позволяю себе влюбляться.
– Разве в этом человек властен над собой?
– Не знаю. А тебе не кажется, что любви просто не существует, что все это придумано людьми? Есть законы природы, согласно которым каждый человек рано или поздно находит себе пару, потом заботится о потомстве. Простолюдину нужна хозяйка и работница в доме, в патрицианских кругах браки чаще заключают, исходя из политических соображений. Ты читала о любви в книгах, но встречала ли ты ее в жизни?
– Кто внушил тебе такие взгляды, Децим? – изумилась Ливия. – Ведь ты старше меня всего на два года!
– Никто не внушал. Я сам это знаю. И потом так проще жить.
– Ты уверен?
– Конечно. Я никогда не увлекался ни поэзией, ни философией, потому что и то и другое разрушает привычные, разумные представления о мире. Посмотри на этого Гая Эмилия, он сомневается, мечется, не зная, что ему выбрать, какой дорогой пойти, хотя в его-то жизни все яснее ясного: тащи свою ношу, преумножай то, что создали предки. Ценить характер и волю куда полезнее, чем преклоняться перед образованностью и чувствами!
– Зачем ты это говоришь?
– Потому что хочу тебя предостеречь. – Он сделал паузу. – Послушай, Ливия, я имею в виду не бесполезность того, что ты задумала, а опасность.
– Для меня?
– В большей степени – для Гая Эмилия. Она вскинула настороженный взор:
– Почему?
– Потому что если он сам не исчезнет из твоей жизни, ему помогут это сделать.
– Отец?
– И Луций Ребилл.
– Это в их власти?
– Разумеется! Донос, преследование, суд, конфискация имущества, ссылка. В наше время обвинить человека легче легкого, особенно если у него есть что отнять!
Это прозвучало отголоском давних слов Гая, и Ливия невольно содрогнулась.
– Неужели они способны пойти на столь бесчестный поступок?!
– Вижу, ты не понимаешь. Этот поступок покажется им справедливым. Так что советую тебе опираться на здравый смысл.
Ливия стиснула пальцы.
– Зачем я нужна Луцию Ребиллу?
– Ты – залог его жизненного успеха, такое не уступают другому.
С этими словами он повернулся, чтобы уйти, а Ливия продолжала думать. Ее руки слегка дрожали от волнения, когда она писала послание на навощенных дощечках и скрепляла их веревочкой. Хотя отныне не только Ливия, но и ее рабыни не могли покинуть дом без специального разрешения хозяина, они с Тарсией нашли выход. Прогулявшись вдоль ограды сада, девушки приметили дерево, растущее близко от стены. Гречанка вскарабкалась на него, потом перелезла с ветки на сложенную из крупного камня ограду. Помедлив несколько секунд, она спрыгнула вниз и побежала по дороге.
…Когда через пару часов вернувшаяся тем же путем Тарсия вручила Ливий ответ Гая, та чуть не сошла с ума от радости. Однако в каком-то смысле ее ждало разочарование. Письмо содержало много слов любви и утешения, но – никаких конкретных предложений относительно того, что следует делать дальше, тогда как именно они в первую очередь и были важны для Ливий.
У нее оставалось последнее, самое рискованное, но возможно, самое действенное средство: рассказать обо всем Луцию Ребиллу.
Ей повезло: он явился в дом тогда, когда отец находился на Форуме, и Ливия приказала немедленно проводить посетителя в атрий.
Был ранний вечер; обычно в такое время Марк Ливий уже возвращался домой, но сегодня его задержали срочные дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53