Через нее поступает холодный воздух, чтобы плита не взорвалась. Очень важно, чтобы задвижка была все время открытой. Поняла?
– Тяга должна быть открыта.
– Задвижка должна быть открыта.
– Задвижка должна быть открыта, – покорно повторила Лолли.
Он целую минуту с сомнением разглядывал ее.
– Сэм, пожалуйста, позволь мне сделать это. Я уверена, что справлюсь. Правда. Дай мне шанс.
– Все, что угодно, лишь бы удержать тебя подальше от линии огня, – пробормотал он, переходя к последней плите. Он показал на черную ручку: – Что это?
– Заслонка, – гордо ответила Лолли.
Он удивился.
– Правильно. – Он указал на ручку на трубе и хитро посмотрел на Лолли: – А это что?
– Задвижка. – Лолли улыбнулась. – Ты думал провести меня, поэтому спросил не в том порядке, да?
– Просто хочу удостовериться, что ты все поняла. – Он наклонился к боковой решетке и собрался что-то сказать.
– Значит, ты проверяешь меня, да?
Он обреченно вздохнул.
– Это заслонка, – сообщила Лолли, вознамерившись доказать Сэму, что она справится с делом. – Ручка вниз – заслонка откроется, и можно готовить на плите. Ручка вверх – заслонка закрыта, и можно использовать духовку. Вот видишь, я была внимательна. – Лолли улыбнулась, внезапно осознав, что наконец-то в чем-то ему не уступит.
Сэм пожал плечами и разжег оставшуюся плиту.
– Действуй, они твои. – Сэм повернулся, чтобы уйти, но остановился, словно забыл что-то сказать. – Не вздумай меня искать. Когда будет готово, постучи в сковородку – и все придут.
Лолли кивнула и смотрела ему вслед, пока за ним не закрылась дверь. Она оглядела кухню. Теперь, когда она осталась одна, решимости в ней несколько поубавилось.
Что ж, подумала Лолли, нечего терять время. Она взялась за первую птицу, подняла за когтистые лапки и принялась рассматривать. Сэм сказал – удалить перья. Или срезать перья? Она поднесла цыпленка поближе и внимательно оглядела, повторяя про себя инструкцию Сэма: удалить перья, разрезать цыплят. Ладно, он сказал «удалить».
Итак, как же эти перья удаляются? Лолли поискала глазами, чем бы воспользоваться, и обнаружила на стене большие ножницы. Сняв их с гвоздика, она вернулась к столу. Срезать перья. Зажав крыло цыпленка между указательным и большим пальцем, она приподняла его над столом и срезала все перья.
Примерно час спустя она напевала «Дикси», срезая последнюю пушинку с двадцатого цыпленка. Швырнув тушку на гору к остальным, Лолли отмахнулась от перьев, летавших возле лица. Птицы немного походили на дикобразов. Наверное, эти маленькие колючки превратятся после приготовления в хрустящую корочку, решила Лолли.
Как там говорил Сэм?
– Вспомнила, – вслух произнесла Лолли. – Запекать цыплят на сковородках в духовках.
Сковородки... хм. Она посмотрела на стены, где была развешана закопченная кухонная утварь. На некоторых сковородках, квадратных и достаточно больших, могли бы поместиться несколько цыплят. Наверное, эти подойдут, решила Лолли и направилась к противоположной стене, чтобы снять пару сковородок с гвоздей.
Поставив сковородки на плиту, она взялась за цыплят. Какие же они все-таки колючие. Должна получиться хорошая хрустящая корочка. Лолли с трудом втиснула пять тушек на сковородку, а затем таким же образом наполнила вторую. Открыв дверцу духовки, она с грохотом стащила сковородку с плиты и забила ее в духовку, после чего захлопнула дверцу. То же самое она проделала со второй сковородкой.
«Вот так! – подумала Лолли, потирая руки. – Все сделано!»
Она вернулась к столу, за которым предстояло разрезать остальные тушки. Вытянув нож из ближайшего бочонка, она принялась распиливать тушку пополам, но нож оказался чересчур тупой. Тогда она разглядела другой нож – с толстым треугольным лезвием и огромной ручкой – и решила, что именно такой ей и нужен. Она выдернула его из бочонка и разложила цыпленка на столе. Взмахнув огромным ножом над головой, она рубанула им изо всей силы по тушке. Раздался громкий хруст.
Лолли рубила до тех пор, пока цыпленок не превратился в целую гору кусочков, из которых можно было узнать только шею и лапы. Увидев свое творение, она пожала плечами. Все равно еда на тарелке никогда не похожа на то, из чего она сделана, рассуждала Лолли, продолжая свою бойню до тех пор, пока половина тушек не оказалась растерзанной на костистые, колючие куски.
Лолли решительным шагом направилась к бочке с мукой, зачерпнула целую миску и вернулась к столу. Поставив миску, она обваляла в муке каждый кусок, как велел Сэм. Лолли даже вошла во вкус, подбрасывая колючие кусочки в муке. Она напевала за работой, а от стола уже поднялось белое облачко. Разделавшись с последним куском, она решила, что стряпать довольно забавно. Тут Лолли чихнула, отчего вокруг нее образовалось новое облако муки и перьев.
Надо было, наверное, избавиться от перьев после того, как она их срезала. Отмахнувшись от перьев, Лолли посмотрела на свою одежду. И брюки, и рубашку покрывал толстый слой муки и перьев. Она попыталась отчиститься, но мука лишь сильнее въелась в ткань, а перья принялись летать по всей кухне, как семена одуванчиков в марте. В конце концов, Лолли сдалась и подошла к плитам-чудовищам.
Она сняла со стены огромные чугунные сковородки, все шесть штук, и расставила их на плитах – по две на каждую плиту, больше не помещалось. Потом Лолли достала банку с лярдом, зачерпнула целую ложку и попыталась стряхнуть на первую сковородку. Жир пристал к ложке. Понадобилась целая минута, чтобы комок лярда с шипением упал на раскаленное дно.
Воодушевленная таким успехом, она принялась стучать по краям сковородок, выбивая жир с ложки и с удовлетворением наблюдая, как он растекается по дну. Это было весело и совсем не трудно. Подойдя к столу, она набрала целую пригоршню колючих кусочков, облепленных мукой; и вернулась к плитам, где побросала их на сковородки. Через несколько минут все тушки с шипением жарились.
Но с чем же их подать? Лолли обыскала все мешки и бочонки, пока не наткнулась на рис. Отлично. Обернувшись к плитам, она убедилась, что цыплята благополучно жарятся и утерла пот со лба. Трудно все-таки управляться на кухне, да и в помещении стало по-настоящему жарко.
Лолли зачерпнула миску риса и подошла к плите. Она понимала, что рис необходимо сварить, поэтому стянула с полки пару больших горшков и поставила их на четвертую плиту. Затем подошла к бочке с водой, набрала полную миску и вернулась к плите.
Это пришлось проделать несколько раз, так что пот по лицу уже катил градом, зато горшки были наполнены. Она насыпала рис, по две больших миски в каждый горшок. К тому времени, когда она закончила, горшки были полны до краев. Она прикрыла их крышками и отошла проверить, как жарятся цыплята.
С ложкой в руке она подошла к первой плите и сунула ложку в сковородку, чтобы перевернуть мясо. Ничего не вышло. Жир брызгал во все стороны, а Лолли, увертываясь от горячих капель, пыталась перевернуть кусочки. В воздухе запахло горелым, от плиты начал подниматься дымок.
Бросив взгляд на остальные сковородки, Лолли поняла, что плиты чересчур раскалились. Она металась как молния между плитами, пытаясь содрать горящее мясо со сковородок. Пока она работала, жир брызгал ей на руки и рубашку.
Внезапно на четвертой плите зашипела вода. Лолли повернулась на звук и увидела, как через края горшков потекла вязкая лавина риса. На пол полетели крышки, а вместе с ними кипящий поток липкой водянистой каши. Проливаясь на плиту, он посылал к потолку облако пара, которое смешивалось с чадом от горящих цыплят.
Лолли запаниковала и заметалась от плиты к плите, а Рис тем временем шлепался на пол. На дверце духовки начали запекаться липкие вязкие полоски рисовой каши. Плиты слишком раскалились. Ей нужно опустить заслонку, чтобы уменьшить тепло.
Или все-таки закрыть задвижку?
Проклятие! Она забыла, какая из них для чего предназначена. Успокойся, велела себе Лолли, стараясь не обращать внимания на извержение рисового вулкана. Отмахиваясь от дыма, она сосредоточилась.
Заслонка – это то, что заслоняет, уменьшая жар. Задвижка регулирует подачу воздуха. Дым повалил клубами, которые становились все чернее и чернее. Рис шипел и продолжал плюхаться на пол. Чрезвычайная ситуация требовала чрезвычайных мер. Лолли схватилась за обе ручки и разом их задвинула.
Взрыв заставил повернуть голову всех солдат на стрельбище, включая Сэма. Его первой мыслью было, что их атакуют испанцы, но тут к ногам приземлился полусгоревший-полусырой колючий цыпленок.
– Вот черт! – Сэм выронил из рук картечь и бросился бежать к кухне, через несколько секунд после взрыва он уже заворачивал за угол.
Там, где когда-то была тростниковая крыша, клубился черный дым, повсюду летали куриные перья, опускаясь на землю снежинками. Передняя дверь висела на одной петле, а когда Сэм шагнул через порог, он споткнулся о заднюю дверь. Бочки полопались, жестяные банки перекатывались по полу, а одна стена кухни была совершенно белой, похоже, от муки.
– Лолли! – завопил Сэм, переступая через обломки и что-то вязкое и белое. – Лолли! – Он зашел дальше в бывшую кухню, от которой остались одни стены, но вместо девушки обнаружил всего лишь пятифутовую дырку в противоположной стене.
Сэм прошел сквозь нее и увидел на земле помятую фигурку всего в нескольких шагах. Он кинулся вперед и опустился рядом с ней на колени. Девушка была в глубоком обмороке и едва дышала.
– Лолли, ответь мне. Ну же, очнись.
Она даже не шевельнулась. Сэм ощупал ее, внимательно глядя, как она лежит. Действуя очень осторожно, он подвел руки под безжизненное тело, поднял девушку и направился с ней к бунгало. Его взгляд не отрывался от ее бледного лица, в котором не осталось ни кровинки. Белые веки были закрыты. На щеках, покрытых расчесами и царапинами, полосы сажи. Из рассеченной губы текла тонкая струйка крови, а светлые волосы с черными подпалинами укоротились дюймов на пять.
– Как она? – К Сэму подбежал Джим, а вслед за ним Гомес и остальные солдаты.
– Не знаю. Она без сознания. – Сэм поднялся на крыльцо, Джим распахнул перед ним дверь, и Сэм отнес ее на кровать. – Принеси мне воды и полотенце.
Он посмотрел, как ровно вздымается ее грудь, и убедился, что дышит она хорошо. Глядя на ее лицо, на подпаленные волосы, он хотел дать самому себе пинка. Нужно было прислушаться к своему внутреннему голосу, запереть ее в бунгало до тех пор, пока не настанет время везти ее к отцу. Сэм еще не встречал никого, кто творил бы больше разрушений, чем эта маленькая женщина, способная вывести из себя кого угодно.
Внимание Сэма отвлек Джим, который принес ведро с водой и полотенце.
– Спасибо. – Он намочил полотенце в ведре и начал смывать сажу и запекшуюся кровь.
– Я, могу чем-то помочь? – спросил Джим.
– Нет. Займись людьми, ладно?
– Конечно.
Сэм обтер ей лицо, руки и шею, затем выжал полотенце и, сделав компресс, положил ей на лоб. Впереди у него было время, очень много времени, чтобы сидеть рядом с ней, смотреть на ее лицо и заниматься самобичеванием.
Она заставила дать ей дело, хотя он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, вряд ли найдется дело, с которым эта женщина могла бы справиться... впрочем, тут он, наверное, не прав. Все-таки она сумела пройти сквозь джунгли, иногда даже не отставала от него. Она не закатывала истерики, если не считать того раза у залива, когда она поняла, что они упустили корабль с выкупом.
Была в ней какая-то сила, заставлявшая идти вперед, внутренняя стойкость, не позволившая ей стать такой, какой она могла бы быть, – избалованной, изнеженной богачкой, думающей только о себе. Именно такой ярлык он ей и приклеил в их первую встречу, но ошибся. Вовсе она не задавака и не избалованное чадо. Просто ее необходимо было успокоить, подбодрить, принять такой, как есть. Она стремилась всем понравиться, хотя было видно, что она сама не верит в такую возможность.
Почему? Почему девушка, у которой было все – деньги, семья, связи, – так низко себя ценила? Он, разумеется, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, но ведь не он причина тому, что она разуверилась в себе. Однако теперь именно он виноват, что она пострадала и лежит такая неподвижная, что он даже забыл о партизанах, оружии и деньгах.
Единственное, что он сейчас ощущал, – это собственную беспомощность и, как ни странно, вину. Как ей удалось пробудить в нем это чувство, он не понимал, но она умудрилась сделать то, что не удалось ни одному человеку на свете. Он переживал, хотя ему самому это не очень нравилось. Сэм верил, что переживания делают человека предубежденным, а он всегда гордился своей способностью принимать беспристрастные решения.
И все же теперь, глядя на Лолли, он ощутил такую сильную потребность взять ее под свое крыло, что чуть сам не устыдился. Он не мог припомнить, когда в последний раз ему хотелось кого-то защитить, если вообще такое было. Это желание у него появилось с первой секунды, когда она, спотыкаясь и орудуя острым зонтиком, вошла в его жизнь, хоть он и признался себе в этом только сейчас.
Всю свою поганую жизнь наемника он ничего не защищал, кроме собственной задницы, да и то это была для него своего рода игра. Его приятно будоражило то, что он смотрит смерти в лицо, плюет на нее и всегда выходит победителем. Но когда дело касалось Лолли, все, что он чувствовал, – неотступный страх за нее.
От этой мысли Сэм тяжело вздохнул. Он перевел взгляд за окно и, уставившись на небо, которое с закатом приобрело розовый оттенок, став точно такого же цвета, как платье в оборочку и смертоносный зонтик, Сэм подумал, что, возможно, ему самому необходима защита.
Глава 20
Открылась дверь.
Лолли выронила зеркальце из рук и подняла глаза. Пришел Сэм и принес пару длинных толстых бамбуковых шестов.
– Я принес тебе вот это, – сказал он, подходя к кровати и смотря на Лолли сверху вниз.
Она почувствовала себя каким-то муравьем, когда уставилась на этого великана, и постаралась сесть повыше, чтобы хоть как-то уменьшить расстояние между ними.
– Как лодыжка?
– Все еще болит, когда я становлюсь на эту ногу.
– Поэтому я их тебе и принес. – Он протянул девушке шесты. – Их выстругал для тебя Гомес. Это костыли.
– Их сделал Гомес?
Сэм кивнул.
– Для меня?
– Да, для тебя.
– О, – сказала она, удивленная, что кому-то еще есть до нее дело.
Сэм склонился над ней и забрал зеркальце, а потом долго смотрел на нее внимательным взглядом. Лолли ожидала увидеть на его лице жалость, презрение или что-то еще, но оно не выдало его мыслей.
Лолли потянулась к щеке, чтобы смахнуть с нее прядь волос и окаменела в ту секунду, когда ее пальцы коснулись неровных, сожженных концов. Она бросила смущенный взгляд на Сэма, ожидая увидеть циничную улыбку. И не увидела. Лолли быстро убрала прядку за ухо.
Сэм положил зеркальце на стол рядом с пустым насестом Медузы и выпрямился.
– Ты собираешься просидеть вот так весь день или все-таки попробуешь эти штуковины? – Он протянул ей костыли.
Лолли недоуменно уставилась на них.
– Судя по тому, как ты морщишь лоб, тебе никогда не приходилось пользоваться костылями.
Лолли покачала головой. Сэм положил костыли на кровать и протянул девушке руку:
– Поднимайся.
Лолли уцепилась за руку и встала, стараясь перенести вес на здоровую ногу. Сэм осторожно обнял ее и подтянул к себе. Она тут же почувствовала тепло его тела. Лолли обхватила правой рукой его за талию, а левую положила ему на грудь, пытаясь удержать равновесие. Тишину комнаты пронзил резкий вздох. Он положил большую теплую ладонь поверх маленькой ручки и передвинул к себе на ребра, а потом наклонился и подобрал костыли.
– Вот. – Он вручил ей одну палку. – Зажми под мышкой.
Лолли повиновалась. Он придерживал ее повыше локтя, а другой рукой приладил второй костыль.
– Держись за эти маленькие ручки.
Он сжал ее пальцы вокруг коротких палочек, торчащих где-то посредине толстого шеста.
– Теперь приподними костыли и передвинь вперед.
Его губы были так близко от ее уха, что, когда он говорил, его дыхание щекотало ее. Лолли вздрогнула. Чтобы уйти от этих губ и того чувства, которое они в ней вызывали, Лолли поставила костыли на целый фут впереди себя.
– Правильно... А теперь обопрись на ручки и качнись, как маятник, вперед.
Лолли сделала все, как надо.
– Получилось! – воскликнула она и, улыбнувшись, обернулась к Сэму. – Смотри. – Она повторила движение. – Это ведь нетрудно. – И она пошла назад, сделав большой шаг – слишком большой шаг.
Левый костыль заскользил по деревянной доске, и Лолли потеряла равновесие. Костыль с грохотом упал на пол. Сэм подхватил девушку.
– Спасибо, – сказала она, глядя ему в лицо.
Он долго смотрел на нее каким-то тревожным взглядом. На его лице не было улыбки, и взгляд был вовсе не суровым, как обычно, и без тени насмешки, которая появлялась, стоило ей совершить какую-то оплошность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Тяга должна быть открыта.
– Задвижка должна быть открыта.
– Задвижка должна быть открыта, – покорно повторила Лолли.
Он целую минуту с сомнением разглядывал ее.
– Сэм, пожалуйста, позволь мне сделать это. Я уверена, что справлюсь. Правда. Дай мне шанс.
– Все, что угодно, лишь бы удержать тебя подальше от линии огня, – пробормотал он, переходя к последней плите. Он показал на черную ручку: – Что это?
– Заслонка, – гордо ответила Лолли.
Он удивился.
– Правильно. – Он указал на ручку на трубе и хитро посмотрел на Лолли: – А это что?
– Задвижка. – Лолли улыбнулась. – Ты думал провести меня, поэтому спросил не в том порядке, да?
– Просто хочу удостовериться, что ты все поняла. – Он наклонился к боковой решетке и собрался что-то сказать.
– Значит, ты проверяешь меня, да?
Он обреченно вздохнул.
– Это заслонка, – сообщила Лолли, вознамерившись доказать Сэму, что она справится с делом. – Ручка вниз – заслонка откроется, и можно готовить на плите. Ручка вверх – заслонка закрыта, и можно использовать духовку. Вот видишь, я была внимательна. – Лолли улыбнулась, внезапно осознав, что наконец-то в чем-то ему не уступит.
Сэм пожал плечами и разжег оставшуюся плиту.
– Действуй, они твои. – Сэм повернулся, чтобы уйти, но остановился, словно забыл что-то сказать. – Не вздумай меня искать. Когда будет готово, постучи в сковородку – и все придут.
Лолли кивнула и смотрела ему вслед, пока за ним не закрылась дверь. Она оглядела кухню. Теперь, когда она осталась одна, решимости в ней несколько поубавилось.
Что ж, подумала Лолли, нечего терять время. Она взялась за первую птицу, подняла за когтистые лапки и принялась рассматривать. Сэм сказал – удалить перья. Или срезать перья? Она поднесла цыпленка поближе и внимательно оглядела, повторяя про себя инструкцию Сэма: удалить перья, разрезать цыплят. Ладно, он сказал «удалить».
Итак, как же эти перья удаляются? Лолли поискала глазами, чем бы воспользоваться, и обнаружила на стене большие ножницы. Сняв их с гвоздика, она вернулась к столу. Срезать перья. Зажав крыло цыпленка между указательным и большим пальцем, она приподняла его над столом и срезала все перья.
Примерно час спустя она напевала «Дикси», срезая последнюю пушинку с двадцатого цыпленка. Швырнув тушку на гору к остальным, Лолли отмахнулась от перьев, летавших возле лица. Птицы немного походили на дикобразов. Наверное, эти маленькие колючки превратятся после приготовления в хрустящую корочку, решила Лолли.
Как там говорил Сэм?
– Вспомнила, – вслух произнесла Лолли. – Запекать цыплят на сковородках в духовках.
Сковородки... хм. Она посмотрела на стены, где была развешана закопченная кухонная утварь. На некоторых сковородках, квадратных и достаточно больших, могли бы поместиться несколько цыплят. Наверное, эти подойдут, решила Лолли и направилась к противоположной стене, чтобы снять пару сковородок с гвоздей.
Поставив сковородки на плиту, она взялась за цыплят. Какие же они все-таки колючие. Должна получиться хорошая хрустящая корочка. Лолли с трудом втиснула пять тушек на сковородку, а затем таким же образом наполнила вторую. Открыв дверцу духовки, она с грохотом стащила сковородку с плиты и забила ее в духовку, после чего захлопнула дверцу. То же самое она проделала со второй сковородкой.
«Вот так! – подумала Лолли, потирая руки. – Все сделано!»
Она вернулась к столу, за которым предстояло разрезать остальные тушки. Вытянув нож из ближайшего бочонка, она принялась распиливать тушку пополам, но нож оказался чересчур тупой. Тогда она разглядела другой нож – с толстым треугольным лезвием и огромной ручкой – и решила, что именно такой ей и нужен. Она выдернула его из бочонка и разложила цыпленка на столе. Взмахнув огромным ножом над головой, она рубанула им изо всей силы по тушке. Раздался громкий хруст.
Лолли рубила до тех пор, пока цыпленок не превратился в целую гору кусочков, из которых можно было узнать только шею и лапы. Увидев свое творение, она пожала плечами. Все равно еда на тарелке никогда не похожа на то, из чего она сделана, рассуждала Лолли, продолжая свою бойню до тех пор, пока половина тушек не оказалась растерзанной на костистые, колючие куски.
Лолли решительным шагом направилась к бочке с мукой, зачерпнула целую миску и вернулась к столу. Поставив миску, она обваляла в муке каждый кусок, как велел Сэм. Лолли даже вошла во вкус, подбрасывая колючие кусочки в муке. Она напевала за работой, а от стола уже поднялось белое облачко. Разделавшись с последним куском, она решила, что стряпать довольно забавно. Тут Лолли чихнула, отчего вокруг нее образовалось новое облако муки и перьев.
Надо было, наверное, избавиться от перьев после того, как она их срезала. Отмахнувшись от перьев, Лолли посмотрела на свою одежду. И брюки, и рубашку покрывал толстый слой муки и перьев. Она попыталась отчиститься, но мука лишь сильнее въелась в ткань, а перья принялись летать по всей кухне, как семена одуванчиков в марте. В конце концов, Лолли сдалась и подошла к плитам-чудовищам.
Она сняла со стены огромные чугунные сковородки, все шесть штук, и расставила их на плитах – по две на каждую плиту, больше не помещалось. Потом Лолли достала банку с лярдом, зачерпнула целую ложку и попыталась стряхнуть на первую сковородку. Жир пристал к ложке. Понадобилась целая минута, чтобы комок лярда с шипением упал на раскаленное дно.
Воодушевленная таким успехом, она принялась стучать по краям сковородок, выбивая жир с ложки и с удовлетворением наблюдая, как он растекается по дну. Это было весело и совсем не трудно. Подойдя к столу, она набрала целую пригоршню колючих кусочков, облепленных мукой; и вернулась к плитам, где побросала их на сковородки. Через несколько минут все тушки с шипением жарились.
Но с чем же их подать? Лолли обыскала все мешки и бочонки, пока не наткнулась на рис. Отлично. Обернувшись к плитам, она убедилась, что цыплята благополучно жарятся и утерла пот со лба. Трудно все-таки управляться на кухне, да и в помещении стало по-настоящему жарко.
Лолли зачерпнула миску риса и подошла к плите. Она понимала, что рис необходимо сварить, поэтому стянула с полки пару больших горшков и поставила их на четвертую плиту. Затем подошла к бочке с водой, набрала полную миску и вернулась к плите.
Это пришлось проделать несколько раз, так что пот по лицу уже катил градом, зато горшки были наполнены. Она насыпала рис, по две больших миски в каждый горшок. К тому времени, когда она закончила, горшки были полны до краев. Она прикрыла их крышками и отошла проверить, как жарятся цыплята.
С ложкой в руке она подошла к первой плите и сунула ложку в сковородку, чтобы перевернуть мясо. Ничего не вышло. Жир брызгал во все стороны, а Лолли, увертываясь от горячих капель, пыталась перевернуть кусочки. В воздухе запахло горелым, от плиты начал подниматься дымок.
Бросив взгляд на остальные сковородки, Лолли поняла, что плиты чересчур раскалились. Она металась как молния между плитами, пытаясь содрать горящее мясо со сковородок. Пока она работала, жир брызгал ей на руки и рубашку.
Внезапно на четвертой плите зашипела вода. Лолли повернулась на звук и увидела, как через края горшков потекла вязкая лавина риса. На пол полетели крышки, а вместе с ними кипящий поток липкой водянистой каши. Проливаясь на плиту, он посылал к потолку облако пара, которое смешивалось с чадом от горящих цыплят.
Лолли запаниковала и заметалась от плиты к плите, а Рис тем временем шлепался на пол. На дверце духовки начали запекаться липкие вязкие полоски рисовой каши. Плиты слишком раскалились. Ей нужно опустить заслонку, чтобы уменьшить тепло.
Или все-таки закрыть задвижку?
Проклятие! Она забыла, какая из них для чего предназначена. Успокойся, велела себе Лолли, стараясь не обращать внимания на извержение рисового вулкана. Отмахиваясь от дыма, она сосредоточилась.
Заслонка – это то, что заслоняет, уменьшая жар. Задвижка регулирует подачу воздуха. Дым повалил клубами, которые становились все чернее и чернее. Рис шипел и продолжал плюхаться на пол. Чрезвычайная ситуация требовала чрезвычайных мер. Лолли схватилась за обе ручки и разом их задвинула.
Взрыв заставил повернуть голову всех солдат на стрельбище, включая Сэма. Его первой мыслью было, что их атакуют испанцы, но тут к ногам приземлился полусгоревший-полусырой колючий цыпленок.
– Вот черт! – Сэм выронил из рук картечь и бросился бежать к кухне, через несколько секунд после взрыва он уже заворачивал за угол.
Там, где когда-то была тростниковая крыша, клубился черный дым, повсюду летали куриные перья, опускаясь на землю снежинками. Передняя дверь висела на одной петле, а когда Сэм шагнул через порог, он споткнулся о заднюю дверь. Бочки полопались, жестяные банки перекатывались по полу, а одна стена кухни была совершенно белой, похоже, от муки.
– Лолли! – завопил Сэм, переступая через обломки и что-то вязкое и белое. – Лолли! – Он зашел дальше в бывшую кухню, от которой остались одни стены, но вместо девушки обнаружил всего лишь пятифутовую дырку в противоположной стене.
Сэм прошел сквозь нее и увидел на земле помятую фигурку всего в нескольких шагах. Он кинулся вперед и опустился рядом с ней на колени. Девушка была в глубоком обмороке и едва дышала.
– Лолли, ответь мне. Ну же, очнись.
Она даже не шевельнулась. Сэм ощупал ее, внимательно глядя, как она лежит. Действуя очень осторожно, он подвел руки под безжизненное тело, поднял девушку и направился с ней к бунгало. Его взгляд не отрывался от ее бледного лица, в котором не осталось ни кровинки. Белые веки были закрыты. На щеках, покрытых расчесами и царапинами, полосы сажи. Из рассеченной губы текла тонкая струйка крови, а светлые волосы с черными подпалинами укоротились дюймов на пять.
– Как она? – К Сэму подбежал Джим, а вслед за ним Гомес и остальные солдаты.
– Не знаю. Она без сознания. – Сэм поднялся на крыльцо, Джим распахнул перед ним дверь, и Сэм отнес ее на кровать. – Принеси мне воды и полотенце.
Он посмотрел, как ровно вздымается ее грудь, и убедился, что дышит она хорошо. Глядя на ее лицо, на подпаленные волосы, он хотел дать самому себе пинка. Нужно было прислушаться к своему внутреннему голосу, запереть ее в бунгало до тех пор, пока не настанет время везти ее к отцу. Сэм еще не встречал никого, кто творил бы больше разрушений, чем эта маленькая женщина, способная вывести из себя кого угодно.
Внимание Сэма отвлек Джим, который принес ведро с водой и полотенце.
– Спасибо. – Он намочил полотенце в ведре и начал смывать сажу и запекшуюся кровь.
– Я, могу чем-то помочь? – спросил Джим.
– Нет. Займись людьми, ладно?
– Конечно.
Сэм обтер ей лицо, руки и шею, затем выжал полотенце и, сделав компресс, положил ей на лоб. Впереди у него было время, очень много времени, чтобы сидеть рядом с ней, смотреть на ее лицо и заниматься самобичеванием.
Она заставила дать ей дело, хотя он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, вряд ли найдется дело, с которым эта женщина могла бы справиться... впрочем, тут он, наверное, не прав. Все-таки она сумела пройти сквозь джунгли, иногда даже не отставала от него. Она не закатывала истерики, если не считать того раза у залива, когда она поняла, что они упустили корабль с выкупом.
Была в ней какая-то сила, заставлявшая идти вперед, внутренняя стойкость, не позволившая ей стать такой, какой она могла бы быть, – избалованной, изнеженной богачкой, думающей только о себе. Именно такой ярлык он ей и приклеил в их первую встречу, но ошибся. Вовсе она не задавака и не избалованное чадо. Просто ее необходимо было успокоить, подбодрить, принять такой, как есть. Она стремилась всем понравиться, хотя было видно, что она сама не верит в такую возможность.
Почему? Почему девушка, у которой было все – деньги, семья, связи, – так низко себя ценила? Он, разумеется, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей, но ведь не он причина тому, что она разуверилась в себе. Однако теперь именно он виноват, что она пострадала и лежит такая неподвижная, что он даже забыл о партизанах, оружии и деньгах.
Единственное, что он сейчас ощущал, – это собственную беспомощность и, как ни странно, вину. Как ей удалось пробудить в нем это чувство, он не понимал, но она умудрилась сделать то, что не удалось ни одному человеку на свете. Он переживал, хотя ему самому это не очень нравилось. Сэм верил, что переживания делают человека предубежденным, а он всегда гордился своей способностью принимать беспристрастные решения.
И все же теперь, глядя на Лолли, он ощутил такую сильную потребность взять ее под свое крыло, что чуть сам не устыдился. Он не мог припомнить, когда в последний раз ему хотелось кого-то защитить, если вообще такое было. Это желание у него появилось с первой секунды, когда она, спотыкаясь и орудуя острым зонтиком, вошла в его жизнь, хоть он и признался себе в этом только сейчас.
Всю свою поганую жизнь наемника он ничего не защищал, кроме собственной задницы, да и то это была для него своего рода игра. Его приятно будоражило то, что он смотрит смерти в лицо, плюет на нее и всегда выходит победителем. Но когда дело касалось Лолли, все, что он чувствовал, – неотступный страх за нее.
От этой мысли Сэм тяжело вздохнул. Он перевел взгляд за окно и, уставившись на небо, которое с закатом приобрело розовый оттенок, став точно такого же цвета, как платье в оборочку и смертоносный зонтик, Сэм подумал, что, возможно, ему самому необходима защита.
Глава 20
Открылась дверь.
Лолли выронила зеркальце из рук и подняла глаза. Пришел Сэм и принес пару длинных толстых бамбуковых шестов.
– Я принес тебе вот это, – сказал он, подходя к кровати и смотря на Лолли сверху вниз.
Она почувствовала себя каким-то муравьем, когда уставилась на этого великана, и постаралась сесть повыше, чтобы хоть как-то уменьшить расстояние между ними.
– Как лодыжка?
– Все еще болит, когда я становлюсь на эту ногу.
– Поэтому я их тебе и принес. – Он протянул девушке шесты. – Их выстругал для тебя Гомес. Это костыли.
– Их сделал Гомес?
Сэм кивнул.
– Для меня?
– Да, для тебя.
– О, – сказала она, удивленная, что кому-то еще есть до нее дело.
Сэм склонился над ней и забрал зеркальце, а потом долго смотрел на нее внимательным взглядом. Лолли ожидала увидеть на его лице жалость, презрение или что-то еще, но оно не выдало его мыслей.
Лолли потянулась к щеке, чтобы смахнуть с нее прядь волос и окаменела в ту секунду, когда ее пальцы коснулись неровных, сожженных концов. Она бросила смущенный взгляд на Сэма, ожидая увидеть циничную улыбку. И не увидела. Лолли быстро убрала прядку за ухо.
Сэм положил зеркальце на стол рядом с пустым насестом Медузы и выпрямился.
– Ты собираешься просидеть вот так весь день или все-таки попробуешь эти штуковины? – Он протянул ей костыли.
Лолли недоуменно уставилась на них.
– Судя по тому, как ты морщишь лоб, тебе никогда не приходилось пользоваться костылями.
Лолли покачала головой. Сэм положил костыли на кровать и протянул девушке руку:
– Поднимайся.
Лолли уцепилась за руку и встала, стараясь перенести вес на здоровую ногу. Сэм осторожно обнял ее и подтянул к себе. Она тут же почувствовала тепло его тела. Лолли обхватила правой рукой его за талию, а левую положила ему на грудь, пытаясь удержать равновесие. Тишину комнаты пронзил резкий вздох. Он положил большую теплую ладонь поверх маленькой ручки и передвинул к себе на ребра, а потом наклонился и подобрал костыли.
– Вот. – Он вручил ей одну палку. – Зажми под мышкой.
Лолли повиновалась. Он придерживал ее повыше локтя, а другой рукой приладил второй костыль.
– Держись за эти маленькие ручки.
Он сжал ее пальцы вокруг коротких палочек, торчащих где-то посредине толстого шеста.
– Теперь приподними костыли и передвинь вперед.
Его губы были так близко от ее уха, что, когда он говорил, его дыхание щекотало ее. Лолли вздрогнула. Чтобы уйти от этих губ и того чувства, которое они в ней вызывали, Лолли поставила костыли на целый фут впереди себя.
– Правильно... А теперь обопрись на ручки и качнись, как маятник, вперед.
Лолли сделала все, как надо.
– Получилось! – воскликнула она и, улыбнувшись, обернулась к Сэму. – Смотри. – Она повторила движение. – Это ведь нетрудно. – И она пошла назад, сделав большой шаг – слишком большой шаг.
Левый костыль заскользил по деревянной доске, и Лолли потеряла равновесие. Костыль с грохотом упал на пол. Сэм подхватил девушку.
– Спасибо, – сказала она, глядя ему в лицо.
Он долго смотрел на нее каким-то тревожным взглядом. На его лице не было улыбки, и взгляд был вовсе не суровым, как обычно, и без тени насмешки, которая появлялась, стоило ей совершить какую-то оплошность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36