Заметим здесь, что положение России на «карте цивилизаций» уникально: страна находится на пересечении векторов всех трех великих цивилизаций. Что, собственно, и делает нашу страну одним из пяти или шести игроков на «мировой шахматной доске».
ПРИМЕРНЫЕ ПАРТИИ (6)

Мировой кризис 1914 года как «война цивилизаций»
Многое навсегда ушло из истории с залпами «салюта наций», прозвучавшими 11 ноября 1918 года – слишком многое, чтобы мысли историка не обращались снова и снова к событиям Мирового Кризиса.
Дело не только и не столько в человеческих жертвах Великой войны, дело не в огромных материальных и финансовых потерях. Хотя эти потери многократно превысили осторожные подсчеты довоенных теоретиков, называть их «неисчислимыми» или «превосходящими человеческое воображение» неоправданно. В абсолютных цифрах людские потери были меньше, нежели от эпидемии гриппа 1918–1919 гг., а материальные – уступали последствиям кризиса 1929 г. Что же касается относительных цифр, то Первая Мировая война не выдерживает никакого сравнения со средневековыми чумными эпидемиями. Тем не менее именно вооруженный конфликт 1914 г. воспринимается нами (и воспринимался современниками) как страшная, непоправимая катастрофа, приведшая к психологическому надлому всю европейскую цивилизацию. В сознании миллионов людей, даже не задетых войной непосредственно, течение истории разделилось на два независимых потока – «до» и «после» войны. До войны – свободное общеевропейское юридическое и экономическое пространство (лишь политически отсталые страны – вроде царской России – унижали свое достоинство паспортным и визовым режимом), непрерывное развитие по восходящей – в науке, технике, экономике; постепенное, но неуклонное возрастание личных свобод. После войны – развал Европы, превращение большей ее части в конгломерат мелких полицейских государств с примитивной националистической идеологией; перманентный экономический кризис, метко прозванный марксистами «общим кризисом капитализма», поворот к системе тотального контроля над личностью (государственного, группового или корпоративного).
Обычно рассказ о политической истории Первой Мировой войны начинают с аннексии Германией Лотарингии и Эльзаса. Находясь в безнадежном военном положении, Франция была принуждена подписать мирный договор, который даже немцы не считали сколько-нибудь справедливым. Аннексии, против которой возражал Бисмарк, персонифицирующий политическое руководство новоявленной Империи, требовали – и добились – победители из Прусского Генерального штаба. Свои резоны имелись у обеих сторон.
Франция – в лице правительства, парламента и народа – отказалась признать захват Эльзаса и Лотарингии.
Это означало, что отныне при любых правительствах и при любых обстоятельствах Париж будет вести последовательную антигерманскую политику, причем тяга к возвращению утраченных территорий станет во Франции национальной сверхидеей, если не национальной паранойей. Само по себе это, конечно, делало неизбежной (в более или менее отдаленном будущем) новую франко-германскую войну, но никак не предрешало ее общеевропейского характера.
Надо заметить, что, поставив своей непременной целью возвращение восточных департаментов (и ориентировав соответствующим образом пропаганду), Франция не проявила должной государственной мудрости. Ее политика стала предсказуемой. Это означало, что вне всякой зависимости от авторитета своей армии и степени экономического процветания Франция перестала быть субъектом международной политики и сделалась ее объектом. Грамотно используя ограничения, которые «великая цель» возвращения Эльзаса накладывала на внешнеполитические акции Третьей Республики, Францией стало возможно манипулировать. Но в таком случае французская политика должна быть признана несамостоятельной и говорить о германо-французских противоречиях как о причине или даже одной из причин Первой Мировой войны нельзя.
Внимательно посмотрев на довоенную политическую карту Европы, мы увидим, что объяснить характер и происхождение Мирового Кризиса 1914 г., отталкиваясь от традиционно понимаемых геополитических интересов стран-участниц конфликта, невозможно. Германия играет в Мировой войне роль нападающей стороны, не имея вообще никаких осмысленных территориальных притязаний. Идеологи пангерманизма говорили, разумеется, об аннексии Бельгии, русской Польши и Прибалтики, но как серьезная политическая цель эти завоевания никогда не рассматривались, поскольку теории «жизненного пространства» еще не существовало, а с геополитической точки зрения пространство Империи и без того было избыточным. Что же касается требования о переделе колоний, то сомнительно, чтобы оно вообще когда-либо выдвигалось. Франция, выступающая под знаменем реванша и возврата потерянных территорий, напротив, обороняется. Россия, которой исторической судьбой уготовано южное направление экспансии (Зона проливов и Ближний Восток), планирует операции против Берлина и Вены. Пожалуй, только Турция пытается (правда, безуспешно) действовать в некотором соответствии со своими геополитическими целями.
Сравним эту ситуацию с Русско-японской войной 1904–1905 гг. (примерная партия (1)). В том конфликте экономические интересы стран сталкивались в Корее и Маньчжурии. Японские острова перекрывали русскому флоту выход в Тихий океан. С другой стороны, географическое «нависание» Российской Империи над Японией сдерживало японскую экспансию в любом стратегическом направлении. При сильном русском Тихоокеанском флоте Япония не могла продвигаться ни на континент, ни к южным морям, ни к архипелагам островов центральной части Тихого океана. Перед нами типичный геополитический конфликт, когда ни одна из сторон не может достигнуть своих внешнеполитических целей без подавления другой.
Заметим, что, несмотря на всю ожесточенность боевых действий на море и на суше, война рассматривалась обеими сторонами как ограниченная. Ни для Японии, ни тем более для России преобладание в Корее и на Тихом океане не было вопросом выживания. Потому Россия и заключила благоприятный для Японии мир, далеко не исчерпав своих возможностей продолжать военные действия. Война закончилась, как только ее стоимость превысила в глазах России значимость конфликта.
Итак, в случае Русско-японской войны стороны действовали в соответствии со своими геополитическими интересами. Возникший конфликт они решили в форме ограниченной войны.
В Первой Мировой войне стороны действуют если не прямо против собственных интересов (Германия, Австро-Венгрия), то во всяком случае «перпендикулярно» им (Россия). Возникающий конфликт разрешается в форме всеобщей войны и крушения мира.
Ортодоксальный марксизм, объясняющий происхождение Великой войны экономическими причинами – прежде всего острейшей конкурентной борьбой между Германией и Великобританией, вероятно, ближе к истине, нежели традиционная геополитическая концепция. Во всяком случае, Британо-германское экономическое соперничество действительно имело место. Резкий рост промышленного производства в Германии (при сравнительно низкой стоимости рабочей силы) серьезно подорвал позиции «мастерской мира» на рынках и вынудил правительство Великобритании перейти к протекционистской торговой политике. Поскольку преференционные тарифы для стран Британской Империи (идея Джозефа Чемберлена) провести через парламент не удалось, протекционизм привел к заметному увеличению «транспортного сопротивления» Империи. Это не могло не повлиять на состояние финансово-кредитной мировой системы с центром в Лондоне и опосредованно – на мировую систему торговли. Между тем именно положение «мирового перевозчика» обеспечивало Великобритании экономическое процветание и политическую стабильность.
На рубеже веков Германия переходит к строительству огромного военного и гражданского флота. Пользуясь ясной поддержкой со стороны государства, крупнейшие немецкие судоходные компании (ГАПАГ и Норддейчланд Лайн) выходят на первое место в мире по суммарному тоннажу судов водоизмещением более 5000 тонн. Суда этих компаний последовательно завоевывают самый престижный в торговом судоходстве приз – Голубую ленту Атлантики. Речь идет, следовательно, о самой основе экономического и политического могущества Великобритании – о владении морем.
Экономическое содержание структурного конфликта, приведшего к Первой Мировой войне, очевидно. Увы, именно в данном случае динамика экономических показателей выступает лишь отражением более глубоких социальных процессов. В конечном счете Великобритания заплатила за участие в войне цену, неизмеримо превышающую все реальные или надуманные потери от немецкой конкуренции. За четыре военных года мировые финансово-кредитные потоки, ранее замыкавшиеся на Лондонский сити, переориентировались на Уолл-стрит. Следствием стало быстрое перетекание английских капиталов за океан. Великобритания начала войну мировым кредитором. К концу ее она была должна Соединенным Штатам более восьми миллиардов фунтов стерлингов. (Для сравнения – совокупные затраты Великобритании в ходе «дредноутной гонки» 1907–1914 гг. не превышали 50 миллионов фунтов.)
Разумеется, финансовые круги в Великобритании прекрасно оценили ситуацию и выступили в 1914 г. против вступления страны в войну. (Равным образом категорическими противниками войны были германские промышленники.) Иными словами, легенда о «заговоре банкиров против мира» не выдерживает критики. Вообще, обосновывать неограниченную войну торговыми, финансовыми или иными деловыми причинами – не слишком серьезно…
«Вещи, которые поважнее мира и пострашнее войны», редко лежат в меркантильной плоскости и обычно определяются психологией масс, то есть – в рамках воззрений К. Юнга – носят архе-типический характер. Ожесточенность, с которой сражались народы, указывает на то, что речь шла не о деньгах, не о сравнительно ничтожных территориальных приобретениях, не о политическом престиже. Так защищают свой очаг, свой образ жизни, свою культуру.
Колоссальные успехи цивилизации в XIX столетии были прежде всего успехами Великобритании, «мастерской мира». Через всю английскую литературу викторианской эпохи проходит невозмутимая гордость англичанина своим отечеством.
Но «владеющий преимуществом обязан атаковать под угрозой потери этого преимущества». И нелегко осознать эту обязанность – снова и снова рисковать кораблями, людьми, честью, судьбой народа – для того, чтобы только сохранить достоинство, гордость, цивилизационный приоритет.
Германия за вторую половину XIX века превратилась из конгломерата третьестепенных государств в сверхдержаву. Скорость ее экономического развития значительно превысила английские темпы. На рубеже веков немцы впервые почувствовали себя великой нацией с великим будущим.
Таким образом, в качестве основного вопроса войны выступает вопрос о цивилизационном приоритете – о праве на лидерство, по сути о владении миром. (Разумеется, здесь «владение» следует понимать не как оккупацию, а скорее в духовном смысле. Некогда Сатана показал Христу «все царства земные» и сказал: «Поклонись мне, и ты будешь владеть ими». Разговаривая с Сыном Божьим, Князь Тьмы тоже не имел в виду «чечевичную похлебку» завоевания.)
Конфликт дополнительно усугублялся тем, что Британская и Германская Империи принадлежали к разным цивилизациям.
Это утверждение выглядит достаточно неожиданным, однако его подтверждает весь ход войны. В конце концов, как было показано А. Тойнби, именно межцивилизационные конфликты отличаются максимальной ожесточенностью [Тойнби, 1995].
…Когда речь идет о судьбе того уникального транслятора между информационным пространством и Реальностью, который мы называем своей Цивилизацией, никакая цена не кажется чрезмерной.
Исследуя семиотическую культуру Третьего Рейха, Бержье и Понель пришли к выводу о ее магическом характере. Под маской машинной, рационалистической, западной цивилизации таилась совершенно иная – чуждая нам – структура. Интуитивно ощущая это, многие авторы связывали германский фашизм со Средневековьем. Однако это не более чем упрощение, попытка найти подходящее слово для обозначения объекта, у которого нет и не может быть имени. Таким же упрощением является и формула Бержье: нацизм есть магия плюс танковые дивизии.
Установление структуры магической цивилизации гитлеровской Германии выходит за рамки данной работы. Разумно, однако, поставить вопрос: неужели развитая чужая цивилизация могла быть создана за неполные полтора десятилетия нацистского господства? Не будет ли более естественным предположить, что ее формирование началось задолго до Гитлера? В конце концов, «Общество Туле» было создано еще при кайзере…
Сложность в том, что немецкая цивилизация по очень многим параметрам близка к классической западной. (Поэтому всегда есть соблазн объяснить отклонения как ошибки или преступления.) Можно даже сказать, что в статике эти цивилизации совпадают. Различие в динамике – германская цивилизация изначально содержала значительно большую долю Хаоса, нежели европейская. Потому она быстрее развивалась. Потому она была менее устойчивой, с явно прослеживающимися тенденциями к социальному суициду.
Представить немцев, олицетворение порядка, параграфа, закона, как обитателей Хаоса, трудно. Однако поставим вопрос, почему это именно немцы и именно на границе веков, то есть на вершине своего развития, стали карикатурным воплощением дисциплины? («Будет ли в Германии революция?» – «Нет, потому что революции в Германии запрещены распоряжением кайзера». «Разве вы умеете водить самолет?» – «Согласно пункту первому, параграфа третьего, раздела седьмого Инструкции немецкий офицер обязан уметь все».)
Видимо, именно такие, смешные с точки зрения внешнего наблюдателя, попытки «упорядочить Хаос» поддерживали связь государства и нации с упорядоченной Реальностью.
Заметим здесь, что умный и наблюдательный А. Блок называет германский гений «сумрачным», то есть неясным, неопределимым, и противопоставляет его «острому галльскому смыслу».
Итак, две цивилизации, одна из которых стала великой, а другая хотела ей стать, столкнулись в схватке не на жизнь, а на смерть. Схватке, ставкой в которой была будущая картина мира.
Культуры и цивилизации: Мета-онтологическая модель
Современный подход к понятию цивилизации отказывается от обязательной аналитической дихотомии, используя взамен сложную мыслеконструкцию, известную как мета-онтологическая система координат. Эта система, представляющая собой единство трех ортогональных миров: плана идей, плана вещей и плана людей (носителей разума). В каждом из этих миров задается своя системная иерархия. Например, для плана людей такая иерархия может иметь вид: человек–семья–этнос–государство–Человечество.
Категория времени в этой модели не задана явно и рассматривается как мера взаимодействия мета-онтологических миров. Такое взаимодействие по построению имеет тройственную природу и разбивается на мыследействие (план вещей + план идей), социодействие (план людей + + план идей), онтодействие (план вещей + план людей).
В рамках построенной модели технология есть любая маршрутизация, сшивающая мысле-, социо– и онтодействие. Соответственно цивилизация определяется начальной (и она же конечная) точкой обхода, направлением обхода, уровнем иерархии, по которому производится обход.
Теоретически таких уровней может быть сколько угодно. Практически ни одна цивилизация не оперирует отдельными людьми или, напротив, всем человечеством, и реально выделяются три структурных уровня, соответствующих различным административным организованностям.
Наиболее простой из этих организованностей является ПОЛИС, самоуправляющаяся и самообеспечивающаяся община, жизнь которой регулируется гражданским правом, освященном религией, но не сводящимся к ней. ПОЛИСная структура тяготеет к демократичности, отделению науки и искусства от религии и права. Как правило, ПОЛИС поддерживает принцип развития и включает в семантический оборот понятие личность.
Обычно число граждан ПОЛИСа ограничено количеством людей (семь! – по Аристотелю), которые умещаются на центральной площади. ПОЛИСы тяготеют к открытости, смешиванию различных деятельностей, охотно развивают торговлю.
Альтернативой ПОЛИСу служит НОМОС, для которого характерно единство физических законов (законов природы), социальных законов (права) и трансцендентных законов (воли Богов). Соответственно различие между природой, обществом и Божеством не проводится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62