— И она украла твое сердце, Охотник, не так ли?— У нее много мужества, но мое сердце принадлежит мне. И всегда будет так.Воин наклонился в сторону, чтобы взглянуть через плечо Охотника на лицо Желтых Волос, причем его собственное расплылось в улыбке.— Да, что-то в ней есть. Грязь, я думаю. Это ее как-то украшает.Охотник невольно улыбнулся.— Она выглядит так, как будто попала в руки Той, Которая Трясется. Помнишь, когда Ki-was, Мошенник, поручил ей приготовить для него военную краску?Воин захихикал:— Когда она сделала ее слишком жидкой? Три красных полоски на его подбородке потекли, и он поехал в бой, похожий на Поедателя Людей. Да, я помню.Охотник расслабил свою напряженную спину, смех Воина успокоил его.— Она спит, как ребенок, Охотник. Это хороший признак, правда? Она, должно быть, начинает доверять тебе. Она скоро начнет кушать и пить.— Она просто устала и ослабела от жажды. Слишком слаба, чтобы бояться. Или причинять мне неприятности.Воин вздохнул:— Мы скоро остановимся. Я помогу тебе влить в нее немного воды. С ней все будет в порядке.Быстрая Антилопа погнал своего коня галопом и, продев ногу сквозь ремень подпруги, соскользнул с седла, приняв положение, горизонтальное брюху лошади, с тем чтобы сорвать пук сорной травы. Возвратившись в седло, он замахал своей добычей, испуская дикие крики.Охотник снова улыбнулся.— Покажи нашему юному другу, как надо ездить, а? Он, похоже, заскучал.— Сейчас тебе не надо оставаться одному.— Со мной все в порядке. Поезжай. Шлейф пыли поднялся вслед коню Воина, когда он ринулся наперегонки с Быстрой Антилопой. Охотник засмеялся, когда его брат соскользнул вбок, чтобы ехать под брюхом лошади. Быстрая Антилопа, приняв вызов, повторил его эскападу, только один раз коснувшись провисающим задом земли. Охотник вспомнил, как в таком же приеме лошадь протащила его, мальчишку, по земле, а правая нога запуталась в ремне подпруги. Но было уже недалеко то время, когда, находясь в таком положении, он научился стрелять из лука.Не желая уступать, Воин соскочил с седла, чтобы встать во весь рост на спине лошади, несущейся во весь опор. Вскоре несколько других воинов включились в соревнование. Трюки становились все более сложными по мере увеличения количества участников. Пронзительные крики неслись над равниной, отдаваясь неоднократным эхом.Охотник почувствовал, что девушка зашевелилась, и, посмотрев на нее, увидел открытые глаза. Крики разбудили ее. Как бы почувствовав на себе его взгляд, она посмотрела на него с насмешливым выражением. Он подумал, сколько времени пройдет, прежде чем она привыкнет к тому, что к ней вернулась способность говорить.— Они играют. Здесь нет деревьев, чтобы скрыть to-ho-ba-ka, врага. Наши сердца радуются.Она с сомнением посмотрела на мужчин. Охотник протянул руку к бутыли.— Ты будешь пить?— Нет, — прошептала она. Охотник откупорил бутыль и протянул Лоретте.— Ты должна пить, Голубые Глаза.— Нет.Охотник снова привязал ремень бутыли к подпруге, подавив вспышку гнева.— Ты не умрешь. Я сказал это. Эти страдания будут ни к чему.Она прислонилась головой к его плечу и закрыла глаза. Охотник крепче сжал поводья в руке, испытывая бессилие и страх. Прошлой ночью она спасла ему жизнь. Разве может он спокойно наблюдать, как она губит свою?Когда команчи достигли реки, их игры прекратились. Они перешли вброд реку, чтобы следовать вдоль скалистого берега северного рукава. Несколько оживленная водой, которую ее заставили выпить, Лоретта села верхом на кобыле, страдая от удерживающей ее руки Охотника и прикосновения знакомой ладони к животу. Его широкая грудь служила опорой для ее спины; вскоре она прислонилась к нему, позволяя своему телу колебаться вместе с его в ритме галопа лошади.Примерно после сорока минут молчания он склонил голову, вплотную к ее.— Mah-tao-yo. Моя рука сильнее, нет? — Он крепко обнял ее, чтобы продемонстрировать. — Сильная рука, чтобы опереться, щит от всего, что могло бы повредить тебе. Ты будешь доверять этому команчу. Пей и ешь. Это хорошее место, куда мы едем.Рука Лоретты сжалась в кулак и сжималась до тех пор, пока не заболели суставы пальцев. Она не хотела умирать. Было легко, легко поверить ему.— Тебе будет тепло со мной в моем вигваме. У меня есть много бизоньих шкур. И много пищи. Мясо — да. И моя сильная рука будет защищать тебя, всегда, до горизонта. Бояться нечего. — Он прижал ладонь к ее животу еще сильнее. — Мой язык не делает ложь. Я говорю правду, не penende toquoip, медовые речи, но обещание. Я сказал слова, и они уносятся с ветром, чтобы он шептал*' их мне всегда. Ты будешь доверять? Когда я уйду от тебя в налеты и на охоту, сильная рука моего брата будет тебе защитой. С тобой не случится ничего плохого.Лоретта глотнула. Его брат? Мужчина, который помогал вливать воду в нее, по-видимому. Тот, которого он зовет Воином.— Ты можешь искать смерть в другое время. Te-bit-rе, это наверняка. Но сначала посмотри, что лежит на горизонте. Это мудрость.— Я хочу… — От напряжения и долгого молчания голос ее прозвучал, как натянутая струна. — Я хочу домой.— Это не может быть. Ты идешь со мной — в новое место. Ты моя женщина. Ты сказала это, я сказал это. Suvate, это кончено.— Я не твоя женщина, — закричала она. — Ты украл меня из моей семьи.— Я отдал много хороших лошадей.— Значит, ты купил меня. Точно так же, как… — Лоретта изогнула шею и посмотрела ему прямо в лицо. — Я человек, а не вещь.— Белые мужчины имеют рабов, и это хорошо, да? Твои Голубые Мундиры устраивают большую драку, чтобы ты могла владеть черными людьми. Разве не так? Этот индеец тоже имеет раба. Это хорошо.— Нет! Это не хорошо. Это чудовищно. — Она провела рукой по глазам. — Я умру, прежде чем ты коснешься меня. Слышишь, что я говорю?— О, но, Голубые Глаза, я трогаю тебя теперь. — Он скользнул рукой вверх по ребрам и мягко накрыл грудь. — Видишь? Я трогаю тебя, и ты не умираешь. Бояться нечего.Он усилил нажим руки и держал ее твердо в этом положении. Прошло несколько секунд.— Это то, чего ты боишься? Дотронуться? — В его голосе прозвучало недоверие. — Это поэтому ты не пьешь?Лоретта поерзала, пытаясь высвободиться из его хватки, все еще вцепившись в его запястье.— Ты будешь отвечать этому индейцу. — Он пошевелил большим пальцем по коже рубашки, тактика принуждения, которую она не могла игнорировать, возбуждая сосок груди до затвердения, отчего у нее перехватило дыхание. — Ты ищешь смерти, чтобы убежать от моей руки?У нее вырвалось всхлипывание.— Пожалуйста… пожалуйста, не надо.Он склонил голову так, что его губы касались ее уха.— Из-за этого ты дерешься большую драку? Голубые Глаза… — Его голос стих, словно он не знал, что сказать. Затем он убрал руку с ее груди и вернул на ребра. — Моя рука не сделала тебе больно. Я не приношу тебе стыда. Я не понимаю тебя. Ты будешь делать картину для меня, нет?Картину? Картина в голове Лоретты выглядела слишком ужасной, чтобы о ней можно было рассказать словами.— Ты думаешь, я не знаю, что вы, чудовища, делаете с белыми женщинами? Я знаю! Моя мать… я… — Она глотнула. — Твоя сильная рука! Ты предлагаешь опереться на нее до тех пор, пока она не обернется против меня.Он провел губами по ее виску, задержался там, его дыхание было подобно теплому туману, проникшему в ее волосы. В течение долгой паузы он сохранял молчание, затем сказал:— Моя рука твоя, чтобы опереться на нее навсегда. До тех пор, пока снег придет в твои волосы. Всегда, до тех пор, пока я не стану пылью в ветре.Его голос звучал так искренне.— Я не стану слушать этого, я не стану. Ты думаешь, что я настолько глупа, что ты можешь обмануть меня… медовыми речами?— Я не делаю обманов. — Он сильнее сжал ее. — У меня нет нужды. Если мое сердце жаждет убийств, я убиваю. Если я хочу играть игры с моей женщиной, я играю их. Мне не нужны обманы. Я хочу, я беру. Это очень простая вещь.Воин подъехал к ним, подняв тучу пыли. Лоретта перевела взгляд на скальпы, висевшие на его уздечке, на ситцевую ткань, привязанную к его подпруге и говорившую о многом. Слезы бессилия наполнили ее глаза. ГЛАВА 12 Остальная часть пути превратилась в сознании Лоретты в мешанину привалов на ночь, бесконечной езды под палящим солнцем, бесполезной борьбы с Охотником, заставлявшим ее пить. С каждым часом гордость иссякала, а безнадежность возрастала. «Я твой ветер. Склонись или сломайся. Я хочу, я беру». Его образ — самонадеянный, сильный и безжалостный — постоянно стоял передней. Единственным утешением была для нее мысль о том, что, в конце концов, она ускользнет от него в бархатную темноту сна, от которого не пробуждаются.К тому времени, когда они добрались до его деревни, Лоретта потеряла всякое ощущение времени и не знала, сколько прошло дней. В минуты просветления она была уверена в том, что они двигались кругами, прокладывая ложный след. Как-то в конце дня они поднялись на плато, с которого открывался вид на речную долину, ярко-зеленые холмистые луга, расположившиеся параллельно реке, однообразие которых нарушалось редкими кактусами или красными юкка. Вдоль речных берегов величественные тополя раскачивались в порывах ветра. Их серебристые стволы и пятнистые листья обеспечивали отличный камуфляж для бесчисленных вигвамов, воздвигнутых между деревьями. Неужели Застолбленные Равнины? С горьким разочарованием Лоретта осознала, что индейцы не только двигались гораздо быстрее, чем могло большинство белых, но и избрали совсем другое направление, сделав невозможной попытку преследовать их.Она смотрела на деревню глазами с отяжелевшими веками. Она не знала, что это за река, да ей это было совершенно безразлично. Деревня находилась здесь; единственное, что имело значение. И здесь, в одном месте, собралось больше команчей, чем ей когда-либо приходилось видеть. Охотник крепко обнял ее за талию, прижав к своей мощной груди. Наклонившись, он прошептал:— Не бойся, mah-tao-yo. Я рядом.Другие индейцы запрокинули головы и издали продолжительные, пронзительные крики, как взбесившиеся койоты лают на луну. Через несколько секунд снизу раздалось ответное приветствие, и фигурки, похожие на муравьев, засновали взад и вперед между коническими домами. Охотник погнал кобылу вперед, наклоняясь, чтобы облегчить лошади спуск по крутому склону. От страха у Лоретты похолодела спина. Момент, которого она боялась, наступил.Другие лошади бросились к деревне, как коровы к овсу. Кобыла Тома Уивера проявляла меньше энтузиазма и спускалась, насторожив уши и поводя ими, прислушиваясь к незнакомым звукам, несущимся ей навстречу. Пользуясь минутной отсрочкой, Лоретта с интересом наблюдала за людьми, бросившимися навстречу, чтобы приветствовать возвращающихся воинов. Ее сердце учащенно забилось, когда она представила себе, как те же самые люди бросаются к ней. Крики, смех, слова приветствий носились в воздухе вокруг нее, рикошетом отлетая от деревьев.Мужчины проехали через лагерь, по всем тропам между вигвамами, приветствуя всех. Стайка грязных, полуодетых детишек, весело лопоча, следовала за ними. Среди всеобщего возбуждения две лохматые собаки затеяли драку и в потасовке чуть не сбили стойку с мясом. Невысокая, стройная женщина в одеянии из оленьей кожи погналась за ними с палкой.Лоретта никогда не видела такой суматохи. Люди появлялись из кустарниковых зарослей перед вигвамами, размахивая руками и смеясь. Сквау, которые были заняты приготовлением пищи, снимали свои горшки с костров и торопились поприветствовать своих сыновей, братьев, мужей и любовников.Повсюду, куда бы ни посмотрела Лоретта, то, что она видела, напоминало ей о том, где она находится. У горевших не в полную силу костров лежали матрацы из шкур. Причудливо разрисованные боевые щиты стояли возле большинства вигвамов. С перекладин над кострами свисали оловянные горшки. Бизоньи желудки, раздувшиеся от воды, висели на стойках. Кошмар белой женщины — деревня команчей.Охотник направил лошадь прямо в толпу, его рука сжимала талию Лоретты, тело было напряжено. Когда толпы людей прижались к его лошади, она почувствовала, что его плечи наклонены вперед, чтобы прикрыть ее. Бесполые лица плыли перед нею одним коричневым пятном. Все они были враждебными и злыми. Потянулись руки. Жестокие пальцы хватали ее за штаны, прихватывая вместе с тканью кожу. Задыхаясь от ужаса, она прижалась к своему господину.— Ob-be mah-e-vah, прочь с дороги! — проревел Охотник. Взмахом руки он оттолкнул нескольких. — Kiss! Mah-ocu-ah, kiss! Прекрати, женщина, прекрати!Боль пронзила кожу на голове Лоретты. Крик вырвался из ее горла, а сама она качнулась вбок. Женщина схватила ее за волосы и, казалось, не собиралась с ними расставаться. С ревом Охотник откинулся назад и, поставив ногу на грудь женщины, толкнул ее с такой силой, что она растянулась в толпе. Часть волос Лоретты осталась у нее в кулаке.Затем Лоретта услышала хриплый женский голос, перебивший общий шум. Толпа расступилась, пропуская высокую, полную женщину. Она размахивала над головой длинной деревянной ложкой, которой время от времени била по головам на своем пути. Ее коричневые глаза излучали гнев. Приблизившись к Охотнику, она остановилась, широко расставив ноги, уперев руки в бока и не отрывая глаз от Лоретты. Хаос вокруг нее стал успокаиваться, как оседающая пыль.Лоретта почувствовала, что должно произойти нечто важное, и это связано с нею. Она смотрела на женщину, боясь пошевелиться, не в состоянии глотнуть. Классические черты лица сквау задели в ней какую-то струну, показались знакомыми каким-то неопределенным образом. Густые пряди волос опускались на широкие плечи, серебристые пряди перемежались с прядями цвета черного дерева. Она была красива и некрасива. В ее лице, словно высеченном из камня, было выражение высокомерия и чего-то невежественного. Одеяние из оленьей кожи, облегающее фигуру, свидетельствовало о полном, но хорошо сложенном теле. А ее глаза… Прямой, пронзительный, странно знакомый взгляд смерил Лоретту с ног до головы. Сколько раз Охотник смотрел на нее подобным образом?Осознание медленно пришло к ней. Черты лица, как бы высеченные из камня, полные, красивой формы губы, резко очерченный подбородок и надменное выражение лица. Мать ее господина.Взгляд женщины встретился с глазами сына, и она улыбнулась. Переведя взгляд снова на Лоретту, она сказала:— Eln man-suite mah-zi-ich-ket?— Моя мать, Женщина Многих Одежд, спрашивает, не хочешь ли ты кушать?Лоретта энергично покачала головой, прижавшись теснее к его груди. Быстро прикинув, она решила остаться с Охотником. Он наклонился так, чтобы заглянуть ей в глаза.— Ты не будешь бояться. Моя мать будет разбивать головы. Твой хороший друг. Ты должна ей доверять.Лоретта пробежала взглядом по стене тел, одетых в кожу, и впервые прижалась еще теснее к обнимающей ее руке своего господина. В глубине его глаз что-то зашевелилось, согревая ее теплом. Что-то, похожее на улыбку, промелькнуло в суровом выражении его рта, а пальцы плотнее прижались к ее ребрам. Подняв голову, он что-то сказал на языке команчей.Женщина кивнула в знак согласия и повернулась, разгоняя зевак в стороны. При этом ее ложка выбивала звонкую дробь на головах медленно расходившихся. Охотник засмеялся, и колебание его груди передалось лопаткам Лоретты в то время, как он направил кобылу по дороге, расчищенной матерью. Толпа образовала стены по обе стороны от них, несколько отступив только тогда, когда лошадь остановилась перед вигвамом. Когда он сделал движение, чтобы спешиться, Лоретта вцепилась в его запястье в страхе от того, что он может покинуть ее.— Yo-oh-hobt pa-pi! Yo-oh-hobt pa-pi! — кричала маленькая девочка, приплясывая вокруг кобылы. Ее глаза-пуговки сияли, ее пухлый коричневый зад дергался так сильно, что с нее вот-вот должна была свалиться набедренная повязка.— Ein mah-heepicut?Охотник оторвал вцепившиеся пальцы Лоретты от своей руки и соскользнул с лошади. Улыбаясь ребенку, он наклонился и укрепил веревку, удерживавшую набедренную повязку.— Huh, ga. — Взглянув на Лоретту, он сказал: — Она Желтые Волосы, и она моя.Ребенок застыл на мгновение, а затем кинулся к матери Охотника.— Kaku, бабушка! Yo-oh-hobt pa-pi, Желтые Волосы! Hah-ich-ka po-mea, куда она идет?Охотник снял Лоретту с лошади и, держа ее на руках, прокладывая дорогу своим плечом, направился в вигвам. Его мать и племянница застыли позади него на некотором отдалении, в то время как он, войдя в вигвам и оглядевшись вокруг, направился к стоявшей в глубине кровати на ножках. Когда он уложил ее, Лоретта утонула в нескольких слоях шкур, мягких, как гагачий пух.В вигваме потемнело от загородивших вход людей, желающих заглянуть внутрь. Слабость и усталость затуманили сознание Лоретты и затруднили зрение. Она моргала и пыталась сесть, в страхе что Охотник покинет ее. Если бы он ушел, эти люди ринулись бы к ней.Он положил ей на плечо тяжелую руку.— Ты будешь лежать тихо. — Повернувшись ко входу, он закричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52