Мэгги казалось, будто Холмы живут собственной жизнью. Восемнадцать вершин возвышались на семь тысяч футов над землею — настоящий островок гор в мире прерий. Гряда хребтов тянулась на много миль. Она была без ума от сосен, осин, ясного голубого неба, бескрайних прерий. Все было овеяно дыханием ушедших времен. Она ощущала это всякий раз, глядя из окна на величественные черные горы вдали.Исконные народы Лакоты называли их «Пана Сапа», что означает «Холмы, являющиеся в черном цвете». Их также называли «О’Онакезин», что значило «Приют», или «Вамакаогнака иканти», то есть «сердце всего живущего». По приезде на ранчо Мэгги дала объявление в местной газетке, ища помощников для ведения хозяйства. Девятнадцатилетний Бобби появился на другой же день. Мэгги наняла его сторожем. По словам парня, деньги нужны были ему, чтобы помочь брату, кроме того, сам Бобби намеревался поступить в колледж и изучать медицину. В этот же день она наняла и Веронику, прельстившись ее редкими качествами.Заручившись помощью Бобби, наблюдавшего за ранчо, и Вероники, взявшей на себя хлопоты кухарки и уборку дома, Мэгги целиком посвятила себя сочинению романтических историй о белой красавице и прекрасном индейце. Она ни с кем не виделась, даже никогда не ездила в Старгис — небольшой городок в десяти милях южнее Медвежьей Горы. Вероника закупала все необходимое. Она же получала и отправляла почту.Мэгги все больше привязывалась к этим местам. Некогда сиу и чейенны Индейские племена, проживавшие в Северной Америке.
являлись сюда, к Пана Сапа, для священного ритуала Танца Солнца. Ей было приятно думать, что Спящий Буйвол, Бешеный Конь, Красное Облако, Горб и Талл когда-то посещали эти места, где теперь стоял ее дом. Холмы были неотъемлемой частью американской истории, которую делали выдающиеся люди своего времени — такие, как Капашити Джон, Вилд Билл Хискок, Джим Бриджер и обреченный генерал Джордж Армстронг Кастер.Мэгги всегда восторгалась Старым Западом, а особенно индейцами. Ее трогали их наивные поверья и печалила их судьба.Начав карьеру романистки, она считала естественным написать о сиу и чейеннах.Возможно, почувствовав это и откликаясь на доброту души Мэгги, Вероника предложила обучить ее языку Лакоты, и Мэгги находила особую прелесть в том, чтобы изъясняться на древнем языке сиу.Ее совершенно очаровали старые сказания Вероники, легенды, истории о ловком Иктоми, об Анктехи, который хватал людей и бросал на съедение диким зверям, об Иа, людоеде, поедавшем как зверей, так и людей. О, пусть бы тот явился и сожрал этого проклятого Фрэнка Вильямса!Мэгги утерла слезы уголком простыни, решив раз и навсегда покончить с воспоминаниями. Мысли о Фрэнке и о том, как могла бы сложиться ее судьба, все еще причиняли жгучую боль.Она сомкнула ресницы, заставляя себя расслабиться, думать о тихом синем океане, о шелесте ветра в бескрайних прериях, о нежном шепоте трав.Но вместо этого, засыпая, она думала об индейце, лежавшем в комнате для гостей.В ее грезах он мчался верхом, темноволосый, сильный, прекрасный, с глазами черными, как ночь, кожей цвета старой меди. Но теперь страх улетучился, и она не собиралась убегать. Глава 8 Солнечный луч упал на лицо юноши. Он услыхал чье-то негромкое пение, почуял запах жареного мяса. Стало ясно, что пора вставать, бежать на реку искупаться, прежде чем исполнить Песнь Глубин в честь Вэкэн Танка. Черный Ястреб стал подниматься, но острая боль в боку пронзила его.Прижав руку к бинтам, он сел, откинув тонкое голубое одеяло, которое соскользнуло с груди, и остолбенел, увидев то, что его окружало.Не будучи искушен в общении с бледнолицыми, он все-таки сразу сообразил, что находится в доме белых. Пленник ли он?Нахмурившись, Ястреб пытался припомнить вигвам бледнолицых из своего видения в Священной Пещере, но теперь его больше интересовало настоящее. Он индеец, а одет как васичи.Ястреб внимательно осмотрел белую материю. Он в жизни не видел ничего подобного.Будто сеть! Ястреб потрогал мягкий матрас, покрытый бледно-голубой тканью, и решил, что это называется «кровать».Его двоюродная сестра, Яркий Цветок, спала в такой. Она вышла замуж за белого траппера, когда Черному Ястребу было шестнадцать. Он навещал ее пару раз, желая узнать, хорошо ли обращается с нею муж.Он нашел, что вигвам бледнолицего — удивительное строение и очень странно обставлен. Яркий Цветок и ее муж ели на чем-то, что называлось «стол», с цветной посуды, вылепленной из плотной глины.Сестра стряпала на странном черном металлическом предмете — «плите», как она его называла. Плита заменяла очаг. Ястреб отказался спать на предложенной ему узкой «кровати» и сидел на полу, а не на деревянном сиденье — «кресле»…— Вот на чем сидела Женщина-Призрак, — подумал он.Ястреб покачал головой, поражаясь причудам бледнолицых.Прижав руку к ране на боку, он выскользнул из-под одеяла и направился к дверям, пренебрегая острой болью, пронзающей бок с каждым сделанным шагом. Пора уходить, вернуться в лагерь и разыскать мать, если она еще жива. Звук отдаленных голосов заставил его замедлить шаги. Он повернул назад и, забыв о жгучей боли, бросился к окну, чтобы немедленно покинуть вигвам бледнолицых.Ястреб взялся за раму, ощутив под рукою металлический поручень. Окна в доме двоюродной сестры были затянуты слюдой, через которую трудно смотреть. А эти казались тяжелыми и прозрачными, словно лед. Он толкнул окно, но оно не открывалось.Ястреб попробовал раз, другой, а затем, услыхав голоса явственнее, заметался по комнате, озираясь в поисках оружия. Он схватился за трехногий стул у кровати — это было все же лучше, чем ничего, но вдруг почуял чье-то дыхание.Подняв глаза, он остолбенел, зрачки расширились от изумления. В комнате была Женщина-Призрак. Она сидела в кресле на колесах, которое тихо въехало через деревянную дверь, Черный Ястреб посмотрел на женщину, на странное кресло, не в силах поверить собственным глазам. Он задавал себе вопрос, не находится ли он все еще в Священной Пещере. Может быть, битвы не было? Возможно, Волчье Сердце жив еще? Или это еще одно видение?— Виньян Ванаги, — робко прошептал он. — Женщина-Призрак.Она оказалась прекраснее, чем в видениях. Чистая гладкая кожа, длинные густые ресницы, черные, как у него, волосы, свитые в косы, украшенные яркими голубыми лентами — под цвет глаз.Мэгги вгляделась в краснокожего воина. Теперь, когда он пробудился ото сна, сходство с индейцем на картине было еще разительнее. Облик мужчины из ее сна был размыт, нереален, человек на картине был просто образом, начертанным ею по памяти, а стоящий перед нею излучал жизненную энергию и силу. Ее охватило предчувствие неясной опасности.Мэгги услышала шумное дыхание Вероники у себя за спиной. Как бы поднос с завтраком не грохнулся на пол!— Доброе утро, — приветствовала юношу Мэгги, надеясь, что голос не подвел ее и не встревожил больного, стоявшего в чем мать-родила посреди комнаты. — Как вы себя чувствуете?Черный Ястреб устремил взор на нее, жалея, что так мало почерпнул из языка бледнолицых у Яркого Цветка. Сейчас он мог бы лучше понимать Женщину-Призрака.Мэгги нахмурилась. Уж не глухой ли он?— Как дела? — снова спросила она, медленно и отчетливо проговаривая слова, чтобы он мог понять все по движению губ.— Наверное, он не понимает, — предположила Вероника.Мэгги покачала головой. — Но почему? Ты говорила, что все индейцы в резервациях понимают английский.—А может, он не оттуда.—А откуда еще он может быть? Вероника пожала плечами:— Я не знаю, но он выглядит… другим.— Другим? — Мэгги посмотрела на него внимательнее. Его волосы не длиннее, чем у других индейцев, кожа не темнее, чем у большинства, но все же он выглядит как-то иначе. У него такая гордая осанка, она в жизни не видала такой у индейцев из резервации.В этом незнакомце была какая-то первозданность, мрачный огонь в глубине глаз напоминал о загнанном льве или загнанной птице. Мэгги сдвинула брови при виде шрамов на мощной груди. Нет, не может быть это следом от Танца Солнца… в наши-то дни!— Нитиве хи? — спросила Мэгги на языке Лакоты. — Кто вы?— Миебо Кетэн Нэгин, — отвечал он, поражаясь, что она знает его язык. — Я Черный Ястреб.— Токийятанхан йэхи хи? — спросила Мэгги, радуясь, что он понял. — Откуда вы?— Викоти Митава.—Его лагерь, — пояснила она, взглянув на Веронику, — как ты думаешь, о каком лагере он говорит?Вероника пожала плечами:— Я не знаю. Поблизости нет никакого лагеря.Покачав головой, домоправительница обошла Мэгги и поставила поднос с завтраком на кровать,— Войюте, — произнесла она глядя на индейца. — Еда.Мгновение Черный Ястреб изучал индианку. Это была высокая женщина с глубоко посаженными черными глазами, с сединой в смоляных волосах, одетая в просторную белую рубаху, цветную юбку, какие носят женщины апачей, и расшитые бусами мокасины. Она изучающе оглядела Ястреба и придвинула поднос.— Йюта, — мягко, по-матерински, сказала она, — ешь.Черный Ястреб перевел взгляд на поднос, глаза его недоверчиво блеснули.— Ну, может, вы сумеете узнать, откуда он, — проронила Вероника, — я пеку пирог, и все сгорит, если я тотчас не поспешу.— Вероника…Вероника бросила взгляд на индейца — тот не отрывал глаз от Мэгги, затем перевела взгляд на хозяйку. Она так же завороженно смотрела на незнакомца.Вероника никогда не обладала особым чутьем в любовных делах, но нужно быть слепой и глухой, подумала она, чтобы не заметить взаимного влечения между Мэгги и этим молодым красавцем.— Если понадоблюсь, буду на кухне, — бросила она, подумав при этом, что, может быть, необычный индеец и явится тем лекарством, которое требовалось Мэгги.Мэгги мгновение смотрела на гостя, затем указала на повязку на поясе.— Как вы себя чувствуете? — снова спросила она на языке Лакоты.— Все в порядке, — отвечал он.Голос казался бархатистым и глубоким. Мэгги устремила взгляд на широкую грудь и плечи индейца, мускулистые и длинные руки. Она ощутила, как вспыхнули ее щеки, и вновь поглядела на него, в который раз изумляясь его красоте.Досадуя на себя, Мэгги опустила глаза, а потом, успокоившись немного, вновь подняла их. Что с нею сталось? Ведь она не невинная девочка-подросток. Бог мой, ей тридцать два года. А этот незнакомец! Будь он трижды красив, и даже знай она его получше, все равно ему лишь двадцать — слишком молод.И она так горячо пожалела об этом. Ах, зачем он так юн и неискушен!— Бобби не хотел ранить вас, — сказала она, отводя взгляд, — он охотился на оленя.— Где я? Как попал сюда?—Это мой дом. Бобби принес вас сюда. Ее дом… Так он уже в Стране Духов?Черный Ястреб пристально взглянул на женщину. Он не ощущал смерти — умерший не чувствует ни голода, ни боли. Так он жив, и Женщина-Призрак звала его к себе. Ему приходилось слышать древние сказания о людях, связанных с духами. Желание задержать ее, дотронуться до нее нахлынуло на него горячей волной.— Сколько я здесь?— Два дня. Пожалуйста, сядьте и поешьте, — сказала она, чувствуя, что щеки ее горят огнем под его внимательным взглядом. — Вы, наверное, голодны.Она заметила настороженность в его взгляде, то, как он напрягся, готовый сорваться с места.— Кола, — воскликнула она, ударив себя в грудь, — друг. Прошу тебя, сядь и поешь.Черный Ястреб чуть поколебался, а затем, кивнув, взял поднос и сел на пол, скрестив ноги и поставив поднос рядом. Какое-то время он изучал необычную пищу: что-то белое с желтым посередине, узкие полоски аппетитно пахнущего мяса. Желудок подвело от голода.— Завтракайте на здоровье, — сказала Мэгги, — я прослежу, чтобы Бобби дал вам подходящую одежду.Черный Ястреб кивнул. Он выждал, пока она покинет комнату, и стал жадно поглощать пищу. Он совсем запутался. Ведь его долг — вернуться в Священную Пещеру. Если кто-то из племени пережил битву, то он нужен там. Он нужен матери и не может оставаться здесь.Оттолкнув поднос, он устремился к выходу, но помедлил минуту. Надо же разгадать, отчего зов Женщины-Призрака сильнее долга?Ястреб все еще терзался этим вопросом, но тут вернулась Женщина-Призрак, въехав в кресле на колесах.— Ну вот, — протянула она узел с одеждой, — поглядите, подойдет ли вам что-нибудь.После того, как она вышла, он взял предложенные одежды и осмотрел их. Штаны были из темной плотной голубой ткани, рубашка — из более мягкой. Белая рубаха была похожа на ту, что он видел на парне. Кроме того, в узле было что-то невиданное, наподобие штанов, но без штанин.Черный Ястреб с глухим клекотом швырнул одежду на кровать. Только взглянув на эти одеяния, он понял, что они чересчур узки.Да он и не желал их. Для индейцев непостижим обычай бледнолицых напяливать столько слоев одежды. В лагерях Лакоты мужчина летом носил лишь набедренную повязку и мокасины — ну, может, еще расшитую бисером рубаху. Только зимой, чтобы защитить себя от холода, они облачались в ноговицы и куртки. А бледнолицые навешивали на себя одежду с головы до ног круглый год.Как странно, но васичи вообще удивительные создания. Чего стоит одна эта бледная кожа и волосатые лица! Они живут в прямоугольных домах, а ведь каждому индейцу известно, что гармония только в круге. Скэн пожелал, чтобы мир был круглым. Солнце, луна, земля и небо были круглые, плоды, растений, тела животных — тоже. Все в природе, кроме Скалистых гор, было круглым. А стало быть, Лакота жила в Священном Круге в согласии с силами природы.«Да, — думал он, затягивая пояс, — бледнолицые — странные существа.»Сидя в небольшом кресле у окна, он натягивал мокасины, скривившись от боли, так как при этом невольно надавливал на рану. Каждое движение причиняло боль. Он метнул взгляд на ложе. Оно было мягче и удобнее, чем твердая земля. У Ястреба мелькнула мысль отдохнуть хоть час, но его терзало чувство долга. Надо вернуться в лагерь и разыскать мать, если та еще жива. Погрузившись в размышления, он не заметил, как в комнате оказалась Женщина-Призрак.— Разве одежда Бобби вам не подошла? спросила она.— Вы хорошо говорите на языке Лакоты, — вместо ответа заметил Черный Ястреб, глядя ей в лицо.— Меня научила Вероника. Она же обучила и Бобби.— Он уроженец этих мест. Отчего же не говорит на родном языке?— Думаю, он и не знал его никогда.— Боб-би и Вер-он-ника, — он с трудом выговаривал необычные имена. Мэгги усмехнулась:— Настоящее имя Бобби— Бегущий Конь, а Вероники — Маленькая Луна.—Я должен идти, — тихо проговорил' Черный Ястреб.—В самом деле? Может, вы отдохнете денек?— Мне надо вернуться в лагерь. Люди ждут.—Где же ваш лагерь?— На той стороне Холмов.— Там нет лагеря, — нахмурившись, заметила Мэгги. — Иногда на Медвежьей Горе проводят ритуальные церемонии, но никто не живет там, — она чуть помолчала. — Вы не с Сосновой Горы?— Сосновая Гора?— Там резервация. Час ходьбы отсюда.— Наше племя не живет в резервации.— О! А есть ли кто-то, кто может приехать за вами, кому я могла бы позвонить?— Позвонить?— По телефону, — она указала на голубой роскошный аппарат на тумбочке, — телефон.Мэгги произнесла это по-английски, так как не знала произношения слова на языке Лакоты. Да и было ли там такое слово?Индеец взглянул на нее в таком замешательстве, что в ней волной всколыхнулось сочувствие. О Боже, он совершенно отстал от века! Без сомнения, он отбился от резервации и заблудился.— Кто ваши люди, — спросила она, — кто стоит во главе лагеря?— Махпийя Лита.— Махпийя Лита… — повторила Мэгги. — Красное Облако?!Черный Ястреб кивнул. Он не удивился Ее осведомленности. Красное Облако — мудрец, известный в мире бледнолицых, хотя и не столь почитаем Лакотой, как Сидящий Буйвол или уважаемый всеми храбрец Бешеный Конь.— Красное Облако, — пробормотала Мэгги. Но ведь он не может быть тем Красным Облаком. Он умер в 1909 году.— Знаете ли вы, какой сейчас год?— Год?Вероятно, у него потеря памяти, решила Мэгги. О, возможно ли, чтоб он был так неразвит, чтобы всерьез считать, что живет в 1900 году.— Знаете ли вы, кто наш Президент? — спросила она и тут же осеклась. В те далекие годы индейцы не звали его Президентом. — Отец в Вашингтоне, — пояснила она, желая пошутить немного, — знаете ли вы, кто он?Черный Ястреб задумался, пытаясь вспомнить имя Отца, к которому отправился Красное Облако:— Грант?— О Боже, — прошептала Мэгги. Грант был президентом где-то в 1872 году.— Вы когда-нибудь слышали о Билле Клинтоне? — спросила она, заранее зная ответ. Он покачал головой.— Знаете ли, вы, что такое телевизор?— Нет.— А машины, «форды»?— Нет.Мэгги тряхнула головой, не в силах поверить собственным умозаключениям. Ей приходилось, читать романы о путешествиях во времени, о людях, с легкостью переносящихся из одного столетия в другое, она даже сама сочинила один такой роман, но ведь то всё фантастика. Разве на самом деле это возможно?Но несмотря на то, что она твердила себе, в глубине души Мэгги знала, что это правда. Он никак не походил на умалишенного или недоразвитого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
являлись сюда, к Пана Сапа, для священного ритуала Танца Солнца. Ей было приятно думать, что Спящий Буйвол, Бешеный Конь, Красное Облако, Горб и Талл когда-то посещали эти места, где теперь стоял ее дом. Холмы были неотъемлемой частью американской истории, которую делали выдающиеся люди своего времени — такие, как Капашити Джон, Вилд Билл Хискок, Джим Бриджер и обреченный генерал Джордж Армстронг Кастер.Мэгги всегда восторгалась Старым Западом, а особенно индейцами. Ее трогали их наивные поверья и печалила их судьба.Начав карьеру романистки, она считала естественным написать о сиу и чейеннах.Возможно, почувствовав это и откликаясь на доброту души Мэгги, Вероника предложила обучить ее языку Лакоты, и Мэгги находила особую прелесть в том, чтобы изъясняться на древнем языке сиу.Ее совершенно очаровали старые сказания Вероники, легенды, истории о ловком Иктоми, об Анктехи, который хватал людей и бросал на съедение диким зверям, об Иа, людоеде, поедавшем как зверей, так и людей. О, пусть бы тот явился и сожрал этого проклятого Фрэнка Вильямса!Мэгги утерла слезы уголком простыни, решив раз и навсегда покончить с воспоминаниями. Мысли о Фрэнке и о том, как могла бы сложиться ее судьба, все еще причиняли жгучую боль.Она сомкнула ресницы, заставляя себя расслабиться, думать о тихом синем океане, о шелесте ветра в бескрайних прериях, о нежном шепоте трав.Но вместо этого, засыпая, она думала об индейце, лежавшем в комнате для гостей.В ее грезах он мчался верхом, темноволосый, сильный, прекрасный, с глазами черными, как ночь, кожей цвета старой меди. Но теперь страх улетучился, и она не собиралась убегать. Глава 8 Солнечный луч упал на лицо юноши. Он услыхал чье-то негромкое пение, почуял запах жареного мяса. Стало ясно, что пора вставать, бежать на реку искупаться, прежде чем исполнить Песнь Глубин в честь Вэкэн Танка. Черный Ястреб стал подниматься, но острая боль в боку пронзила его.Прижав руку к бинтам, он сел, откинув тонкое голубое одеяло, которое соскользнуло с груди, и остолбенел, увидев то, что его окружало.Не будучи искушен в общении с бледнолицыми, он все-таки сразу сообразил, что находится в доме белых. Пленник ли он?Нахмурившись, Ястреб пытался припомнить вигвам бледнолицых из своего видения в Священной Пещере, но теперь его больше интересовало настоящее. Он индеец, а одет как васичи.Ястреб внимательно осмотрел белую материю. Он в жизни не видел ничего подобного.Будто сеть! Ястреб потрогал мягкий матрас, покрытый бледно-голубой тканью, и решил, что это называется «кровать».Его двоюродная сестра, Яркий Цветок, спала в такой. Она вышла замуж за белого траппера, когда Черному Ястребу было шестнадцать. Он навещал ее пару раз, желая узнать, хорошо ли обращается с нею муж.Он нашел, что вигвам бледнолицего — удивительное строение и очень странно обставлен. Яркий Цветок и ее муж ели на чем-то, что называлось «стол», с цветной посуды, вылепленной из плотной глины.Сестра стряпала на странном черном металлическом предмете — «плите», как она его называла. Плита заменяла очаг. Ястреб отказался спать на предложенной ему узкой «кровати» и сидел на полу, а не на деревянном сиденье — «кресле»…— Вот на чем сидела Женщина-Призрак, — подумал он.Ястреб покачал головой, поражаясь причудам бледнолицых.Прижав руку к ране на боку, он выскользнул из-под одеяла и направился к дверям, пренебрегая острой болью, пронзающей бок с каждым сделанным шагом. Пора уходить, вернуться в лагерь и разыскать мать, если она еще жива. Звук отдаленных голосов заставил его замедлить шаги. Он повернул назад и, забыв о жгучей боли, бросился к окну, чтобы немедленно покинуть вигвам бледнолицых.Ястреб взялся за раму, ощутив под рукою металлический поручень. Окна в доме двоюродной сестры были затянуты слюдой, через которую трудно смотреть. А эти казались тяжелыми и прозрачными, словно лед. Он толкнул окно, но оно не открывалось.Ястреб попробовал раз, другой, а затем, услыхав голоса явственнее, заметался по комнате, озираясь в поисках оружия. Он схватился за трехногий стул у кровати — это было все же лучше, чем ничего, но вдруг почуял чье-то дыхание.Подняв глаза, он остолбенел, зрачки расширились от изумления. В комнате была Женщина-Призрак. Она сидела в кресле на колесах, которое тихо въехало через деревянную дверь, Черный Ястреб посмотрел на женщину, на странное кресло, не в силах поверить собственным глазам. Он задавал себе вопрос, не находится ли он все еще в Священной Пещере. Может быть, битвы не было? Возможно, Волчье Сердце жив еще? Или это еще одно видение?— Виньян Ванаги, — робко прошептал он. — Женщина-Призрак.Она оказалась прекраснее, чем в видениях. Чистая гладкая кожа, длинные густые ресницы, черные, как у него, волосы, свитые в косы, украшенные яркими голубыми лентами — под цвет глаз.Мэгги вгляделась в краснокожего воина. Теперь, когда он пробудился ото сна, сходство с индейцем на картине было еще разительнее. Облик мужчины из ее сна был размыт, нереален, человек на картине был просто образом, начертанным ею по памяти, а стоящий перед нею излучал жизненную энергию и силу. Ее охватило предчувствие неясной опасности.Мэгги услышала шумное дыхание Вероники у себя за спиной. Как бы поднос с завтраком не грохнулся на пол!— Доброе утро, — приветствовала юношу Мэгги, надеясь, что голос не подвел ее и не встревожил больного, стоявшего в чем мать-родила посреди комнаты. — Как вы себя чувствуете?Черный Ястреб устремил взор на нее, жалея, что так мало почерпнул из языка бледнолицых у Яркого Цветка. Сейчас он мог бы лучше понимать Женщину-Призрака.Мэгги нахмурилась. Уж не глухой ли он?— Как дела? — снова спросила она, медленно и отчетливо проговаривая слова, чтобы он мог понять все по движению губ.— Наверное, он не понимает, — предположила Вероника.Мэгги покачала головой. — Но почему? Ты говорила, что все индейцы в резервациях понимают английский.—А может, он не оттуда.—А откуда еще он может быть? Вероника пожала плечами:— Я не знаю, но он выглядит… другим.— Другим? — Мэгги посмотрела на него внимательнее. Его волосы не длиннее, чем у других индейцев, кожа не темнее, чем у большинства, но все же он выглядит как-то иначе. У него такая гордая осанка, она в жизни не видала такой у индейцев из резервации.В этом незнакомце была какая-то первозданность, мрачный огонь в глубине глаз напоминал о загнанном льве или загнанной птице. Мэгги сдвинула брови при виде шрамов на мощной груди. Нет, не может быть это следом от Танца Солнца… в наши-то дни!— Нитиве хи? — спросила Мэгги на языке Лакоты. — Кто вы?— Миебо Кетэн Нэгин, — отвечал он, поражаясь, что она знает его язык. — Я Черный Ястреб.— Токийятанхан йэхи хи? — спросила Мэгги, радуясь, что он понял. — Откуда вы?— Викоти Митава.—Его лагерь, — пояснила она, взглянув на Веронику, — как ты думаешь, о каком лагере он говорит?Вероника пожала плечами:— Я не знаю. Поблизости нет никакого лагеря.Покачав головой, домоправительница обошла Мэгги и поставила поднос с завтраком на кровать,— Войюте, — произнесла она глядя на индейца. — Еда.Мгновение Черный Ястреб изучал индианку. Это была высокая женщина с глубоко посаженными черными глазами, с сединой в смоляных волосах, одетая в просторную белую рубаху, цветную юбку, какие носят женщины апачей, и расшитые бусами мокасины. Она изучающе оглядела Ястреба и придвинула поднос.— Йюта, — мягко, по-матерински, сказала она, — ешь.Черный Ястреб перевел взгляд на поднос, глаза его недоверчиво блеснули.— Ну, может, вы сумеете узнать, откуда он, — проронила Вероника, — я пеку пирог, и все сгорит, если я тотчас не поспешу.— Вероника…Вероника бросила взгляд на индейца — тот не отрывал глаз от Мэгги, затем перевела взгляд на хозяйку. Она так же завороженно смотрела на незнакомца.Вероника никогда не обладала особым чутьем в любовных делах, но нужно быть слепой и глухой, подумала она, чтобы не заметить взаимного влечения между Мэгги и этим молодым красавцем.— Если понадоблюсь, буду на кухне, — бросила она, подумав при этом, что, может быть, необычный индеец и явится тем лекарством, которое требовалось Мэгги.Мэгги мгновение смотрела на гостя, затем указала на повязку на поясе.— Как вы себя чувствуете? — снова спросила она на языке Лакоты.— Все в порядке, — отвечал он.Голос казался бархатистым и глубоким. Мэгги устремила взгляд на широкую грудь и плечи индейца, мускулистые и длинные руки. Она ощутила, как вспыхнули ее щеки, и вновь поглядела на него, в который раз изумляясь его красоте.Досадуя на себя, Мэгги опустила глаза, а потом, успокоившись немного, вновь подняла их. Что с нею сталось? Ведь она не невинная девочка-подросток. Бог мой, ей тридцать два года. А этот незнакомец! Будь он трижды красив, и даже знай она его получше, все равно ему лишь двадцать — слишком молод.И она так горячо пожалела об этом. Ах, зачем он так юн и неискушен!— Бобби не хотел ранить вас, — сказала она, отводя взгляд, — он охотился на оленя.— Где я? Как попал сюда?—Это мой дом. Бобби принес вас сюда. Ее дом… Так он уже в Стране Духов?Черный Ястреб пристально взглянул на женщину. Он не ощущал смерти — умерший не чувствует ни голода, ни боли. Так он жив, и Женщина-Призрак звала его к себе. Ему приходилось слышать древние сказания о людях, связанных с духами. Желание задержать ее, дотронуться до нее нахлынуло на него горячей волной.— Сколько я здесь?— Два дня. Пожалуйста, сядьте и поешьте, — сказала она, чувствуя, что щеки ее горят огнем под его внимательным взглядом. — Вы, наверное, голодны.Она заметила настороженность в его взгляде, то, как он напрягся, готовый сорваться с места.— Кола, — воскликнула она, ударив себя в грудь, — друг. Прошу тебя, сядь и поешь.Черный Ястреб чуть поколебался, а затем, кивнув, взял поднос и сел на пол, скрестив ноги и поставив поднос рядом. Какое-то время он изучал необычную пищу: что-то белое с желтым посередине, узкие полоски аппетитно пахнущего мяса. Желудок подвело от голода.— Завтракайте на здоровье, — сказала Мэгги, — я прослежу, чтобы Бобби дал вам подходящую одежду.Черный Ястреб кивнул. Он выждал, пока она покинет комнату, и стал жадно поглощать пищу. Он совсем запутался. Ведь его долг — вернуться в Священную Пещеру. Если кто-то из племени пережил битву, то он нужен там. Он нужен матери и не может оставаться здесь.Оттолкнув поднос, он устремился к выходу, но помедлил минуту. Надо же разгадать, отчего зов Женщины-Призрака сильнее долга?Ястреб все еще терзался этим вопросом, но тут вернулась Женщина-Призрак, въехав в кресле на колесах.— Ну вот, — протянула она узел с одеждой, — поглядите, подойдет ли вам что-нибудь.После того, как она вышла, он взял предложенные одежды и осмотрел их. Штаны были из темной плотной голубой ткани, рубашка — из более мягкой. Белая рубаха была похожа на ту, что он видел на парне. Кроме того, в узле было что-то невиданное, наподобие штанов, но без штанин.Черный Ястреб с глухим клекотом швырнул одежду на кровать. Только взглянув на эти одеяния, он понял, что они чересчур узки.Да он и не желал их. Для индейцев непостижим обычай бледнолицых напяливать столько слоев одежды. В лагерях Лакоты мужчина летом носил лишь набедренную повязку и мокасины — ну, может, еще расшитую бисером рубаху. Только зимой, чтобы защитить себя от холода, они облачались в ноговицы и куртки. А бледнолицые навешивали на себя одежду с головы до ног круглый год.Как странно, но васичи вообще удивительные создания. Чего стоит одна эта бледная кожа и волосатые лица! Они живут в прямоугольных домах, а ведь каждому индейцу известно, что гармония только в круге. Скэн пожелал, чтобы мир был круглым. Солнце, луна, земля и небо были круглые, плоды, растений, тела животных — тоже. Все в природе, кроме Скалистых гор, было круглым. А стало быть, Лакота жила в Священном Круге в согласии с силами природы.«Да, — думал он, затягивая пояс, — бледнолицые — странные существа.»Сидя в небольшом кресле у окна, он натягивал мокасины, скривившись от боли, так как при этом невольно надавливал на рану. Каждое движение причиняло боль. Он метнул взгляд на ложе. Оно было мягче и удобнее, чем твердая земля. У Ястреба мелькнула мысль отдохнуть хоть час, но его терзало чувство долга. Надо вернуться в лагерь и разыскать мать, если та еще жива. Погрузившись в размышления, он не заметил, как в комнате оказалась Женщина-Призрак.— Разве одежда Бобби вам не подошла? спросила она.— Вы хорошо говорите на языке Лакоты, — вместо ответа заметил Черный Ястреб, глядя ей в лицо.— Меня научила Вероника. Она же обучила и Бобби.— Он уроженец этих мест. Отчего же не говорит на родном языке?— Думаю, он и не знал его никогда.— Боб-би и Вер-он-ника, — он с трудом выговаривал необычные имена. Мэгги усмехнулась:— Настоящее имя Бобби— Бегущий Конь, а Вероники — Маленькая Луна.—Я должен идти, — тихо проговорил' Черный Ястреб.—В самом деле? Может, вы отдохнете денек?— Мне надо вернуться в лагерь. Люди ждут.—Где же ваш лагерь?— На той стороне Холмов.— Там нет лагеря, — нахмурившись, заметила Мэгги. — Иногда на Медвежьей Горе проводят ритуальные церемонии, но никто не живет там, — она чуть помолчала. — Вы не с Сосновой Горы?— Сосновая Гора?— Там резервация. Час ходьбы отсюда.— Наше племя не живет в резервации.— О! А есть ли кто-то, кто может приехать за вами, кому я могла бы позвонить?— Позвонить?— По телефону, — она указала на голубой роскошный аппарат на тумбочке, — телефон.Мэгги произнесла это по-английски, так как не знала произношения слова на языке Лакоты. Да и было ли там такое слово?Индеец взглянул на нее в таком замешательстве, что в ней волной всколыхнулось сочувствие. О Боже, он совершенно отстал от века! Без сомнения, он отбился от резервации и заблудился.— Кто ваши люди, — спросила она, — кто стоит во главе лагеря?— Махпийя Лита.— Махпийя Лита… — повторила Мэгги. — Красное Облако?!Черный Ястреб кивнул. Он не удивился Ее осведомленности. Красное Облако — мудрец, известный в мире бледнолицых, хотя и не столь почитаем Лакотой, как Сидящий Буйвол или уважаемый всеми храбрец Бешеный Конь.— Красное Облако, — пробормотала Мэгги. Но ведь он не может быть тем Красным Облаком. Он умер в 1909 году.— Знаете ли вы, какой сейчас год?— Год?Вероятно, у него потеря памяти, решила Мэгги. О, возможно ли, чтоб он был так неразвит, чтобы всерьез считать, что живет в 1900 году.— Знаете ли вы, кто наш Президент? — спросила она и тут же осеклась. В те далекие годы индейцы не звали его Президентом. — Отец в Вашингтоне, — пояснила она, желая пошутить немного, — знаете ли вы, кто он?Черный Ястреб задумался, пытаясь вспомнить имя Отца, к которому отправился Красное Облако:— Грант?— О Боже, — прошептала Мэгги. Грант был президентом где-то в 1872 году.— Вы когда-нибудь слышали о Билле Клинтоне? — спросила она, заранее зная ответ. Он покачал головой.— Знаете ли, вы, что такое телевизор?— Нет.— А машины, «форды»?— Нет.Мэгги тряхнула головой, не в силах поверить собственным умозаключениям. Ей приходилось, читать романы о путешествиях во времени, о людях, с легкостью переносящихся из одного столетия в другое, она даже сама сочинила один такой роман, но ведь то всё фантастика. Разве на самом деле это возможно?Но несмотря на то, что она твердила себе, в глубине души Мэгги знала, что это правда. Он никак не походил на умалишенного или недоразвитого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33