На третий раз повезло: в трубке раздался строгий официальный голос.
– Посетить музей можно по предварительной договоренности.
– Что это за музей, если туда пускают по договоренности? – спросил Норт дрогнувшим голосом.
– Наш.
Детектив проехал через перекресток и повернул в сторону центра города.
– И когда мне можно будет подъехать?
Он услышал, как зашуршали страницы,– видимо, секретарь листал ежедневник.
– Полагаю, что подойдет следующий вторник, с девяти до десяти утра.
– Я буду через час.
Норт отключил телефон и сосредоточил все внимание на том, чтобы попасть трубкой в карман и не промахнуться.
9.57
В Покипси все еще царила великая депрессия. Главная улица, петляя, поднималась от реки Гудзон до центра города, который отличался от остальных районов множеством магазинов и прогулочными аллеями. Норт медленно ехал вперед, отыскивая путь от Фултон-стрит до Чене-драйв, и окружающее запустение давило на него все сильнее. Ему захотелось покинуть Покипси, как только он въехал в город. Он быстро выбрался на шоссе, но гнетущее впечатление осталось тяжелым осадком, словно он увидел портрет собственной души.
На холме, где под холодным ветром раскачивались перепутанные ветви деревьев, детектив обнаружил здание, прежде бывшее государственной больницей. Психиатрическая лечебница располагалась в старинном особняке из красного кирпича, в викторианском стиле. Мрачные башенки стыли под холодным небом, словно окостеневшие останки, а во многих окнах темнели отсыревшие листы фанеры. Кое-где проблему с окнами решили более капитально – проемы были попросту заложены кирпичом. В целом это крыло наводило на мысль, что хозяева стремятся поскорее избавиться от клиентов и занять освободившиеся помещения под что-нибудь другое. По сравнению с более современным новым крылом эта часть дома казалась призраком, которого никак не могли изгнать местные экзорцисты.
За обычной некрашеной оградкой располагалась парковочная стоянка. Когда Норт выбрался из машины, он заметил, что все предупреждающие знаки висят вверх ногами.
Он счел это своего рода предупреждением.
10.20
Маленький административный корпус был разделен на множество плохо освещенных помещений. Лабиринт коридоров изобиловал тупиками и перекрестками без указателей. Но детективу все же удалось отыскать кабинет директора, над дверью которого висела табличка: «Доктор Ч. X. Салливан». Оставалось надеяться, что это правильная дверь.
Норт помедлил, чтобы справиться с собой.
«Ты знаешь свою роль. Осталось ее сыграть».
Он глубоко вздохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. В висках грохотала кровь. Норт спокойно постучал и шагнул в кабинет.
За столом сидел высокий утомленный мужчина года на два старше самого детектива. Он тут же удивленно уставился на посетителя.
– Непорядок,– пожаловался психиатр и принялся перебирать бумажки на столе.
Норт подождал, пока директор закончит дела, но тот, похоже, не собирался обращать на него внимание.
– Бумаги на столе и так лежат ровно, доктор Салливан. Полагаю, что…
– Наверняка,– отозвался директор более спокойным голосом,– но я не доктор Салливан.
Норт молча ждал продолжения.
– Я доктор Оук. Доктор Салливан ушел на пенсию в прошлом году. А кто вы?
Норт просто показал ему жетон.
– Информация, которая мне нужна, крайне важна. Простите, что отвлекаю вас от дел.
Детектив даже постарался придать голосу оттенок искренности.
Взгляд, который Оук бросил на посетителя, был более серьезным.
– Понятно. И что у вас за дело?
Норт достал фотографию, на которой был изображен старинный шприц, и положил ее на стол. Уставшим бесцветным голосом он задал вопрос:
– Это ваше?
– В смысле музейный экспонат?
Оук неохотно взял снимок. Изображение стеклянного предмета с серебряными насадками было ясным и отчетливым. И директор не мог не заметить гравировки ГГБ – Гудзонская государственная больница. Доктор Оук был удивлен и не скрывал этого.
– Откуда он у вас?
– Напоролся в городе.
Подробней рассказывать детектив не собирался. Оук прищурился, разглядывая фотографию.
– Таким и убить можно.
– Я уже в курсе. У вас не пропадал подобный шприц?
– Едва ли. У нас хранится, конечно, экспонат с тех пор, как открылся сам госпиталь.
– С каких пор?
– Тысяча восемьсот семьдесят первый год. Шприц, две иглы, дополнительный плунжер и проволочный ершик – все это в небольшой коробочке с шелковой подкладкой. Очень красивый набор.
– Похоже, вы хорошо помните свои экспонаты.
Оук спокойно принял комплимент.
– Далеко не во всех психиатрических центрах есть музеи. Неудивительно, что я интересуюсь всем, что касается моей специальности.
Он протянул фотографию обратно.
– Едва ли вы проделали такой путь, чтобы расследовать обычную кражу.
– Убит полицейский.
Лицо доктора Оука помрачнело.
Норт положил на стол снимок Гена и подтолкнул к директору поближе.
– Я пытаюсь выйти на след этого человека. Он вам знаком?
Оук ответил не сразу, осторожно взвешивая слова:
– Нет. Никогда не видел его прежде. Неужели этот молодой человек вломился в музей для того, чтобы выкрасть старинный шприц? Если у него наркозависимость, то он мог бы найти более подходящее лечебное учреждение или аптеку.
– Возможно. Но я полагаю, что он мог либо работать здесь, либо проходить курс лечения.
– Ясно.
– Вы уверены, что не узнаете его?
– Простите.
«Я хочу убить его! Протянуть руку и вырвать ему глаз».
– Попасть в ваш музей можно только по договоренности. Вы же записываете данные посетителей, по крайней мере?
Оук быстро проверил бумаги, лежащие на столе.
– К сожалению, эти записи не здесь. Вы можете сообщить его имя и фамилию?
– Ген. Это все, что мне известно.
– Не так много.
Доктор снял с вешалки пальто, взял связку ключей, которая болталась на гвоздике, искушая Норта с самого начала, и пригласил полицейского следовать за ним. Бросив взгляд на часы, психиатр сказал:
– Я могу уделить вам полчаса, после чего буду вынужден заняться делами. Давайте посмотрим, что можно сделать.
Музей за тяжелой деревянной дверью представлял собой пустынную неопрятную комнату, на полу которой белела слетевшая с потолка известка. Освещена комната была плохо, лампы горели едва-едва, и пахло здесь затхлостью и пылью.
Прямо посередине громоздился тяжелый стул с высокой спинкой, с ремнями на подлокотниках и у ножек. В сиденье имелось отверстие, а на подголовнике высилась устрашающая конструкция – коробка с экраном. Видимо, чтобы привязанный к стулу не мог кусаться и плеваться в окружающих.
Надпись на доске гласила: «Усмирительный стул Бенджамина Раша; ок. 1800». Норт с отвращением оглядел жуткое устройство.
«Кого же тут усмиряли?»
Странное изобретение для человека, который ставил свою подпись под «Декларацией независимости».
Остальные экспонаты, как выяснилось, были не лучше.
– Для чего вот это? – подозрительно спросил Норт, показывая на ящик, смахивавший на гроб, но с решеткой вместо крышки. Ящик висел на цепях, прикрепленных к потолку.
– Это ютикские ясли,– с гордостью пояснил Оук,– названные в честь государственной нью-йоркской психиатрической лечебницы в Ютике. Пациент спит внутри ящика, который раскачивают с целью успокоения. Это напоминает детскую колыбельку, и пациент спокойно засыпает, чувствуя себя в безопасности.
«Где бы мне раздобыть такие ясли?»
На стене позади колыбели висела смирительная рубашка, а рядом – что-то похожее на конские удила. Женский манекен красовался в синей студенческой униформе, которую носили ученики учебного заведения, когда-то прикрепленного к больнице. Были здесь и старые письменные столы, и книги по медицине. Под стеклом пыльных витрин лежали детали одежды, бутыли, веера, расчески и даже опасные бритвы.
Норта пробил холодный пот. По спине пробежали мурашки.
«Неужели это все предназначалось бы мне?»
Что же здесь вытворяли в давние времена с теми, кто терял рассудок?
– В те дни госпиталь, конечно, находился на самообеспечении,– заметил Оук, перебирая выставочные ящики.– Они держали ферму для прокорма, шили одежду, обувь и…
В одном из ящичков отчетливо виднелся прямоугольный отпечаток – чистый, без пыли. На этом месте недавно лежала какая-то коробочка.
– Судя по всему, ваш мистер Ген здесь действительно был.
Небольшая коричневая книга записей лежала на полке у двери. Оук с треском ее открыл и принялся листать, вычитывая имена последних посетителей. Это заняло немного времени.
– Г… Г… Нет, увы, никаких посетителей на букву «Г». Вы уверены, что запомнили имя правильно?
– Да.
«А с чего бы ему говорить правду?»
– А что там с фамилиями?
Оук начал сначала, но вскоре отрицательно покачал головой.
– Голдстоун. Герард. Никакого Гена нет.
«Он и не пытается поискать внимательней».
– С какого времени вы просматриваете посетителей?
– Да у нас их было не так и много. Это список за пять лет, к тому же далеко не все в него попадают.
«Ген. Что же не так?»
Норт уставился в книгу через плечо доктора Оука и принялся водить пальцем по именам посетителей: Д. Б. Коул, Эд Диббук, Джанет Кортланд М. Д., А. X. Ромер, снова Эд Диббук, Джейн Шоур. Джеу…
«Может, дело в этом? Может, пишется он не так?»
– Джен. Может, он пишется через «дж»? Посмотрите на «дж».
Оук подчинился, но догадка не оправдалась. Лишь четыре человека с именами на «дж» посетили музей за последние годы. Все они написали полные имена, все были женщинами. Никаких следов Гена.
Оук захлопнул книгу.
– Я сообщу в полицию, что у нас побывал грабитель. Но едва ли ваши коллеги заинтересуются этим случаем. Мне очень жаль, детектив, что вы проделали такой путь понапрасну.
11.00
Норт сидел в машине возле административного здания больницы и гадал, что делать: то ли поехать домой, то ли ринуться проверять все подряд. Он смотрел в серое небо, нависшее над Гудзоном и дальними горами. Густой лесок, окружавший больничные строения, из-за которого создавалось впечатление уединенности, затягивался дымкой приближающегося дождя.
Здесь парил дух открытого пространства, какого не найти в большом шумном городе. Шумели райские кущи, где он мог бы остаться навсегда. Впереди маячил холм – не головокружительной высоты, зато с него наверняка открывался красивый вид. В палате он смотрел бы в окно и наслаждался видом запущенного сада, а также неаппетитным зрелищем еще троих дебилов.
Норт потер слезящиеся, больные глаза. По крайней мере здесь он мог бы наконец отдохнуть. Скрыться с глаз долой.
«С глаз долой, вон из моего сердца. И рассудка. Превратиться в животное».
Резко зазвонил телефон. Детектив ждал этого звонка. Его удивило лишь то, что вызов прозвучал только сейчас.
– Я сказал Хиланду, что ты занимаешься этим случаем.
А вот это было неожиданно – звонил Мартинес.
– Я действительно занимаюсь этим случаем.
Норт завел двигатель и медленно развернул машину, чтобы выехать со стоянки.
– Хорошо, значит, мне даже не пришлось врать. Откопал что-нибудь новенькое?
– Нет, дурдом оказался пустой картой.
– Черт! Слушай, две вещи: Хиланд жаждет получить DD-5.
– Скажи, что отчет у него на столе.
– Он знает, что ничего на столе нет.
– Тогда скажи ему, что я наврал.
– Он с ума сойдет.
– Тем лучше для него. Что еще?
– Эш притащил результаты экспертизы по следам машины. Шины соответствуют фирменным от «Мишлен»-МХ4.
Норт сбросил газ и свернул к обочине. Достал ноутбук и принялся набивать новый файл.
– Дальше.
– Такие ставят на многих машинах. Но осколки стекла соответствуют осколкам левой передней фары седана «крайслер-себринг» выпуска две тысячи четвертого года. А такие машины оснащают шинами либо «Гудъеар Игл ЛС», либо МХ4.
Норт торопливо щелкал клавишами, схватывая информацию на лету.
– Есть. Что там насчет велосипеда?
– Эш сказал, что на рулевой стойке остались следы столкновения с машиной. Краска – серебристая, называется «графит-металлик». Это один из основных цветов «себринга».
«Ну, хоть где-то продвинулись».
– Что еще?
– В передней шине велосипеда найдены осколки стекла. Некоторые из них соответствуют осколкам передней левой фары «себринга».
– Именно этой машины или какой-нибудь похожей? – ухватился за это Норт.
Мартинес тотчас же откликнулся:
– Два фрагмента соответствуют друг другу. Одна и та же машина. Кто-то преследовал тебя.
Ген сел в эту машину!
Норта захлестнула волна паники.
– Транспортный отдел уже передал в розыск снимки с видеокамер?
– Я за всем не успеваю, но стараюсь.
– Мы должны добыть нормальные снимки с этих записей!
– Эй, я же сказал, что стараюсь. Вот сейчас я получил списки всех зарегистрированных владельцев «себрингов», которые соответствуют описаниям. Мы идем за ними по пятам. Разве это плохо?
У Норта словно гора с плеч свалилась. Нужно вернуться и просмотреть записи камер видеонаблюдения.
Детектив посмотрел в зеркало заднего вида. И внезапно обнаружил позади машины черную фигуру, отчетливо выделявшуюся на фоне дождя.
Человек забарабанил в боковое окошко.
– Детектив Норт! Детектив Норт!
Удивленный Норт выключил телефон. И выглянул из окошка, чтобы получше рассмотреть странного человека. Это был доктор Оук. Норт опустил стекло в окошке.
– Я так рад, что успел вас поймать!
– Чем могу помочь?
– Дело в записях посетителей.– Психиатр отогнул полу плаща и показал коричневую книжку.– Я снова просмотрел ее и внезапно вспомнил, что знаю одно из имен.
Оук просунул книгу в окошко. Норт открыл ее на первой странице, но Оук показал, куда нужно пролистать.
– В прошлом году мы лечили одну пациентку, лечение продолжалось несколько недель. Ее звали Кассандра Диббук.
– Она посещала музей?
– Нет, но в то же время появились записи с посетителем музея под той же фамилией. Видите, вот! Эд Диббук.
Норт старался быть вежливым. Диббук посетил музей несколько раз – чаще, чем кто-либо, но ничего подозрительного в этом не было.
– Я позвонил в психиатрический центр. Этот посетитель – ее сын.
– Но вы сказали, что не узнаете парня на фотографии.
– Да я никогда не видел ее сына! Но другие доктора могли видеть. Этот человек ходил сюда, чтобы навещать мать. Дело в том, что его имя вовсе не Эд Диббук! – Оук ткнул пальцем в выцветшие чернила.– Тут написано, видите? Он пропустил точку. Должно быть написано: Э. Д. Диббук.
Норт закрыл книгу и вернул ее доктору.
– Боюсь, я вас не понимаю. Оук улыбнулся.
– Сына Кассандры Диббук, детектив, звали Эжен.
Норт торопливо шагал к главному зданию, едва поспевая за доктором Оуком.
«Пусть его кто-нибудь опознает, пожалуйста!»
Из-за проливного дождя за окном в приемной царил полумрак. Оук ушел, чтобы отыскать докторов, которые лечили Кассандру Диббук.
Норт показал фотографию тем, кто сидел на приеме. Увы, никто не узнал Гена. Вскоре вернулся Оук, ведя за собой небольшую шумную группу раздраженных психиатров.
Одна из докторов, невысокая рыжеволосая женщина, подтвердила, что парень на снимке напоминает ей Эжена Диббука, но больше ничего не могла добавить. Потом подошел старший администратор. Начались споры.
Оук, судя по всему, смутился. Все кричали друг на друга. Администратор бушевал, а потом повернулся к Норту.
– Простите, но мы больше не можем вам ничего сказать.
«Поверить не могу!»
– Я не собираюсь читать медицинские карты. Мне нужно знать, как найти Эжена или Кассандру Диббук.
– Мы связаны клятвой Гиппократа. И сведения о пациентах – тайна. Мы даже не отвечаем на вопросы, здесь ли наш пациент!
Шпилька была отпущена явно в адрес доктора Оука. Ему следовало держать язык за зубами.
Норта охватило отчаяние. Уже не в первый раз ему приходилось сталкиваться с законом о тайне личности.
Правила, установленные Ассоциацией страхового здравоохранения, соблюдались железно. На практике иногда доходило до идиотизма. Был случай, когда он хотел допросить жертву преступления – женщину, в которую стреляли. Ему нужно было описание преступника. Чтобы узнать, в какой именно больнице находится жертва, и получить разрешение на посещение, понадобилось два дня. За это время женщина умерла.
Норт впился пальцами в стол.
– Видимо, я выразился нечетко. Я расследую убийство. Убит офицер полиции.
– Полагаю, это я выразился нечетко. Нет!
11.38
Норт влетел в машину и вырулил на шоссе.
«Это не последний шанс».
Он поехал к центру города.
«У меня нет времени, чтобы получить разрешение. Диббук, Диббук. Что же это за фамилия? Польская? Датская?»
Он попытался восстановить в памяти страницу книги. Жаль, что не переписал ее.
«Как же это пишется?»
Вспомнились каракули, начертанные рукой Гена.
«Диббук. Д-и?.. Д-у?.. Д-и-б-б…»
Совсем рядом! Он даже чувствовал запах добычи. Не глядя по сторонам, детектив бросил машину к обочине. Вытряхнул из кармана мобильный телефон и набрал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Посетить музей можно по предварительной договоренности.
– Что это за музей, если туда пускают по договоренности? – спросил Норт дрогнувшим голосом.
– Наш.
Детектив проехал через перекресток и повернул в сторону центра города.
– И когда мне можно будет подъехать?
Он услышал, как зашуршали страницы,– видимо, секретарь листал ежедневник.
– Полагаю, что подойдет следующий вторник, с девяти до десяти утра.
– Я буду через час.
Норт отключил телефон и сосредоточил все внимание на том, чтобы попасть трубкой в карман и не промахнуться.
9.57
В Покипси все еще царила великая депрессия. Главная улица, петляя, поднималась от реки Гудзон до центра города, который отличался от остальных районов множеством магазинов и прогулочными аллеями. Норт медленно ехал вперед, отыскивая путь от Фултон-стрит до Чене-драйв, и окружающее запустение давило на него все сильнее. Ему захотелось покинуть Покипси, как только он въехал в город. Он быстро выбрался на шоссе, но гнетущее впечатление осталось тяжелым осадком, словно он увидел портрет собственной души.
На холме, где под холодным ветром раскачивались перепутанные ветви деревьев, детектив обнаружил здание, прежде бывшее государственной больницей. Психиатрическая лечебница располагалась в старинном особняке из красного кирпича, в викторианском стиле. Мрачные башенки стыли под холодным небом, словно окостеневшие останки, а во многих окнах темнели отсыревшие листы фанеры. Кое-где проблему с окнами решили более капитально – проемы были попросту заложены кирпичом. В целом это крыло наводило на мысль, что хозяева стремятся поскорее избавиться от клиентов и занять освободившиеся помещения под что-нибудь другое. По сравнению с более современным новым крылом эта часть дома казалась призраком, которого никак не могли изгнать местные экзорцисты.
За обычной некрашеной оградкой располагалась парковочная стоянка. Когда Норт выбрался из машины, он заметил, что все предупреждающие знаки висят вверх ногами.
Он счел это своего рода предупреждением.
10.20
Маленький административный корпус был разделен на множество плохо освещенных помещений. Лабиринт коридоров изобиловал тупиками и перекрестками без указателей. Но детективу все же удалось отыскать кабинет директора, над дверью которого висела табличка: «Доктор Ч. X. Салливан». Оставалось надеяться, что это правильная дверь.
Норт помедлил, чтобы справиться с собой.
«Ты знаешь свою роль. Осталось ее сыграть».
Он глубоко вздохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. В висках грохотала кровь. Норт спокойно постучал и шагнул в кабинет.
За столом сидел высокий утомленный мужчина года на два старше самого детектива. Он тут же удивленно уставился на посетителя.
– Непорядок,– пожаловался психиатр и принялся перебирать бумажки на столе.
Норт подождал, пока директор закончит дела, но тот, похоже, не собирался обращать на него внимание.
– Бумаги на столе и так лежат ровно, доктор Салливан. Полагаю, что…
– Наверняка,– отозвался директор более спокойным голосом,– но я не доктор Салливан.
Норт молча ждал продолжения.
– Я доктор Оук. Доктор Салливан ушел на пенсию в прошлом году. А кто вы?
Норт просто показал ему жетон.
– Информация, которая мне нужна, крайне важна. Простите, что отвлекаю вас от дел.
Детектив даже постарался придать голосу оттенок искренности.
Взгляд, который Оук бросил на посетителя, был более серьезным.
– Понятно. И что у вас за дело?
Норт достал фотографию, на которой был изображен старинный шприц, и положил ее на стол. Уставшим бесцветным голосом он задал вопрос:
– Это ваше?
– В смысле музейный экспонат?
Оук неохотно взял снимок. Изображение стеклянного предмета с серебряными насадками было ясным и отчетливым. И директор не мог не заметить гравировки ГГБ – Гудзонская государственная больница. Доктор Оук был удивлен и не скрывал этого.
– Откуда он у вас?
– Напоролся в городе.
Подробней рассказывать детектив не собирался. Оук прищурился, разглядывая фотографию.
– Таким и убить можно.
– Я уже в курсе. У вас не пропадал подобный шприц?
– Едва ли. У нас хранится, конечно, экспонат с тех пор, как открылся сам госпиталь.
– С каких пор?
– Тысяча восемьсот семьдесят первый год. Шприц, две иглы, дополнительный плунжер и проволочный ершик – все это в небольшой коробочке с шелковой подкладкой. Очень красивый набор.
– Похоже, вы хорошо помните свои экспонаты.
Оук спокойно принял комплимент.
– Далеко не во всех психиатрических центрах есть музеи. Неудивительно, что я интересуюсь всем, что касается моей специальности.
Он протянул фотографию обратно.
– Едва ли вы проделали такой путь, чтобы расследовать обычную кражу.
– Убит полицейский.
Лицо доктора Оука помрачнело.
Норт положил на стол снимок Гена и подтолкнул к директору поближе.
– Я пытаюсь выйти на след этого человека. Он вам знаком?
Оук ответил не сразу, осторожно взвешивая слова:
– Нет. Никогда не видел его прежде. Неужели этот молодой человек вломился в музей для того, чтобы выкрасть старинный шприц? Если у него наркозависимость, то он мог бы найти более подходящее лечебное учреждение или аптеку.
– Возможно. Но я полагаю, что он мог либо работать здесь, либо проходить курс лечения.
– Ясно.
– Вы уверены, что не узнаете его?
– Простите.
«Я хочу убить его! Протянуть руку и вырвать ему глаз».
– Попасть в ваш музей можно только по договоренности. Вы же записываете данные посетителей, по крайней мере?
Оук быстро проверил бумаги, лежащие на столе.
– К сожалению, эти записи не здесь. Вы можете сообщить его имя и фамилию?
– Ген. Это все, что мне известно.
– Не так много.
Доктор снял с вешалки пальто, взял связку ключей, которая болталась на гвоздике, искушая Норта с самого начала, и пригласил полицейского следовать за ним. Бросив взгляд на часы, психиатр сказал:
– Я могу уделить вам полчаса, после чего буду вынужден заняться делами. Давайте посмотрим, что можно сделать.
Музей за тяжелой деревянной дверью представлял собой пустынную неопрятную комнату, на полу которой белела слетевшая с потолка известка. Освещена комната была плохо, лампы горели едва-едва, и пахло здесь затхлостью и пылью.
Прямо посередине громоздился тяжелый стул с высокой спинкой, с ремнями на подлокотниках и у ножек. В сиденье имелось отверстие, а на подголовнике высилась устрашающая конструкция – коробка с экраном. Видимо, чтобы привязанный к стулу не мог кусаться и плеваться в окружающих.
Надпись на доске гласила: «Усмирительный стул Бенджамина Раша; ок. 1800». Норт с отвращением оглядел жуткое устройство.
«Кого же тут усмиряли?»
Странное изобретение для человека, который ставил свою подпись под «Декларацией независимости».
Остальные экспонаты, как выяснилось, были не лучше.
– Для чего вот это? – подозрительно спросил Норт, показывая на ящик, смахивавший на гроб, но с решеткой вместо крышки. Ящик висел на цепях, прикрепленных к потолку.
– Это ютикские ясли,– с гордостью пояснил Оук,– названные в честь государственной нью-йоркской психиатрической лечебницы в Ютике. Пациент спит внутри ящика, который раскачивают с целью успокоения. Это напоминает детскую колыбельку, и пациент спокойно засыпает, чувствуя себя в безопасности.
«Где бы мне раздобыть такие ясли?»
На стене позади колыбели висела смирительная рубашка, а рядом – что-то похожее на конские удила. Женский манекен красовался в синей студенческой униформе, которую носили ученики учебного заведения, когда-то прикрепленного к больнице. Были здесь и старые письменные столы, и книги по медицине. Под стеклом пыльных витрин лежали детали одежды, бутыли, веера, расчески и даже опасные бритвы.
Норта пробил холодный пот. По спине пробежали мурашки.
«Неужели это все предназначалось бы мне?»
Что же здесь вытворяли в давние времена с теми, кто терял рассудок?
– В те дни госпиталь, конечно, находился на самообеспечении,– заметил Оук, перебирая выставочные ящики.– Они держали ферму для прокорма, шили одежду, обувь и…
В одном из ящичков отчетливо виднелся прямоугольный отпечаток – чистый, без пыли. На этом месте недавно лежала какая-то коробочка.
– Судя по всему, ваш мистер Ген здесь действительно был.
Небольшая коричневая книга записей лежала на полке у двери. Оук с треском ее открыл и принялся листать, вычитывая имена последних посетителей. Это заняло немного времени.
– Г… Г… Нет, увы, никаких посетителей на букву «Г». Вы уверены, что запомнили имя правильно?
– Да.
«А с чего бы ему говорить правду?»
– А что там с фамилиями?
Оук начал сначала, но вскоре отрицательно покачал головой.
– Голдстоун. Герард. Никакого Гена нет.
«Он и не пытается поискать внимательней».
– С какого времени вы просматриваете посетителей?
– Да у нас их было не так и много. Это список за пять лет, к тому же далеко не все в него попадают.
«Ген. Что же не так?»
Норт уставился в книгу через плечо доктора Оука и принялся водить пальцем по именам посетителей: Д. Б. Коул, Эд Диббук, Джанет Кортланд М. Д., А. X. Ромер, снова Эд Диббук, Джейн Шоур. Джеу…
«Может, дело в этом? Может, пишется он не так?»
– Джен. Может, он пишется через «дж»? Посмотрите на «дж».
Оук подчинился, но догадка не оправдалась. Лишь четыре человека с именами на «дж» посетили музей за последние годы. Все они написали полные имена, все были женщинами. Никаких следов Гена.
Оук захлопнул книгу.
– Я сообщу в полицию, что у нас побывал грабитель. Но едва ли ваши коллеги заинтересуются этим случаем. Мне очень жаль, детектив, что вы проделали такой путь понапрасну.
11.00
Норт сидел в машине возле административного здания больницы и гадал, что делать: то ли поехать домой, то ли ринуться проверять все подряд. Он смотрел в серое небо, нависшее над Гудзоном и дальними горами. Густой лесок, окружавший больничные строения, из-за которого создавалось впечатление уединенности, затягивался дымкой приближающегося дождя.
Здесь парил дух открытого пространства, какого не найти в большом шумном городе. Шумели райские кущи, где он мог бы остаться навсегда. Впереди маячил холм – не головокружительной высоты, зато с него наверняка открывался красивый вид. В палате он смотрел бы в окно и наслаждался видом запущенного сада, а также неаппетитным зрелищем еще троих дебилов.
Норт потер слезящиеся, больные глаза. По крайней мере здесь он мог бы наконец отдохнуть. Скрыться с глаз долой.
«С глаз долой, вон из моего сердца. И рассудка. Превратиться в животное».
Резко зазвонил телефон. Детектив ждал этого звонка. Его удивило лишь то, что вызов прозвучал только сейчас.
– Я сказал Хиланду, что ты занимаешься этим случаем.
А вот это было неожиданно – звонил Мартинес.
– Я действительно занимаюсь этим случаем.
Норт завел двигатель и медленно развернул машину, чтобы выехать со стоянки.
– Хорошо, значит, мне даже не пришлось врать. Откопал что-нибудь новенькое?
– Нет, дурдом оказался пустой картой.
– Черт! Слушай, две вещи: Хиланд жаждет получить DD-5.
– Скажи, что отчет у него на столе.
– Он знает, что ничего на столе нет.
– Тогда скажи ему, что я наврал.
– Он с ума сойдет.
– Тем лучше для него. Что еще?
– Эш притащил результаты экспертизы по следам машины. Шины соответствуют фирменным от «Мишлен»-МХ4.
Норт сбросил газ и свернул к обочине. Достал ноутбук и принялся набивать новый файл.
– Дальше.
– Такие ставят на многих машинах. Но осколки стекла соответствуют осколкам левой передней фары седана «крайслер-себринг» выпуска две тысячи четвертого года. А такие машины оснащают шинами либо «Гудъеар Игл ЛС», либо МХ4.
Норт торопливо щелкал клавишами, схватывая информацию на лету.
– Есть. Что там насчет велосипеда?
– Эш сказал, что на рулевой стойке остались следы столкновения с машиной. Краска – серебристая, называется «графит-металлик». Это один из основных цветов «себринга».
«Ну, хоть где-то продвинулись».
– Что еще?
– В передней шине велосипеда найдены осколки стекла. Некоторые из них соответствуют осколкам передней левой фары «себринга».
– Именно этой машины или какой-нибудь похожей? – ухватился за это Норт.
Мартинес тотчас же откликнулся:
– Два фрагмента соответствуют друг другу. Одна и та же машина. Кто-то преследовал тебя.
Ген сел в эту машину!
Норта захлестнула волна паники.
– Транспортный отдел уже передал в розыск снимки с видеокамер?
– Я за всем не успеваю, но стараюсь.
– Мы должны добыть нормальные снимки с этих записей!
– Эй, я же сказал, что стараюсь. Вот сейчас я получил списки всех зарегистрированных владельцев «себрингов», которые соответствуют описаниям. Мы идем за ними по пятам. Разве это плохо?
У Норта словно гора с плеч свалилась. Нужно вернуться и просмотреть записи камер видеонаблюдения.
Детектив посмотрел в зеркало заднего вида. И внезапно обнаружил позади машины черную фигуру, отчетливо выделявшуюся на фоне дождя.
Человек забарабанил в боковое окошко.
– Детектив Норт! Детектив Норт!
Удивленный Норт выключил телефон. И выглянул из окошка, чтобы получше рассмотреть странного человека. Это был доктор Оук. Норт опустил стекло в окошке.
– Я так рад, что успел вас поймать!
– Чем могу помочь?
– Дело в записях посетителей.– Психиатр отогнул полу плаща и показал коричневую книжку.– Я снова просмотрел ее и внезапно вспомнил, что знаю одно из имен.
Оук просунул книгу в окошко. Норт открыл ее на первой странице, но Оук показал, куда нужно пролистать.
– В прошлом году мы лечили одну пациентку, лечение продолжалось несколько недель. Ее звали Кассандра Диббук.
– Она посещала музей?
– Нет, но в то же время появились записи с посетителем музея под той же фамилией. Видите, вот! Эд Диббук.
Норт старался быть вежливым. Диббук посетил музей несколько раз – чаще, чем кто-либо, но ничего подозрительного в этом не было.
– Я позвонил в психиатрический центр. Этот посетитель – ее сын.
– Но вы сказали, что не узнаете парня на фотографии.
– Да я никогда не видел ее сына! Но другие доктора могли видеть. Этот человек ходил сюда, чтобы навещать мать. Дело в том, что его имя вовсе не Эд Диббук! – Оук ткнул пальцем в выцветшие чернила.– Тут написано, видите? Он пропустил точку. Должно быть написано: Э. Д. Диббук.
Норт закрыл книгу и вернул ее доктору.
– Боюсь, я вас не понимаю. Оук улыбнулся.
– Сына Кассандры Диббук, детектив, звали Эжен.
Норт торопливо шагал к главному зданию, едва поспевая за доктором Оуком.
«Пусть его кто-нибудь опознает, пожалуйста!»
Из-за проливного дождя за окном в приемной царил полумрак. Оук ушел, чтобы отыскать докторов, которые лечили Кассандру Диббук.
Норт показал фотографию тем, кто сидел на приеме. Увы, никто не узнал Гена. Вскоре вернулся Оук, ведя за собой небольшую шумную группу раздраженных психиатров.
Одна из докторов, невысокая рыжеволосая женщина, подтвердила, что парень на снимке напоминает ей Эжена Диббука, но больше ничего не могла добавить. Потом подошел старший администратор. Начались споры.
Оук, судя по всему, смутился. Все кричали друг на друга. Администратор бушевал, а потом повернулся к Норту.
– Простите, но мы больше не можем вам ничего сказать.
«Поверить не могу!»
– Я не собираюсь читать медицинские карты. Мне нужно знать, как найти Эжена или Кассандру Диббук.
– Мы связаны клятвой Гиппократа. И сведения о пациентах – тайна. Мы даже не отвечаем на вопросы, здесь ли наш пациент!
Шпилька была отпущена явно в адрес доктора Оука. Ему следовало держать язык за зубами.
Норта охватило отчаяние. Уже не в первый раз ему приходилось сталкиваться с законом о тайне личности.
Правила, установленные Ассоциацией страхового здравоохранения, соблюдались железно. На практике иногда доходило до идиотизма. Был случай, когда он хотел допросить жертву преступления – женщину, в которую стреляли. Ему нужно было описание преступника. Чтобы узнать, в какой именно больнице находится жертва, и получить разрешение на посещение, понадобилось два дня. За это время женщина умерла.
Норт впился пальцами в стол.
– Видимо, я выразился нечетко. Я расследую убийство. Убит офицер полиции.
– Полагаю, это я выразился нечетко. Нет!
11.38
Норт влетел в машину и вырулил на шоссе.
«Это не последний шанс».
Он поехал к центру города.
«У меня нет времени, чтобы получить разрешение. Диббук, Диббук. Что же это за фамилия? Польская? Датская?»
Он попытался восстановить в памяти страницу книги. Жаль, что не переписал ее.
«Как же это пишется?»
Вспомнились каракули, начертанные рукой Гена.
«Диббук. Д-и?.. Д-у?.. Д-и-б-б…»
Совсем рядом! Он даже чувствовал запах добычи. Не глядя по сторонам, детектив бросил машину к обочине. Вытряхнул из кармана мобильный телефон и набрал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37