Лолли сунула весло в воду. Течение было такое сильное, что ей с великим трудом удавалось удерживать весло прямо. Вода увлекала утлую лодчонку за собой, и она то замедляла ход, то вдруг снова набирала скорость. Каждый раз, когда это случалось, Сэм начинал ругаться.
Река текла все быстрее, рев воды становился все громче, впереди их ждал водопад шириной с деревню, которую они только что покинули. Лодка сотрясалась и раскачивалась – от этого движения Лолли всегда становилось плохо. На этот раз она была слишком напугана, чтобы почувствовать тошноту.
С громким треском сломалось весло Сэма. Он выругался, швырнул обломок в реку и выхватил у Лолли ее весло. Через несколько секунд и оно тоже сломалось. Оставалось только смотреть на приближавшийся порог.
– Сэм!
– Что?
– Мы умрем?
Он обернулся и посмотрел на нее. Лодка набирала скорость.
– Из этой передряги, Лоллипоп, я не смогу нас выпутать.
Лолли взглянула на Медузу и протянула к ней руку:
– Ты моя милая птичка... – Сэм фыркнул. Лолли, не обращая на него внимания, подняла майну над головой: – Лети! Возвращайся к Джиму, Медуза.
Она подбросила птицу, и та взмыла вверх, покружила немного и полетела к деревьям.
Лолли смотрела на Сэма. Совсем скоро им предстояло умереть, а он сидел напротив нее, и его суровое красивое лицо оставалось совершенно бесстрастным. Интересно, о чем он сейчас думает.
– Сэм!
– Что?
– Я люблю тебя.
Он закрыл единственный глаз и на секунду опустил голову.
– Прости, что ударила тебя.
– Лолли... я...
Течение стало таким сильным, что лодка мчалась вперед с головокружительной скоростью.
– Что? – Она вцепилась в края лодки.
Он глубоко вздохнул, словно решаясь на что-то.
– Я сказал тебе неправду. Для меня это был не просто хороший секс. Я сказал так только для того, чтобы прекратить наши отношения, пока они не зашли слишком далеко. Мы с тобой чересчур разные. Я дворняжка, трущобная дворняжка, а ты голубых кровей.
– Мне все равно, Сэм. Я люблю тебя.
Лодка зачерпнула воды и закружилась. Он вцепился в борта так, что побелели пальцы, и ни на секунду не отрывал взгляда от ее лица.
– Да. Я тоже.
– Ты серьезно это говоришь?
Лодку вновь закружило, а Лолли еще крепче вцепилась в борта, стремясь услышать его ответ.
– Да.
– О, Сэм. Ты мне так был нужен.
Сэм невесело хохотнул.
– Это точно. Я еще не встречал ни одного человека, которого приходилось бы так часто спасать, как тебя. – Он помолчал, глядя на воду, а потом, чувствуя неловкость, признался: – Я действительно тебя ревновал.
– Хорошо. – Она улыбнулась, но ее улыбка тут же померкла, потому что она вспомнила об одном неосуществленном желании. – Я мечтала завести с тобой детей, Сэм.
– Проклятие, Лолли! Я ведь говорил тебе, что я не герой романа. Я не могу ответить тебе тем же.
– Я люблю тебя, Сэм! – закричала она, перекрывая рев воды.
Сэм молчал.
– Скажи что-нибудь, прошу тебя! Мы сейчас умрем! – завопила Лолли.
Сэм набрал побольше воздуха и закричал во все горло:
– Я потерял глаз, когда попал в плен в Анголе во время восстания! Мне было двадцать пять, и я был послан армией в эту страну. Меня пытали, чтобы узнать, где находится лидер восставших, на чьей стороне было правительство США. Я отказался говорить. Они лишили меня глаза, прежде чем я был вызволен из плена. Никто не знал, что Соединенные Штаты в этом участвуют. Меня выручил Джим, нарушив все приказы. – Он не смотрел на Лолли.
– И все равно я люблю тебя, Сэм!
– Черт возьми... – Он разозлился. Посмотрев на Лолли, он произнес с обреченным вздохом: – Я бы тоже завел с тобой детей.
– Что?
– Я сказал, что тоже завел бы с тобой детей! – Он пододвинулся к ней и дотронулся до ее щеки.
– Я хотела, чтобы ты меня снова любил, – призналась Лолли, – как той ночью в пещере.
На его лице появилась ленивая улыбка.
– И я хотел... еще.
– О, Сэм, – она положила ладони на его руку, – я хотела засыпая видеть твое лицо и просыпаться каждое утро в твоих объятиях.
– Иди сюда! – прокричал он, раскрывая объятия.
Лолли тут же прильнула к нему.
– Ты мой герой.
– А ты... вот черт, – пробормотал он.
– Что?
Он посмотрел на нее:
– Я чуть не сказал: «Ты мое сердце».
– А это так?
– Да.
Она оторвала взгляд от его лица и посмотрела в сторону порога, до которого оставалось каких-то двадцать футов.
– Иди ко мне, Лоллипоп. – Он положил руку ей на затылок и притянул к себе, так что ее губы оказались возле его губ. – Если я сейчас умру, то по крайней мере так, как хочу умереть.
Он крепко поцеловал ее, и они взмыли над порогом.
Лолли почувствовала холод, леденящий холод. Руки Сэма больше не обнимали ее, не защищали. Тут на нее накатила жаркая волна, которая обожгла ей спину и плечи. Что-то тяжелое, возможно, сама смерть, надавливало на нее снова и снова.
– Дыши, черт возьми! Дыши!
Откуда-то издалека до нее донесся голос Сэма:
– Борись! Проклятие! Ты же боролась за меня! Вот и теперь поборись за меня! Дыши!
Она должна дышать... кто-то перевернул ее на спину. Теперь тепло обожгло грудь. Какая-то тяжесть навалилась ей на живот. Затем она услышала Сэма, на этот раз совсем близко:
– Дыши, безмозглая чертовка!
Ее губ коснулось его дыхание. Сэм... ее Сэм. Лолли закашлялась, подавилась, из ее рта хлынула вода, словно в груди забил фонтан. Кто-то перевернул ее на живот, пока она откашливалась. К мокрому лицу прилип песок. Она повернула голову и услышала голос Сэма:
– Бог все-таки есть.
Лолли несколько раз медленно вдохнула полной грудью. Каждый ее мускул был как мертвый, высушенный. Она все еще не открывала глаз, но прежняя тьма исчезла, сквозь веки пробивался свет. Теплая волна, опалившая ее, оказалась солнцем. Теперь она его почувствовала. А еще она ощутила мокрую ткань своей одежды, песок под собой и присутствие Сэма, который сидел рядом с ней на коленях.
– Я говорила, чтобы ты не называл меня так, проклятый янки, – с трудом прохрипела она.
– Но ведь это помогло, правда? – По голосу стало ясно, что Сэм улыбается.
Лолли собралась с силами и перевернулась. Солнце хлынуло ей в глаза, она застонала и прикрыла их рукой, не беспокоясь о прилипшем песке. Закрытые веки тут же обсыпало песком. Но Лолли радовалась уже тому, что чувствует все это.
– Мы живы?
– Во всяком случае, были живы, когда я в последний раз смотрел.
– Хм. – Она пару раз глубоко вдохнула и попыталась сесть.
Голова загудела, Лолли поднесла руку к левому виску и застонала. Ее поддержали руки Сэма.
– Осторожно. Я помогу.
Лолли открыла один глаз и первое, что увидела перед собой, – одноглазую физиономию Сэма. В одну секунду она поняла, что он только что пережил. А потом его лицо приняло бесстрастное циничное выражение. Сэм отпустил ее и принялся оглядывать песчаный берег.
Все случилось так быстро, что Лолли даже не была уверена, видела ли она тревогу в его взгляде. Она вспомнила все его признания и посмотрела на него. Он сидел, повернувшись к ней спиной, но шея у него была красная, ярко-красная, как в тот раз в ее бунгало, когда Медуза повторила его слова. Сэм был смущен.
Лолли охватила безумная радость, и она улыбнулась, с трудом подавив желание напеть победный марш. Надо бы все-таки как-то приободрить его, но тут Лолли вспомнила тараканьи бега. Она сосчитала до тысячи и только потом произнесла:
– Я люблю тебя, Сэм.
Молчание.
– Проклятый янки...
Он медленно повернулся и посмотрел ей в глаза:
– Я тоже.
– Скажи это.
– Я только что сказал.
– Вовсе нет. Ты сказал: «Я тоже».
– Это все равно.
– Нет, не все равно. Скажи, или я...
– Что? Снова двинешь меня в челюсть?
– Кстати, совсем забыла... – Она размахнулась и всадила кулачок прямо ему в мускулистый живот.
– Будь оно все проклято! – Он сердито посмотрел на нее, потирая живот. – Какого черта ты это сделала?
– Не смей больше никогда называть меня безмозглой чертовкой. – Она смахнула песок и стала поворачивать кисть руки в разные стороны, разминая.
– Ладно. Обещаю. Я больше никогда не назову тебя так. – Он схватил ее за плечи. – А теперь заткнись! – И он страстно поцеловал ее.
Лолли приникла к нему и крепко обняла.
– Господи, Лолли. – Он начал срывать с нее одежду.
Она торопливо задергала его рубаху, стараясь прикоснуться к обнаженной коже. Он зажал ее лицо между ладонями и опрокинул на песок, закрыв своим телом и прильнув к ее губам.
Лолли вцепилась в его мокрую шевелюру обеими руками и потянула, оборвав их поцелуй.
– Люби меня, Сэм. Прямо сейчас. Пожалуйста.
Он сорвал с нее одежду прежде, чем она успела освободить от рубахи его плечи. От пылких ласк она вся извивалась в его руках.
– Пожалуйста.
Он скинул с себя брюки и опустился перед ней на колени в одно мгновение. Долго, неторопливо овладевал ее телом. Застонав, пробормотал:
– Горячее блаженство...
Обхватив маленькое тело, он посадил ее к себе на колени и, придерживая одной рукой за спину, а вторую положив ей на затылок, продолжал целовать. Его бедра ни на секунду не переставали двигаться, даже когда она забилась в его руках в третий раз. Потом вдруг движения участились, он крепче сжал ее в объятиях.
– Господи! – Последний толчок, и он упал спиной на песок, увлекая за собой Лолли.
Она не представляла, сколько времени они пролежали так, сколько времени понадобилось обоим, чтобы отдышаться. Лолли вздохнула и потерлась щекой о его грудь.
– Я люблю тебя, Сэм.
Он промолчал, а она, подперев подбородок, наблюдала за ним. Через несколько секунд он поднял голову и взглянул на нее. Лолли улыбнулась.
– Ладно. – Он уронил голову на песок и завопил: – Я люблю тебя, черт возьми!
Он притянул ее голову к себе, чтобы поцеловать, но Лолли уперлась ладонями ему в грудь и увернулась.
– Почему?
– Что, черт возьми, значит твое «почему»?
– Почему ты меня любишь?
– Потому, что у Бога есть чувство юмора. – И он снова припал к ее губам.
Глава 28
Через неделю, с опозданием на полмесяца, они въехали в Санта-Крус, сидя в птичьем фургоне. Прошло два дня после их падения в водопад, когда они выбрались на дорогу и наскочили на Джима Кэссиди и его партизан. Лолли воссоединилась с Медузой, к своему восторгу и неудовольствию Сэма.
Джим рассказал им, что произошло за последние две недели, а произошло немало. Агинальдо и Бонифасио заключили союз и соединили свои отряды повстанцев. Испанцы разрушили еще два поселка и сумели окончательно испортить свои отношения с США. Два дня спустя после отъезда Сэма и Лолли из лагеря в глубине страны началась революция, которая быстро докатилась до Кавите и Манилы. Штаб партизан теперь находился в Санта-Крусе, самом большом городе северных провинций, и, по слухам, отец Лолли все еще оставался там, встречаясь с лидерами повстанцев.
Фургон переваливался по булыжной мостовой на окраине города. Кудахтали куры, Медуза тоже. Последние четыре дня она только и делала, что передразнивала их. Лолли вынула из шевелюры Сэма перо и улыбнулась. Куриные перья забились ему за шнурок повязки, и он был похож на индейца.
– Если я увижу еще хоть одну птицу... хоть одно перо... услышу еще раз кудахтанье... – пробормотал Сэм, наблюдая за Медузой, которая вторила курам в клетках.
– Ладно тебе, Сэм, если бы не этот фургончик, мы бы до сих пор шли пешком.
Он сердито посмотрел на нее и отмахнулся от летавших перьев. Чем ближе они подъезжали к городу, тем он становился ворчливее, а за последний час не проронил ни слова и только хмурился.
Лолли подумала, что, наверное, Сэм расстроен, потому что не участвовал в боях своего отряда. Он привык воевать – все-таки всю жизнь только это и делал. После недолгих раздумий она решила, что причина не в этом. Он совсем не рвался присоединиться к отряду Джима.
То и дело снимая с себя куриные перья, Лолли оглядела свой наряд, представляя, что подумает отец, когда увидит ее. У нее не было ничего общего с той девушкой в розовых обб-рочках и камеей на груди, которая мерила шагами свою комнату, поджидая папочку. Волосы свисали неровными прядями, несмотря на то что она прилежно поработала щеткой, полученной у той же филиппинки, что одолжила ей одежду. Ее блузка из тонкого белого хлопка была на два размера больше и не скрывала, что под ней мужское белье. Юбка, широкая и длинная, – она даже волочилась по земле – была сшита из хлопчатой ткани в красную и зеленую полоску. На ногах у нее были вышитые сандалеты без каблуков, обтрепанные и заношенные, из которых торчали пальцы.
Лицо загорело на солнце, и Сэм сказал, что у нее появились веснушки. Лолли пришла в ужас, тут же вспомнив собак брата Харрисона с рыжими пятнышками на носах, головах и спинах. Сэм поднял Лолли на смех и заявил, что когда собирается ее поцеловать, то видит только веснушки.
Тележка с грохотом остановилась перед высоким зданием из необожженного кирпича. Сэм соскочил на землю и помог Лолли выбраться из фургона, при этом он задержал руки на ее талии чуть дольше, чем было необходимо. От долгого сидения в одной позе у нее затекли ноги, поэтому она споткнулась. Не сводя с нее взгляда, Сэм спросил:
– Ты в порядке?
Лолли улыбнулась и кивнула, затем обернулась к повозке и позвала Медузу. Сэм недовольно заворчал. Птица слетела с клети и уселась на плечо хозяйки. Лолли повернула голову к своей любимице и сказала:
– А теперь веди себя хорошо и помалкивай. Сейчас ты познакомишься с моим папочкой.
– Ок! Тихо! Ах ты, маленькая заноза, разрази тебя гром! – чужим голосом проговорила птица, а потом, как всегда, затараторила: – Проклятый янки! Ок! Я Медуза. Я майна. Сэм осел.
– А не лучше ли нам где-нибудь оставить эту птицу? – спросил Сэм. – Например, у ближайшего мясника.
Лолли оставила замечание без внимания и повернулась, чтобы рассмотреть здание. Внутрь вели пять тяжелых дверей.
– Какие выберем?
– Это твой папочка – ты и решай. – Он холодно взирал на нее, скрестив руки на груди.
– Я знаю, почему ты себя так ведешь.
– Как же я себя веду?
– Как будто готов сразиться с целым миром.
Сэм хмыкнул.
– Ты нервничаешь.
– Я никогда не нервничал за всю свою презренную жизнь.
– Знаю, а еще ты никогда не ревнуешь.
Лолли схватила его за руку и потянула к ближайшим дверям. Они вошли в дом.
– Это не моя дочь.
Высокий седовласый мужчина надменно обернулся к филиппинцу, стоявшему в дверях с Медузой в руке, и бросил на него испепеляющий взгляд. Бедняга онемел, боясь пошевелиться.
– Боже ты мой, – продолжал отец, – она одета, как неопрятная крестьянка, на голове чуть ли не воронье гнездо, а кожа почти совсем... коричневая.
Филиппинец жалостливо посмотрел на Лолли и вышел, унося Медузу. Отец снова обернулся к ней и с презрением оглядел с ног до головы:
– Слава Богу, твоя мать не дожила и не видит тебя такой.
Лолли закрыла глаза, чтобы сдержать слезы, готовые брызнуть из глаз. Это были слезы стыда, унижения и боли. Ей так хотелось иметь отца и мать, которые бы любили ее и гордились ею. Лолли глубоко вздохнула и посмотрела на человека, который был ее отцом, всеми уважаемым представителем семейства Лару. За его спиной выстроились все ее братья, которые тотчас примчались на Филиппины, узнав о ее похищении. Итак, они все были здесь – мужчины семейства Лару. А она стояла напротив них, как провинившийся ребенок.
Но позади нее стоял Сэм и держал ее за руку. Он был ее поддержкой. Сэм Форестер всегда был ее поддержкой, и сейчас она любила его за это еще больше. Отец принялся расхаживать перед ней, и она еще крепче вцепилась Сэму в руку.
Отец остановился и посмотрел на нее сверху вниз:
– От тебя одни неприятности, ты с самого детства отлично умеешь их устраивать, если судить по письмам твоих братьев. За последние несколько недель ты дважды заставляла себя ждать: сначала я долго околачивался в бухте, а теперь вынужден был просидеть здесь больше двух недель. Ну, девушка, что ты можешь сказать в свое оправдание?
Она заставила себя ждать? Лолли призадумалась. «Господи, – мелькнуло у нее в голове, – я семнадцать лет ждала хоть какого-то знака привязанности или любви от этого человека!» Сама не сознавая, она все крепче сжимала руку Сэма, пока он не ответил ободряющим пожатием. Лолли в благодарность тоже слегка сжала его пальцы. Глубоко вздохнув пару раз, она посмотрела на отца.
– Я заставила тебя ждать? – сказала она и повторила свой вопрос несколько раз все громче и громче, перейдя на крик. – Я заставила тебя ждать! Заносчивый высокомерный старик! – Она почувствовала, как на этот раз слезы все-таки брызнули из глаз, но уже ничего не могла поделать.
Она шагнула к человеку, который дал ей жизнь, но не пожертвовал ни секундой своего времени.
– Я расскажу тебе, дорогой отец, что такое ждать. Ждать – это не значит провести в ожидании каких-то несколько часов или несколько недель, это значит дожидаться семнадцать лет. Семнадцать лет я ждала, что ты вернешься домой, ждала хоть какого-то знака любви от тебя, моего родного отца. Ты так и не приехал, у тебя не нашлось времени, а быть может, ты просто не хотел уделять мне время?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36