«Не…»
«Они наблюдают за нами…»
«Осторожно…»
«Они следят, они хотят зла…»
Он небрежно сунул кинжал на полку, и тот свалился на пол. Наклоняясь за оружием, Ген быстро подобрал странную бумажку.
«Умно…»
«Отличная работа…»
Ген продолжил разглядывать комнату, не выпуская из пальцев клочок бумаги. С полчаса он бродил по спальне, потом отправился в ванную, чтобы принять душ.
Только вешая халат на крючок, пленник улучил момент, чтобы пробежать глазами записку.
Там были цифры. Что это? Код замка на двери? Но он уже открыл эту дверь.
«Другая дверь? Может, получится бежать из плена? Однажды это уже удалось, значит, удастся снова».
Банковский счет? Или телефонный номер? Ген знал наверняка только одно: эти цифры написаны его собственной рукой.
«Один из вас знает, что это такое!»
«Да, но я не могу сказать…»
«Почему?»
«Ты потребовал от меня поклясться, что я не открою эту тайну…»
Зачем ему понадобилось хранить этот странный шифр? Чтобы дать себе знать, что он в опасности? Полная ерунда. Наверняка причина крылась в чем-то другом, более важном.
Он помнил рождение, агонию, крик… и нож у горла сразу после родов. Киклад? Атанатос?
«Кто мы?»

Книга третья
Жизнь без испытаний – это не жизнь.
Сократ
Охота на человека
Портер прибыл в аэропорт в четырнадцать тридцать на самолете французской авиалинии, рейс AF8994. Даже в толпе народа он чувствовал себя одиноким. Хорошо, что он решил лететь с пересадкой в Париже! Все пассажиры с Ближнего Востока, невзирая на национальность, надолго застревали возле паспортного контроля.
В качестве багажа у него был чемодан на колесиках. Еще не очнувшись от долгого перелета, после которого кружилась голова и звенело в ушах, доктор вышел на улицу, волоча за собой чемодан. По пути трое или четверо местных жителей обратились к нему с вопросами, но он не понял их из-за непривычного произношения. Портер так долго жил в Ливане, что любой другой акцент превращал английский язык в непонятную тарабарщину.
Сорок пять долларов плюс чаевые, и желтое такси помчало его в Манхэттен через Квинс. Мерцающие огни походили на тысячи ночников у детских кроватей, зажженных для того, чтобы прогнать ночные страхи.
Для города, который никогда не спит, Манхэттен выглядел слишком вялым и сонным, что несколько успокоило Портера.
Такси доставило его к отелю «Пенсильвания» на Седьмой авеню, через дорогу от станции Пенн. Доктор потащил чемодан через пустынную улицу и толкнул стеклянные двери гостиницы. Когда он добрался до конца длинного роскошного вестибюля, его окликнули странные небесные голоса, исполненные хрустального звона. Заглянув за бронзовую статую, Портер увидел двоих служащих отеля, которые стояли на приставной лестнице у стола регистрации и мыли огромную роскошную люстру с хрустальными подвесками.
Портер заплатил за самый дешевый номер, взял ключи и поднялся на девятый этаж. Коридор, выкрашенный зеленой краской, был самым широким изо всех гостиничных коридоров, которые он встречал на своем веку. Номер оказался выцветшим и несколько обшарпанным, зато чистым. И оснащенным всем необходимым. Можно было выбирать из двух кроватей, каждая из которых стояла у стены. Душевая была маленькой кабинкой, выложенной кафелем. Зайдя туда, доктор почувствовал себя еще более уставшим.
В дни былой славы этот отель считался одним из лучших – роскошный и дорогой уголок. Но на закате жизни он начал тускнеть и трескаться, превращаясь в пустую оболочку, покинутую обитателями. Комнаты одна за другой закрывались, словно сухие листья, опадающие с умирающего дерева.
Портер сбросил ботинки и достал из чемодана записную книжку. После чего сел за узкий деревянный стол. В аэропорту Шарль де Голль он обзавелся путеводителем по Нью-Йорку – маленькой серой брошюркой с картой города и крохотным компасом на обложке. Настала пора разработать план действий.
В пяти районах Нью-Йорка жило и работало семь миллионов человек разных национальностей, говоривших на разных языках. В путеводителе утверждалось, что здесь больше итальянцев, чем в Риме, больше ирландцев, чем в Дублине, и больше евреев, чем в Иерусалиме, но этот факт не отпугнул доктора.
За время перелета Портер внимательно изучил газету, которую передала ему Айша, начиная понимать, как много она хотела ему сказать. Одна-единственная картинка таила в себе множество вопросов, как и статья, подчеркнутая карандашом. В ней сообщалось многое – имена и места событий, но не было ни фамилий мужчин, изображенных на снимке, ни имени того полицейского, что вел расследование.
Можно отыскать какие-нибудь следы, если начать поиски с музея Метрополитен. Но ему нужны не следы, а точные ответы. Все, что Портер знал об этом городе, он почерпнул из фильмов и новостей. Он не представлял себе, с чего следует начинать поиски. Потребуется список всех полицейских участков Манхэттена, и, возможно, в одном из них ему смогут помочь. А еще местные газеты должны были напечатать новые сообщения о происшествии. Возможно, они тоже наведут на след.
Портер открыл карту и отыскал на пересечении Сорок второй улицы и Пятой авеню Нью-Йоркскую общественную библиотеку.
Завтракал доктор не у Тиффани, а в кафе через дорогу от «Пенсильвании». Официанткой там работала милая русская девушка по имени Ирина. Не то чтобы Портер выбирал ресторан наугад, просто он не знал города, а в этой дыре не нашлось ничего другого, кроме дешевого кафе. Он купил еду навынос – шел и жевал. Моросил дождь, и это было приятно, особенно после знойных холмов Азии.
При дневном освещении Нью-Йорк представал совершенно другим городом, чем казался вчерашней ночью. Водоворот городской суеты кружил и затягивал. Густой поток машин и пешеходов бешено несся вдоль улиц, повинуясь сигналам указателей. Когда потоки сталкивались, перекрестки превращались в гудящий пчелиный улей, где каждый – и водитель, и пешеход – двигался в заданном, непонятном для чужака ритме дорожного танца.
Доктор добрался наконец до городской библиотеки и с облегчением покосился на двух неподвижных каменных львов, охраняющих вход.
На первом этаже он оставил промокший плащ в гардеробе и уточнил, куда ему идти. Комната 108. Он направился прямо по коридору, затененному мраморной колоннадой, к «читальному залу периодических изданий». Как ему сказали, газеты здесь хранились в течение двух–четырех недель.
Портер подозревал, что все необходимое таится в этих листах прямо перед ним. Он собрал на своем столе все, что мог отыскать: последние за неделю номера «Нью-Йорк пост», «Дейли ньюс» и «Нью-Йорк таймс». Едва ли «Уолл-стрит джорнал» содержал сведения по искомому вопросу, поэтому ее доктор отбраковал, как и «Обсервер», и «Виллидж войс». Но в зале обнаружились другие журналы и газеты, печатающие городские и общественные известия, в которых могли найтись недостающие подробности.
К поискам доктор приступил со всем тщанием. Он разбирал стопку за стопкой, просматривая даже первые страницы, хотя история в музее едва ли могла показаться редакторам настолько значимой, чтобы пустить ее на первой полосе. Наконец на странице одиннадцать он впервые наткнулся на художественное описание хулиганства в музее. Постепенно он выудил из периодики более подробную информацию о происшествии, в том числе имена и фамилии участников. Оставалось найти того, кто был ему нужен.
В главном читальном зале библиотеки, увенчанном раскрашенным потолком, Портеру разрешили на целых полчаса воспользоваться одним из компьютеров. Он отыскал то, что ему требовалось, на удивление быстро, хотя с длинным списком адресов и телефонов пришлось повозиться. Еще доктор распечатал карты города и тех районов, которые его заинтересовали.
Спустившись в вестибюль, он выгреб из кармана горсть монет по 25 центов и набрал номер на городском телефоне.
– Четвертый участок.
– Да. Могу я поговорить с детективом Джеймсом Нортом?
– Кто его спрашивает?
– Моя фамилия Портер. Доктор Уильям Портер.
Ему с трудом удавалось скрыть дрожь в голосе. Если женщина по ту сторону трубки почует что-то неладное, она не скажет ему ничего.
– Что ему передать?
– Спросите, не мучают ли его ночные кошмары.
ГГБ

Среда, 7.21
Квартира докрасна раскалялась от его отчаяния. Как только выпадала свободная минута, Норт всей кожей ощущал неотвратимость, врастающую в его кости. Рок навис над ним, словно дамоклов меч, грозя разрубить пополам. Он держался из последних сил, чувствуя, что вот-вот сорвется в пропасть безумия.
Что с ним? Неужели это он нарисовал на стене быка, вывозив пальцы в собственном дерьме? Детектив чувствовал на голой коже горячее дыхание страшного зверя и боялся смотреть в его ненавидящие глаза.
Норт надел теплое пальто и вышел, злобно завидуя тем, кто еще мирно спал в своей кровати.
Вчера он оставил машину почти в четырех кварталах от дома, иначе не оберешься хлопот. Норт не любил приезжать домой на служебной машине, слишком уж это было заметно. Словно орать в рупор, что здесь, в этом доме, живет поганый коп. Такие заявления здорово осложняют жизнь.
Водительское сиденье было холодным и влажным. Он включил подогрев и принялся греть руки над струей теплого воздуха.
Улицы были пустынны. Если выехать на бульвар Макгиннеса, можно быстро проскочить Уильямсбургский мост. Но сегодня он не собирался ехать в центр города. У него были дела в другом месте. Детектив повел машину на север, по шоссе I-278.
8.13
Норт поехал на Сто восемьдесят седьмую улицу, в западной части Бельмонт-авеню. Кто-то из сорок восьмого участка советовал посетить кабачок в этом месте, у которого есть охраняемая стоянка. Есть шанс по возвращении найти машину на том же месте, куда ее поставил. И добро пожаловать в южный Бронкс! Как сказал Тим Дог: «Сучий Комптон».
С ностальгией вспоминая бурные семидесятые годы, детектив разглядывал Бронкс, который сильно напоминал послевоенный Берлин. Местные жители до сих пор были не прочь поджечь собственный дом, чтобы получить денежки за страховку. Здесь чернеет выжженными окнами каменный дом, там – одна крыша осталась. Большинство развалин вот-вот рухнет. А рядом – веселая линия семейных коттеджей, новеньких и чистых. Тут только отстраиваются. И повсюду – брошенные автомобили, злобные надписи и угрюмые взгляды. В голове не стихали тревожные звоночки. «Сучий Комптон».
Норт постучал в обшарпанную дверь дома номер два-С. Он услышал, как внутри со звоном набросили цепочку и отперли замок. Потрескавшаяся деревянная дверь со скрипом отворилась.
– Чего надо?
– Самуэль Бейли?
Минутная заминка.
– Не знаю такого.
Норт показал свой жетон.
– Думаю, сэр, вы знаете, кто такой Самуэль Бейли.– Все, что он мог разглядеть в проеме двери,– это щетка седых волос и красный пористый нос.– Прошу прощения за ранний визит.
– Ты чокнулся, что ли?
Норт промолчал. Честно говоря, он сам не был уверен в собственной вменяемости.
– Ты из Красного Креста? Если да, то разговора не будет.
– Нет, я не из Красного Креста, сэр. Я из полиции. Я звонил…
– Я трубку не беру.
– Мне нужно всего пять минут вашего времени.
– Для чего?
Норт подавил раздражение.
– Может, мы продолжим разговор в квартире?
– А что, у меня проблемы?
«Похоже, да».
– Мне порекомендовали вас как эксперта. Насколько я понимаю, вы разбираетесь в старинных медицинских инструментах?
– Типа да. Порекомендовали, говоришь?
– Мне нужен ваш совет.
Норт выудил из кармана фотографию старинного шприца и поднес ее к двери, чтобы Бейли смог рассмотреть снимок.
– Так что, вам нужна консультация? Не задаром, понимаешь?
«Наконец-то!»
– Что вы хотите?
Бейли облизался.
– Э… я… я не ел уже два дня. Бутерброд? И наверное, что-то, чтобы его запить. Славный крепкий бурбон.
Есть старая поговорка: в Америке не голодают. Это неправда. Голодают, только для этого нужно постараться.
Самуэль Бейли схватил коробочку с бутербродом и прижал к груди, словно боялся, что ее сейчас отнимут. На банку содовой он посмотрел с презрением. Потом направился вглубь дома, лавируя между серыми железными конструкциями и жалкими искореженными жестянками, которые составляли большую часть интерьера.
От этих апартаментов у Норта мурашки пошли по спине. В нос шибануло ароматами давно не мытого тела и застарелой мочи. В крохотной квартирке не нашлось места для отдельной кухни, поэтому барная стойка и электрическая плита стояли в жилой комнате, в дальнем углу. Детектив отметил, что хозяин давно уже не готовил: керамическая поверхность плиты была покрыта густым слоем жирной пыли.
Бейли нашел то, что искал. Он вытащил толстый справочник из груды журналов, принялся листать его одной рукой. Во второй он держал фотографию.
– Отличное состояние. Это кому-то принадлежит?
Эксперт был одет в боксерские трусы и потрепанный халат, который распахнулся и явил Норту неаппетитное зрелище тощих ног.
– Если только мы не найдем его хозяина, шприц будет храниться у нас до ближайшего аукциона.
– Прекрасная работа! Отделка серебром высокой пробы. Выгравированные вручную цифры на стеклянной поверхности. Сделан примерно в тысяча восемьсот семидесятом году Фергюсоном из Лондона.
– Вы видели такие вещи прежде? Я хотел узнать, где можно достать такую штуку?
– Я бы отправился на «И-Бей».
Верхняя губа Бейли, заросшая темной щетиной, почтительно дрожала, когда он разглядывал необычный экспонат.
– На « И-Бей » легко засветиться. А если вы не хотите светиться?
– Бримфилд.
– Что это?
Норт полез в карман за блокнотом. Блокнота там не оказалось.
– Бримфилд, штат Массачусетс, там проводится самый большой аукцион на открытом воздухе. По антиквариату. Пять тысяч специалистов со всей страны. Восемьсот квадратных акров под стенды. Можно выставить или купить все, что хочешь, и на тебя даже не обратят внимание. Бримфилд!
В другом кармане тоже не было блокнота.
– Адрес знаете?
– Конечно, но еще рано. Аукцион длится пять дней. Он проводится в мае, июле и сентябре. До сентябрьского аукциона три недели.
«Тупик, это не то».
Норт обшарил все свои карманы.
«Где же мой блокнот?»
У него была ручка, но не было записной книжки. Оставалась фотография Гена, которую он скопировал с видеозаписи. Норт показал ее эксперту.
– Вы видели прежде этого парня? Может, кто-то связывался с ним?
Бейли оторвался от справочника и посмотрел на фото. С минуту он щурился, разглядывая снимок, потом покачал головой:
– Увы.
Норт перевернул фотографию и сделал пометку на обратной ее стороне.
– А что значат эти буквы – ГГБ?
– Вот, ищу.– Бейли с нарастающим раздражением перевернул еще несколько страниц.– Любопытствую.
Он достал с полки еще один пухлый справочник. Его страницы заполняли столбцы имен и номеров телефонов. Некоторые имена были подчеркнуты ручкой. Листы этой книги пожелтели. Норту оставалось надеяться, что сведения не устарели.
– ГГБ. Гудзонская государственная больница. Это психушка.
– А где она находится? – спросил Норт, делая пометки.
– В округе Датчес.
– До сих пор?
– Более того, это музей.
«Музей? Значит, Шеппард прав?»
Норт попытался представить суть дела. Выходит, Ген является в музеи, ворует экспонаты… А что потом? Приезжает в город и ищет скупщика краденого?
– Вы никогда не слышали, чтобы здесь продавали какой-нибудь экспонат оттуда?
– Не-а. Да разве я знаю, что там есть? Там до сих пор торчит священник, который изгоняет бесов из больных.
– Вы же сказали, что это музей.
– Да, в старой части. Я сотрудничал с ними много лет назад. Но одно крыло у них открыто. Там Гудзонский психиатрический центр.
«Другая версия: может, Ген – пациент?»
Норт вскочил, чем несказанно удивил Бейли.
– Чего?
– Спасибо, что уделили мне время.
Бейли проводил детектива до двери.
– Знаете, только не обижайтесь, но вы кажетесь мне больным. В смысле вы заболели. Может, вам нужно подлечиться?
Норт пропустил совет мимо ушей, зато сдержался и ничего не ответил. Его мысли были уже далеко. Священник, который до сих пор изгоняет бесов?
«Я – проклятие Сатаны».
9.55
Он вытащил дорожный атлас и поискал по индексу. Округ Датчес находился на севере штата. Если выехать прямо сейчас, к обеду можно добраться.
Может, Ген сбежал оттуда? Неужели он ехал только затем, чтобы сделать то, что он сделал? Если так, то кто же был в машине? Они приехали сюда вместе?
Он позвонил в участок и попросил Нэнси отыскать номер ближайшего к больнице управления шерифа. Вдруг туда поступали заявления о краже?
Норт отбросил атлас на пассажирское сиденье. На нем спокойно лежал черный блокнот, который он так искал. Прокляв свою забывчивость, Норт сунул блокнот в карман пальто и включил зажигание. Капот «лумины» начал выдвигаться на проезжую часть. В зеркальцах промелькнула другая машина.
Би-би-и!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37